Что-то блестящее

Хендерсон Зенна

Что-то блестящее

ЗЕННА ГЕНДЕРСОН

ЧТО-ТО БЛЕСТЯЩЕЕ

Пер. с англ. 3. Бобырь

Помните ли вы Депрессию? Эту черную тень, упавшую на Время? Это больное место в мировом сознании? Возможно, не помните. Возможно, это все равно что спрашивать, помните ли вы средние века. Но разве я знаю что-нибудь о ценах на яйца в средние века? А о ценах в эпоху Депрессии я знаю хорошо.

Если у вас есть четверть доллара - но сначала найдите эти четверть доллара - и пятеро голодных детей, вы можете разогреть им на ужин две жестянки супу и дать краюху черствого хлеба или две кварты молока и ту же краюху. Это сытно и (если вдуматься) питательно. Но если вы - одна из этой голодной пятерки, то вы в конце концов ощущаете внутри себя пустоту и зубы у вас начинают тосковать по чему-нибудь существенному.

Но вернемся к яйцам. Они были драгоценной пищей. Можно было неторопливо смаковать их или жадно проглотить - будь то яичница иди яйца всмятку. Вот одна из причин, почему я помню миссис Кливити. У нее яйца были на завтрак! И каждый день! Вот одна из причин, почему я помню миссис Кливити.

Я ничего не знала насчет яиц, когда она пришла к нам вечером. Ма только что вернулась домой после

c Перевод на русский язык, "Мир", 1978

12-часового рабочего дня: она ходила по домам убирать, и ей платили по 30 центов в час. Миссис Кливити жила с нами в одном дворе. Собственно говоря, так это место называлось из вежливости, ибо все мы просто пользовались одной душевой и двумя туалетами посреди двора.

Все мы, кроме, разумеется, обитателей Большого Дома. Там была собственная ванная, и радио, вопившее "Не ваше дело" и "Скажу ли я", и лампочки, в отличие от наших прикрытые абажурами. Но Дом не был частью двора; туда выходила только дверь черного хода, да и та была не такая, как прочие двери. Она была двойная - деревянная и сетчатая.

Наш флигель тоже отличался от других. У него был второй этаж. Одна комната, размером с наши обе, и там обитал Верхний Жилец. О его существовании можно было узнать преимущественно по отголоску шагов над головой и изредка - по пирожку для Дэнны.

Как бы то ни было, миссис Кливити пришла раньше, чем ма успела положить свою сумку с халатом и даже разгладить морщины усталости, избороздившие ее лицо за десять, если не больше, лет до срока. Мне миссис Кливити не очень нравилась. Она меня стесняла. Она была такая толстая, медлительная и такая близорукая, что всегда страшно щурилась. Она встала в дверях, похожая на груду кирпича, на которую наспех натянули платье, а сверху изобразили нечто вроде лица под спутанной куделью волос. Мы, дети, собрались в кучку поглазеть - все, кроме Дэнны, устало пыхтевшей мне в шею. Ходила ли она в детский садик или оставалась дома, день для четырехлетней малышки всегда был длинным и утомительным.

- Я пришла узнать, не сможет ли одна из ваших девочек ночевать у меня эту неделю.

Говор у миссис Кливити был такой же медлительный, как и походка.

- У вас? - Ма растирала руку там, где оставались глубокие следы от ручек сумки. - Войдите. Присядьте.

У нас было два стула, скамья и два ящика из-под яблок. Ящики царапали голые икры, но груда кирпича едва ли это почувствует.

- Нет, благодарю вас. - Наверно, она просто не умеет гнуться! - Мой муж уехал на несколько дней, и мне не хочется оставаться в доме одной по ночам.

- Конечно, - сказала ма. - Вы должны чувствовать себя очень одиноко.

Единственным одиночеством, доступным ей при заботах о пятерых детях и двух комнатах, оставалась напряженная скрытность ее тайных мыслей, когда она мыла, убирала и гладила в чужих домах.

- Конечно, одна из девочек с удовольствием составит вам компанию.

Ее прищуренные глаза быстро обежали нас, и Ланелл поспешила укрыться в безопасности среди платьев в отгороженном углу другой комнаты, а Кати мгновенно присела за комодом.

- Анне уже одиннадцать. - Мне, с Дэнной на руках, спрятаться было некуда. - Она совсем большая. Когда вы хотите, чтобы она пришла?

- Ну, к тому времени, как ложиться спать. - Миссис Кливити выглянула за дверь и кинула взгляд на темнеющее небо. - К девяти. Но сейчас темнеет рано...

Кажется, кирпич тоже умеет тревожиться.

- Как только мы поужинаем, она придет, - сказала ма, распоряжаясь моим временем так, словно для меня оно ничего не значило. - Правда, ей завтра утром надо в школу...

- Только когда темно, - сказала миссис Кливити. - Днем мне никто не нужен. Сколько я должна вам заплатить?

- Заплатить? - Ма замахала на нее рукой. - Анне все равно нужно спать. Ей безразлично где, лишь бы она спала. Стоит ли говорить об услугах между друзьями.

Мне хотелось крикнуть: "Какая услуга, какие друзья?!" Ма с миссис Кливити едва виделись. Я не могла даже по-настоящему вспомнить мистера Кливити - только то, что он был чопорным, сморщенным стариком. Сорвать меня с места и заставить ночевать в чужом доме, в чужой темноте, слушая чужое дыхание, чувствуя, как чужая теплота просачивается в тебя всю ночь, всю долгую ночь...

- Ма... - начала было я.

- Я накормлю ее утром, - сказала миссис Кливити, - и дам ей денег на завтрак, каждый раз, когда она придет ночевать.

Я сдалась без борьбы. Деньги на завтрак, каждый день целых десять центов! Ма не могла бы упустить такую благодать, такой дар небес, безошибочно спешащих помочь там, где гнет готов стать невыносимым.

- Спасибо, господи, - прошептала я, идя за консервным ключом, чтобы вскрыть жестянку с супом. Одну-две ночи я смогу выдержать.

Я чувствовала себя голой и беззащитной, когда стояла в своей тоненькой ситцевой пижаме, поставив одну босую ногу на другую, и ждала, пока миссис Кливити готовила постель.

- Сначала нужно проверить дом, - хрипло произнесла она. Мы не можем лечь, пока не проверим.

- Проверить дом? - Я забыла свою накрахмаленную робость ровно настолько, чтобы задать вопрвс: - А зачем?

Миссис Кливити взглянула на меня в тусклом свете спальни. У них было три комнаты на двоих! Неважно, что между спальней и кухней двери не было.

- Я не смогу уснуть, - сказала она, - если не посмотрю. Я должна.

Итак, мы начали осмотр. За занавеской, в шкафу, под столом. Миссис Кливити заглянула даже в переносную печку, стоявшую в кухне рядом с двухконфорочной плитой.

Когда мы вернулись в спальню, я снова отважилась заговорить:

- Но с тех пор как я пришла, все двери заперты. Что могло бы?..

- Воры, - нервно произнесла миссис Кливити после минутного молчания. - Преступники...

Она повернулась ко мне. Едва ли она видела меня с такого расстояния.

- Двери ничего не значат, - сказала она. - Это может случиться, когда меньше всего ожидаешь, так что лучше быть наготове.

- Я посмотрю, - смиренно ответила я.

Она была старше ма. Она была почти слепая. Она была из тех, о ком в Евангелии сказано: "Если сделаете для одного из них, то сделаете для меня".

- Нет, - возразила она. - Я должна сама. Иначе я не буду уверена.

Я ждала, пока миссис Кливити, кряхтя, опустилась на колени и неловко нагнулась, чтобы приподнять покрывало. Ее пальцы слегка задержались, потом быстро откинули покрывало. Она перевела дыхание - медленно и, как мне показалось, разочарованно.

Она раскрыла постель, и я забралась в серые, измятые простыни и, повернувшись к двери спиной, прижалась ухом к плоской, пахнущей табаком подушке. Я лежала в темноте неуютно и напряженно, чувствуя, как грузное тело миссис Кливити уминает постель рядом со мной. Наступила секунда тишины, потом я услышала ее почти беззвучные, на одном дыхании, слова: "Долго ли, о господи, долго ли еще?"

Я автоматически читала молитву, из которой па был изгнан: "Боже, благослови ма, и моего братца, и сестер", - и в то же время размышляла над тем, что могло казаться миссис Кливити столь нестерпимо долгим.

После беспокойной, почти бессонной ночи, какая всегда бывает у меня в незнакомых местах, я очнулась ранним, холодным утром и услышала возню миссис Кливити. Она накрывала стол к завтраку - обряд, на который у нас в семье никогда не хватало времени. Я выпростала ноги из постели и забралась в платье, из скромности повернувшись к миссис Кливити костлявой, мгновенно озябшей спиной. Я стеснялась и чувствовала себя неопрятной, так как забыла расческу дома.

Я предпочла бы побежать домой к нашему привычному завтраку - сгущенное молоко и овсяные хлопья, но вместо того зачарованно смотрела, как миссис Кливити воюет с керосинкой. Она так низко наклонялась к горелке с зажженной спичкой, что я была уверена, что растрепанная пакля ее волос вот-вот вспыхнет. Но вспыхнула все-таки горелка, и тогда она обернулась ко мне.

- Одно яйцо или два? - спросила она.

- Яйца? Целых два? - Этот возглас вырвало у меня изумление. Рука миссис Кливити задержалась над смятым бумажным мешком на столе. - Нет, нет, - поспешила я добавить, - одно. Одного вполне достаточно.

И села на кончик стула, глядя, как она разбивает яйцо над дымящейся сковородкой.

- Сильно подрумянить? - спросила она.

- Сильно, - ответила я, чувствуя себя настоящей светской дамой, обедающей в гостях; в сущности, так оно и было. Я смотрела, как миссис Кливити поливает яйцо маслом, а волосы у нее болтаются у самого лица. Один раз кончики даже окунулись в масло, но она этого не заметила, и они, качнувшись назад, оставили у нее на щеке блестящую полоску.

- Вы не боитесь огня? - спросила я, когда она сняла сковородку с керосинки. - А вдруг вы загоритесь?

- Один раз так и случилось. - Она выложила яичницу на тарелку. - Видишь? - Она приподняла волосы с левой стороны и показала сморщенное пятно большого, старого шрама. - Это было, когда я еще не освоилась Здесь, - сказала она, и мне почудилось, что ее "Здесь" означает нечто большее, чем дом.

- Это ужасно, - сказала я, нерешительно покачивая вилкой.

- Ешь быстрее, - поторопила она, - а то яйцо остынет.

Она вернулась к плите, а я поколебалась еще мгновение. Еда на столе означала, что нужно бы прочесть молитву, но я поспешила нырнуть в тарелку и набила себе рот яичницей, не успев даже беззвучно произнести "Аминь".

Позавтракав, я кинулась домой, крепко зажав в руке вожделенную монетку, неуверенная в том, как отнесется мой желудок к такой ранней пище. Ма уже готовилась выйти; в одной руке у нее была сумка, на другой - Дэнна, мурлыкавшая какую-то песенку. Дэнне нравилось в детском саду.

- Я сегодня вернусь поздно, - сказала ма. - Б углу ящика в комоде лежат 25 центов. Приготовь малышам ужин и попытайся навести здесь порядок. Мы не должны быть свиньями только потому, что живем в таком месте.

- Хорошо, ма. - Я воевала со спутавшимися волосами и теребила их так, что на глазах у меня проступили слезы. - Где ты сегодня работаешь?

Я старалась перекричать шум в другой комнате, где младшие собирались в школу.

Она устало вздохнула, хотя день еще не начался.

- Мне сегодня нужно в три места, но последнее - у миссис Паддингтон. - Лицо у нее просветлело. Миссис Паддингтон иногда платила сверх обусловленной суммы или же отдавала ма старое платье или остатки съестного. Она была добрая.

- Как ты ладишь с миссис Кливити? - спросила ма, проверяя, положила ли она в сумку рабочие туфли.

- Все в порядке, - ответила я. - Но она чудачка. Заглядывает под кровать, прежде чем лечь.

Ма улыбнулась.

- Я слыхала, что некоторые люди так делают, но это обычно говорят о старых девах.

- Но, ма, ведь в квартиру никто не мог войти!

Она заперла двери, как только я пришла.

- Люди, заглядывающие под кровать, не всегда бывают рассудительными. Кроме того, быть может, ей хотелось найти что-нибудь под кроватью.

- Но у нее же есть муж! - крикнула я, когда она уже вела Дэнну через двор.

- Можно искать и еще что-нибудь, кроме мужа, - крикнула она в ответ.

- Анна хочет мужа! Анна хочет мужа!

Ланелл и Дит прыгали вокруг меня и дразнились, а позади них, слабо улыбаясь, стояла Кэти.

- Заткнитесь! - прикрикнула я. - Сами не знаете, что говорите. Живо в школу!

- Еще рано. - Пальцами босой ноги Дит зарылся в пыль двора. - Учительница и так говорит, что мы приходим слишком рано.

- Тогда оставайтесь и помогите мне с приборкой, - сказала я.

Их и след простыл. Грязные ноги Дита напомнили мне, что не худо бы вымыть свои, прежде чем отправляться в школу. Я наполнила таз водой из колонки, что стояла посреди двора, и, присев на край кровати, опустила ноги в ледяную воду, вымыла их твердым, серым, шершавым мылом, каким мы всегда пользовались, и растерла старым полотенцем. Воду я выплеснула во двор и смотрела, как она пыльными змейками бежит по плотно утоптанной земле.

Я вернулась, чтобы обуться и надеть свитер, и взглянула на кровать. Потом легла ничком и заглянула под нее. Искать что-нибудь другое. Там была знакомая куча картонных коробок с нашими вещами и знакомые пыльные комочки да еще зеленый чулок, который Ланелл потеряла на прошлой неделе, и больше ничего.

Я встала, отряхнула платье, завязала деньги в уголок носового платка и, натянув свитер, побежала в школу.

Я выглянула наружу, в сырые, ветреные сумерки.

- И сегодня идти?

- Ты же сказала, что придешь, - ответила ма. - Держи свое слово. Тебе давно следовало уйти. Она, наверно, ждет.

- Я хотела посмотреть, что ты принесла от миссис Паддингтон.

Ланелл и Кэти играли в углу голубым корсетом и шляпкой, украшенной зеленым виноградом. Дит катал по полу апельсин, чтобы сделать его помягче, прежде чем проткнуть в нем дырку и выпить сок.

- Она сегодня перебирала сундук, - сказала ма. - Больше всего там было старья, принадлежавшего ее матери, но вот эти два пальто - хорошие и плотные. Ими приятно будет укрыться ночью. Кажется, сегодня будет холодно. Со временем я распорю их и сделаю одеяла. - Ояа вздохнула. Времени-то у нее как раз никогда и не было. - Возьми газету, прикроешь голову.

- О ма! - Я натянула свитер. - Дождь ведь перестал. Это будет смешно!

Я побежала, быстро миновала пятнышко света из-под нашей двери и перепрыгнула через ручей, оставшийся после дождя и протекавший через двор. Внезапный порыв сердитого ветра осыпал меня тяжелыми, холодными дождевыми каплями и гнал весь остаток пути до двери миссис Кливити, под маленький навес, едва прикрывающий крылечко. Я быстро постучалась, откидывая со лба растрепавшиеся волосы. Дверь распахнулась, и я очутилась в теплой, полутемной кухне, почти в объятиях миссис Кливити.

- О! - Я отстранилась, задыхаясь от смеха. - Такой ветер....

- Я боялась, что ты не придешь. - Она повернулась к плите. - Какао еще горячее.

Я сидела, грея руки о чашку и смакуя какао, глоток за глотком. Миссис Кливити сварила его на молоке, а не на воде, оно было душистое и очень вкусное. Но мои мысли перебегали от ароматного напитка к миссис Кливити. В тот краткий миг, когда я столкнулась с ней вплотную, мне удалось заглянуть глубоко в ее тусклые глаза. И я поразилась: они были тусклыми только снаружи. А в глубине... в глубине...

Я отхлебнула еще глоток. Ее глаза... Мне казалось, что я могла бы войти в них. Проникнуть за эту тусклую пленку, побежать по длинному, блестящему коридору, в живой и юный блеск в его дальнем конце...

Я засмотрелась на донышко своей чашки. Все ли взрослые таковы? Если заглянуть им в глаза глубоко-глубоко, окажутся ли они совсем другими? Найду ли я в глазах у ма коридор, ведущий в юность?

Я сонно допила какао. Было еще рано, но дождь барабанил по крыше, и вечер был как раз такой, когда после сытной еды хочется свернуться клубочком поуютнее. Правда, иногда в такие вечера, наоборот, становится не по себе и тоскливо, но мне сейчас захотелось свернуться клубочком. Я пошарила под кроватью в поисках бумажного пакета с пижамой, но не нашла его.

- Я подметала сегодня, - сказала миссис Кливити, возвращаясь из далекой страны своих мыслей. - Должно быть, засунула его дальше под кровать.