Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Приятное и уединенное место - Эллери Квин на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

— Неужели потеря столь велика, если она так много приобретает? — ледяным тоном осведомился Импортуна. — Избавьте меня от проявления отцовских чувств, amico. Я знаю, чего вы стоите.

«Может, да, а может, и нет», — подумал высокий мужчина.

— Значит, договорились? — спросил он вслух.

Импортуна покачал головой.

— Это еще не все?

— Si dawero, caro mio.[13] Вирджинии придется подписать добрачный договор.

— Какого рода?

— Она обязуется не предъявлять никаких прав на мое состояние — даже полагающихся вдове — до истечения пяти лет после свадьбы. Таким образом, она не сможет выйти за меня, а потом меня бросить. Но если Вирджиния будет придерживаться условий договора и проживет со мной до сентября 1967 года, то станет моей наследницей. Моей единственной наследницей, suocero. По-вашему, это не справедливо?

— Существует такая мелочь, как доверие между мужем и женой… — начал будущий тесть, но оборвал фразу и засмеялся. — Вы, безусловно, вправе защищать себя, учитывая… э-э… обстоятельства. — Протянув руку, он взял еще одну гаванскую сигару и зажег ее. — Но, Нино…

— Ora che cos'e?[14]

— 9 сентября 1967 года вам исполнится… дайте подумать… шестьдесят восемь. Поскольку мы говорим откровенно, — продолжал он сквозь струйку сигарного дыма, — я должен упомянуть о неприятной возможности, что к этой дате вас уже не будет с нами. Что произойдет с моей дочерью, если вы умрете до истечения срока договора? Она останется без гроша.

— Да, — кивнул Импортуна, — и вы тоже.

— Но, Нино, в таком случае она зря потратит пять лет ее молодой жизни. Это не кажется справедливым.

— Согласен, amico. Но ей придется пойти на этот риск. Игра не такая плохая, учитывая ставки. Кроме того, попытайтесь взглянуть на это с моей точки зрения.

— Пытаюсь, Нино. Но Вирджиния — все, что у меня есть. Как вам известно, ее мать умерла. Никаких родственников ни с какой стороны у нас не осталось — во всяком случае, мы о них не знаем.

— Я скорблю вместе с вами, мой бедный будущий suocero. Но вы не потеряете дочь, а приобретете зятя.

— Тоже верно, — пробормотал высокий мужчина. — Ну, Нино, могу только обещать, что приложу все силы… Да, насчет этих доказательств…

— Я буду придерживаться условий сделки, — сказал Импортуна. — Вы сомневаетесь в моем слове?

— Конечно нет…

— И вы сохраните за собой пост вице-президента по контролю. В случае успеха я, возможно, прибавлю вам жалованье и предоставлю пакет акций. Но предупреждаю…

— О чем, Нино?

— Больше никаких заимствований у «Суперба фудс», «Ултима майнинг» и других компаний. Capito?[15]

— Естественно.

— И больше никаких фокусов с книгами. Хартц будет вас проверять.

— Нино, даю вам слово…

— И не предлагайте Хартцу долю украденного за то, что он будет предоставлять мне фальшивые отчеты — кое-кто, кого вы не знаете, будет проверять его. Не то чтобы меня беспокоило, сгниете вы в тюрьме или нет, caro.[16] Но как это будет выглядеть для жены Нино Импортуны? Ее родной отец! Прошу прощения. — Он снял трубку одного из батареи телефонов на флорентийском столе. — Да, Питер?

— Мистер Э. только что прибыл из Австралии.

— Мистер Э.? Он здесь? В апартаментах?

— Ждет.

— Отлично, Питер! Я хочу видеть его немедленно.

Импортуна положил трубку и махнул правой рукой визитеру, отпуская его. Казалось, он нисколько не стесняется того, что на этой руке только четыре пальца — указательный и средний срослись, как сиамские близнецы, в один палец двойной толщины, но удивительно гибкий.

— Ciao, suocero,[17] — мягко произнес девятипалый миллионер.

ОПЛОДОТВОРЕНИЕ

В нормальных условиях яйцеклетка пребывает в матке в ожидании около двадцати четырех часов.

Если оплодотворение имеет место, тогда вместо того, чтобы пройти через матку в мир тщеты, организм — теперь зигота — прикрепляется к стенке матки и приступает к осуществлению заложенной в нем программы роста.

Из дневника Вирджинии Уайт Импортуна

9 декабря 1966 г.

Интересно, почему я продолжаю записи? Это нагромождение чувств, надежд, разочарований, страхов, радостей и прочего. Из-за радостей — тех немногих, которые у меня есть, — и из-за почти наркоманской жажды выразить их? Тогда почему я останавливаюсь на скверных эпизодах? Иногда я думаю, что это не стоит риска. Если Н. когда-нибудь найдет дневник… Что он может сделать?

Многое. И не только папе.

Смотри в лицо фактам, Вирджиния. Ты полностью в его в руках.

Сегодня был тяжелый день. Утро было таким чудесным, полным надежд и еще более глубоких чувств, какие возникают, когда слушаешь Сазерленд в «Метрополитен-оперу», если она в ударе… О, перестань нести чепуху, словно влюбившаяся впервые глупая девчонка! Тебе двадцать пять лет, и ты замужем!

Но я так надеялась побыть наедине с П., хотя не смела даже взглянуть на него, ведь этот жуткий тип Крамп шатается поблизости, не спускает с меня рыбьих глаз и произносит «мадам» ханжеским тоном, как будто пробуя меня на вкус.

И еще старая Эдитта с ее красным, хлюпающим носом. Я готова поклясться, что ее ноздри затрепетали, когда мы с П. едва не столкнулись в коридоре у моей гардеробной. Или мне это показалось, потому что я чувствую себя виноватой? Бояться собственной служанки, которая едва может членораздельно изъясняться на собственном родном языке, не говоря уже о моем!

У меня развивается паранойя. Вероятно, у старухи грипп, и она мечтает, чтобы я хоть раз приняла ванну и разделась перед сном самостоятельно.

Cara[18] Эдитта, я бы с удовольствием! Не понимаю, почему Н. настаивает на этих рабских услугах, как будто я султанша. Хотя он-то султан, так что, очевидно, это вопрос его имиджа, его «я», а не моего. Я существую для приема его раболепных друзей, подчиненных и партнеров по бизнесу из Европы, Северной Африки, Ближнего Востока, наподобие шикарной пятизвездочной экономки, как называет меня П. (разумеется, не в присутствии Н.).

Как бы то ни было, на этот вечер я избавилась от бедняжки — заверила ее, что синьор ни о чем не узнает. Возможно, в будущем мы с Эдиттой подружимся? Напрасная надежда. Она так боится Нино, что от одного его сердитого взгляда у нее мокро в mutandine,[19] как выражается Джулио с присущим ему изяществом. И не от страсти — она давно миновала этот возраст. Бедная Эдитта.

Бедная я. Повторяю, день был жуткий. Моей «крышей», как говорят шпионы (если я не путаю термин — надо спросить у П.; он все знает), — короче, моей крышей, предлогом, алиби, или как там это называется, была необходимость сделать покупки к Рождеству («Сакс», «Бергдорф», «Бонвит», «Георг Йенсен», «Марк Кросс», «Сулка», «Брентано» — обычный маршрут), который увел бы меня от рыбьих глаз Крампа и кроличьего носа Эдитты в благословенную скверну Пятой авеню, к звону колокольчиков Санта-Клауса и тривиальным опасностям со стороны карманников, попрошаек и хулиганов. А так как Нино находится за многие тысячи миль в Западном Берлине, Белграде, Афинах или где-то еще, пытаясь заставить свои миллионы приносить еще большее количество миллионов (как вчера сказал Джулио или Марко, конгломерат теперь стоит почти полмиллиарда долларов — как человек способен переварить такую сумму?), — так как он находится по другую сторону океана, я могла провести большую часть дня с Питером! Могла быть безрассудной, как сейчас, когда пишу его имя полностью заглавными буквами.

ПИТЕР ЭННИС.

О, Питер, дорогой…

Мы вели себя достаточно легкомысленно. К счастью, это не причинило вреда. Хотя кто знает, откуда, когда и даже почему может прийти вред? Неужели у меня действительно паранойя? Питер говорит, что жизнь в Нью-Йорке в эти дни — бесконечная игра в русскую рулетку, и ты либо к ней привыкаешь, либо сходишь с ума, а вскоре даже начинаешь дерзко бросать ей вызов, прикрывая тем самым смертельный страх.

Хотя что такое громила с ножом позади тебя в темноте в сравнении с пребыванием в лапах такого демона, как Н.?

Ужасная мысль. Тысячи раз я просыпалась среди ночи, благодаря Бога за то, что все это было кошмарным сном, и обнаруживая, что это явь.

Я знаю, что люди сочли бы меня чокнутой, если бы услышали, как я говорю такое об Н. «Что ты, дорогая, он самый добрый, самый щедрый (и самый богатый) человек на всех четырех континентах! И он просто обожает тебя!» Конечно, он меня обожает — как индеец-хиваро обожает свои засушенные человеческие головы… Знали бы они, что означает для него слово «любовь». И что означает для девушки терпеть это целые четыре года…

Прости, дорогой дневник, мне нужно выпить. Вот так лучше.

Уже поздно, а я едва начала описывать сегодняшние события. Хотя кому это интересно? Еще раз прошу прощения, дневник. Теперь можно продолжать.

«У тебя есть все, что только может желать жена», — говорят мне их завистливые взгляды. Все? Хотела бы я посмотреть на такую жену!

Интересно, походил ли Савонарола[20] на Нино? Как-нибудь нужно отыскать портрет старого монаха из Феррары. Держу пари, если их профили наложить друг на друга, они совпадут в точности.

Хотя скорее Нино напоминает злобную пародию на Федерико Феллини.[21] Я прикована к стареющему Феллини, который создает целые планеты иллюзий одним взмахом толстых потных рук. Эти его девять пальцев… Меня от них бросает в дрожь.

Конечно, с моей стороны это жестоко и бесчувственно. Нино виноват в своем врожденном уродстве не больше Минотавра[22] или Квазимодо.[23] Ведь я бы не стала отшатываться от мужчины с заячьей губой (если бы он не пытался поцеловать меня — брр!). Но что-то в его двойном пальце заставляет мой желудок опрокидываться. А когда он прикасается им ко мне… хотя к чему эти подробности?

А его нелепые суеверия! Вообразите себе одного из крупнейших магнатов мирового бизнеса, великого могола Уолл-стрит, Парижской биржи и Ближнего Востока, отбрасывающим две последние буквы фамилии его отца, деда и прадеда да еще подкрепляющим это официальным документом, заверенным судьей, только потому, что количество букв в фамилии, с которой он родился, не соответствует его счастливому числу, таким образом мстительно подчиняя судьбу своей воле! И он действительно верит в эту чепуху! Никто, даже Марко, который рожден, чтобы стать апостолом пророка, не может с этим примириться, хотя и пытается изо всех сил. Только эта история с фамилией вызывает у меня симпатию к Марко и Джулио. Эдитта рассказывала мне, как давил на них Нино — Большой Брат, — убеждая выбросить последние две буквы из фамилии Импортунато, как сделал он. Но они так и не согласились.

Кажется, сегодня вечером я постоянно отклоняюсь от темы. Ни на йоту дисциплины! И я еще собираюсь стать Эмили Дикинсон[24] двадцатого столетия! Хотя как муза может соперничать с третью полумиллиарда долларов? Не говоря уже о привязанности к папе, который втянул меня в это, потому что не мог не запускать руки в чужую собственность? О, папа, дорогой папа, если бы я тебя не любила, черт бы тебя побрал, то позволила бы тебе гнить под землей на глубине шесть футов, где для тебя самое подходящее место. А ты бы попрощался со мной, очаровательно улыбнувшись и чмокнув меня в затылок, как всегда делал, когда я была маленькой и ревновала тебя к маме, чьего лица я теперь даже не могу вспомнить.

После обеда я перелистывала «Песни опыта» Блейка и наткнулась на «Ядовитое дерево».

Когда на друга был сердит, То гневу я сказал: «Уйди!» Злясь на врага, я промолчал. И с этих пор расти гнев стал. Его слезами поливал, Его улыбкой согревал, Пока однажды летним днем Не вырос сладкий плод на нем. Увидел яблоко враг мой, Пробрался в сад во тьме ночной. А утром мертвый он лежал Под деревом, что я сажал.

Я много лет не перечитывала это стихотворение. По-моему, оно ужасное, хотя раньше я его обожала. Но именно это происходит теперь у меня внутри, где жар становится невыносимым. Сейсмограф может зашкалить, когда этого меньше всего ожидаешь.

Мы с Питером поспорили («Когда на друга был сердит») из-за места встречи. По какой-то причине это казалось очень важным нам обоим. Питер пребывал в одном из тех настроений, когда обычно угрожал втолкнуть зубы Нино ему в глотку. На сей раз он хотел подняться на крышу ресторана «Билтмор» на Сорок третьей улице с мегафоном, чтобы каждый, выходящий из вокзала Грэнд-Сентрал на Вандербилт или идущий в противоположную сторону по Мэдисон, в том числе репортеры, слышали, как он кричит о нашей любви, ниспосланной звездами. Потом он стал предлагать «Павильон», «Двадцать один» и другие жуткие рестораны, где бывают абсолютно все и где официант хамит вам и отказывается сажать вас за столик, кем бы вы ни были. Но я протестовала, объяснив, что в таких местах тайный телеграф работает бесперебойно и что сведения о нашей встрече достигнут ушей Нино в Аддис-Абебе или где бы он ни находился. «Ну и что? — ответил Питер. — Чем скорее, тем лучше».

В конце концов мне удалось уговорить его пойти в уединенный немодный ресторанчик, куда меня как-то водил папа и где не было риска нарваться на кого-нибудь из знакомых. Готовят там лучше, чем во многих шикарных заведениях, где вашему спутнику засчитывают даже взгляд, который девушка, продающая сигареты, позволяет ему бросить за вырез ее платья.

Я думала, что первое появление с Питером на публике меня взбодрит, но оно произвело совсем противоположное действие. Во-первых, выглядела я, безусловно, не лучшим образом. Не знаю, почему я решила надеть платье от Поццуоли — я его ненавижу, так как выгляжу в нем так, словно скрываю беременность. Такое платье подходит, только если вы на девятом месяце или если у вас слоновьи бедра. А на кашемировом пальто с воротником из русской рыси, выбранном мной как самое неброское из всех зимних пальто, которые мой щедрый супруг позволил мне купить, оказалось ужасное пятно спереди, которое я не могла скрыть, не распахивая пальто и не демонстрируя ненавистное платье.

Во-вторых, я боялась, что меня узнают, несмотря на все меры предосторожности.

А в-третьих, вместо того, чтобы проявить мужскую чуткость и вести безобидную застольную беседу, Питер снова стал уговаривать меня развестись с Нино и выйти замуж за него. Как будто я сама этого не хотела!

«Питер, какой смысл снова это обсуждать? — ответила я самым рассудительным тоном, каким только смогла. — Ты знаешь, что это невозможно. Я бы хотела глог[25]».

«В этой забегаловке, которую ты выбрала? — злобно усмехнулся Питер. — Они даже не поймут, о чем ты говоришь, дорогая моя. Предлагаю заказать пиво — это они поймут. И ничего невозможного не существует. Всегда есть какой-то выход».

«Мне холодно — я хочу чего-нибудь горячего, — сказала я. — И сарказм никогда не был твоим коньком. Повторяю, это невозможно. Я не могу оставить Нино. Он не отпустит меня».

«Как насчет обычного пролетарского «Тома и Джерри»?[26] Есть слабый шанс, что они знают о нем. Откуда тебе известно, что он не даст тебе развод, если ты ни разу его об этом не просила?»

«Нет, Питер! То, что ты целыми днями работаешь с Нино, не означает, что ты его знаешь. Говорю тебе, он не отпустит меня ни при каких обстоятельствах, даже если не считать чисто религиозных причин. Чувствую, мы зря пришли сюда».

«Неужели муж внушает тебе такой страх? Ну так я его не боюсь!»

«Знаю, дорогой, ты храбр как лев, а я обычный цыпленок. Кроме того, нужно думать о папе».

Уголки сексуального рта Питера сразу опустились. Эту тему мы стараемся не затрагивать. Питер знает, как я отношусь к папе, и пытается щадить мои чувства, хотя и без особого успеха. Питер приучил себя держаться на заднем плане, как подобает личному секретарю, но он слишком красив — высокий, широкоплечий, с золотистыми волосами и серыми, а временами голубыми или зелеными глазами (их цвет зависит от настроения), — чтобы оставаться незаметным все время. По крайней мере, я могу читать его мысли, как сигнал светофора. Сейчас готовился зажечься красный свет.

Очевидно, стремясь этого избежать, я чересчур сильно нажала на газ и разболтала то, о чем не говорила никому, особенно Питеру, причем наихудшим способом — представив это как забавную шутку.

«Давай не будем говорить о папе, — сказала я. — Знаешь, какое ласкательное имя я дала своему мужу?»

Питер прореагировал так, словно я в него выстрелила:

«Ласкательное имя? Нино?»

«Тебя это злит?»

«Ты, должно быть, шутишь».

«Ни капельки».

«Ну и что это за имя?»

«Уменьшительное от Импортуна».

«Уменьшительное? Ты имеешь в виду что-то вроде «Импорт»? Слушай, Вирджин, ты просто пытаешься меня отвлечь…»

«Еще короче». Очевидно, меня подстрекал какой-то демон — иного объяснения я не нахожу.

«Короче, чем Импорт? Имп?[27] Это имя подходит ему, как корове седло».

«Нечто среднее», — весело сказала я, как будто мы были мальчиком и девочкой, играющими в угадайку.

«Среднее между Импортом и Импом? — Питер сдвинул светлые шелковистые брови. — Ты меня разыгрываешь. Ничего среднего там быть не может».

«А как насчет Импо?»

В следующий момент я бы откусила себе язык у самых корней, если бы мои зубы могли достать так далеко. Потому что это подало Питеру новую надежду. Я увидела, как в его глазах родился младенец, готовый завопить.

«Импо! — воскликнул он. — Ты имеешь в виду, что Нино — великий Нино — не способен…»

«Не стоит это обсуждать, — быстро прервала я. — Не знаю, почему я об этом упомянула. Давай лучше сделаем заказ».

«Не стоит обсуждать?»

«Питер, пожалуйста, тише!»

«Господи, малышка, неужели ты не понимаешь, что это значит? Если супружеские отношения никогда не были осуществлены, это не настоящий брак и повод для его аннулирования!»

От возбуждения Питеру не пришло в голову выяснять, из чего состоит моя супружеская жизнь, что было к лучшему. Не хочу даже думать о том, что могло бы из этого выйти. Все и так складывалось достаточно скверно.

Поэтому мне пришлось объяснить, что я не могу расторгнуть брак юридическим, церковным или каким-либо иным способом, так как Нино все еще держит меня на коротком поводке из-за папы. Его вице-президент по контролю так и не усвоил урок 1962 года, за который я уже заплатила почти пятью годами жизни. Правда, он больше не запускал руки в кассу и не устраивал манипуляций с бухгалтерскими книгами — Нино об этом позаботился, — но продолжал играть на бирже и на ипподроме, постоянно проигрывая и все больше залезая в долги. Щедрый и великодушный Нино выкупал векселя своего тестя — своего suocero, — не забывая каждый раз сообщать мне сумму вплоть до последнего цента и давая таким образом понять, что все еще держит дамоклов меч над папиной и моей головой.



Поделиться книгой:

На главную
Назад