Бедовый 2. Специалист по нечисти

Рубежница приняла мои подношения легким кивком. Да уж, выглядело это презабавно. Словно королева заглянула в паб рабочих. Она даже взяла овсяное печенье, правда не снимая перчаток, и откусила. Лицо Инги удивленно вытянулось. Как если бы она нашла бриллиант в куче навоза.

Я тем временем сел напротив нее. С моего места был виден проход в гостиную. А еще оказалась видна маленькая толстая фигурка с рыжей бородой. При этом живот Григория предательски торчал из-за косяка. Я сразу вспомнил инцидент со шторой и невероятное умение беса прятаться. Хотелось встать и шугануть его, но я стеснялся присутствия замиренницы. Еще скажет, что у меня в доме дисциплины ноль, а всякая нечисть ведет себя так, как ей захочется. Что, к сожалению, отчасти было правдой.

На помощь мне пришла сама Инга. Она отложила печенье и вытащила из сумочки небольшой камертон. Такую фиговину, похожую на вытянутую двухзубчатую вилку, которую используют для настройки музыкальных инструментов.

Вот только камертон был непростым. Я сразу это почувствовал. Более того, еще никогда прежде не сталкивался с таким. Он будто хранил в себе несколько хистов сразу. Ладно, не их, а слабые отголоски. И словно даже светился. Или мне это просто показалось.

Инга взяла чайную ложку и ударила по камертону. Лично я ничего не почувствовал. Да, раздался высокий звук. А вот Григорию подобная «настройка» его нервов очень не понравилась.

Бес завопил так, словно его поймали черти и собирались сделать с ним нечто противоестественное. Хотя эти ребята могут. В общем, Григорий метнулся к выходу и, судя по хлопанью двери, скрылся на улице.

Я удивленно поглядел на Ингу и та улыбнулась, убирая камертон в сумочку.

– Очень редкий артефакт, – сказала она. – Что-то вроде свистка с ультразвуком для собак. В роли собак выступает нечисть. Да, действует всего пару секунд, но первый раз всегда неприятен. Так мы хотя бы сможем побеседовать без лишних ушей.

– А с ним все будет в порядке?

– Конечно, я же говорю, действует пару секунд. Он сейчас спрятался в каком-нибудь сарае и думает, стоит ли ему возвращаться. Но давай вернемся к нашим делам.

Инга вытащила из клатча айфон последней модели. Судя по всему, сумочка тоже зачарована, если в ней поместились и камертон, и мобильник. Хотя удивило меня другое. Замиренница производила впечатление довольно старомодной девушки, если так можно, конечно, говорить. А тут вдруг айфон.

Рубежница открыла галерею и показала мне несколько фотографий. На первой – вывороченная с косяком дверь, на второй – разбросанные вещи в моей комнате, на третьей – кавардак на кухне.

Я хотел спросить: «Врановой приходил?», однако вместо этого задал совершенно другой вопрос.

– Значит, Наталья сообщила все-таки мой адрес?

– В этом больше нет никакой тайны, – пожала плечами Инга.

Даже это легкое движение она сделала с невероятным изяществом. Не женщина – а зефир «Шармель». Смотришь и любуешься. Остается только догадываться, сколько в этом во всем природной составляющей, а сколько хиста?

– Наталья завтра разберется со всем, дверь заменят, чтобы не привлекать ненужное внимание соседей. Ключи она позже тебе передаст. Пока я поставила там печать отвлечения.

Про печати я читал в тетради старухи. Это нечто вроде заклинания длительного пользования.

Для каждой печати нужны определенные слова и действия. Хотя та же Спешница писала, что некоторые рубежники часто придумывают новые печати. Так сказать, методом тыка. Вот только действия их не всегда предсказуемы, поэтому лучше пользоваться проверенными приемами.

– Почему вы мне помогаете, Инга? Насколько я помню, мы не друзья?

– Ты молодец, – улыбнулась рубежница.

Нет, точно хист использует. Я почувствовал, как краснею. Но при этом она не нарушала данного обещания, когда входила в дом. Поэтому все это можно было списать на женское кокетство.

– Быстро все схватываешь. Да, я делаю это не из человеколюбия и симпатии к тебе.

– А у вас есть ко мне симпатии?

Сказал и только потом понял, что сделал. Мотя! Ты чего, сейчас флиртовал? Ну-ка брось, пока ничего не оторвали. Мне почему-то думалось, что я знал, что сказал бы Григорий: «Жизнь висит на нитке, а думает о прибытке». А еще я почему-то вспомнил про Зою. С того злополучного звонка мы так и не общались.

– Есть, – мягко ответила Инга.

Она сейчас напоминала тигрицу, которая медленно подбиралась к ничего не подозревающей жертве.

– Вот только я привыкла опираться на разум, а не на чувства. Потому до сих и жива.

– Хорошо, давайте перейдем к делам.

– Давай. Ты учишься быстро и это замечательно, – не переставала улыбаться Инга. Правда, тут же посерьезнела. – Я помогаю тебе только из-за одного – мне нужно разобраться с Врановым. Мы и раньше не очень любили друг друга, но со своим спиритусом он… как говорят в этих землях: «Пошел на вы».

Я не стал разубеждать Ингу в том, что так уже очень давно не говорят. Примерно со времен всяких летописей. У нас бы сказали: «Рамсы попутал».

– И ты мне в этом поможешь. По какой-то причине он хочет тебе навредить. А может даже убить.

– Рубежник хочет убить рубежника. Я не большой специалист в отношениях между вами… точнее, нами, но мне кажется, что за подобную попытку никто по головке не погладит. Не боитесь, что я вас, как бы это сказать, сдам?

– Кому, воеводе? Так ты ему даже не присягнул. Я не хочу нагнетать, но может вполне оказаться, что Врановой действует по его наущению. Хотя я в этом сомневаюсь. Но никакого бредового сценария нельзя сбрасывать со счетов.

– А что, если мы пойдем к воеводе и расскажем про спиритуса и мою квартиру?

– Наше слово против слова Вранового. У нас нет никаких доказательств. Остатки жала, которое непонятно на что походит и вывороченный косяк? Это мог сделать кто угодно. Но если Врановой нападет на рубежника при свидетелях, а тот, защищаясь, убьет его, это будет приемлемым результатом.

Инга не говорила – раскладывала все по полочкам. Аккуратно, бережно и грамотно. Но вот одна мысль о том, что мне надо будет убить самого Вранового заставила внутри все сжаться. Не то, чтобы я белый и пушистый. И после лешачихи в голове укоренилась мысль, что я могу убить любое существо, которое будет пытаться навредить мне.

Здесь было больше... скорее неверия в себя. Где я и где Врановой?

– И как мы это провернем?

– Я пока наблюдаю за нашим общим врагом и думаю, – сказала Инга. – Главное, не совершать поспешных и глупых действий.

Я хотел хмыкнуть, но сдержался. А Инга продолжила.

– Вы теперь с ним связаны. Ты, наверное, очень слаб, чтобы ощутить эту связь, а вот Врановой нет. Так он и нашел твою квартиру.

– Значит, он придет и сюда? – я даже привстал с табурета. Будто собирался уйти в ночь.

– Необязательно. Понимаешь, любое жилище человека пропитывается его… – Инга замерла, подыскивая нужное слово. – Аурой. Ты много времени провел в той квартире, поэтому найти ее не составило труда. За время, пока вещи здесь напитаются тобой, мы успеем разобраться с Врановым.

Не скажу, что она совсем меня успокоила. Но бежать прочь сломя голову желание пропало.

– Еще хорошо, если ты не будешь сидеть все время на одном месте. Рубежника ноги кормят.

– Я слышал так про волка.

– Мы те же волки, – пожала плечами Инга. – К тому же, тебе полезно изучать мир вокруг. Только без излишнего старания.

– Мне всегда казалось, что если на тебя идет охота, то лучше спрятаться.

– А я слышала, что по движущейся мишени труднее попасть, – легко отбила мою попытку и дальше сидеть на заднице рубежница. – Тебе нечего бояться с амулетом. Разве что Врановой наткнется на тебя нос к носу.

Она отщипнула кусочек печенья, отправив его в рот. Медленно прожевала и склонила голову на бок.

– Для начала поставь пару защитных печатей на свой дом. Конечно, они будут немного тянуть хист и поначалу это покажется крайне неприятным, но ты привыкнешь. К тому же, ты всего лишь… – тут она смутилась, словно впервые за все время увидев мою силу. – Уже третьерубцовый. Когда только успел? Ну, пусть так. Для всех защитных печатей этого все равно мало. Поэтому поставь одну-две, не больше. Если хочешь, могу подсказать нужные.

Она не смотрела на меня – буравила взглядом насквозь. И я догадался, что это очередная проверка на профпригодность.

– Если я поставлю чужие печати, то как я могу быть уверенным в собственной безопасности?

– Молодец, Матвей, – искренне порадовалась Инга. – Для рубежника доверие – это невероятная редкость. Случалось так, что потомственные домовые предавали своих хозяев, а любовники били ножом в спину.

– В вашем мире очень грустно, – искренне сказал я. – Ради чего жить всю жизнь, ожидая, что любой, даже близкий человек может тебя предать?

Не знаю, какие потаенные струны души Инги задели мои слова. Однако она вздрогнула, а на лице внезапно пролегли глубокие носогубные морщины. Да ей ни фига не тридцать, и даже не сорок. Инга была немолодой и опытной рубежницей.

Правда, с секундной слабостью справилась достаточно быстро. Разве что на мой вопрос не стала отвечать. Более того, улыбнулась и поднялась на ноги. Видимо, наша встреча была закончена.

Поэтому я пошел провожать свою гостью.

– И еще кое-что, Матвей, – сказала она, шагая к автомобилю, – поменяй симку. Желательно зарегистрировать на чужое имя. Если нужны номера с предыдущей, то сделай переадресацию. Конечно, Врановой – рубежник старой формации. И у него вряд ли хватит фантазии и ума пробить твой биллинг. Но лучше перестраховаться.

– Сделаю, – сказал я, сокрушаясь, как сам до этого не додумался. Ведь смотрел кучу шпионских сериалов.

Инга замерла у калитки, посмотрев мне прямо в глаза. Красивая, легкая, молодая. Разве что только с отпечатком вселенской усталости во взгляде.

– Как называется то печенье?

– Овсяное.

– Ты спросил, ради чего нам жить? Ради таких маленьких моментов счастья. Когда ты думаешь, что знаешь этот мир вдоль и поперек. Считаешь, что тебя уже ничему не удивить. А потом появляется нечто.

Она улыбнулась.

– Овсяное. Хорошей ночи, Матвей.

– До свидания, Инга. Пока, Наташ.

После долгих поисков я нашел беса в бане. Григорий сидел, обхватив колени и что-то бурчал про себя. Правда, увидев меня, оживился.

– Чего, хозяин, ушла эта ведьма?

– Нет, за дверью стоит. Инга, можете входить.

Бес опрокинул старый веник, который был тут наверное не один десяток лет, и спрятался за полати.

– Да шучу я, шучу, уехала.

– Очень смешно, – недовольно бурча вылез Григорий. – Дурацкие шутки. Чего она хотела?

– Сказала, печати надо защитные ставить.

– Не рано ли? – почесал рога бес. – Печати – дело серьезное. Они хист из тебя тянуть будут. А я еще не обжился тут как следует, соседей не узнал. Как промысел собирать, с кого?

– Разберемся.

Мы вернулись в дом и каждый занялся своими делами. Бес принялся успокаивать нервы водочкой, мясом с картошкой и почему-то чаем с сахаром. Меня даже интересно, что у него там вместо желудка – атомный реактор? При этом недоеденное Ингой печенье он презрительно выбросил. Чувствовал хист. А я приступил к изучению возможных печатей.

Всего в тетради было написано про пять, защитных из которых было три. Я перечитал по нескольку раз, почесал репу и остановился на двух.

– Гриша, иди сюда.

– Хозяин, я же только сел.

– Бегом говорю. Пробегись по соседям, может, у кого свеча есть.

– А какая? Вифлеемская, молитвенная, алтарная, для прошения?

– Из воска, блин. Тут просто написано – свеча. Давай шустрее.

Бес, бурча, хлопнул дверью. А я тем временем приступил к созданию первой печати. Если честно, по моему пониманию, это был тот же ритуал. Только здесь ты словно рисовал своеобразный рисунок, который потом зацикливал на самом себе. И он продолжал жить уже своей жизнью.

Чем хороша печать – снять ее без последствий может лишь хозяин. Даже самый сильный рубежник при разрушении защиты потратит очень много хиста. А в случае с Врановым мне только этого и нужно.

Я подошел к дверному коврику древесного цвета с надписью: «Вэлком». Ага, сейчас будем дописывать по-русски: «Отсюда».

Мой рубежный нож распорол кожу, словно тонкий кусок шелка. Я невольно вздрогнул, глядя, как кровь закапала на коврик.

– Кто татем пробрался, кто недругом вошел, убить, украсть, отравить, навредить, рубежной силы лишится и будет страдать вскорости.

А после провел окровавленным ножом по воздуху, словно рисуя диковинную букву. И вложил хист.

На мгновение из легких будто весь воздух вышел. У меня такое бывало в рукопашке, когда бьют в «солнышко». Перебивают дыхание и ты какое-то время просто пучишь глаза, не в силах ничего сделать.

Я лишь видел, как кровь на коврике стала алой, яркой, а «буква» в воздухе налилась цветом. А после все исчезло. Вообще все.

Но по легкой пульсации я теперь ощущал в доме присутствие печати. Она действительно неприятно тянула. Как заживающий шрам на теле. И чешется, и тронуть нельзя. А еще я чувствовал, как к ней ведет ниточка хиста. Слабая, тонкая, но она есть. Как тот суслик из «ДМБ».

Бес нашел меня на кухне, попивающим чай. Привычно походил рядом, поцокал.

– Я же говорю, рано. Третий рубец и сразу печати. Ладно бы одну…

Если честно, я тоже уже начал сомневаться по поводу парочки. Если Врановой попытается войти без привычного «приветствия», где пообещает вести себя послушным и хорошим воробушком, ему и так прилетит. С другой стороны, если Инга сказала про «одну-две» печати, значит, понимает, что я это сделать в состоянии.

– Свечу принес?

– Ага, вот.

Григорий протянул мне сразу несколько образцов фителей в воске. Здесь были и тонкие церковные свечи, и обычная парафиновая, и парочка декоративных. Я взял самую непримечательную.

– Остальные неси обратно.