Предок

Пошли разбираться.

Деревенская домовиха, как обжилась в городской квартире, стала зубки показывать.

– Скажите спасибо, что еще деньгами не беру!

Тут Ферапонт Киприанович с Лукьяном Пафнутьевичем и вовсе обалдели.

– За что?!. – только и спросили в ужасе.

– А это уж наши бабьи дела, – туманно отвечала Таисья Федотовна. С тем незваных гостей и выпроводила.

Тогда пошли к Евсею Карповичу.

– Может, она их лечит? – предположил было Лукьян Пафнутьевич. – Но от какой такой хвори? Моя дура отродясь даже соплей не утирала, на ней пахать можно!

– И моя дура точно такова.

– Разберусь, – пообещал Евсей Карпович. – Посмотрю в Паутине.

На Интернет он ссылался всякий раз, когда хотел уйти от ненужного разговора, так что соседям в конце концов стало казаться, что именно там можно найти ответы на все вопросы.

Разумеется, шариться в Паутине Евсей Карпович не стал, а учредил некоторый надзор за Матреной Даниловной. Оказалось, что ходят они с кумой Степанидой к Таисье Федотовне поочередно и в трудные минуты жизни. Остальное уже было делом техники.

Евсей Карпович прокрался вслед за Степанидой Прокопьевной и сам видел, как она передала Таисье Федотовне немалый узелок.

– Тут и орешки для твоего младенчика, как ты просила.

– Орешки, это хорошо.

– И для предка тоже…

– Ну, тогда, – ознакомившись с содержимым узелка, сказала Таисья Федотовна, – пошли, но ненадолго. Тут у тебя гостинцев на пять минут.

– Да мне хватит!

Далее домовихи выпали из поля зрения Евсея Карповича, потому что скрылись в Илюшиной комнате. Он подкрался к дверям, заглянул в щелку и увидел такую картину.

– Милый ты наш предок! Солнышко наше ясное! – нараспев заговорила Степанида Прокопьевна, стоя на коленках перед клеткой. – Помоги ты нам сыскать беглого охальника Тимофея Игнатьича, чтобы он на дочке Маремьянке женился! И чтобы ей в богатом хозяйстве домовой бабушкой быть! А еще, предок миленький, сделай так, чтобы сантехник Валерка из запоя вышел! Мой-то старик в этих новомодных унитазных бачках все никак не разберется!

Евсей Карпович так и разинул рот.

Он полагал провести серию экспериментов, чтобы доказать происхождение домовых и Васьки от одного-единого предка, а тут вон что вышло!

Поразмыслив, он решил, что на бабьи глупости обращать внимания не стоит, и постарался выкинуть их из головы.

Но, когда домовые дедушки собрались, как это стало входить в привычку, потолковать о предках, Лукьян Пафнутьевич огорошил честное собрание новостью: Матрена Даниловна раздобыла где-то картинку, на картинке – мохнатая рожа вроде Васькиной, и повесила в укромном уголке их апартаментов на антресолях. Теперь вот, как возникнет в жизни сложность, на эту рожу поглядывает – ответа ждет, не иначе.

– Знать бы, как предки в таком случае с бабами управлялись… – пожелал Ферапонт Киприанович.

– Вот, помню, при государе императоре вольностей не было, – встрял домовой дедушка Аникей Фролыч, про которого думали, что он приходит в мужскую компанию подремать. – Смолоду и детишек, и баб к порядку приучали. Упустил ты время, Лукьян Пафнутьевич.

– А вот если бы предка Ваську смолоду к труду и порядку приучать – был бы прок? – вдруг спросил Евсей Карпович, но как спросил!

– Может, и речи бы удалось обучить! Мы же вот научились! – Лукьян Пафнутьевич подхватил мысль на лету.

– Так нас – сколько поколений было? – начал было критику мысли Ферапонт Киприанович, но тут вылез Лукулл Аристархович. Давно не вылезал – а тут свой шанс учуял.

Он неожиданно быстро сообразил, как ответить на вопрос Евсея Карповича.

– Предок имеет право на личную жизнь! – воскликнул Лукулл Аристархович. – Теперь это, правда, называется «секс», но разницы никакой! И предок имеет право на потомство!

– Ишь, до чего договорился! – возмутился Ферапонт Киприанович. – Кто же ему то потомство рожать будет? Я своей бабе не позволю!

Лукулл Аристархович задумался, и тут ему на помощь неожиданно пришел Евсей Карпович.

– А что? Все верно! Родится детеныш, а мы его сразу начнем к труду приучать. Вот и будет разумный…

– Точно! – Лукулл Аристархович взвизгнул и высоко подпрыгнул. – Надо искать ему бабу!

– ГДЕ?!? – не столь спросил, сколь прорычал Ферапонт Киприанович.

– Ну… Водятся же они где-то…

Ещше несколько дней домовые так и сяк поворачивали этот важный вопрос. С бабами его не обсуждали – зачем?

Но бабы не дремали.

* * *

Собственно, связь с окружающим миром идет у домовых исключительно через баб. Домовой дедушка свою работу выполнит – и вздремнуть приляжет, или же идет потолковать с соседом. В плохую погоду заберутся соседи в теплое местечко и сидят себе, грызут сухарики и обсуждают, почему люди в телевизоре иной раз с домового, а иной – совсем крошечные. В хорошую – выходят на свежий воздух, устраиваются под кустом, а то еще можно вылезть на крышу.

Домовихи же не видят разницы между плохой погодой и хорошей – подхватится баба и несется к куме за три или даже за четыре дома. Поэтому домовой знает меньше мелочей, но мыслит основательнее, а домовиха как нахватается всего – так для добротной мысли уже и места в головенке не останется.

Опять же, свахи. Эти вообще весь город знают. Как забежит сваха в дом, исправляя свое ремесло, так тут же бабы ее ловят. Вроде и дела у свахи было на пять минут, вручить родителям жениха роспись приданого да и откланяться, а на два дня застрянет.

Вот так-то заглянула к Степаниде Прокопьевне ведомая сваха Неонила Игнатьевна. Вроде бы на пару слов – но и той паре слов Ферапонт Киприанович мешать не стал, уплелся смотреть телевизор. Когда три дочки на выданье – лучше со свахой не ссориться.

А дня четыре спустя он вернулся домой от соседа Аникея Фролыча, таща взятую напрокат точилку для ножей, и увидел, что дома пусто – ни жены, ни дочек. Очень этим недовольный домовой дедушка пошел на поиски – время, опять же, позднее, мало ли что.

Обходя вокруг дома, он столкнулся с Якушкой и Акимкой. Их Лукьян Пафнутьевич послал искать хозяйку, Матрену Даниловну. Вообще-то подручные подозревали, где она прячется, но решили не выдавать. Евсей Карпович обоим очень нравился. Вот они и слонялись просто так.

Но тут же обнаружился и еще один сосед – сильно обеспокоенный молодой домовой дедушка Ефим Патрикеевич из шестнадцатой квартиры. Он недавно женился и супругу Василису Назаровну от себя ни на минутку не отпускал. Так надо же – и эта как-то улизнула и сгинула!

– Так они же у Таисьи! – вдруг воскликнул Ферапонт Киприанович. – Наши дуры давно уж туда повадились!

– Такого не бывало, чтобы все разом, – вставил Акимка, который иногда сопровождал к предку Ваське Матрену Даниловну.

Пошли к Таисье Федотовне.

И уже на подступах к ее жилищу услышали громкую возню. Опознали даже голоса всех пропавших домових.

– Что это они там затеяли? Аким Варлаамович, ты моложе всех, добеги, взгляни! – велел Ферапонт Киприанович.

Акимка слетал и тут же вернулся, выпучив от изумления глаза.

– Там предок!

– Какой еще предок? Васька, что ли?

– Предок в дырке застрял, они его пихают!

– Так я и знал, что он когда-нибудь из клетки удерет, – сообщил Ферапонт Киприанович. – Дура Таисья упустила, а ловить всем миром приходится!

Но когда мужики, ругаясь, двинулись на помощь женам, обнаружили они на входе в квартиру, где обитала Таисья Федотовна, кое-кого совершенно неожиданного. Во-первых, там был Лукулл Аристархович – а ему, как старому холостяку, с бабами общаться было даже неприятно. Во-вторых, совершенно незнакомый домовой, с красивой коричневой шерсткой и довольно крупного сложения. Шерстка была такова, что даже в области шеи образовала длинные и вьющиеся бакенбарды, а сзади – гривку на манер львиной. Очень позавидовали Якушка с Акимкой этой ухоженной шерстке!

Увидев сердитых соседей, Лукулл Аристархович спрятался за угол, а гость и не шелохнулся.

– А ты кто таков? – сурово спросил Ферапонт Киприанович. – Вроде новоселов в доме нет. Зачем пожаловал?

– Зовусь я Ириней Севастьянович, – отвечал гость. – Прибыл по своему дельцу. И мне за то уплачено.

– Кем это уплачено? – чуть ли не хором спросили местные домовые.

– Домовыми бабушками… – и тут Ириней Севастьяновисч перечислил все женское население дома.

– А коли так – за что уплачено? – не унимался Ферапонт Киприанович.

– За доставку и, ой… как ее…

– За амортизацию, – подсказал Лукулл Аристархович. – Пользование то есть.

– Чего пользование?

И тут Лукулл Аристархович вышел вперед.

– За доставку и амортизацию невестушки нашей драгоценной! – сладким голоском произнес он и даже глазки кверху воздел.

– Какой невесты? Это ты, старый сморчок, жениться вздумал?! – загремел Ферапонт Киприянович. – Акимка, живо за Лукьяном! И до Евсея добеги! Он там со своей Паутиной живмя живет и ведать не ведает, что тут творится!

– Почему вдруг я? Мы для предка невесту сговорили!

– Для Васьки, что ли?

– Не Васька он, а предок, и имеет право на брак!

– Тьфу! – сказал на это Ферапонт Киприанович. – Эй, Степанида Прокопьевна! Вылезай да растолкуй, что тут у вас за свадьба!

– Не могу! – отозвалась супруга. – Невеста застряла! Погоди, пропихнем – выйду!

– Да что за невеста такая? – спросил, заранее радуясь веселью, Ефим Патрикеевич. – Объясни, сделай милость!

Это относилось к гостю, и гость усмехнулся.

– Коли добром просишь, то объясню. Живем мы на Мичуринском проспекте, дом третий, и у нас в двенадцатой квартире в клетке той же породы зверь живет, только самочка, и пришла к нам сваха Неонила Игнатьевна, и мы сговорились на двадцати рублях, мешке гречки и…

– Ахти мне! У баб деньги завелись! – воскликнул Ферапонт Киприанович. – Ахти мне, они хозяев обокрали!

Тут за углом раздались радостные крики.

– Пропихнули, поди, – заметил Ириней Севастьянович. – Сейчас к жениху в клетку заводить будут. Мы ее на ночь только уступили, а то хозяева утром хватятся.

Из-за угла вышла Степанида Прокопьевна.

– Ну, старый, доброе дело мы сделали! Предку угодили!

– Как додумались? – грозно спросил супруг.

– Ох, и не говори! Таисье Федотовне сонное виденье было! Явился ей предок – на задних лапах стоял, и весь в сиянии! И говорит: я, говорит, хочу потомство произвести, и то потомство по семьям раздать, чтобы в каждой семье своего предка имели и содержали! И желаю я невесту! Вот как!

Ферапонт Киприанович был далеко не дурак, и восторженность супруги его не сбила с толку. Он решительно повернулся к Лукуллу Аристарховичу и такой взгляд метнул, что правозащитник съежился.

– Видение?! Знаю я это видение! Ща я его!

– Да уймись ты! – Степанида Прокопьевна повисла на муже.

– Ты меня не держи! Это он про право на секс толковал! Это он вас, дурных баб, воровками сделал!

– Да нет же, Таисья это! Она утром примчалась, как оглашенная, шерстка дыбом! И стоял, говорит, весь в сиянии, каждая волосинка – с искоркой! А тут и Неонила Игнатьевна стучится! Ясно же, что неспроста! Это ее предок в наш дом позвал, чтобы она ему невесту сыскала!

– Опять же тьфу, – проворчал Ферапонт Киприанович. – Лапу на отсечение, что без этого мудрилы не обошлось! Куда же Лукьян запропал? Ведь и Матрена Даниловна, поди, там, у клетки?

Однако вместо Лукьяна Пафнутьевича явился Евсей Карпович, но сразу не подошел, а встал в сторонке, наблюдая.

– Где ж ей еще быть? И еще в видении предок сказал: детей своих хочу по семьям раздать, а одно дитя непременно супруге оставлю, чтобы меня вспоминала. И пусть, говорит, в каждом доме предков чтят и лелеют!

– Мы вообще-то не настаиваем, – сказал Ириней Севастьянович. – Можем и весь приплод вам отдать, если в цене сладимся.

Очевидно, на Мичуринском проспекте еще не успели уверовать в предка.

– Ну, что Таисье брачные дела мерещатся – так оно неудивительно, бабе без мужика еще и не то на ум взбредет, – проворчал Ферапонт Киприанович. – А ты хорош! С кем в союз вступил?! С бабами! Дорассуждался!

Лукулл Аристархович попятился на него и налетел на Евсея Карповича.

– Потише ты, – и Евсей Карпович отодвинул его в сторонку.

– Ага! Вылез-таки из Паутины! – приветствовал Ферапонт Киприанович соседа. – Тут все вверх дном, а он в Паутине дурью мается! Новость знаешь?

– А в Паутине, между прочим, много полезного, – миролюбиво сообщил Евсей Карпович. – Я вот выяснил наконец, как наш Васька называется и какого он роду-племени.