Помоги проекту - поделись книгой:
Зима. Это понятно всем. Только Седов не мог смириться с тем, что не добрались до Земли Франца-Иосифа. Значит, весной нельзя выйти на полюс. Он ушёл в каюту и долго не возвращался. Сидел за столиком, подперев голову рукой, смотрел на портрет жены. А когда появился, сказал: «Будем зимовать!»
И всё ожило. То там, то здесь слышался бодрый голос начальника. Стучали молотки. Матросы заколачивали люки, забивали лишние двери — утепляли судно. В кают-компанию принесли из трюма пианино и граммофон. Распаковали приборы. Павлов мастерил полки, оборудовал геологический кабинет. Визе разбирал библиотеку. Художник занимался фотолабораторией.
Барк превратился в дом. Бухту, где он стоял, назвали Бухтой «Святого Фоки». Седов каждый день уезжал с кем-нибудь из матросов: обследовал полуостров Панкратьева и ближайшие острова, вычерчивал карту. Старая была очень приблизительна.
Матросы удивлялись, глядя на Седова:
— Всё умеет. Топором работает и пилой. Палатку за десять минут ставит. Что приключится — нипочём не растеряется. Зря никого не обидит. И весёлый, шутит всё время. С таким не пропадёшь.
Полярная ночь пришла в начале ноября. Но когда светила луна, видно было не так уж плохо, и художник фотографировал.
Пинегин для Седова был самым близким человеком на «Фоке». Нравились ему серьёзный Павлов и вдумчивый, вежливый, аккуратный Визе, на вид совсем мальчик.
Команда подобралась неплохая. Матросы помогали учёным. А учёные с художником ездили на собаках за плавником — лесом, который море выкинуло на берег. Им топили печки: уголь берегли для судовой машины. Привозили куски пресного льда от вмёрзшего неподалёку айсберга — пополняли запасы питьевой воды.
Визе устроил метеостанцию для наблюдения за погодой. От судна до метеостанции натянули канаты, чтобы в пургу, когда и в двух шагах ничего не видно, не заблудиться.
Человек тяжело переносит полярную ночь: тоска одолевает. Седов знал: пока есть работа, пока люди живут дружной семьёй — никакая тоска не страшна. Однажды он предложил:
— Давайте устроим Великий Морской праздник. Хорошее настроение — важная штука, и зависит оно от нас самих.
Павлов тут же взялся писать шуточную пьесу в стихах. Пинегин делал костюмы. А в день праздника судно засверкало огнями, как праздничная ёлка. Кают-компания украсилась флагами, гирляндами и фонариками. На камбузе стряпали пельмени из сушёного мяса с салом, варили компот.
Ударила пушка. Выскочили черти. Появился морской царь с семьёй. Команда хохотала, увидев краснощёкого Шуру Пустотного в костюме морской царевны. Зато трудно было узнать царя Нептуна Полярного в рогожном костюме, в парике и бороде из пакли. Только по голосу поняли: матрос Линник.
Седов играл сам себя — начальника экспедиции. И царь на него очень сердился:
Царь потребовал окрестить всех, кто впервые за полярным кругом. Черти бросились ловить новичков. Лицо мазали сажей, а за шиворот выплёскивали по ковшику воды со снегом.
Много было шума и смеха. Больше всех веселился сам Седов.
ВЕСНА
В феврале поднялось над горизонтом солнце. С «Фоки» раздался приветственный залп пушки. Зимовщики дружно прокричали «Ура!»
Всё засверкало, заискрилось. Упали синие тени от скал и барка. Заиграл светлым изумрудом вмёрзший в лёд айсберг. К вечеру небо расцветилось зелёными, розовыми, сиреневыми полосами.
Однако весна шла неохотно. Солнце было холодным. А чаще падали на землю туманы и дожди.
Ушли в поход Павлов и Визе. Они должны были исследовать внутреннюю часть северного острова Новой Земли и описать часть восточного — Карского побережья. Седов с матросом Инютиным отправились на север — к мысу Желания.
ЛЕДНИК ВЕРЫ
Почти два месяца длился поход Седова.
Лёд под берегом был торосистым, труднопроходимым. Иногда этот лёд уносило ветром в открытое море, а вода схватывалась молодым, который под ногами стеклянно хрустел.
В опасных местах Седов шёл впереди, проверяя крепость льда. Инютин с собаками шёл по его следу. Однажды он сошёл со следа и провалился, а за ним поползли в полынью нарты с собаками. Седов бросился на помощь — и сам оказался в воде.
Седов поддерживал нарты, подталкивал их на лёд, кричал на собак, которые выбирались из полыньи и снова соскальзывали. Больше всего он боялся за документы, дневники, хронометры.
Хронометры — точное время. Без этих приборов невозможна работа Седова.
Ещё раз рванули собаки. Седов с матросом вытолкнули нарты на лёд, а потом выбрались сами. Одежда, спальные мешки, сухари промокли. А бумаги и хронометры, привязанные наверху нарт, остались в целости и сохранности.
Около семисот километров прошагали Седов с Инютиным. До них никто здесь не ходил. И карта, которую Седов вычертил, вернувшись, совсем не походила на те, что были. Теперь её с любопытством рассматривали в кают-компании. А Седов рассказывал:
— Этому горному хребту я дал имя Ломоносова. Вот остров Инютина. А возле этого ледника мы спаслись от смерти. Я назвал ледник именем Веры.
НА СЕВЕР!
Наступило лето. «Фока», занесённый зимой по палубу, освободился от снега. Борта его покрасили, зимнюю копоть вычистили. Судно было готово к плаванию. Но лёд оставался крепким, хоть и затопило его водой.
Надвигалась осень. А «Фока» так и стоял вмёрзший в лёд. Вторая зимовка в том же месте — катастрофа. Седов приказал браться за пилы и кирки, пилить канал, прокладывать судну дорогу. Работа шла неплохо, но начались заморозки. Что за день пропилят — то ночью замёрзнет.
Затянулись лужи и озерца на льду. Дела плохи. И вдруг третьего сентября поднялся ветер, лёд стал двигаться и ломаться. И вскоре «Фока» пошёл на север. Теперь нельзя терять время, чтобы искать дорогу получше. Только вперёд! Угля для машины осталось совсем мало, а под парусами через льды не пройти.
— Будем резать на дрова баню, топить плавником, ящиками, тюленьим салом, — сказал Седов. — Только бы пробиться к Земле Франца-Иосифа. Я знаю, что адмирал Макаров оставил там запасы угля. Найдём — значит, спасены!
Медленно двигался вперёд «Фока». Через десять дней в тумане выступили горы: «Земля!» «Фока» бросил якорь у мыса Флоры.
Берег был пустынен и бел. Виднелись постройки. Здесь побывали англичане, американцы, норвежцы, итальянцы. Был здесь и русский адмирал Макаров, он собирался дойти до полюса на ледоколе «Ермак». Много мужественных людей хотели идти отсюда к вершине мира. И никто из них туда не добрался.
Вот дом англичанина Джексона. Полуоткрытая, вмёрзшая в лёд дверь, выломанные медведями окна.
А вот избушка Макарова, сделанная из судовой рубки, бамбука и мха. Ещё постройки. Но угля нет. Видно, забрали его другие экспедиции. Плавника вокруг тоже не было.
На следующий день удачно охотились на моржей. Добыли жир для топок и мясо для собак. И снова «Фока» пошёл на север.
ЦИНГА
Бухта острова Гукера была удобнее и надёжнее прошлогодней. Седов назвал её Тихой. Уйти дальше на север не удалось, потому что кончилось топливо.
Печку теперь топили всего три раза в день по полчаса. Собирались вокруг, грелись, сушили мокрую обувь и одежду. Разобрали на дрова кубрик, принялись за палубу.
Стены кают обросли льдом. Этой зимой уже никто не раздевался на ночь. Одежда износилась. Художник обрабатывал тюленьи шкуры. Матросы шили сапоги из нерпичьей кожи.
Появились больные. У них пухли ноги, кровоточили дёсны, шатались зубы. Болел и начальник. Это цинга — хорошо знакомая на Севере болезнь. Появляется она от недостатка витаминов, когда не едят свежих овощей, мяса, не пьют свежего молока.
Седов всегда отличался завидным здоровьем. Он тяжело работал, недосыпал, сколько раз проваливался под лёд и, не имея сухой одежды, добирался до судна. И никакая хворь, никакая простуда его не брала. Теперь он пожелтел, похудел, возвращался с небольшой прогулки, задыхаясь и пошатываясь. Друзья с беспокойством следили за здоровьем Седова. Но стоило кому-нибудь заикнуться, что на полюс ему нельзя, он сердился.
— До весны пройдёт.
Было одно спасение от болезни — свежее мясо. Но белые медведи почти не попадались. Когда же удавалось застрелить медведя, мясо, как лекарство, получали только больные. А болела уже большая часть экипажа.
ПОСЛЕДНИЙ ПРИКАЗ
В феврале Седов стал собираться на полюс. Болезнь его не прошла. Снаряжение было плохим. Продовольствия не хватало. Вместо шестидесяти собак Седов мог взять с собой только двадцать четыре, вместо шести нарт — три.
Друзья просили Седова остаться. Он и слушать не желал.
В день выхода, пятнадцатого февраля, Седов сидел в своей каюте. Сидел задумавшись. Из рамочки смотрело на него спокойное и ясное лицо жены. И Седов взял перо, строки побежали по бумаге. Он писал последний приказ.
Милые друзья! Честный и надёжный Пинегин! Скромный, упорный Визе! Рассудительный Павлов! Всё понимал Седов. Только не мог он отложить поход.
В последнюю ночь на «Фоке» он услышал во сне чужой, равнодушный голос: «Чем вы можете поручиться, что полюс будет достигнут? Не получился бы для флота и России вместо славы — позор». И Седов, уже проснувшись, машинально ответил: «Ручаюсь жизнью».
На койке его разложен флаг, вышитый женой. Этот флаг взовьётся на полюсе. Дорога домой для Седова одна — через Северный полюс.
Прощаться с Седовым собрались в кают-компании.
«Итак, в сегодняшний день мы выступаем к полюсу, — читал Визе приказ Седова. — Это — событие для нас и для нашей Родины. Об этом деле мечтали уже давно великие русские люди — Ломоносов, Менделеев и другие. На долю нас, маленьких людей, выпала большая честь осуществить их мечту».
Седов просил жить без него в дружбе и продолжать научную работу. Негромко и задушевно сказал:
— Не волнуйтесь за нас, друзья. Я отдаю себе отчёт в том, что две зимовки нас измотали. Но если я слаб, мои спутники — Линник и Пустотный — крепки. Мы исполним свой долг. Верьте в это, как я.
Пора в путь. Но все продолжали сидеть. У многих на глазах были слёзы. Седов встал первым.
У кого хватало сил, шли рядом с санями — провожали Седова. В последний раз он оглянулся на судно, крепко обнялся с товарищами.
— Не хочу говорить вам «прощайте», — сказал он. — Мы ещё порадуемся нашему общему успеху и вернёмся домой. До свидания!
К ПОЛЮСУ!
Впереди шёл Седов. За ним вели собачьи упряжки Линник и Пустотный. Дорога была тяжёлой: рыхлый снег, вздыбленные острые льдины. Люди спотыкались, нарты опрокидывались.
Мороз с ветром обжигали лица, кожа на лицах почернела. Собаки бежали во всю прыть. Но чуть остановка — тут же принимались рыть ямки, забирались туда, прикрывали мордочки хвостами. Особенно мёрзли короткошёрстные. На ночь Седов забирал их в палатку.
Каждый день понемногу приближал путешественников к цели. «От одной этой мысли можно выздороветь», — думал Седов. Ему даже казалось, что опухоль на ногах стала меньше. Правда, кашлять он стал так хрипло и надсадно, что уснувшие собаки поднимали головы и поводили ушами.
— Надо бы, Георгий Яковлевич, вернуться, — осторожно говорил Линник. — На «Фоке» поправитесь, снова поедем.
— Ничего, — уверял его Седов. — Добраться бы до острова Рудольфа. Там мы отдохнём, и я быстро поправлюсь.
ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА
Спальный мешок был сшит для троих. Седова клали посередине, чтобы согреть. Но к утру влажный мешок промерзал и затвердевал. Седова бросало то в жар, то в холод. Он бредил.
Седов уже не мог идти сам. Его везли на нартах в меховом костюме. Привязывали, чтобы не вывалился. Глянут матросы, а у него голова на грудь склонилась: то ли дремлет, то ли в забытьи. А компас из рук не выпускает, будто боится, что матросы на юг повернут.
— Что же вы, Георгий Яковлевич, не верите нам, — упрекнул Седова Линник. — Мы же с вами добровольно, никто не неволил. И пойдём до конца.
Впереди уже был остров Рудольфа, самый северный на Земле Франца-Иосифа. Но лёд стал тонким. Нарта с собаками провалилась, еле вытащили. Ходили матросы на разведку — впереди широкая полоса воды. И птиц столько, что рябит в глазах!
В тот день впервые поднялось над горами солнце. Как обрадовался Седов. Ещё одна весна!
А за тонкими стенками палатки выл ветер. Скулили от холода собаки. Линник растирал Седову ноги. Потом положил его голову к себе на колени — так Седову было легче дышать. Шура держал зажжённый примус возле его груди.
— Погаси примус, — просил Седов. — Керосин надо беречь. Лучше обложи палатку снегом, теплее будет.
Седов пытался приподняться, воздуха ему не хватало.
— Линник… Подержи…
Это были его последние слова. Наступало утро пятого марта 1914 года.
На крутом берегу острова Рудольфа, над самым морем, Линник и Пустотный кирками выдолбили могилу. Сделали над могилой горку из камней. Воткнули крест, связанный из лыж. Положили в ногах флаг, вышитый женой Седова. Тот флаг, что должен был взвиться над полюсом.
Всегда теперь будет светить Седову Полярная звезда. Звезда надежды и веры. Звезда первопроходцев.
НОВАЯ ЖИЗНЬ СЕДОВА
Рассказ про Седова закончен. А что же стало с экипажем «Фоки»? Спаслись ли Линник и Пустотный?
Похоронив Седова, больные, исхудавшие матросы вернулись на «Фоку». А летом, освободившись ото льда, судно покинуло бухту Тихую.
Угля не было. Сожгли в топке все деревянные части судна, без которых можно было плыть, мебель, обрывки канатов, парусины, мусор. Зато привезли научные работы, дневники, геологические и биологические коллекции, карты, рисунки, фото- и киноплёнки. Но в царской России не оценили подвиг экспедиции Седова. Материалы экспедиции разобрали и обработали только при Советской власти.
Могилу Георгия Яковлевича Седова искали, но не нашли. Пустотный и Линник не умели определить на карте, где похоронили его. В 1938 году зимовщики полярной станции на острове Рудольфа обнаружили на мысе Аук обрывки брезента, меха, топорик и истлевший флаг. На древке флага медный поясок, а на нём выгравировано:
«Экспедиция старшего лейтенанта Седова».
На карте нашей Родины именем Седова названы одиннадцать географических объектов.
Поделиться книгой: