Закон контролера

Я развернулся и пошел к выходу из Распутья Миров – дискообразному порталу, висящему в воздухе, возле которого стоял страж-ктулху по имени Шахх, скрестив на груди могучие лапы и глядя на меня со смесью сочувствия и презрения.

Понимаю его, но все-таки лучше б он не на меня пялился, а на диск – тогда б, может, и оправдал свою должность стражника, стерегущего это место. Но Шахх, поигрывая впечатляющей мускулатурой, смотрел в другую сторону, потому граната прилетела ему точно между скрещенных лап, после чего взорвалась, разметав в разные стороны ротовые щупальца ктулху.

Гранату бросил вышедший из портала крепкий парень в городском камуфляже и черной маске-балаклаве, натянутой на голову. В одной руке у парня был американский автомат LR-300, в другой – еще одна граната РГД-5, такая же, как и неожиданный сюрприз для Шахха, изрядно подпортивший ему физиономию и отбросивший назад метра на полтора.

Парень, выдернувший гранату из подсумка, явно собирался бросить ее в кузнецов, но я среагировал чуть раньше, полоснув по руке парня очередью из моего FN F2000.

Не попасть с расстояния в десять метров было сложновато, соответственно, я был уверен, что не промахнусь. И, зная это, стрелял, уже падая в фиолетовую траву и очень надеясь, что успею упасть прежде, чем какой-то из осколков прилетит мне в челюсть.

Надеялся зря.

Правда, к счастью, прилетел не осколок, а фрагмент окровавленного кулака, больно ударивший меня точно под глаз. Чего только в бою не бывает, но, думаю, получить напоследок в морду от врага, разорванного гранатой, вряд ли кому доводилось.

Парень, верхняя часть тела которого превратилась в кусок разлохмаченного мяса, рухнул на землю. Но из портала уже лезли другие бойцы в той же униформе, на рукавах которых я разглядел нашивки с головой синего орла.

Плохо дело…

По ходу, боргам надоело, что их систематически выпиливают на Распутье Миров, и они обратились к наймитам – группировке наемников, профессионально занимающихся убийствами. Причем, по слухам, не только в Зоне, где была расположена их крупная база, что не случайно, – на зараженных землях до людей, занимающихся разного рода криминалом, крайне сложно дотянуться как правоохранителям, так и военным. Местная группировка наймитов была известна далеко за пределами кордона, ибо на Большой земле было их основное поле деятельности. Здесь же, в Зоне, с ними предпочитали не связываться и не конфликтовать, ибо в случае чего эти отмороженные профи быстро отправляли на тот свет любого, кто осмелился бы перейти им дорогу.

Я осознавал, что сейчас своим выстрелом фактически подписал себе смертный приговор, но мне было плевать. Умереть я не боюсь, ибо делал это уже не раз и в любой момент готов снова встретиться с Сестрой – глядишь, она сменит гнев на милость и простит своего непутевого Побратима. К тому же я был реально должен кузнецам за все хорошее, что они для меня сделали, – и сейчас, нажимая на спусковой крючок снова и снова, я просто расплачивался с этим долгом, только и всего.

У меня было временное преимущество – те, кто выходил из портала, были уверены, что у первого все получилось и им лишь надо завершить зачистку местности. И потому первых двух таких уверенных я классически отработал из положения лежа по принципу «одна пуля – один труп». Парни словили по свинцовому цилиндру между глаз и рухнули рядом с тем, кому я помог подорвать себя своей же гранатой.

А вот четвертый заподозрил неладное – высунул морду из портала, мгновенно оценил ситуацию и подался назад…

Видимо, портал был с характером. На тему «ты или туда ходи, или сюда, туда-сюда не надо». Результатом маневра смышленого наемника оказалась жуткая сцена: податься назад он, конечно, подался, только его лицо осталось на Распутье Миров, а остальное тело, наверно, вывалилось обратно в мир Чернобыльской Зоны.

И это было больно.

Лицо человека исказила жуткая гримаса, он попытался закричать… Но для крика нужны легкие и гортань, которые остались по ту сторону. А на эту сторону от гладкой зеркальной поверхности портала медленно отвалилось перекошенное лицо, которое, словно большая жаба, шлепнулось вниз, разбрызгав в разные стороны рубиновые капли крови.

У меня было несколько секунд, пока на той стороне портала наемники разглядывали товарища по оружию, у которого вместо лица теперь был гладкий кровавый срез. Не думаю, что с таким ранением живут, а если и живут, то ну ее на фиг, такую жизнь. Надеюсь, среди наемников нашелся человек, не лишенный сострадания, который сразу пристрелил несчастного, если тому вдруг не повезло остаться в живых.

Но мне было по большому счету плевать на судьбу всех раненых и здоровых наемников, я не для того впрягся в эту тему, чтоб переживать за их отрезанные морды.

Я сейчас просто отдавал долг, вот и всё. Потому я чуть повернул голову и крикнул через плечо:

– Эй, кузнецы! Валите отсюда на хрен! Я прикрою!

И еще матом добавил несколько слов – в боевой ситуации ядреный русский мат есть лучшее средство убеждения.

А потом мне стало не до кузнецов…

Что и говорить, наймиты были профессионалами и не зря драли с клиентов бешеные деньги. И когда в глубине портала вдруг замигали яркие вспышки, я сразу понял, что это такое.

Так быстро, словно световые очереди из нескольких пулеметов, мигают светодиодные стробоскопы на пуленепробиваемых штурмовых щитах, смонтированные на них для того, чтобы ослеплять противника и заодно подсвечивать цель тем, кто прется сюда, за этим щитом укрываясь.

Надо же, наемники не поленились притащить с собой на операцию бронещит весом под пятьдесят кило. То есть через секунду, а может, и меньше, сюда вывалится группа, во главе которой будет идти «щитовой» – амбал, который тащит на себе махину из броневой стали, возможно, еще и постреливая при этом из пистолета. В подобных штурмовых щитах даже часто паз есть специальный, чтоб щитоносец мог в него вооруженную руку просунуть – хотя это на фиг не надо. За «щитовым», построившись в цепь, обычно прутся его товарищи, время от времени высовывая из защищенной зоны стволы и зачищая то, что по каким-то причинам вызвало опасения.

Остановить «щитового», конечно, можно – если, например, под рукой есть крупнокалиберный пулемет «Корд», работающий с патроном 12,7×108 миллиметров. Такой калибр однозначно посадит на пятую точку любого амбала, ибо даже если пуля тот щит каким-то чудом не пробьет, то ее запреградное действие никто не отменял.

А вот все, что меньше калибром, усиленный щит шестого класса защиты с высокой вероятностью удержит. И поскольку «Корда» у меня с собой не было, я приготовился работать по ситуации – которая, судя по приближающимся из глубины портала стробоскопам, была для меня не особенно обнадеживающей.

В общем, я не ошибся.

Из глубины портала, словно из вертикально поставленного зеркального омута, наконец вынырнула ожидаемая неприятность. Как я и предполагал, это был «Забор-6», наиболее продвинутый на сегодняшний день штурмовой щит в усиленном варианте, соответствующий шестому классу защиты, максимально возможному для пехоты – дальше по характеристикам идет уже танковая броня.

Внизу на «Заборе» болтался бронефартук, прикрывающий ноги «щитового». При этом, когда он из портала выходил, я успел заметить, что «щитовой» перестраховался, напялив еще и специальные бронещитки себе на ноги. В результате получился эдакий живой танк, следом за которым наверняка должна была идти штурмовая группа.

В общем, все было плохо. Еще пара секунд, и вслед за «щитовым» из портала эдакой гусеницей выползут наемники, швырнут наугад гранаты три-четыре, потом рассыплются, попадают в положение лежа, и начнется пальба. Кого не пристрелят сразу, подавят огнем, а там либо добьют, либо возьмут в плен, что, пожалуй, даже хуже смерти. Кузнецы на боргов сильно обиделись и для острастки развесили на шестах головы тех, кто к ним приходил за тем же – или убить, или, взяв живыми, замучить до смерти, чтоб другим неповадно было идти против группировки, за красно-черными это не задержится. Соответственно, в случае плена и мне, и кузнецам придется умирать долго и больно.

Потому во избежание этой неприятной перспективы мне пришлось постараться.

Невысокая фиолетовая трава, конечно, мешала задумке, но я примерно представлял, где у «щитового» должны быть носки его берцев – туда я и всадил наугад несколько пуль прямо через траву, обильно брызнувшую во все стороны лиловым соком, когда через нее пронесся горячий свинец.

Даже не знаю, что должны придумать спецы-конструкторы по защите пехотинца, чтоб обезопасить это уязвимое место. Ботинки разве что сконструировать металлические, как у глубоководного водолаза, с носком из броневой стали. Правда, в таких штиблетах, да еще и с пятидесятикилограммовым щитом, ходить будет проблематично, а в Зоне – практически нереально. Какой бы ты шкаф ни был, в такой экипировке далеко не уйдешь. Потому у «щитового» берцы были обычные, сквозь которые пуля проходит легко и непринужденно, при попадании еще и начиная вращаться, превращая пальцы ноги в кашу из мяса и мелких осколков костей.

Боль от такого ранения, думаю, чудовищная. Сам я такое, к счастью, не ловил и врагу не пожелаю – если, конечно, он не тащит щит, за которым прячутся головорезы, жаждущие моей крови. В общем, судя по тому, какой нечеловеческий крик раздался из-за щита, в своих расчетах я не ошибся и хотя бы один из моих выстрелов не пропал впустую.

А потом стальной лист, к которому был пристегнут человек, его несущий, упал, и мне открылась макушка «щитового», а также его плечи с захлестнувшими их широкими лямками. Понятное дело, что пятьдесят кило далеко в руках тащить не выйдет, потому такие щиты крепятся к человеку специальным подвесом, который очень быстро отстегнуть от себя не получится – особенно когда боль разрывает ногу на части.

Ну, я человек сердобольный, не люблю, когда люди страдают, даже если это мои враги. Потому я одну пулю всадил в затянутую балаклавой макушку, словно в черный центр учебной мишени, после чего шарахнул гранатой из подствольника в тех, кто лез в портал вслед за «щитовым».

Их как раз полторы боевых единицы вылезло. Один наймит целиком и второй наполовину – голова, плечо, рука с автоматом наперевес и нога. Причем целый наймит сразу стрелять начал после того, как упал «щитовой»…

И прицельно, сволочь, начал.

Две пули одна за другой долбанули мне в левую руку чуть ниже плечевого сустава, и, судя по тому, что я ту руку сразу перестал чувствовать, попал наймит хорошо.

Для него, разумеется.

А для меня, можно сказать, фатально…

Но граната уже летела, несмотря на то, что пули наемника сбили мне прицел, – и попала не туда, куда я метил. В каску второго наймита угодила. Точнее, лишь чирканула по ней, выбив искру из металла, нырнула в зеркальную гладь портала, и, судя по тому, как та гладь озарилась изнутри ярким светом, рванула…

А потом случилось странное.

Раздался хлопок – и портал исчез, словно его и не было. Схлопнулся, как я понимаю, после чего на траву посыпались голова с плечом и половиной корпуса наймита, его нога и половина автомата. Значит, вот как оно работает. Стало быть, в Чернобыльской Зоне сейчас валяется на траве зеленого цвета наемническая задница и нога, сокращающаяся в предсмертной судороге.

Правда, оставался еще один наемник, который, вместо того чтоб продолжать стрелять, совершил критическую ошибку – обернулся посмотреть, что это за его спиной так громко и неожиданно хлопнуло.

И это он сделал, конечно, зря, так как в следующее мгновение его голову начисто снес топор, брошенный из-за моей спины.

Хороший бросок, можно сказать, отличный. Я б так точно не смог. Хотя хрен его знает, что я теперь смогу в боевом плане, ибо весьма для меня паскудно выстрелил при жизни теперь уже обезглавленный труп. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: самое оптимальное для меня – это сейчас перетянуть жгутом конечность выше обширной раны, а все, что ниже, отрезать на фиг. Ибо даже при наличии рядом хорошего госпиталя и грамотного хирурга вряд ли он вернет на место то, что сейчас болталось ниже моего плеча на обрывке рукава и лоскуте кожи. По-хорошему, тут и отрезать нечего. Можно взять кусок мяса, несколько секунд назад бывший моей рукой, и просто оторвать, приложив не особо большое усилие.

Само собой, кровь из меня хлестала соответствующе, мощными толчками покидая мое тело, и я уже успел прикинуть, что мгновений через тридцать-сорок отрублюсь с такой кровопотери, а через пару минут благополучно склею ласты. Что ж, ну и отлично. Можно сказать, ушел красиво, с оружием в руках… кхм, в руке. Так что если правы, например, древние скандинавы, то валькирии уже седлают небесных коней, и скоро я буду объяснять лихим бородатым варварам, что не умею хлестать как не в себя неважное средневековое пиво и вообще кизиловый морс люблю больше всего на свете.

Но тихо-мирно отъехать в Вальхаллу мне не дали.

Мощные грабли, которые язык не поворачивается назвать руками, будто клещами сдавили мне огрызок конечности в районе подмышки, а другие грабли сноровисто перетянули остаток той конечности обычной веревкой, отчего я взвыл словно корабельная сирена – боль от ранения до мозга еще не дошла, зато зверски перетянутое мясо среагировало немедленно.

– Нормально, – раздался густой бас над моей головой. – Если так орет, значит, жить будет.

– А оно надо кому-то, чтоб он жил? – проговорил другой бас, погуще первого. – Я тут навел справки: этот сталкер будто проклятый. Одни беды всем от него.

– Знаешь что, Шаман, – отозвался первый бас. – Я тебе так скажу. Помогать ему нас никто не заставлял, сами согласились, причем не бесплатно. Потом из борговского плена кто нас вытащил? Он.[1] Бесплатно, заметь, и за то ничего не потребовал. И сейчас чернобыльские наемники к нам не на чай с баранками шли, а зачищать нас с тобой. И кто нам помог?

– Да ладно, ладно, – с досадой проговорил Шаман. – Умеешь ты, Медведь, повернуть наковальню так, что я всегда сволочь распоследняя, а ты самый умный.

– Ну, среди нас двоих, думаю, так и есть, – хмыкнул Медведь. – Я самый умный, это факт, зато ты самый здоровый.

– И тупой как валенок, ага, – буркнул Шаман. – Сила есть, а ум – попозже.

– Уважаемые братья, – подал я голос снизу, усилием воли подавив желание заорать еще разок от усиливающейся боли в той части руки, которая у меня осталась. – Можно вас попросить об одной вещи? Вы если хотите меня спасти, то можно уже начинать. А лучше добейте – так и вам меньше геморроя будет на ваши головы, и мне все это уже порядком надоело.

– Хех, надоело ему, – хмыкнул Шаман. – Тебе одному, что ли, надоело? Типа, думаешь, взрослые зрелые мужики за хабаром в вашу Зону лезут? Они туда за альтернативой лезут – или разбогатеть, что маловероятно, или сдохнуть, что на зараженной земле раз плюнуть. И обе альтернативы их устраивают, ибо примерно после тридцатника приходит понимание того, что лучше жизни уже не будет. И выхода три: либо тянуть эту тухлую лямку до финала, либо разбогатеть, либо сдохнуть. В идеале чтоб как свет потушили, раз – и всё. Но и как получится тоже устроит тех, кого вот это все вконец задолбало. Поэтому ваша Зона многим как свет в окошке, единственный выход в этой жизни: или туда, или сюда…

– Слышь, философ, – перебил Шамана Медведь. – Ты если еще минут пять протрендишь, наш сталкер точно отъедет туда, где недовольных нет и всех все устраивает. Давай уже, взяли его и понесли, зря, что ли, веревку на него потратили.

– А что с ней? – удивился Шаман. – Хорошая веревка, прочная.

– В крови вся она уже, – кивнул на мою руку Медведь. – И отстирать непросто будет, все равно пятна останутся.

– Да уж, считай, угробили годную нулёвую веревку, – кивнул Шаман. – Надо было ей не руку этому сталкеру перетягивать, а шею. Так бы хоть точно полезную вещь не зря потратили.

Я хотел было сказать Шаману все, что о нем думаю, но не стал. И не потому, что такой покладистый, – просто голова закружилась от кровопотери и как-то по барабану стали любые разборки. Когда видишь свою конечность отдельно от тела, совершенно все равно становится, кто что о тебе думает или говорит. Пусть хоть весь язык себе об зубы сотрет, плюясь желчью в твой адрес, – пофиг. Если мозги еще варят после такого ранения, в них только две мысли бьются: как жить дальше и надо ли вообще дальше жить? А все остальное на фоне случившегося так, звуковая шелуха, не более.

Медведь, кстати, тоже проигнорировал жестокую шутку брата – видимо, привык за время совместного житья.

– Пулями дум-дум стреляли, – заметил он, повнимательнее рассмотрев мою рану. – Сволочи. Они ж в том мире запрещены конвенцией.

– У наемников во всех мирах одна конвенция: толщина их кошелька, и на остальные им положить с пробором, – сказал Шаман. – Ну что, ладно, понесли так понесли, если ты считаешь, что оно нам реально надо.

После чего схватил меня как мешок с углем, закинул на широченное плечо и понес легко и непринужденно, словно я ничего не весил. Да уж, силища у кузнецов была неимоверная. Встречаются изредка среди рода человеческого эдакие уникумы – не иначе, мутанты, по-другому я такую генетику объяснить не могу.

Ехать на плече в положении вниз головой после серьезной кровопотери и перенесенного болевого шока было неудобно, потому я благополучно потерял сознание – и очнулся уже в положении лежа на широком неважно оструганном деревянном столе, по обеим сторонам которого стояли кузнецы и смотрели на меня словно на неважную металлическую болванку, из которой собирались попробовать выковать что-то путное. И, судя по их взглядам, оба сильно сомневались, что их затея удастся.

– Можно сделать протез из тантала, выдержанного в «ведьмином студне», – видимо, продолжая уже высказанную мысль, произнес Шаман. – Мясо с оторванной руки снимем, протез им обернем, может, и приживется.

– У этого плана где-то процентов тридцать вероятности успеха, – с сомнением в голосе сказал Медведь. – Этот сталкер, конечно, наполовину мутант, но вряд ли настолько, чтоб в его организме прижился такой протез. Но твоя безумная идея насчет «ведьмина студня» меня натолкнула на одну мысль. Что, если попробовать заразить Снайпера волосохвостом?

Шаман удивленно поднял брови, отчего на его лбу образовалось несколько мясистых складок.

– И эти люди что-то говорят насчет моей безумной идеи, – фыркнул он. – Интересно, кстати, как она связана с протезом на основе «ведьмина студня»?

– Безумием, и только, – пожал плечами Медведь. – Понимаю, что никто до нас этого не делал, но вот смотри: волосохвост, конечно, питается кровью носителя, но в то же время он паразит правильный: в отличие от глистов, например, или той же онкологии жрет хозяина изнутри ответственно. Заботится о нем, лечит, поддерживает оптимальное физиологическое состояние. Как люди скот выращивают, например, или урожай. Хочешь покушать – изволь холить и лелеять пищу для того, чтобы она была вкусной и полезной.

– То есть ты предлагаешь просто пришить ему руку как придется, а потом заразить волосохвостом, и пусть эта тварь сама соображает, как ту руку нормально прирастить и вылечить. Я тебя верно понял? – уточнил Шаман.

Медведь снова пожал плечами.

– Ну, мы с тобой не хирурги, на другое учились. Ну да, пришьем на глазок. А там, где мяса и костей не хватает, напихаем свинины – не случайно ж вчера поросенка зарезали, думаю, это провидение. Свиное мясо по составу похоже на человеческое, а там пусть волосохвост сам разбирается со строительным материалом.

Я слушал все это, и идея кузнецов мне совершенно не нравилась. Но, с другой стороны, перспектива остаться без руки мне не нравилась еще больше, потому я встревать не стал – альтернативы-то, в общем, не было.

– Ну, давай попробуем, – фыркнул Шаман. – Ща иголку с ниткой принесу, а ты в подпол сгоняй, вроде была у нас банка с волосохвостом. Если не сдох еще, конечно.

– Не должен, – отозвался Медведь. – Я ему в прошлом месяце двух тухлых крыс в ту банку засунул, так что он как раз должен проголодаться.

Я молчал, притворяясь, что сознание ко мне так и не вернулось – что отчасти было правдой, так как я плавал где-то на границе между явью и забытьем. Пусть эти кузнецы делают что хотят, может, я с их экспериментов поскорее сдохну.

Шаман вернулся быстро со здоровенной цыганской иглой, в которую была продета суровая нитка, полиэтиленовым пакетом с кровавой требухой и свежей костью – полагаю, свиной. А еще за широким поясом у него было заткнуто топорище без следов использования – похоже, новое, недавно вырезанное из деревяхи.

– Очнулся? – хмыкнул он, заметив, что я за ним наблюдаю. – Ща лечить тебя будем. Ты только не обессудь, обезболивающих у нас нету, как и медикаментов, – у нас с братом любая рана быстро зарастает. Порода такая наша, стало быть, кузнечная, н-да. Так что вместо обезболивающих я тебе топорище принес.

И потянул из-за пояса деревяху.

Я не понял, о чем это он. При чем тут обезболивающие – и топорище? Разве что по макушке им меня съездить, дабы я вырубился и не мешал доморощенному хирургу надо мной издеваться.

Но все оказалось прозаичнее.

– Ты его зубами сожми, – сказал Шаман, поднося к моему лицу сомнительный аналог общего наркоза. – Захочется заорать – вгрызайся сильнее. Я во время работы посторонние звуки ненавижу, могу какую-нибудь фигню сделать.

Фигня в таком важном деле, как моя рука, меня не устраивала, потому я послушно зажал зубами кусок дерева, пахнущий смолой.

И тут же понял, что сделал это не зря.

Шаман, особо не церемонясь, воткнул иголку в мое мясо и деловито принялся пришивать мою оторванную, изуродованную, уже слегка посиневшую руку к культе.

Выглядело это довольно жутко и ощущалось, словно кузнец орудовал не обычной иглой, а раскаленной докрасна. Что ж, он оказался прав – топорище помогло. Когда вонзаешь зубы в мягкую древесину, вместо того чтоб орать как ненормальный от запредельной боли, – оно легче. Боль в корнях зубов, принимающих на себя недетскую нагрузку, немного глушит ту, другую, и помогает не отъехать в спасительное забытье. Хотя, может, оно и лучше было бы – вырубиться и не чувствовать это все.

Я б, может, даже и извивался непроизвольно от таких адских ощущений, но мощные лапы Медведя придавили меня к столу. Плечи будто тиски сжали – ни дернуться, ни даже пошевелиться.

– Терпи, – сказал Медведь. – И не выключайся. Так надо.

– Кому надо? – прохрипел я, больно скребанув пересохшим языком по топорищу.

– Тебе надо, – терпеливо разъяснил кузнец. – Может, Мирозданию, которому ты зачем-то нужен. И еще волосохвосту. Он без боли работать не будет. То ли питается он ею, то ли еще что, но на бездыханные тела он вообще не реагирует. Капризная тварь.

Я попытался сфокусировать взгляд на банке, стоящей на том же столе.

Похоже, Медведь не врал. Тварь внутри прозрачного сосуда заметно возбудилась – копна ее тонких щупалец интенсивно шевелилась, словно растревоженный клубок змей. Очень паскудное с виду существо, от одного взгляда на него тошнотворный комок подкатывает к горлу. Оставалось надеяться, что кузнецы знают, что делают…

Между тем Шаман шитье закончил примерно на две трети, оставив кровавый «карман» между культей и изуродованной рукой. Завязав нитку узлом и перекусив зубами длинный конец, Шаман взял свежую свиную кость и принялся крошить ее пальцами над «карманом», словно сырую булку. Нереальная силища для человека, конечно, – хотя кто сказал, что братья обычные люди? Обычные на Распутье Миров не живут, выполняя то ли функции привратников возле входов в иные миры, то ли их хранителей.

Накрошив в «карман» костной муки, Шаман принялся пихать в него свиную требуху, легко разрывая на кусочки фрагменты кишок. А когда напихал, по его мнению, достаточно, то открыл банку, схватил шевелящийся пучок волос и прилепил его на место операции, в тот самый кровавый «карман».

Волосохвост, похоже, только этого и ждал.