Родина, вертолёт и ржавая скамейка

— Граждане, предъявите проездные документы, — произнесла женщина в серой форме.

Несколько человек сорвались с мест и быстро перешли в другой вагон. Эти «беженцы» поступили более-менее прилично. У большинства остальных пассажиров тоже не было билетов, но бегать от контролёра им не хотелось. Они были уверены, что имеют полное право послать контролёра матом, потому что знали, что слабая женщина ничего им сделать не сможет. И ещё, мне показалось, что скандал входил в их план. Они рассматривали его как легкое развлечение во время долгой поездки.

Через несколько минут в вагоне поднялся крик. Кричали в основном безбилетники. На бедного контролёра возложили вину за все грехи нашей власти, к которым женщина, естественно, не имела никого отношения. Но так устроены люди — обвиняют не тех, кто виноват, а тех, кто не может ответить и дать сдачи.

Больше всех кричала та круглолицая дама, которая только что осадила молодого парня. Она так и стояла в проходе, и в руке у неё по-прежнему был молоток.

Наконец контролёр не выдержала и, сорвавшись, тоже закричала:

— Вы на себя посмотрите! Рожи как у дегенератов. Будто этот поезд не в Шатуру едет, а на планету обезьян, где вы все живёте. Как на эту ветку поставят, так хоть вешайся. Быдло на быдле сидит и быдлом погоняет.

Тётка с молотком, так и стоявшая в проходе, двинулась к контролёру размахивая молотком.

— Ты кого здесь быдлом назвала, стерва крашенная?

Но «крашенная стерва» была и сама не из робких, иначе не пошла бы на эту работу. Зная все повадки местных пассажиров, она мгновенно выхватила из кармашка форменного пиджака газовый баллон и, направив прямо в красное лицо агрессивной пассажирки, нажала на кнопку.

Через несколько секунд все пассажиры повскакивали с мест и рванулись к выходам.

— Хочешь выжить в России — живи, будто ты всегда на войне, — сказал мой сосед и стал собирать вещи, чтобы перейти в другой вагон.

Мне повезло: через пару минут поезд остановился на моей станции. Можно было пройтись через лес и привести мысли в порядок.

Почему-то больше всего из этого бардака мне засела в голову последняя фраза старичка о звере, который идёт за мной. Я отнёсся к этим словам очень серьезно.

Много лет назад я с ним уже встречался, и тогда зверь почти победил. Тогда я трусливо бежал от него, теряя всё самое дорогое, Мне пришлось пожертвовать многим, чтобы спастись. Видно, ничего еще не кончилось.

Глава 2

От станции тропинка шла через дубовую рощу. Густые кроны огромных деревьев почти не пропускали солнечные лучи. Подлеска под ними не было — лишь мягкая невысокая трава. Несколько человек, вышедших из электрички вместе со мной, куда-то разбежались, и я шёл один.

Когда-то давно такие места наши предки называли священными рощами и приходили в них, как в храм, для совершения культовых обрядов.

Наверное, пора рассказать о себе. Тут всё просто. Я — сумасшедший. Сумасшедший официально, с диагнозом шизофрения.

Когда-то давно в моей жизни возникли кое-какие сложности. Забить на них не получилось, а прятаться в алкогольном дурмане не хотелось. Поэтому я обратился к врачу. А дальше… Несколько месяцев в «желтом доме» с сомнительным лечением и вечное клеймо в медицинской карте.

Но так как машины у меня давно нет, государственных и других особо важных должностей я не занимаю, то это на мой жизни почти никак не отразилось.

Веду я себя более-менее адекватно и уж точно не буду в электричке бросаться на людей с молотком, если спор зайдет в тупик. Не буду ли? Ох, не знаю, не знаю…

Я вообще-то не люблю спорить. Спор — это не про истину, спор — это про доминирование. Поэтому часто этим любят заниматься глупые жёны и мелкие самовлюбленные начальники.

Несмотря на стопроцентные факты и аргументы, спорщики почти никогда не приходят к согласию.

А истину каждый ищет сам. Если не боится.

Желание доминировать — это наследие долгого пути, который прошёл человек, эволюционируя из одноклеточной амёбы. Это значит, что каждый раз пытаясь выиграть спор, вы пытаетесь сожрать оппонента и доказать, что вы больше его достойны хорошего места под солнцем и хорошего партнера для секса.

Когда люди жили в пещерах, всё решалось в драке у костра на дубинках за право оплодотворить самку с широкими бёдрами. Потом процесс чуть окультурили и стали устраивать рыцарские турниры с тем же призом.

Теперь мечи и копья заменили банковскими картами и социальными сетями. Но это только у «цивилизованных» народов. Остальные всё решают по-прежнему: банальным мордобоем.

Конечно, в спорах в электричке, в очередях и на автодорогах никто не ищет истину, даже про доминирование речи нет. Эти люди в глубине души уже знают своё место в пищевой цепочке и, не имея желания и возможности выбраться с этого дна, срываются друг на друге. Мерятся своими никому уже не нужными писюнами.

Поэтому всех этих пассажиров поезда, идущего в небытие, объединяет ненависть к успешным людям, и при этом они почему-то уверенны, что государство обязано о них заботиться. А зачем это ему, государству? Государство — это аппарат, обслуживающий правящий класс. А в России правящий класс уже давно не пролетарии с колхозниками.

Если человек в шестом классе решил, что образование штука ненужная, логарифмы и Достоевского на хлеб не намажешь, подсел на алкоголь — это его право и личный выбор. Задача власти лишь присматривать за тем, чтобы эти люди не перебили друг друга в бессмысленных пьяных драках. Да и на это, по большому счёту, государству наплевать. Элите дешевле отгородиться от народа заборами, ЧОПами, правильными законами, ложными смыслами и фальшивыми целями.

Раздумывая об этой ерунде, я уже прошёл половину пути, как вдруг в голове возник вопрос, на который у меня не нашлось ответа: «А сам-то ты кто?»

Я остановился посреди леса и рассмеялся. Хорошо, что рядом никого не было. «Если ты так хорошо разбираешься в людях, в том, как всё вокруг устроено, если ты энергичен, смел, решителен, но при этом беден как церковная мышь, то ты не просветлённый буддист-отшельник, а обычный неудачник!»

Именно так и сказал много лет назад мой друг и компаньон, когда я решил бросить совместный бизнес и стать свободным художником. Время показывает, что, скорее всего, в нашем долгом споре прав был он.

Ромка был уверен, что главная цель любой работы — деньги. Я же утверждал, что работа должна в первую очередь приносить радость.

— Когда работа в радость — это хобби. Хобби — это увлечение. Сегодня есть, завтра прошло, — отвечал Роман. — Так ничего хорошего не получится. Увлеченные люди ненадежны. Им для осуществления своих грандиозных замыслов сначала всё нужно разрушить. Разломать до основания… А затем… А затем им становится скучно. И они всё бросают. Созидают работяги. И делают они это ради денег. Потому что деньги — основной показатель твоего успеха, а значит деньги — главный приоритет.

Не сумев ничего доказать ни ему, ни себе, ни другим, я спрятался в ракушку. Как я мог ему объяснить, что мне тоже стало скучно? Какой смысл в игре, победа в которой для тебя больше не имеет смысла?

Читая в юности Драйзера, я думал, что бизнесмен — это созидатель. Но оказалось, писатель просто выдумал и разукрасил несуществующими красками своих финансистов, титанов и стоиков. В реальной жизни это те же закомплексованные пассажиры электрички, пытающиеся что-то доказать самим себе. Едут они в том же направлении, только в более комфортных вагонах. Поэтому и платят за это больше.

Бросив дела и записавшись в свободные художники, я быстро проел накопленные деньги, неудачно влюбился, ещё немного почудил и закономерно отправился на лечение в дурдом.

Когда дубовая роща закончилась, сменившись густым еловым лесом, я почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Этот кто-то был совсем близко.

Стало немного не по себе.

Приглядевшись, я увидел за высоко вздыбившимися корнями упавшего дерева большого зверя. За секунду в голове пронеслось всё, что я знал про всяких оборотней, леших и прочих лесных тварей.

Это существо двинулось ко мне. Я даже не смог закричать от страха, но на моё счастье оказалось, что это просто огромная чёрная собака. А собак я не боялся. Даже огромных.

Я скинул из-за спины небольшой рюкзак и присел на корточки, показывая ей, что я не враг. Не сводя с меня глаз, мягко обходя упавшие ветки, пёс, похожий на очень крупного алабая, вышел из леса и остановился. Я достал из рюкзака пакет с бутербродами, взял несколько кусков колбасы и протянул их собаке. Посмотрев мне в глаза и что-то решив для себя, пёс сделал ещё несколько шагов и, медленно нагнувшись к мой вытянутой руке, очень аккуратно взял еду с ладони. Потом отошёл обратно к лесу, положил всё на траву и стал чего-то ждать.

— Не бойся, не отравленная, — улыбнувшись сказал я и откусил маленький кусочек от оставшегося хлеба.

Пёс, наверное, поверил, поднял колбасу и, чуть наклонив голову, начал медленно жевать.

Сколько себя помню, со мной рядом всегда были собаки. Помню Рыдая — русскую гончую, которую привёз деду дядя Толя. Это было последнее моё лето перед школой, но меня уже брали на сенокос. Небольшие лужайки среди леса объединяла небольшая речка с прозрачной холодной водой. Там, где было чуть поглубже, под камнями и корягами прятались налимы, а на перекатах между длинными изгибающимися от течения водорослями можно было увидеть хариусов.

Рыдай, как только оказывался в лесу, следуя своему инстинкту, с громким лаем носился за зайцами, пытаясь выгнать их на нас. Набегавшись, он возвращался к реке, жадно пил воду и забирался в тень… Хорошее было время.

Говорят, что человек жив, пока его помнят. Это ерунда.

Человек жив, пока он сам что-то помнит. А точнее, когда ещё живы те, с кем у человека есть общие воспоминания.

Что толку от того, что я не забыл тот фантастический то ли закат, то ли расцвет на Ладоге во время белых ночей, если нет человека, с которым я могу об этом вспоминать.

Мы и есть наша память.

Есть генная память, заложенная в процессе эволюции. Она знает, что можно, что нельзя. Есть родовая память. Благодаря ей мы знаем, что такое хорошо, что такое плохо. Кто враг, кто друг. Есть личная память.

Сотни моментов, много из которых мы почти забыли, составляют наш характер. Создают рисунок нашей жизни, как цветные стеклышки и зеркала создают узор в детском калейдоскопе. Чуть влево или чуть вправо — тот самый взмах крыльев бабочки и всё изменилось.

За что-то нам стыдно, чем-то мы гордимся, что-то боимся вспоминать.

Я вышел к краю деревни, где строил свой дом. Участок был вдалеке от других домов. Он почти весь зарос молоденькими соснами и берёзами. Сразу за ним петляла под деревьями маленькая речка, очень похожая на ту, из моего детства. Три парня сидели под большим дубом у моего забора. Рядом стояла бортовая «Газель», на которой они приехали.

Я подошёл и поздоровался. Это были те самые строители, с которыми я приехал встретиться.

Двое из них даже не встали для приветствия, продолжая между собой какой-то разговор. Наверное, этим они хотели мне показать, что не очень-то заинтересованы в этой работе. Поднялся лишь тот, кто был на фото в объявлении — бригадир Вася.

Золотистые толстые бревна сруба, освещённые солнцем, пахли смолой и сулили тепло и уют домашнего очага. Но это чуть позже. А сейчас…

— Почему решили строить именно здесь? — спросил Вася, обходя дом. — Глушь и тоска. Станция далеко, магазин далеко. Что здесь, вообще, делать?

Мне хотелось сказать, что здесь я планирую прятаться от таких вот идиотов как он, но я сдержался. А действительно почему?

Наверное, потому что эта деревня напоминает мне о той северной деревне, куда отправляли меня на лето родители к бабушке и дедушке. Поэтому, вспоминая её, я и выбрал это место, пытаясь вернуть невозвратное. Всё это и самому себе объяснить трудно, а уж кому-нибудь другому невозможно.

Всегда кажется, что ТОГДА всё было лучше. Лето солнечнее, зимы снежнее.

И Родину было любить легче. Наши победили канадцев. Над твоим домом в белых пушистых облаках промчался красавец Ту-144. «Джентльмены удачи» и «Бриллиантовая рука» собирают полные залы кинотеатров. Ты уверен, что твоя Родина самая могучая и самая добрая, способная защитить и тебя, и негра в далёкой Африке…

А потом ты начинаешь отличать, где правда, где ложь. Понимать, что правда не всегда побеждает. Что в той хоккейной серии победили канадцы.

«Зато мы честнее, — убеждаешь ты себя. — Не всем же повезло родиться в богатой стране».

Оказывается, что и не честнее…

Вот тут и начинаются сложности с патриотизмом.

Сложнее любить Родину, когда узнаешь о ней больше, чем написано в твоём детском учебнике «Родной край». Когда понимаешь, что для власти ты не гражданин страны, о котором она обязана неустанно заботиться, а нахлебник, примазавшийся к ЕЁ нефтегазовому пирогу. Когда раз за разом убеждаешься, что для неё ты лишнее звено: «шатурец» из той электрички.

Все эти мысли пронеслись в моей голове и настроение мгновенно испортилось.

Этот Вася, с видом молодого деревенского петушка, всё ходил вокруг дома и рассказывал, как сложно будет вставить окна в бревенчатом доме, как тяжело таскать доски, потому что машина не сможет подъехать близко. Он был явно из тех, кто безумно хочет доминировать, но как говорила моя бабушка: «бодливой корове бог рогов не дал».

— Давайте ближе к делу, — попросил я.

Вася остановился.

— А вы сколько планировали на это потратить? — спросил он.

По этому вопросу я сразу понял, что это не работники.

— Я вам видео дома скидывал и объём необходимых работ. Вы сказали, что подготовите смету. Где она?

— Ну мне же сначала нужно понимать, дом какого качества вы хотите. Если денег мало, то может вам лучше каких-нибудь таджиков нанять. Они дешевле. Правда, делают тяп-ляп, — его маленькое, сморщенное как забытый на столе после новогодней ночи солёный огурец лицо искривила злоба. — Наша власть всё для черножопых делает, чтобы нас русских истребить…

— То есть смету вы не подготовили? — перебил я его.

— Да что вы заладили…

— Без цифр — это бестолковый разговор.

— Ну давайте так… — он посмотрел на своих парней, — три миллиона вас устроит?

Вася назвал цифру минимум в пять раз превышающую любую разумную цену. Приблизительно так я всё и представлял. Было очевидно, что их цель не заработать, а найти лоха.

Получается, что в любом случае, даже если мы в конце концов сторгуемся на какой-нибудь цене, то они будут делать всё так, будто я их обманул и заставил работать чуть ли не бесплатно. А это значит, что бесконечные скандалы и отвратительное качество мне гарантированы.

— Такие деньги я даже обсуждать не буду. Меня это не устраивает.

— Что значит «не устраивает»? Говорите свою цену! Сколько дадите?

— Теперь уже нисколько. Это значит, что вы зря потратили моё время.

— Как так?

Вася не был готов к категоричному отказу, он думал, что так или иначе заказ у него в кармане и надо лишь выжать меня по максимуму.

— Вам же нужны строители. Сколько вы готовы заплатить?

— Такие строители, как вы, мне не нужны. Так что не договоримся.

— Это что, мы зря приехали? — взвизгнул Вася. — Мы из-за вас от трёх крупных заказов отказались. Не хотите с нами работать — платите компенсацию. Только вам это ещё дороже выйдет.

— Об этом и речи нет. Вы, вообще, ваши хотелки мне могли бы по телефону озвучить. Это именно вы настояли на этой встрече.

— Мужик, а ты берега не попутал? — разозлился Вася. Он махнул рукой своим ребятам, надеясь на их поддержку. Те лениво встали с травы и двинулись к нам. — Вокруг никого и домик может сгореть… Да и ты вместе с ним… — осмелел бригадир, когда они подошли.