На следующий день после разбора оперативно-стратегической игры Г.К. Жуков снова был вызван к И.В. Сталину.
– Политбюро решило освободить Мерецкова от должности начальника Генерального штаба и на его место назначить вас, – сказал Иосиф Виссарионович. Позже в своих мемуарах Георгий Константинович писал, что это предложение для него было совершенно неожиданным и что он якобы даже пытался от него отказаться. Но Сталин был настойчив. «Политбюро решило назначить вас», – сказал он, делая ударение на слове «решило», и Жуков понял, что дальнейшие возражения бесполезны…
14 января 1941 года вышло в свет два важных документа под грифом «Строго секретно». Первым было Постановление № 92 Совета Народных Комиссаров СССР «О назначении Начальником Генерального штаба и заместителем наркома обороны СССР генерала армии Жукова Георгия Константиновича». Вторым – Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О начальнике Генштаба и командующих военными округами». В нем, в частности, говорилось о том, что генерал-лейтенант И.С. Конев назначается командующим войсками Северо-Кавказского военного округа.
Позже свое назначение на новую должность И.С. Конев объяснял следующим образом: «Когда в связи с новым назначением меня принял С.К. Тимошенко, он сказал, что меня берут на основное западное направление на Северо-Кавказский военный округ, обстановка может сложиться так, что это будет важнейшее ударное направление, и закончил:
Таким образом, декабрьское совещание высшего начальствующего состава РККА 1941 года и оперативно-стратегическая игра, проведенная в начале 1941 года, для Г.К. Жукова и И.С. Конева имели исключительно важное значение. По итогам этих мероприятий первый был назначен начальником Генерального штаба РККА, второй – командующим войсками Северо-Кавказского военного округа. Эти назначения на обоих налагали особую ответственность при подготовке к большой войне, которая уже бушевала в Европе.
«Превентивный» удар Жукова
История не признает сослагательных наклонений, и фраза типа «что было бы, если бы…» не имеет ничего общего с исторической наукой. Также говорят, что спустя десятилетия легко критиковать и видеть чужие ошибки. В то же время конкретные научные знания дают нам право рассуждать, анализировать, прогнозировать.
Уже многие годы актуальным является вопрос, готовил ли Советский Союз нападение на Германию в 1941 году? Советские авторы данный вопрос даже не рассматривали. В постсоветский период мнения разделились. Так, в конце 80-х годов «историк» Виктор Суворов (Резун) неоднократно писал о том, что Советский Союз готовил летом 1941 года нападение на Германию. Об этом же говорит и другой историк Марк Солонин в своей книге «25 июня: Глупость или агрессия». Он, ссылаясь на архивные документы, пишет, что в «прямом соответствии с майскими соображениями Н.Ф. Ватутиным была разработана и представлена 13 июня 1941 года справка о развертывании Вооруженных сил СССР на случай войны на Западе и что ударные группировки Красной армии у западной границы к 22 июня были развернуты в строгом соответствии с замыслом на наступление. На этом основании он делает вывод о том, что это «является самым важным и неопровержимым доказательством того, что планы эти вовсе не были предметом кабинетных изысканий, а последовательно и твердо претворялись в жизнь».
Далее, развивая эту мысль, Солонин сообщает еще ряд фактов. Во-первых, он говорит о том, что на заседании Комитета Обороны 12 апреля 1941 года были рассмотрены вопросы «О денежном довольствии личного состава Красной армии, Военно-морского флота и войск НКВД на военное время» и «О создании комиссии по представлению отсрочек от призыва по мобилизации и во время войны». Во-вторых, 10 мая 1941 года в Комитете Обороны был утвержден перечень вопросов, подлежащих рассмотрению на совещании, в числе которых был вопрос «О дополнительных сметах расходов на период мобилизации и первый месяц войны». В-третьих, 12 мая 1941 года в перечне вопросов в ЦК ВКП(б) был включен пункт «О работе ГВФ (Гражданский Воздушный флот) в военное время». В-четвертых, 4 июня 1941 года нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов направил заместителю председателя СНК Н.А. Вознесенскому докладную записку следующего содержания: «Представляю при этом ведомость потребности наркомата ВМФ по минно-торпедному вооружению на военное время с 1.07.41 по 1.01.43.».
Безусловно, все эти документы косвенно подтверждают подготовку СССР к войне, но специалисты хорошо знают, что все они должны разрабатываться в мирное время, не дожидаясь начала военных действий.
Крупный исследователь начального периода войны за Западном стратегическом направлении ведущий сотрудник Института военной истории Вооруженных сил России В.В. Абатуров в книге «1941. На Западном направлении» пишет, что в «стратегической разработке оперативного отдела верховного командования вермахта по подготовке и ведению кампании против СССР» от 15 сентября 1940 года немецким военно-политическим руководством прогнозировалось три варианта возможных действий Красной армии в начале войны. В числе первых рассматривался вариант нанесения Советским Союзом упреждающего удара по развертывающимся немецким войскам. Но, по мнению разработчиков плана, этот вариант отпадал из-за неспособности командования и войск Красной армии нанести мощный удар по Восточной Пруссии и Северной Польше.
Но в какой мере планировала советская сторона первой нападать на Германию, ни у кого из исследователей данной проблемы полностью аргументированного ответа нет. Поэтому и я не буду категоричным при ответе на этот вопрос, но хочу предложить читателю некоторые документы, оперативно-тактические выкладки и собственные рассуждения, сделанные на этот счет.
В 1995 году под эгидой Федеральной службы контрразведки Российской Федерации Академией Федеральной службы контрразведки был издан многотомный труд «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», представленный как сборник документов. В первом томе этого труда, предлагающем документы периода ноябрь 1938 – декабрь 1940 года, содержится (документ № 94) докладная записка 1-го управления ГУПВ НКВД СССР № 19/47112 в НКВ СССР «О приготовлении Германии к войне СССР» от 28 июня 1940 года. В последующие месяцы такая информация периодически поступала из различных источников и тут же докладывалась советскому военно-политическому руководству. Следовательно, об агрессивных планах Германии против СССР в наркомате обороны СССР и Генеральном штабе РККА знали и должны были реагировать на них соответствующим образом.
Военное искусство предопределяет решение задач вооруженной борьбы двумя видами военных действий – наступлением или обороной. Оборона считается пассивным видом боевых действий и применяется в том случае, если нет сил для наступления или если одна из сторон хочет ослабить другую для последующего наступления. Наступление считается видом военных действий, который приводит к победе. Поэтому и Советский Союз, зная о приготовлениях Германии в войне в 1941 году, должен был готовиться либо к обороне, либо к нанесению по противнику упреждающего удара.
В начале 1940 года осторожный Б.М. Шапошников на посту начальника Генерального штаба РККА был сменен участником войны в Испании и советско-финляндской войны К.А. Мерецковым. Но и Мерецков оказался осторожным человеком. Набив шишки в войне с финнами, особенно при штурме линии Маннергейма, он правильно оценил низкие наступательные возможности Красной армии и также стал в позицию оборонца. Как результат, он поддержал решение Б.М. Шапошникова о строительстве линии укрепленных районов на новой границе СССР и начал разработку оперативных планов прикрытия государственной границы. К концу 1940 года эти планы на уровне Генеральный штаб – военный округ практически были готовы.
Однако эти оборонческие настроения не разделялись С.К. Тимошенко, который также был участником советско-финляндской войны, а в мае 1940 года был назначен наркомом обороны СССР. Выходец из 1-й Конной армии, он считал, что бить врага нужно наступлением и на его территории. Наступательным духом было пропитано совещание высшего начальствующего состава РККА, которое состоялось в Москве в конце декабря 1940 года. Доклад начальника Генерального штаба Красной армии генерала армии К.А. Мерецкова по недостаткам советско-финляндской войны не понравился многим, особенно тем, кто мало интересовался развитием военного дела в Германии и слепо верил в несокрушимую мощь Красной армии. Так, известно, что уже в конце первого дня совещания маршалы С.М. Буденный и Г.И. Кулик встречались с И.В. Сталиным и высказали ему свое недовольство атмосферой совещания.
Положение начало исправляться после того, как на следующий день с большим докладом по теме «Характер современной наступательной операции» выступил командующий войсками Киевского Особого военного округа Г.К. Жуков, а затем состоялась известная оперативно-стратегическая игра на картах, в ходе которой Георгий Константинович, внезапно перейдя в наступление, переиграл генерала Д.Г. Павлова. Результаты этой оперативно-стратегической игры тут же были доложены И.В. Сталину с соответствующими сопутствующими комментариями, Г.К. Жуков был назначен на должность начальника Генерального штаба вместо генерала К.А. Мерецкова.
В 1940 году план прикрытия новой государственной границы СССР, работу над которым начинал еще Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков фактически завершил. Над такими же планами, в части их касающейся, работали и штабы всех западных военных округов и армий прикрытия государственной границы. Оставалось только согласовать и утвердить эти планы с тем, чтобы довести их непосредственно до войск. На это требовалось не больше месяца, а планирующаяся работа на уровне корпус – дивизия – полк могла быть закончена уже в феврале 1941 года.
Но на практике все произошло иначе. После того как Г.К. Жуков стал начальником Генерального штаба РККА, этот высший орган стратегического управления Вооруженными силами СССР начал разработку плана нанесения превентивного удара. Историкам хорошо известен такой документ, как «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза» от 15 мая 1941 года. В нем, в частности, говориться: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию,
В то же время я не исключаю, что предложения Г.К. Жукова по нанесению превентивного удара были согласованы с наркомом обороны С.К. Тимошенко и обсуждались на самом высоком уровне. Но если они не получили своего развития, значит, И.В. Сталин и члены Политбюро усомнились в возможности реализации такого варианта. Возможно, тому помешали выводы специальной комиссии, которая весной 1941 года, проинспектировав многие соединения РККА, сделала вывод об их низких боевых возможностях.
Г.К. Жуков потерпел фиаско со своим планом нанесения превентивного удара и был вынужден дать ход плану обороны, разработанному его предшественниками с изменениями, произошедшими с того времени.
Наличие «Соображений» Г.К. Жукова от 15 мая 1941 года многим позволяет рассуждать о том, что было бы, если бы Советский Союз первым нанес удар по войскам вермахта, сосредоточенным у его границ, и перешел в решительное наступление на избранных направлениях. Некоторые считают, что это не только бы сорвало агрессию Германии, но и привело бы совсем к другим итогам Второй мировой войны. Другие, а их также немало, уверены, что ничего хорошего для Советского Союза из этого бы не получилось, так как Красная армия в то время по разным причинам была неспособной вести стратегические наступательные операции. При этом в качестве главной причины называется человеческий фактор.
Научная дискуссия, связанная с подготовкой СССР превентивного удара по Германии в 1941 году, настолько острая и важная для истории человечества, что я позволю себе принять в ней участие и высказать некоторые свои личные соображения.
Начну с того, что, проработав почти тридцать лет на преподавательской работе в ведущей военной академии, я твердо знаю, что нанесение превентивного удара требует очень тщательной предварительной подготовки и далеко не каждое успешно начатое наступление достигает поставленных целей. Также я не отрицаю значимость человеческого фактора в военном деле притом, что решения на уровне от полка и выше принимаются коллегиально. Я предлагаю рассмотреть этот вопрос без излишних субъективных эмоций с опорой только на фактический материал.
В то же время я хочу напомнить, что в 30-е годы советской военной теорией была разработана и отработана на практике в ходе учений глубокая наступательная операция. Согласно этой теории, армия, имея в своем составе два стрелковых, один механизированный корпуса и одну-две авиационные дивизии, была в состоянии, наступая в полосе 50–80 километров, прорвать подготовленную оборону противника на участке 20–30 километров стрелковыми соединениями и, введя в бой механизированный корпус (две танковые и одна механизированная дивизия, всего по штату 1031 танк), за 7–10 суток продвинуться на глубину до 100 километров. Для наращивания усилий в распоряжении командующего фронтом было еще несколько механизированных корпусов и стрелковых дивизий.
Теперь перейдем от теории к фактам.
К июню 1941 года конфигурация советско-германской границы создавала два выступа в западном направлении, один в районе Белостока (Западный Особый военный округ), второй в районе Львова (Киевский Особый военный округ). В белостокском выступе находились 3-я и 10-я армии, в Львовском – 6-я и 26-я армии. В составе 3-й и 10-й армий было 7 стрелковых, 2 кавалерийские, 6 танковых, 2 моторизованные дивизии, в составе которых насчитывалось более 170 тысяч личного состава, почти 1000 танков, свыше 2000 орудий и минометов, около 300 самолетов. В составе 6-й и 26-й армий имелось шесть стрелковых, кавалерийская, четыре танковых, две механизированные дивизии, в составе которых насчитывалось более 200 тысяч личного состава, 2232 танка, около 2500 орудий и минометов, свыше 500 самолетов.
Также нужно учитывать, что между белостокской и львовской группировками находились 4-я и 5-я армии достаточно мощного состава. В составе 4-й армии находился 14-й механизированный корпус, а в составе 5-й армии – 22-й механизированный корпус, танковые соединения которых при необходимости можно было быстро перебросить в полосы наступления ударных армий. Кроме того, в резерве у командующего Западным Особым военным округом еще имелись 7, 13, 17, 20, 23 и 25-й механизированные корпуса, а у командующего Киевским Особым военным округом – 9, 15, 16, 19 и 24-й механизированные корпуса. С учетом этих сил и средств в Западном Особом военном округе было 2900 танков, 14 249 орудий и минометов, 1785 боевых самолетов. В Киевском Особом военном округе – 5465 танков, 14 756 орудий и минометов, 2059 боевых самолетов.
В военном деле принято подсчитывать плотность сил и средств во всей полосе наступления и на направлении главного удара. Если предположить, что в случае начала войны со стороны СССР каждая ударная армия будет наступать в полосе 80 километров, то плотность сил и средств в полосе 3-й и 10-й армий Западного Особого военного округа, с учетом использования фронтовых резервов, могла составить менее 20 километров на стрелковую (кавалерийскую) дивизию и на каждый километр фронта наступления до 14 танков, до 100 орудий и минометов, до 13 боевых самолетов. В полосе действий ударной группы Киевского Особого военного округа стрелковая (кавалерийская) дивизия могла наступать на фронте до 15 километров, а на каждом километре могли действовать до 34 танков, около 95 орудий и минометов, 13 боевых самолетов. Но в связи с требованием решительного массирования сил и средств на направлении главных ударов, эта плотность могла быть значительно выше.
Оценим противника. Против белостокского выступа располагались войска 9-й полевой армии и 3-й танковой группы из состава группы армий «Центр». Против львовского выступа находились 17-я полевая армия и 1-я танковая группа из состава группы армий «Юг». Полевые армии состояли исключительно из пехотных дивизий, в составе которых не было ни одного танка, но имелось 212 орудий и минометов, 75 противотанковых пушек и 96 противотанковых ружей. 3-я танковая группа (командующий генерал Г. Гот) состояла из четырех танковых и трех механизированных дивизий. 1-я танковая группа (командующий генерал Э. Клейст) состояла из пяти танковых и трех механизированных дивизий. В 1941 году танковая дивизия вермахта состояла из двух моторизованных, артиллерийского и одного танкового полка. В этом полку насчитывалось 209 танков. В моторизованной дивизии также ни одного танка не было. Следовательно, против белостокского выступа противник имел 827 танков, против львовского – немногим более одной тысячи.
Несколько южнее белостокского выступа находилась 2-я танковая группа (командующий генерал Г. Гудериан), в составе которой было пять танковых и четыре механизированных дивизии. Если предположить, что при необходимости эта группа могла быть выведена в резерв главного командования и переброшена на направления главных ударов противника, то это еще 1045 танков. Таким образом, к началу операции соотношение в танках против белостокского выступа с учетом использования 2-й танковой группы в полном составе могло быть 1: 1,5 в пользу советских войск, против львовского – 1: 5,4 в пользу советских войск.
Теперь по авиации. В полосе группы армий «Центр» противник имел 1677 боевых самолетов, в том числе 530 истребителей и 980 бомбардировщиков. В составе войск Западного Особого военного округа имелось 1150 боевых самолетов, в том числе 408 бомбардировщиков. В полосе группы армий «Юг» у немцев было 2010 самолетов, а войска Киевского Особого военного округа располагали примерно таким же количеством самолетов, из которых 466 были бомбардировщиками. Некоторое превосходство, казалось бы, на стороне противника. Но в случае достижения внезапности начала военных действий и неожиданного нанесения ударов по вражеским аэродромам это соотношение за короткое время может резко измениться. Достаточно вспомнить те многие сотни самолетов, которые потеряли советские войска на земле 22 июня 1941 года.
Рассмотрим вопрос инженерного оборудования театра военных действий немецкими войсками. Как известно, в отличие от Советского Союза немецкое командование в 1941 году не тратило силы на возведение на своей территории укрепленных районов. Полевая оборона также практически не готовилась. Поэтому в случае перехода в наступление советские войска не должны были встретить упорного сопротивления непосредственно по рубежу государственной границы, а контрудары танковых дивизий вермахта также не смогли бы существенно повлиять на общую оперативную обстановку.
Исходя из наличия сил и средств, характера обороны противника можно спрогнозировать соотношение потерь сторон в операции. При наступлении на неподготовленную оборону советские войска тем не менее должны были понести вдвое больше потерь, чем обороняющиеся немецкие войска. При отражении неподготовленных заранее контрударов немецких танковых дивизий потери сторон могли быть примерно равными. Но уже с началом отхода немецких войск их потери должны были значительно превысить потери соединений Красной армии, ведущих фронтальное преследование. При переходе к преследованию по параллельных маршрутах с учетом фланговых ударов потери обороняющейся стороны по отношению к наступающей могли составить 3: 1. Но если учесть, что такое преследование нередко завершается окружением противника, то можно вести разговор о полном разгроме противостоящей вражеской группировке при сравнительно небольших потерях среди наступавших войск.
Таким образом, в теоретическом плане реализация плана превентивного удара, предложенного Генеральным штабом РККА в середине мая 1941 года, была вполне возможной. Но это только теория. На практике все могло быть иначе.
От утвержденного замысла стратегической наступательной операции до отдачи непосредственного боевого приказа войскам, как свидетельствует практика, требуется не менее полугода. Столько времени германскому командованию потребовалось для подготовки к реализации плана «Барбаросса» в 1941 году. Столько же времени потребовалось и советскому командованию на подготовку Маньчжурской стратегической наступательной операции в 1945 году. 15 мая 1941 года план нанесения превентивного удара, предложенный Генеральным штабом РККА, подписан и утвержден не был. Это значит, что не было контрольной точки отсчета начала его реализации и не было самой реализации, сопровождающейся лавиной директив, приказов и других боевых документов. По крайней мере, противнику, разгромившему штабы Юго-Западного фронта, нескольких армий, десятка корпусов и многих десятков дивизий, не удалось получить ни одного такого документа, а о его наличии Геббельс не стал бы молчать. Это говорит о том, что таких документов не было, и о том, что Советский Союз в 1941 году не готовился к нападению на Германию и не готовил стратегической наступательной операции.
Даже вопреки фактам допустим, что такая операция готовилась, и поговорим о ее шансах на успех. Вопрос очень непростой и с военной точки зрения требует рассуждений и выводов параллельно по нескольким направлениям.
Во-первых, нельзя было скрыть от противника многомесячную подготовку столь масштабной операции. Уверен, что, узнав об этом, германское командование предприняло бы соответствующие ответные меры, прежде всего в плане создания глубокоэшелонированной обороны, хорошо развитой в инженерном отношении, насыщенной противотанковыми средствами. На легкий и быстрый прорыв такой обороны рассчитывать уже не приходилось.
Во-вторых, в германской армии были хорошо отработаны приемы оперативной и тактической маскировки. Накануне вторжения с этой целью на уровне Генерального штаба сухопутных войск Германии был разработан особый план. Это должно было резко снизить эффективность первых авиационных и артиллерийских ударов противника и сохранить свои войска для последующих действий.
В-третьих, вермахт значительно превосходил РККА по количеству и качеству средств управления, что являлось одним из определяющих факторов, прежде всего в наступлении, когда практически невозможно было полагаться на проводные линии связи. Фашисты широко и достаточно умело использовали радиосвязь в звене от Генерального штаба до отдельного танкового экипажа. Советские войска же испытывали острый недостаток в радиостанциях, а командующие, командиры и штабы не были обучены работать с помощью этих средств управления. Существовала своеобразная радиобоязнь в одних, другие же грешили передачей боевых распоряжений и донесений открытым текстом. В первом случае управление войсками нарушалось до прокладки проводной линии связи, во втором передаваемая информация нередко становилась достоянием врага. Это в полной мере проявилось в июне 1941 года и неоднократно давало о себе знать и в последующем.
В-четвертых – человеческий фактор. Многие генералы вермахта к июню 1941 года имели не только хорошее военное образование, большую практику управления войсками, но и опыт наступления, полученный во время польской кампании и на Западе в 1939–1940 году. Например, начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Ф. Гальдер работал в этом высшем органе оперативного управления около 25 лет, все командующие группами армий, полевыми армиями и танковыми группами имели за спиной академическое образование и прослужили в этих должностях от 5 до 10 лет.
Состояние офицерского корпуса РККА было далеко не лучшим. Безусловно, сказались репрессии 1937–1938 годов. По неполным данным, в это время были репрессированы три маршала Советского Союза, 14 командармов 1-го и 2-го ранга, 60 комкоров, 136 комдивов. Также нужно помнить, что в последние предвоенные годы резко возросла численность РККА: если в 1935 году в ее рядах насчитывалось 930 тысяч человек, то на 1 января 1941 года под ружьем уже стояло 4,2 миллиона человек. За счет массового призыва были развернуты новые объединения, соединения и части.
Для покрытия нехватки в командных кадрах высшего звена летом 1940 года по ходатайству наркома обороны С.К. Тимошенко были пересмотрены дела более трехсот репрессированных военачальников. В итоге почти двести пятьдесят командиров было возвращено в строй. В их числе были К.К. Рокоссовский, А.В. Горбатов, А.И. Тодорский, А.В. Голубев и другие. К 1 января 1941 года на военную службу возвратилось более 12 тысяч командиров и политработников, в основном из числа тех, кто не был арестован в 1937–1938 годах, но находился под наблюдением НКВД.
В то же время нужно признать, что профессиональный уровень подготовки высшего начальствующего состава РККА был невысок. Нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко и начальник Генерального штаба РККА генерал армии Г.К. Жуков военное образование имели на уровне академических курсов. Командующий Западным Особым военным округом генерал армии Д.Г. Павлов на должность был назначен в июне 1940 года, имея за спиной опыт командования танковой бригадой. Командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал-полковник М.П. Кирпонос на должность был назначен в феврале 1941 года. До этого с 1934 по 1939 год он был начальником Казанского пехотного училища, во время советско-финляндской войны полгода покомандовал дивизией, в 1940 году два месяца прокомандовал стрелковым корпусом, после чего был назначен сразу командующим Ленинградским военным округом, а еще через полгода переводится командующим в самый крупный Киевский Особый военный округ. Столь же стремительными были карьерные взлеты и большинства командующих армиями, очень многих командиров корпусов и дивизий. При этом надо отметить, что, получив высокие должности, они не имели опыта в подготовке и проведении фронтовых и армейских наступательных операций, наступательных боев стрелковых и, прежде всего, механизированных (танковых) соединений.
Не лучшим было состояние командных кадров и на уровне полков, батальонов и рот. Почти 70 процентов командно-начальствующего состава имели опыт работы в занимаемой должности от одного до шести месяцев. До 50 процентов командиров батальонов, почти 68 процентов командиров рот и взводов имели лишь шестимесячную подготовку на курсах.
Крайне низкой была военная подготовка офицеров запаса. Из этой категории лиц, которые в случае войны должны были занять ответственные должности, только 0,2 процента имели высшее военное образование, 10 процентов окончили военные училища, а остальные почти 90 процентов – краткосрочные курсы офицеров запаса.
Если учесть все эти отрицательные моменты, то вызывает вполне обоснованное сомнение в способности РККА в 1941 году подготовить и провести стратегическую наступательную операцию с целью разгрома противостоящую группировку немецких войск. Ведь такая операция, кроме «революционного» порыва, требует очень многого, чего в то время Красная армия практически не имела.
Правда, это вовсе не значит, что высшие военачальники считали Красную армию слабой, а себя не готовыми к решению масштабных наступательных задач. Я совершенно уверен, что в случае получения соответствующего приказа от руководства СССР С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков, Д.Г. Павлов, М.П. Кирпонос, подчиненные им командармы, комкоры и комдивы повели бы свои войска в наступление. Но другой вопрос – чем бы закончилось это наступление?
Таким образом, все, что касается подготовки СССР к нападению на Германию летом 1941 года и возможного развития превентивной стратегической наступательной операции РККА, то это остается в области гипотез, домыслов и рассуждений. Нет сомнений в том, что в начале 1941 года Генеральный штаб, возглавлявшийся Г.К. Жуковым, разрабатывал план такой операции. Но, как известно, от разработки до реализации любого проекта слишком далеко.
Глава вторая. Время суровых испытаний
Тяжелое начало
Начало Великой Отечественной войны многими авторами описано уже неоднократно. Об этом тяжелом времени писали руководящие работники Генерального штаба РККА, командующие и работники штабов военных округов, армий, корпусов, дивизий, командиры подразделений, сержанты и солдаты. Оставил свои воспоминания и бывший начальник Генерального штаба РККА генерал армии Г.К. Жуков.
Открываем его «Воспоминания и размышления»:
«Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик – немецкий фельдфебель, – констатирует Г.К. Жуков. – Он доложил, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Я тотчас же доложил наркому и И.В. Сталину то, что передал М.А. Пуркаев. И.В. Сталин сказал:
– Приезжайте с наркомом в Кремль.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.
И.В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.
– А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.
– Нет, – ответил С.К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.
Тем временем в кабинет И.В. Сталина вошли члены Политбюро.
– Что будем делать? – спросил И.В. Сталин.
Ответа не последовало.
– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех пограничных войск в полную боевую готовность, – сказал нарком.
– Читайте! – ответил И.В. Сталин.
Я прочитал проект директивы. И.В. Сталин заметил:
– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска пограничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
Не теряя времени, мы с Н.Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.
Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.
И.В. Сталин, прослушав проект директивы и сам еще раз ее прочитав, внес некоторые поправки и передал наркому для подписи».
В директиве войскам западных округов и народному комиссару Военно-морского флота, подписанной в 23 часа 21 июня 1941 года, указывалось:
«1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ПВО, ПрибВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городков и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
С этой директивой Н.Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тот же час передать ее в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 22 июня 1941 года, то есть всего за три часа до начала агрессии…
Под утро 22 июня нарком С.К. Тимошенко, Н.Ф. Ватутин и я находились в кабинете наркома обороны…
В 3 часа 30 минут 22 июня 1941 года первая волна немецких бомбардировщиков в составе 30 отборных экипажей, группами по 3 самолета, пересекла западную границу Советского Союза. Вторгшись на советскую территорию, бомбардировщики легли на курс к намеченным целям в тот момент, когда немецкая артиллерия подала сигнал о начале наступления наземных войск, они в утренних сумерках нанесли удар по десяти советским аэродромам.
Затем, уже на восходе солнца, основные силы немецких ВВС в составе 500 бомбардировщиков, 270 пикирующих бомбардировщиков, 480 истребителей нанесли удар по 66 аэродромам, на которых было сосредоточено почти ¾ советской авиации. Подавляющая часть крылатых машин была выведена из строя.
В 3 часа 30 минут Г.К. Жукову позвонил начальник штаба Западного Особого военного округа генерал-лейтенант В.Е. Климовских и доложил о налете немецкой авиации на города Белоруссии. Через несколько минут раздался звонок от начальника штаба Киевского Особого военного округа генерал-лейтенанта М.А. Пуркаева, который доложил о налете немецкой авиации на города Украины. В 3 часа 40 минут позвонил командующий Прибалтийским Особым военным округом генерал-полковник Ф.И. Кузнецов и также доложил о налете немецкой авиации на Каунас и другие города…
«Нарком приказал мне звонить И.В. Сталину. Звоню. К телефону никто не подходит. Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В. Сталина.
Минуты через три к телефону подошел И.В. Сталин.
Я доложил обстановку и просил разрешение начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит. Я слышу его дыхание.
– Вы меня поняли?
Опять молчание.
Наконец И.В. Сталин спросил:
– Где нарком?
– Говорит с Киевским округом по ВЧ.
– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро…
В 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет.
И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал:
– Надо срочно позвонить в германское посольство.
В посольстве ответили, что граф Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.
Принять посла было поручено В.М. Молотову.
Тем временем первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Н.Ф. Ватутин передал, что сухопутные войска немцев после сильного артиллерийского огня на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление.
Через некоторое время в кабинет быстро вошел В.М. Молотов: