Санкт-Петербург (СИ)

Санкт-Петербург (Шаг в 300 лет в прошлое — 2)

Глава 1

Прошло какое-то недолгое время после его внезапного появления в первой четверти ХVIII века. Перелет в триста лет по времени получился просто, как хрен собачий. И если раньше Дмитрий думал, что он здесь только транзитом в случайном хронологическом рейде, то потом становилось все более явно, что это уже не на долго, а в принципе на всю жизнь и надо как-то пристраиваться.

Сначала была депрессия, хотелось повеситься и все на этом все закончить. Потом он убедил себя, что и в этом веке можно жить. Без Интернета, без рока и попсы. Так и как-то жилось и перемогалось. И, в общем-то, неплохо жилось, если сравнивать с львиной частью народа.

Как бы само собой получалось, что поручик лейб-гвардии Преображенского полка князь Дмитрий Хилков (звание он получил на рождество 1701 года от царя за успешную деятельность в совокупности) в гвардии, впрочем, и не в гвардии, все чаще занимался снабженческой работой, сохранением техники и одежды. Казенные деньги к его рукам не липли, практика коммерческой деятельности ХХI века оказалась очень востребована в XVIII.

И если его соратники больше опирались на обычные административные меры (ругань, угрозы, мордобитие), то Дмитрий в основном договаривался. И с большим эффектом, разумеется. Поэтому, если Петру нужно было срочно нечто осязаемое, материальное и, как всегда, быстро и качественно, то он посылал туда Дмитрия.

За несколько лет он окончательно слил два сознания — Саши и Дмитрия и теперь даже и не знал, кто он. Хотя, конечно, самосознание Саши все-таки преобладало, но и от Дмитрия новая личность получила очень многое. Два в одном — вкусное кофе!

Впрочем, когда летом 1702 года началось давно ожидаемое — окончательное вытеснение шведов из бассейна Невы, поручик лейб-гвардии Преображенского полка князь Хилков получил приказ от Петра I немедленно явиться в свой полк. Ибо русский гвардеец может заниматься многими поручениями своего монарха в мирное время, но все же главная его сфера — всегда война.

Когда-то очень давно, это были русские земли, владения Новгорода Великого. Хотя, воевали здесь не только новгородцы. В ХIII веке на реке Нева произошла сравнительно небольшая, но громкая стычка между ярлом Биргером, мечтавшим захватить невские просторы и князем Александром, получившего после этого сражения прозвище Невский. А его внук московский князь Юрий Данилович основал на Неве крепость Орешек.

Потом еще несколько веков русские успешно отбивали эти земли от врагов, пока в начале ХVII века, воспользовавшись слабостью России после страшной смуты, шведы все-таки захватили бассейн Невы, поставив там крепости Нотебург (на месте Орешка) и Ниеншанц и оставив им статус провинциальных земель. Типа, это не королевство Швеция, а всего лишь ее владения.

Теперь пришло время очевидной расплаты. За столетие властвования шведы считали эти земли уже исключительно своими, но мало ли что они у себя гордо считают. Это всегда была российская Прибалтика, шведы являлись грабителями, и они пришли бить им морду и возвращать свои земли!

И первой беспощадной жертвой стал враждебный Нотебург, попавший в плотную осаду с окончательным кровавым штурмом. У него у самого не было никаких шансов. Слишком мал был гарнизон крепости против всей русской армии. Зато, если на помощь Нотебургу выйдет хотя бы небольшая шведская армия, тогда ситуация сразу изменится вплоть до диаметрально противоположенной. Так что ничего еще не стало ясно. Всем, что русских, что шведов, кроме попаданца.

Преимуществом жителя из XXI века Дмитрия было то, что он хорошо знал, чем закончатся эти бои, не собирался пугаться и рвать волосы при виде врага. Нет, он всего лишь взглядом хозяина ощупывал окрестности, собираясь здесь остаться на всю жизнь. А в перспективе и лечь на кладбище, если на то пошло.

Может попросить здесь, в окрестностях Нотебурга, землицы? Петр вряд ли откажет, даже его возрадуется такому интересу. Хотя нет, до будущего Питера — столицы Русского царства, а потом и Российской империи, сравнительно далеко. По меркам ХVIII века, на лошаденке по ухабистым дорогам ехать долго будет, а грузы, то же продовольствие, крестьянам будет возить убыточно. И земель в окрестностях плодородных нет. Здесь и в ХХI веке, кроме автомобильных и железнодорожных дорог, ничего, в принципе, нет.

Он потряс головой, возвращаясь к текущей реальности. Нынешний царь Петр Алексеевич грозно входил в свою полководческую зрелость. Эффект Нарвы навсегда остался в прошлом, как и все ошибки и то бестолковое положение, которое было там.

Прежде чем осадить крепостцу Нотебург, монарх из осторожности побеспокоился о флангах. Этим он заработал восторженные, пусть и мысленные аплодисменты попаданца. Тот, разумеется, талантливым полководцем не был, зато знал будущее почти на «четверку», для него ведь это оказывалось сугубое прошлое.

По прямому приказу царя фельдмаршал Шереметев приступил к активным действиям: нанес поражение Шлиппенбаху при Гуммельгофе, а потом разорил Лифляндию. На противоположном фланге, в Финляндии флотоводец Апраксин оттеснил Крониорта. Наконец, шведский флот был выбит с Ладожского озера. Помогать Нотебургу в результате стало некому, нечем и не как. Жирный карась стал беззащитен, откормлен и готов либо в котел, на уху, либо в глину и печь в костер.

Все это Дмитрий узнал отнюдь не от окружения Петра, и уж, тем более, не от самого царя, а когда-то, еще в XXI веке, на лекции от заумного профессора и от лохматого учебника будущего. И не из курса оперативного мастерства, а всего лишь из отечественной истории.

Нет, не то, чтобы царь от него что-то специально скрывал. Царь, ха-ха, не соизволил принести некоторые сверхсекретные факты поручику гвардии князю Хилкову, смешно, не так ли? Просто время информационной эпохи еще не пришло, и большая часть населения питается информационными крохами. Царь знает, исполнители частично тоже, а остальные обойдутся.

Хотя, разумеется, даже в эти темные годы это будет не самый лучший вариант. Вскоре, уже в 1703 году, появятся официальные «Ведомости» — первая печатная государственная газета в России, где понемногу обо всем рассказывается.

С Петром же Дмитрий в последние месяцы виделся несколько раз, но переговорить по душам было некогда — очень уж много работы было и у царя, и даже у Дмитрия. Ничего, уберут шведов с Невы, начнут строить Санкт-Петербурх, а, точнее Санкт-Петербург, там опять и наговорятся. За одним и напьются гданьской водки. Его водки! Дмитрий уже заранее решил, что, если его не убьют, то одним из первых заведений будет предприятие по выработке различных водок и наливок из них.

А пока надо взять Нотебург. Ибо, прежде чем что-то строить, надо эту землю захватить. Осаду крепости начали в августе 1702 года. Первой прибыла гвардия (2 батальона), затем в течение месяца подтянулась обычная пехота, конница, опять гвардия. Больше тридцати тысяч человек! Правда, в штурме участвовало только двенадцать тысяч с половиною. А воевало против них всего полтысячи человек! В чистом поле такой отряд раздавили бы, даже не заметив. Но за высокими стенами при поддержке многочисленной крепостной артиллерии, старой, даже еще русской XVI века, шведы чувствовали себя уверенно и активно огрызались огнестрельным оружием.

Русские же собирались с силами надсадно долго. Поручику князю Хилкову, да и другим тоже, уже начала приедаться эта небольшая крепость. И осенняя пора — нудные дожди, промозглый холод, свирепые ветра с Ладоги — не очень-то внушали хорошее настроение. Сразу вспоминалось нарвское сидение и болезненные раны. Это ведь назывались они легкие, а по болям так и до средних легко дотягивали.

В начале октября началась артиллерийская канонада. Почти неделю больше полусотни осадных пушек при помощи полевых и корабельных долбили несчастную крепость. Пожары, разрушения, клубы пыли и дыма, — казалось, после этого ада от Нотебурга ничего не останется, а немногочисленные защитники сразу сдадутся.

Но бывалые воины морщились. Неопытные артиллеристы стреляли куда угодно, только не в стены, бреши получились маленькие и брались шведами под многослойный огонь. Русские же пушки постепенно выходили из строя из-за интенсивной и неумелой эксплуатации. Постепенно уже все приходили к мысли, что пехоте придется штурмовать, прежде всего, крепостные стены, а, значит, нести повышенные потери. А что делать? Нотебург надо взять!

Петр, стоявший среди своих любимых преображенцев, и смотрящий на это безобразие, с чувством выругался.

— Все, тянуть больше не будем, — громко сказал он, — завтрева штурм! Семеновцы, набирайте охотников в своих рядах.

— А как же мы, — обидчиво спросил Дмитрий, стоящий неподалеку, — али не признаешь уже преображенцев, государь?

Петр хитро посмотрел на князя Хилкова. Вопрос ему принципиально понравился, хотя людей уже, в общем-то, хватало. Но пусть и они немного повоюют. Нехотя, пусть и ласково разрешил:

— И с преображенцев тоже можно взять, но немного. Не все вам жар загребать, дайте и другим повоевать, паршивцы.

В ночь на одиннадцатое октября четыре десятка охотников из семеновцев во главе с сержантом Мордвиновым по сигналу — три залпа мортир, смело бросились навстречу картечи и пулям. Они лихо перебрались через ров и попытались проникнуть через брешь в крепость.

Но шведы труса не праздновали и достойно встретили русских. К тому же брешь была небольшой, стены по фундаментам и нижним ярусам оказались целыми, и атака явно забуксовала.

На помощь Мордвинову Петр отправил сотню с гаком семеновцев вместе с остатками охотников во главе с гвардии подполковником князем Голицыным. Но этого явно было мало.

— Карпов, князь Хилков, берите преображенцев и подоприте семеновцев! — потребовал царь, стремясь переломить неясную ситуацию боя.

Офицеры отдали честь и бросились с гвардейцами к крепости. Шведы, ожесточась, отбивались, как могли. Сверху они обстреливали русских из пушек, ручного огнестрельного оружия, даже кидали бревна и камни. Убитые и раненные с обоих сторон измерялись сотнями. Майор Карпов еще при выдвижении к крепости был ранен картечью в руку и ребро, но остался в строю. Правда, полноценного командира из него уже не получалось и Дмитрий был вынужден все чаще его подменять.

Ожесточенное сопротивление шведов все равно не остановило бы атакующих русских. Но лестницы, сделанные на глазок, оказались короткими и не позволяли проникнуть за стены. Солдаты дрогнули. Несколько из них побежали к реке.

Но офицеры, придя в ярость, уже не собирались отступать. Пока князь Голицын железной рукой наводил порядок среди солдат, заодно отпихнув приткнувшиеся к берегу около крепости лодки, Дмитрий приказ вязать лестницы по двое. В ход пошло все — офицерские шарфы, кожаные ремни, располосованные кафтаны. Получались шаткие, но высокие сооружения, позволяющие подняться на стены.

Подбежал посыльный. Петр приказывал отступать и перегруппировать силы. Голицын переглянулся с Князь Хилковым, посмотрел на сидевшего от слабости на земле Карпова — у него вытекло много крови и громко сказал:

— Скажи государю, что теперь я принадлежу не Петру, а богу.

И взялся за лестницу — идти на штурм.

Появились свежие преображенцы. Это Александр Меньшиков, видя затянувшее сражение, по своей воле на лодках переправил людей из отряда, стоявшего на противоположном берегу. Подошли солдаты и других частей.

А гвардейцы были уже на парапете. Воевать у шведов было, по сути, уже некому. Две трети полутысячного гарнизона вышло из строя — было убито или ранено — а русские многократно превышали числом. И Шлиппенбах приказал бить в барабаны в знак сдачи.

Дмитрий покачивался в седле. Неизменный Бурка шел плавно, понимал, что хозяин устал и потихоньку дремлет. Хороший конь. Алексашка Меньшиков хвастался, что под ним уже третьего коня убили. Нашел чем хвастаться, дурак.

Нотебург третьи сутки, как пал. Остатки шведского гарнизона с почестями отпустили. Храбрые воины, дрались до последнего. Своих трусов сначала провели через строй, били палками, затем оплевали и повесили. Что б другим неповадно было.

Зато храбрецов Петр прилюдно наградил. Среди награжденных были князь Голицын, ставший полковником гвардии, Карпов, повышенный до подполковника гвардии. Дмитрий стал аж майором гвардии. Кроме того, Петр не забывал и о материальных благах своих офицеров. Дмитрий получил вотчину в несколько деревенек с почти сотней мужских душ и опять пятьсот рублей.

По его представлению Никита Логинов, одним из первых забравшийся на парапет Нотебурга, стал сержантом гвардии Преображенского полка и получил две деревеньки в 12 мужских душ. Награда была скромной по сравнению с той, что получил Дмитрий, но он от души поздравил старого друга. Главное, надо попасться на глаза царю и служить честно и грозно. И тогда награды полются золотым дождем, будут щедрыми и многообразными.

Теперь Дмитрий искал причину, по которой можно было уехать в Москву. Сухопутная война за Неву в этом году закончилась. Шведы попытаются надавить с моря, но не очень успешно. Ничего интересного там не будет, а вот Нева требует хозяйственного освоения. Такой сладкий кусок не должен пройти мимо рта. Сельскохозяйственных земель здесь не так много. И Дмитрий поклялся, что пару вотчин он освоит под будущим Петербургом обязательно, переселив своих крестьян с хозяйствами уже будущим летом.

Внезапно ему помог сам царь. Аналитическими способностями Петр тоже обладал, хотя не всегда ими пользовался. И хотя знания о ближайшем будущем у него отсутствовали, но он понимал, что следующим шагом должно быть строительство его Санкт-Петербурга! Нужны рабочие руки — подсобные рабочие, мастеровые, крестьяне, подьячие и просто мещане. Пусть осваивают город, строят крепость. Тогда и армия сможет отбиться.

Царь отрывисто приказал гвардии майору Князь Хилкову, который мог не только воевать, но и хозяйствовать:

— Я послал с нарочными приказ в Москву — подготовить две тысячи мужиков. К нынешнему лету их приведешь. Понял?

— Понял, мин херц! Может съестные припасы привезти?

— Правильно мыслишь. Постарайся еще по зимнику протащить обоз. Закупи две тысячи пудов ржи. Надеюсь, на первое время хватит. И все прочее, что сможешь. Деньги для этого возьмешь а Алексашки Меньшикова.

Окрыленный такими словами царя, Дмитрий развил бешенную деятельность. Купить зерно оказалось проще всего. Благо купил у себя. И дешевле рыночной московской цены.

Людей и коней с санями ему собирал Ромодановский. Не сам, конечно, а через своих сотрудников, которых по-старому называл дьяками и подьячими. Грозному для всех и преданному Петру. Князь-кесарю многое прощалось.

За Дмитрием был только контроль качества, о чем он и старательно позаботился, забраковав шесть десятков мужиков (старые, калеченные и больные), шесть саней (рухлядь) и трех коней (старые и слабые). Недовольный Ромодановский, пришел, изрыгая проклятия и угрозы. И не все они были просто словами. Князь-кесарь мог арестовать и вздернуть на дыбу и без решения царя.

Самолично осмотрел забракованное, подумал, приказа Дмитрия не отменил, хотя и ушел, косо глядя на майора гвардии. Пронесло. Ромодановский был очень недоволен и, уходя, зло смотрел в сторону Дмитрия. Но и он понимал, что обманывать царя себе дороже и плохо выполненное задание может стоить не только успешной карьеры, но и собственной головы. Даже головы князь-кесаря. так что обошлось. Уф!

Глава 2

Выполняя поручение царя, Дмитрий не забывал и о своих личных меркантильных делах. Своя рубаха всегда ближе к телу даже у попаданца!

Несмотря на острую нехватку времени, самолично съездил в окрестности мануфактурной уже тогда Тулы и там нашел мастеров кузнечного дела. Разорившийся купчина продавал штат заводика (а точнее большой кузни) за сто рублей. Шестнадцать мастеров (с семьями) обошлись задешево. В Москве люди стоили куда дороже. Тем более маститые мастера. Вот и пополнению заводу Хилкова. Монстр будет, не как, конечно, в ХХI веке, но все равно большой.

Кстати и в Москве пришлось закупаться. Две семьи солеваров (всего пять мастеров, в том числе одна женщина, что для той поры было крайней редкостью) и опытный мельник (разумеется, с семьей). Общая сумма сто сорок рублей. Дмитрий кряхтел, постанывал под тяжестью страшного пупырчатого зверя, но деньги отдал, понимая, что добыча соли — золотое дно. Понял уже в это время. Без соли человек не проживет, его ведь не только в еду надо класть, но и защищать свои съестные запасы на несколько месяцев. А привозная соль будет очень дорогой, как, впрочем, и любые товары.

А ведь есть в окрестностях Санкт-Петербурга соль, хоть в море, хоть в отдельных горьких источников. Для XXI века, конечно, и по качеству и по количеству это было маловато, а для начала XVIII века нормально. Людей даже в строящейся столицы мало, а желудки их крепки. Лишь бы была вообще соль!

Ну а мельница — обязательный символ любого селения человека. Ибо, как-то никак не привыкнут люди кушать прямо зерном, как жвачные животные, для человеческого желудка обязательно требуется его сначала перемолоть. Так что хочешь — не хочешь, а вначале построишь церковь, а потом мельницу.

Наивный царь простодушно мечтает, прежде всего, рубить крепостные стены. Пока из леса, а уже потом ставить каменные. Ха, как бы не так, или параллельно, или даже раньше, как бы между прочим, а появятся сначала церковь, а потом мельница.

В Подмосковье сумел еще купить водочный заводик, который вели три крепостные семьи. Начало есть, а потом он постепенно поменяет технологии. В России ведь для души очень важны поп и водка. Причем они незаменяемые, именно два инстанции — сначала церковь, потом трактир. Можно, конечно, и наоборот, но священник люто тогда ругаются из-за пьяных.

Для тела специально побывал на Кукуе, поспрашивал у местных иноземцев, некоторые жили в Москве столько, что почти полностью обрусели, предпочитая западному луковому супу русскую ботвинью и вчерашние щи. Но кое-какие связи с исторической Родиной они сохранили и смогли сделать свой скромный бизнес.

Побегав, Дмитрий сумел договориться, что ему с оказией перешлют пару пудов картошки. Местные иноземцы сами ее не очень-то ели, но для гвардии майора договорились. Покупка в Голландии обошлась в сущие копейки, но за перевоз пришлось заплатить целых семнадцать рублей, как будто майсенский фарфор вез. Кстати его еще не существовало.

А так ужас! Да и от Прибалтики до Москвы хлопот набралось. Картофель — не зерно, холода очень боится, пришлось утеплить с надеждой, что до будущего Санкт-Петербурга Дмитрий все же довезет и там (ух!) посадит.

За одним купил для себя несколько саней и коней (просто взять государственные не решился, понимая, что попасться у Петра на воровстве казенного имущества очень легко, а потом оправдаться практически невозможно), молочных коров, триста пудов ржи (немного, но хоть это), несколько сот кирок, топоров и лопат. Сверх этого купил почти сто пудов просто железа. Металл и изделия из него были взяты по совету старого мастера и по собственному размышлению.

К различного рода мастерам добавился немец Курт Бурманн. Бывший наемник русифицировался, принял православие и женился. Жилось ему за спиной Дмитрия вольготно, и тот совершенно не беспокоился, что Курт сбежит. Зачем? Жить в полунищей Германии без гроша в кармане было бы очень тяжело. В России он, хотя и крепостной, но ни разу не ложился спать голодным. И мастерская Курта по производству льняной ткани пользовалось большой популярностью. Даже стареньких родителей привез в Россию.

Ну и несколько сот крестьянских хозяйств со всем — скотом, летних телег и примитивных сох, от стариков до младенцев. В жизни все сгодится и даже старые люди тоже. Любое селение начинается с кладбища и церкви.

Ближе к сретенью тронулись. Шел февраль, с его знаменитыми тогда метелями и внезапными страшными морозами. Все-таки малый ледниковый период XVI — XVII вв. еще только заканчивался. Дмитрий, тем не менее, нервничал, торопился, подгонял возчиков. В Прибалтике из-за влияния Балтийского моря ближе к весне возможны даже в холодном начале XVIII века резкие потепления. А зимник проходит преимущественно по болотам и руслам рек. Станут до следующей зимы.

Через три недели обоз прибыл к Нотебургу. Царь метался по Прибалтике и по России, но ставка его официально располагалась около бывшей шведкой крепости.

В конце апреля армия постепенно сконцентрировалась вокруг Ниеншанца. Дмитрия там непосредственно не было. Петр, узнав о выполнении задания, лишь молча кивнул. Потребовал, чтобы он оставался вместе с обозом и следил, чтобы и мужики не разбежались, и никто не растаскивал хлеб, скот и людей.

Дмитрий на этот раз особо на войну не торопился. А в правоте царя вскоре убедился. Шестеро мужиков, напуганные слухами о приближающихся шведов и уставшие от тягот лагерной жизни, попытались сбежать. Всех поймали и нещадно высекли, хорошо хоть не повесили. Дмитрий несколько раз отбивал нападки высокопоставленных вельмож, нацелившихся на коней и продовольствие.

Так пришел май. Сообщили о падении Ниеншанца. Петр, разумеется, был там и лично руководил переговорами о сдаче крепости. Собственно, несмотря на крепкие стены и большие работы по усилению укреплению, Ниеншанц с шести сотенным гарнизоном при трех мортирах был для русской армии вкусной конфеткой, у которой необходимо лишь снять красивую обертку. И ничего, что обе стороны потеряли бы несколько сот человек. И для России, и для Швеции это было бы не очень чувствительно. А то, что это погибшие люди… Когда государство по-настоящему думает о своих поданных, если проявляются государственные интересы?

Сообщение о взятие Ниеншанца дополнялось короткой запиской Петра, решившего построить здесь намеченный город, то есть Санкт-Петербург. Царь требовал от Дмитрия перевезти обоз с привезенными грузами и мужиками к крепости, чтобы немедленно строить.

Двигайся быстрее, — конфиденциально сообщал царь, — я пока намечу проспекты, порт и крепость в рамках города. Люди нужны, обычные мужики, которые будут копать землю, и строить дома.

Дмитрий широко улыбнулся. Наконец-то! Сколько можно сидеть, сложа руки. Нет, работа у них была — надо было кое-как переделать сани в телеги, построили и разобрали мельницу под руководством мельника — зерно-то они привезли, но его есть не будешь, мука нужна. Кузнецы поправили топоры и лопаты, перековали кирки. Но все равно, это труд во сне. А тут настоящее дело!

Для Прибалтики май — это еще настоящая весна, кругом вода, половодье. Поэтому его обоз больше плыл, чем ехал. Приходилось беречь грузы, особенно зерно, перетаскивать лошадей и коров, дважды топили железо, а потом с натугой вытаскивали его. Дошли.

Первыми Дмитрий пустил измазанных в грязи, измученных коров с семьями кормильцев — мужиков, чем вызвал гомерический хохот окружения Петра. Смялся и сам Петр, когда увидел бредущих по воде, как по родному пруду баб с детьми с завязанными выше колена подолами, подгонявших коров.

— Ну, ты насмешил, — дружески сказал царь, — бабы с коровами-то тебе зачем?

— Я сюда, государь, приехал навсегда жить, — твердо сказал Дмитрий, — как смогу. Бабы пусть детишек рожают, это их родина будет. А коровы, отъедятся, молоко дадут. Масло будем вкусное бить!

— Х-гм, — посерьезнел Петр, — вот оно у тебя как. Коли так, молодец. Я сейчас крепость строить буду и жилье. Благо ты мужиков на первое время привел. О топорах подумал?

— Я, государь буду ставить кузню и мельницу, — признался Дмитрий, — а жилье мужики пусть сами строят. У них семьи, пусть и думают. С инструментом-то тяжело получилось. Ты князь-кесарю о людях и зерне отписал, а их не заказал. Отказал мне Ромодановский и в деньгах на покупку, и на получение со складов.

Царь, свирепея, выругался. В бешенстве Петр терял чувство меры, могло и себе достаться. Поэтому Дмитрий поспешил добавить:

— Своих денег, сколько было у меня, потратил. Купил по три сотни топоров, кирок, лопат. Железа немного, но это я уж для себя.

— Пока крепость не построим, никаких для себя, — предупредил Петр, добрея. Какой бы ты ни был гениальный правитель, а за всем не уследишь. И если нет добрых помощников, то дело пойдет медленно. Пусть ты царь, а всего не построишь.

Инструмент Дмитрий вез для себя, хотел заработать на продаже, но что уж тут делать, придется отдать. Впрочем, немного он все же заработал.

— Алексашка, — крикнул царь, — Меньшиков!

Александр Меньшиков, его любимец, работоспособный и творческий, хотя и вороватый, появился как чертик из табакерки. Посмотрел на Дмитрия без любви, но и без ненависти. Занимая одну «экологическую нишу», они по факту становились соперниками, но особого напряжения между ними не возникало, поскольку Дмитрий напрямую на место Меньшикова не претендовал и вел себя весьма скромно.

— Отдашь Дмитрию полуторную цену за инструмент, — приказал Петр, — не особо вникая на переглядку помощников, — и смотри мне, я цену знаю.

Когда царь ушел, Данилыч мялся и не хотел отдавать всю сумму, но Дмитрий стоял твердо, ссылался на царя, и обозначенные деньги перешли из одного кошеля в другой.

Не успел порадоваться, как пришли его крепостные мужики, купленные под Тулой.

— Барин, народ, как всегда, мрет, — закручинился старший — пожилой мастеровой, — двое уже в саванах лежат, надо отпеть и похоронить, а то закиснут так. Кроме того, парень один жениться хочет, невмоготу ему. Две бабы на сносях, дитяти скоро появятся, крестить надо.

Человек ХХI века, Дмитрий не сразу понял, что они к нему-то пришли? Он что на кладбище работает, или акушер?

— Церковь нать, барин, с попом и прислужниками — в голос заявили мужики. Дмитрий чуть по лбу себе не стукнул. Бестолочь, надо уважать нравы и потребности людей этого времени! О водке вспомнил, а о священниках нет. А ведь никуда не денешься, народ сразу взбунтуется.

— Первый же сруб ваш! — торжественно пообещал он и уточнил, — место выбрали? Опять же поп, нашли али как?

— Все уже сделано, барин, — обрадовано заговорили мужики, — и бревна-доски есть, и с кузнецами договорились насчет литья колоколов, а поставить хотим на взгорке, — пожилой мастеровой вопросительно посмотрел на Дмитрия.

— Ставьте, — тот щедро махнул рукой, — государь может и осердится сильно, но я его уж упрошу, к господу всяк православный тянется, как к солнцу.