Конунг Туманного острова

— Высаживаемся вот здесь! — Леутхайд ткнула коротким ногтем в точку на побережье, прямо около пролива. — Это Рамсгит, рыбацкая деревня, лучшее место для высадки. Саксонские братья-короли Хенгист и Хорса тоже высадились здесь двести лет назад. До Кентербери двадцать миль на запад. Подходим туда ночью. Штурм на рассвете.

— Хорошо, — кивнул князь, довольный понятливостью девчонки. — Местную знать и горожан…?

— Не режем, — бойко ответила Леутхайд. — Баб не трогаем, детей на копья не бросаем, церкви не грабим. — На этом месте она расстроенно опустила плечи и сказала тихо. — Только как это сделать, государь, я не знаю. Это же даны…

— Через Сигурда надо действовать, — поморщился князь. — Объясни ему, что это ваше собственное королевство, а юты — близкая родня. Рядом Сассекс — земли южных саксов, как из названия и следует. Вот там воины пусть пар и выпустят, если им неймется. Кент должен остаться цел.

— А Эссекс, что на севере? — несмело спросила Леутхайд. — Мне кажется, он богаче и сильнее. И Лондон — город большой… Почему нельзя оттуда начать, ваша светлость? Не сочтите за дерзость, просто воины все равно спросят.

— Рядом Мерсия, — спокойно пояснил Самослав. — И государство восточных англов. Они этого не потерпят. Вас там, как клопов передавят. Удержитесь сначала в Кенте, привлеките на свою сторону местную знать и воинов, сходите вместе на Сассекс и Думнонию, что на крайнем западе. Пусть воины возьмут добычу там, а не в Кентербери.

— Они все равно захотят грабить, — несмело ответила Леутхайд. — Как их удержать?

— Выкупить у них это право, — пожал плечами князь. — Дай им добычу из собственных средств, но сохрани страну в целости. Она и так невелика, поверь. На хорошем коне можно за день проскакать от края до края.

— Но где я возьму столько денег? — удивилась Леутхайд.

— Зайдешь в банк, — усмехнулся князь. — Разменяешь свадебные подарки на браслеты. У нас делают такие, специально для германцев, из дутого золота. Выглядят очень красиво и богато. Ими и заплатишь. Детка, ты станешь королевой, а это нелегкий труд и большие расходы. Если вдруг денег не хватит, пошлешь гонца в Лондон. Там есть один человек. Он займет.

— Я все поняла, ваша светлость, — присела Леутхайд. — Вы же не оставите меня своими советами? Мой муж э-э-э… Он хороший воин, государь.

— Не оставлю, — кивнул Самослав и пристально посмотрел на девушку, слегка наклонив голову. — Постарайся сделать его счастливым, прошу! Я обязан ему за брата. И вот еще что. Корабль с твоим приданым уже стоит на причале. Как только придут остальные воины, вы сразу же плывете на Мальту, потом на Гибралтар, а потом в Бордо. Там вас снабдят припасами. И не вздумайте заниматься грабежом по дороге!

— Слушаюсь, ваша светлость! — Леутхайд снова присела.

— Ваша светлость, — в покои вошел секретарь. — Там проситель ожидает. Он из Рима приехал, что-то важное сказать хочет. Вы велели сегодня его привести. Это тот самый, из последнего доклада по ведомству боярина Звонимира. Валерий.

— Когда Леутхайд уйдет, позови.

Будущая королева поклонилась, а потом вышла в дверь, едва не задев субтильного евнуха-секретаря могучим бедром. В княжеские покои вошел крепкий, кудрявый мужчина лет двадцати пяти с орлиным носом и прямым открытым взглядом. Он скованно поклонился и проглотил слюну. Парень явно волновался.

— Кто ты и зачем хотел увидеть меня? — спросил Самослав, который внимательно изучал этот образчик исчезающей римской породы.

Купец Приск и его жена Евлалия, княгиня Мария, а теперь вот он. Выродившийся, растерявший свою силу народ еще жил в таких вот людях. Сильных, готовых превозмогать и вести за собой. Если он, конечно, не обычный трактирный болтун. Тогда это будет пустая потеря времени и денег. Впрочем, на пустышку он не похож, да и Тайный приказ дал на него положительное заключение. В нем как будто кипит жидкий огонь. Очень энергичный малый. Они давно искали подходящего человека, и вот вроде бы нашли.

— Меня зовут Луций Валерий Флакк, ваша светлость, — голос у парня был густой и зычный. — Но такие длинные имена сейчас не в ходу, поэтому — просто Валерий.

— Почему не просто Луций? — насмешливо уточнил князь. — Не даешь людям забыть, кто ты?

— Гордость — это единственное, что у меня осталось, — Валерий сверкнул открытой белозубой улыбкой. — Все остальное у меня отняли.

— Так чего ты хочешь? — в лоб спросил князь.

— Я хочу, чтобы вы спасли Рим! — торжественно заявил Валерий.

— Вот так вот сразу! — не на шутку удивился князь, который ожидал, что у него попросят денег. — А зачем мне это?

— Ну, как же! — огромные, похожие на влажную вишню глаза Валерия начали наливаться обидой. — Это же Рим! Вечный город! Он гибнет! С востока идет новая ересь, а слуги императора грабят его хуже, чем варвары! Даже бронзовые скобы вырывают из старинных стен и уносят! Рим скоро превратится в руины! Возьмите мой город под свое покровительство, ваша светлость! Квириты будут вечно благословлять вас!

— И для этого мне нужно объявить войну императору? — уточнил Самослав.

— Не знаю, — Валерий совершенно потух, и даже огонь в его глазах угас. — Я так надеялся, что вы найдете выход… О вас ведь легенды рассказывают.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь? — поинтересовался князь.

— Нотарием в суде, — смущенно ответил Валерий. — Хотя сейчас, наверное, уже ничем не зарабатываю. Я же месяц там не был. Я хотел бы служить вам!

— Ты хотел бы служить мне или Риму? — уточнил князь. — Не спеши с ответом, это важно.

— Я хотел бы служить тому, кто защитит мой город, — честно признался Валерий. — Будете ли это вы или другой варвар, мне все равно. У настоящих римлян давно нет ни сил, ни духа на великие свершения.

— А у тебя они есть? — сощурился князь.

— Вы удивитесь! — упрямо сжал скулы Валерий. — Я умру за это, если понадобится!

— Ты принят, — кивнул Самослав.

— Да??? — приятно удивился Валерий. — А кем?

— Ты будешь управлять моими имениями в герцогстве Сполето, — улыбнулся князь. — Я как раз прикупил десяток. А ты заодно будешь управлять и своим. Это и будет твоей оплатой. Я верну тебе землю предков.

— Но меня же убьют лангобарды! — возопил Валерий и замер на миг. К нему пришло осознание. — Что? Вы вернете мне имение моего деда? Да пусть убивают! Плевать! Я его хочу! Я займу свое место среди патрициев и устрою этим пердунам веселую жизнь! Они у меня попляшут!

— Вот-вот! — фыркнул в усы князь и показал рукой в угол. — Это мне и нужно. Сядь вон туда и подожди. Я позову тебя, когда понадобишься.

— Купцы, ваша светлость, — секретарь снова просунул голову в дверь. — Я назначил им сразу после этого парня, как вы и велели.

В покои зашла делегация иудейских купцов, человек семь. Странно, — подумал Самослав, — вроде бы иудеи должны отличаться в одежде. Или это случится много позже? Ни пейсов, ни меховых шапок. Люди как люди, разве что одежда украшена какими-то кистями. В поздней Римской империи иудаизм исповедовал каждый десятый, а в портовых городах и того больше. Многие из торгового люда переходили в эту веру. Уж больно удобна она для тех, кто дает деньги в рост. Ведь нет запрета на это, если занимать деньги чужакам. Хотя… Если сам князь не чурается такого заработка, то простым людям тем более не грех.

— Государь! — прекрасно знакомый Самославу купец Ицхак вышел вперед и низко поклонился. Поклонились и остальные купцы. — Мы припадаем к вашим стопам и просим о милости.

— О чем ты, Ицхак? — Самослав сделал вид, что удивился, хотя тема визита была ему прекрасно известна. — Кто-то посмел обидеть вас? Кто-то потребовал взятку?

— Нет! Нет! Что вы! — поспешно сказал Ицхак. — Напротив! Мы благословляем тот миг, когда поселились здесь! Вы не запрещаете нам молиться так, как завещали отцы, и не просите за это денег, как в землях халифата. Нет места спокойнее, чем владения вашей светлости. Даже дикие даны, которые пришли сегодня в порт в несметном количестве, ведут себя вполне прилично.

— Тогда о какой милости ты меня просишь, Ицхак? — прищурился князь, который услышал хорошую весть. Даны все-таки ушли из Александрии и уже стоят в порту Тергестума.

— Наши дела плохи, как никогда, — Ицхак смотрел на князя с тоской во взоре. — Казначеи вашей светлости не дают нам дышать. Торговать рабами нельзя. Давать деньги в рост нельзя. А там, где можно, ваша светлость предлагает их гораздо дешевле, чем мы. Мы хотели снарядить корабли в Индию, но провозить специи через Александрию нам не позволяют. По великому каналу их могут везти только корабли вашей светлости! Нам приходится покупать специи у арабов, перегружать на верблюдов и везти до Газы посуху! Через земли, где только что прошла чума! Это долго! Это дорого! И это опасно!

— Вы можете закупать специи здесь, — с самым серьезным видом ответил князь. — Зачем куда-то плыть? Я не запрещаю покупать их на моих складах и везти в любую часть света. Так же, как и шелк.

— Мы так и поступаем, ваша светлость, — сказал Ицхак. — Но заработок с этого ничтожен. Мы молим вас о милости! Позвольте нам делать то, что мы умеем. И поверьте, мы сделаем то, что люди вашей светлости не сделают никогда. Ведь мы работаем на себя! Наши подати и пошлины прольют золотой дождь в казну княжества.

— Ответьте мне, почтенные, на один простой вопрос, — Самослав усмехнулся, глядя на купцов, которые даже вспотели от напряжения. Дела у них и правда, шли так себе. Оставляли им немного.

— Вопрос таков: зачем мне пускать вас туда, где работаю я сам? Зачем мне ваши пошлины, если я потеряю всю прибыль со сделок? Зачем мне отдавать вам свои деньги? Мне пришлось завоевать Египет, расчистить канал фараонов и отбить нападение арабов, чтобы проложить этот путь. Я чуть не потерял сына в той войне. А что сделали вы? Пришли ко мне, поплакали и попросили, чтобы я уступил вам свои доходы? Это специи, уважаемые! Это не зерно. Специй нужно ровно столько, сколько их могут купить, и ни унцией больше. Зачем мне позволять вам мешать мне?

— Но ведь так было всегда! — раздался неуверенный голос. — Не пристало благородному владыке заниматься презренным ремеслом.

— Мы можем выкупить у вас право на эту торговлю!

Это заявление оказалось последним, и ответить на него Самослав не соизволил. Он лишь насмешливо посмотрел на хмурых купцов. Убийственная логика сказанного князем была понятна здесь всем без исключения. Тут собрались деловые люди. И если у кого-то еще недавно теплилась надежда, что удастся договориться, то теперь она развеялась как дым.

— Как же нам зарабатывать на жизнь? — хмуро спросил Ицхак. — Мы прекрасно понимаем вас, ваша светлость. Скорее всего, мы бы и сами так поступили на вашем месте. Но от этого нам не легче. Мы купцы, и мы должны торговать. Деньги должны двигаться и приносить новые деньги. Иначе они каким-то непостижимым образом начинают исчезать. У нас не остается выбора, ваша светлость. Или мы находим источник заработка, или нам придется перебираться в земли ислама. Ваш сиятельный брат Надир вот-вот завоюет Синд, и халиф проложит путь от Индии до самой Антиохии. Там открываются огромные возможности, ведь Сирия и Персия не чета бедной Европе. Прошу простить мою дерзость, ваша светлость.

— Не мне решать за вас, где вам жить, и где вести дела, — ответил князь. — Ваша община дает три четверти всех сборов Тергестума, и для казны это важно. Как видишь, я этого даже не скрываю. Но если у меня будет выбор, лишиться морской торговли или лишиться части купцов, то я выберу торговлю. Вы и сами это понимаете, люди неглупые. Теперь о заработках. Какой доход на вложенные деньги вы считаете для себя приемлемым?

— Вторая часть в год на вложенные деньги, — честно ответил Ицхак. — Это чистыми. После всех расходов, пошлин, потерь в пути и взяток в порту… Ой! Простите, ваша светлость! В Тергестуме никто взяток не берет! Это у меня вырвалось по привычке. Так вот! Если бы мы покупали специи и шелк в Индии, а потом продавали их тут, то каждый год наш капитал удваивался бы. Но эта торговля принадлежит княжеской семье, а потому нет смысла мечтать о несбыточном. Половина от вложенных денег в год — вот тот доход, ради которого стоит вести дела.

— Тогда у меня есть для вас отличное предложение, — потер руки князь. — Насчет половины — это ты, конечно, малость преувеличил, но треть я обещать могу. Один римлянин из знатной семьи мечтает возвратить родовые земли и готов ради этого даже объявить войну герцогу Сполето Теуделапию, если понадобится. Он ищет тех, кто вложит деньги в это предприятие. Мне самому этим заниматься не с руки. У меня мир и с лангобардами, и с императором. Но разве я могу запретить благородному римскому патрицию восстановить справедливость и покарать зарвавшегося еретика-арианина? Прошу любить и жаловать! Луций Валерий Флакк из древнего и благородного рода Валериев! Я восхищен его отвагой и широтой замыслов. И уверен! Подчеркиваю, почтенные! Я просто уверен, что у него все получится. Итак, кто готов участвовать в этом предприятии? Все? Замечательно…

Глава 3

Август 640 года. Тергестум. Днем позже.

— Болли! И ты пришел? — Сигурд облапил младшего брата, который осваивался на новом корабле, забитом под завязку деревянными ящиками, огромными горшками, бочками, мешками, корзинами со снедью и даже клетками, где квохтали перепуганные куры. Как и обещала княгиня, приданое оказалось достойно королевы. Этот корабль был собственностью Леутхайд, как и все, что в нем находилось.

— Сигурд! — ревел Болли, известный как Горелая борода. Все порты Средиземноморья знали, как он заработал эту кличку, ведь Болли хвастался этим каждый раз, когда попадал в какую-нибудь таверну. То есть примерно каждый вечер, что проводил на суше. — Тебя отпустили ненадолго, а ты стал конунгом, женился и решил устроить новый поход! Во даешь!

— А чего сидеть в этом Египте? — горделиво выпятил грудь свежеиспеченный конунг. — Жара, песок, мутная вода и худосочные чернявые бабы. Пришло время нам на землю садиться, брат. Мы же не голодранцы какие! Пора остепениться. Разве не для этого мы в викинг пошли?

— Еще бы, — кивнул Болли. — Я бывал в Британии. Место — дерьмо, конечно, но всё лучше, чем Ангельн. А тут нам все равно ничего не светит. Тут большие парни в свои игры играют, брат. Сдохнем за жалование, получив копьем в брюхо, и не вспомнит никто. А я в Валхаллу пока не собираюсь. Хочу найти такую же бабу, как у тебя, и заделать ей полдюжины детишек. Ох и сиськи у…

— Она моя, — свирепо засопел Сигурд. — Только попробуй…

— Да прекрати! — гулко захохотал Болли. — Нешто я на жену брата глаза подниму! Остынь, Сигурд! У тебя совсем мозги набекрень съехали!

— Готовь корабль, — бросил Сигурд, который все еще был изрядно зол. Он и не подозревал раньше, что настолько ревнив. Не водилось за ним такого. — Вечером в харчевне соберемся, обсудим поход. Мне есть что сказать.

На встречу Сигурд пришел, когда ярлы в количестве десяти человек уже сидели там, уминая поданную служанками кашу и тушеные бобы. Праздник закончился, а потому о жареных курах и провесных окороках можно теперь надолго забыть. Наступили суровые будни, а до нового пира еще ой как далеко. Сигурд волновался не на шутку. Он долго решал, что сказать, ведь от своей жены он слышал одно, а здравый смысл и жизненный опыт говорили ему совсем другое. Она ведь была из тюрингов и многого не понимала, а потому некоторые ее мысли показались Сигурду весьма странными. Ну какие, скажите на милость, юты братья данам? Один язык у них? Да плевать на это! Да если он такое при всех ляпнет, его из конунгов попрут, да еще и глупцом ославят. Ведь в Ангельне даже малые дети знают, что юты — трусливые дерьмоеды, которых даны, жившие раньше на островах, выгнали с их собственной земли. Они аж за море уплыли, чтобы скрыться от победоносных хирдманов. Однако, великий князь тоже говорил о том, что ютов нужно привлечь на свою сторону, не разоряя Кент. Да… Задача…

— Почтенные ярлы! — так начал речь Сигурд, когда воины насытились и подняли на него глаза, горящие ожиданием.

Тут сидели отчаянные вояки, прошедшие огонь и воду. Олаф Кривой нос, Торвальд Рыло, Эйвинд Чужой плащ, Гуннар Тощий… Все они готовы рискнуть башкой за хороший куш. Все они умелые бойцы, не боявшиеся смерти. Напротив, смерть в бою была желанна для них, как никакая другая. Все они ушли из дома, потому что тесно на скудных землях Дании и Норвегии. Тесно и голодно. Лучше топором добыть себе славу и золото, чем горбатиться за миску каши на могучего бонда, владельца земли. Они, дети ярлов, не получат наследства от своих отцов. Они младшие сыновья, сколотившие шайки из таких же младших сыновей, голодных и злых. Им ничего не светит в этой жизни, потому что они лишние в ней. У каждого из них есть мечта: своя пашня и скот, главная ценность в этом мире. И они пойдут за своей мечтой хоть на край Земли, чтобы добыть себе это сокровище. Именно об этом Сигурд и будет говорить с ними.

— Почтенные ярлы! Мы идем в большой поход, но идем не грабить. Мы идем искать свою землю. Ту, где возьмем себе жен и родим детей. Хватит за гроши подставлять головы под топоры, как нищие мальчишки. Мы достойны лучшей доли. Мы возьмем королевство Кент и будем владеть им по праву. Но мы не будем вести себя так, как ведем обычно в набеге. Мы не станем резать тех ютов, которые покорятся нам.

— Почему это? — послышались удивленные голоса. — Зачем это нам жалеть их?

— Согнать их с земли!

— Под нож их!

— Юты — трусливые дерьмоеды, — Сигурд рубанул воздух ладонью. — Но нам нужны люди. Нас две тысячи, а сколько народу живет в Британии? Саксы, англы, бритты, скотты, пикты… Нам нужны друзья. Мы сядем на ту землю как хозяева и будем править ей. Если мы поведем себя разумно, то каждый из вас получит земли столько, сколько имеют герцоги франков. А каждый воин — по саксонской гайде[8]! Крепкий хутор у воина и целое поместье у ярла! Поместье с крестьянами-литами, которые станут платить оброк!

— Это нам подходит, — одобрительно заворчали даны.

Кто бы и что ни говорил, они не были тупоголовыми, кровожадными дикарями. Даны неплохо совмещали торговлю и грабеж в своих походах. И они вполне успешно договаривались с племенами, на землю которых приходили жить. Они не портили отношения с теми, от кого зависели их доходы. А вот со всеми остальными… Со всеми остальными они портили отношения охотно и без малейших угрызений совести. Даны были хищниками: сильными, хитрыми и безжалостными.

— А саксы как? — раздался недовольный голос с другого конца стола. — Их мы тоже не трогаем?

— С чего бы это? — удивился Сигурд. — Трогаем, и еще как! Иначе, где мы возьмем столько земли? Эделингов саксов вырежем под корень, а гезитов и керлов[9] заставим служить себе.

— Это дело, — согласно закивали ярлы. — А то мы подумали уже, что у нас конунг обабился. А это хитрость такая, значит. Знать режем, их землицу себе забираем, гезиты за нас воевать станут, а крестьяне нам будут подати платить. Молодец, Сигурд! Это ты толково придумал!

— Мы не тронем монастыри и церкви! — продолжил Сигурд.

— А это еще почему? — снова не поняли ярлы. — Там же золото и серебро без счета лежит!

— Попы тоже будут служить нам, как служат великому конунгу Само, — пояснил Сигурд. — Мы приходим туда жить, а не грабить. А раз так, то нам нужны те, кто будет держать керлов в узде сильнее, чем страх перед нашими топорами. Слуги распятого бога мастера на эти дела.

— Сигурд, брат, да ты ли это? — недоверчиво спросил Болли. — Или мне это снится? Ты где набрался такого? Ты стал хитрее Локи!

— А ты меньше по кабакам со шлюхами шатайся, может, тоже поумнеешь, — важно ответил Сигурд, сделав себе зарубку в памяти. То, что шепчет ему молодая жена — не всегда бабьи глупости. Полезные мысли у нее в голове тоже водятся.

— Парни захотят получить добычу, — сказал ярл Олаф Кривой нос после раздумья. — Не получится не грабить. Я не удержу их.

— Мы возьмем выкуп с городов и монастырей, — ответил Сигурд. — И часть я дам из своих денег. Кент должен остаться цел, братья. Ни к чему разорять свой собственный дом. Это поступок, достойный глупца. А разве мы с вами глупцы?

— Я согласен, — сказал Олаф подумав. — Сигурд говорит дельные вещи. Лучше стричь овцу, чем снимать с нее шкуру.

— И я, — кивнул Болли.

— Согласен!

— Согласен!

— Дерьмо какое-то, но я тоже согласен! — встал ярл Хальфдан Черный. Если мне заплатят как следует, я не трону в Кенте ни одной бабы. Даже если они все сами разденутся, лягут и раздвинут ноги. Я сделаю, как ты сказал, конунг, но я сам выберу себе землю! Мне не нужны болота или косогоры. Я возьму добрую пашню и сочные луга около реки. Я хочу, чтобы мой старший брат[10] подавился слюной от зависти!

— Выходим завтра! По последней! — Сигурд поднял кубок. В город как раз успели подвезти новую партию вина.

* * *

В то же самое время. Александрия. Префектура Египет.

Глупая смерть предателя Хонзы надолго погрузила в задумчивость господина майора государственной безопасности. Именно такое звание носил сейчас Коста, который с немалым интересом прочитал пергамент, украшенный затейливыми вензелями и оттисками печатей. Это был патент, выписанный на его имя. В Братиславе государь провел какую-то реформу, и теперь многочисленные дьяки и подьячие, стрелки старшие и младшие, дознаватели и палачи, сыскари и егеря, да и прочий служилый люд расселся по жердочкам, словно воробьи по веткам. Кто-то выше, кто-то ниже. Коста дивился мудрости содеянного. Ведь до чего умен государь и предусмотрителен. Это ромеи разбили всех на разряды, но там у них должностей столько, что черт ногу сломит, а тут коротко и ясно — майор! Одна средняя звезда на жетоне. Коста даже грудь тощую выпятил, ведь сам Вацлав Драгомирович чин подполковника носил, боярин Ворон — полковника, а генерал в Тайном приказе был и вовсе один — вельможный боярин Горан.

Теперь и с приезжими сыскарями куда легче общаться стало, ведь среди них оказался всего один капитан, а трое других — и вовсе лейтенанты. А то ведь поначалу носом крутили, пытаясь поставить в стойло наглого провинциала. Что, мол, с того, что ты тайной службой целой префектуры командуешь! Мы из столицы, а значит, как бы выше тебя, потому что… Потому что из самой Братиславы приехали, и точка! Как будто это еще кому-то ума добавило. Сколько кровушки они из него попили, и не передать! А теперь сидят гуси столичные и преданным взглядом на начальство пялятся. Коста ведь даже жетон сегодня как бы невзначай поверх туники надел. Пусть смотрят и завидуют. Молча завидуют, пёсьи дети.

— Начинайте, — важно кивнул Коста командиру группы сыскарей, носившему имя Лев. Грек — слуга богатого торговца, бежал когда-то из купеческого обоза и довольно быстро сделал карьеру в Тайном приказе. Ибо въедлив был и упорен просто неописуемо.

— Пан майор, — Лев докладывал четко и коротко, не пытаясь водить начальство за нос. — Мы отработали все нити, которые смогли отследить после мятежа. Против нас работают люди умные, поэтому концы зачищены. Всех, до которых мы дошли, убили. Все трое зарезаны в один день в разных концах города. Имена их установлены.

— Они работали вместе? Они были знакомы? — спросил Коста, для которого все это не было новостью. Пирамида из бунтовщиков растаяла. Девять десятых оказались просто горластыми уличными дурнями, которых можно легко подбить на любую глупость. Десятая часть получила деньги от полузнакомых личностей и призывала горожан к бунту. А вот те личности, кто эти самые деньги раздавал, оказались мертвы.

— Все трое работали в порту, пан майор, — в глазах сыскаря мелькнуло тщательно скрываемое одобрение. Впрочем, оно тут же исчезло, а поверх него выглянуло чувство вины. — И на этом все. Никто ничего не видел. Никто ничего не знает.

— И, наверное, все трое ходили в одну харчевню, — задумчиво произнес Коста.