Шепчущий во тьме

Выйдя из автомобиля и подхватив мой саквояж, Даннет попросил подождать, пока он сходит в дом и сообщит Айкли о моем приезде. У него же, добавил он, еще есть одно дело в городе, и он сможет пробыть тут лишь минутку, не более. Он быстро зашагал по дорожке к дому, а я тем временем вылез из автомобиля, чтобы хорошенько размять ноги, прежде чем мы с Айкли засядем за многочасовую беседу. Мое нервное напряжение вновь усилилось, стоило мне очутиться на арене жутких событий, описанных в столь ужасных подробностях в письмах Айкли, и я, честно говоря, сильно нервничал по поводу предстоящих разговоров, которые откроют мне правду о запретных мирах.

Близкие контакты с удивительным часто более ужасают, нежели вдохновляют, и меня совсем не радовало пребывание в том самом месте, где Пришлые оставляли свои следы и где после безлунных ночей страха Айкли обнаружил лужи зеленоватого студенистого вещества. Я невольно отметил про себя, что не вижу и не слышу собак. Может, он их всех продал, как только Пришлые заключили с ним перемирие? Но я, сколько ни старался, не мог обрести полной уверенности в прочности и искренности этого перемирия, обрисованного Айкли в последнем письме, так не похожем на предыдущие. В конце концов, он был довольно простодушен и не имел большого опыта в мирских делах. Уж не таился ли какой-то скрытый зловещий умысел в этом мирном соглашении?

Я в задумчивости опустил глаза на грунтовую дорогу, хранившую некогда страшные свидетельства. В последние несколько дней погода стояла сухая, и, несмотря на безлюдную местность, неровная поверхность была испещрена самыми разнообразными следами. От нечего делать я стал изучать очертания некоторых отпечатков, силясь унять самые зловещие из моих макабрических фантазий, порожденных этим мрачным местом и моими воспоминаниями. В кладбищенской тишине, при приглушенном журчанье лесных ручьев, в громоздящихся вокруг зеленых пиках и поросших темным лесом горных склонах на горизонте мне чудилось что-то угрожающее и тревожное.

И тут в моем уме возник образ, на фоне которого эти смутные угрозы и сумрачные фантазии показались пустыми и незначительными. Как я сказал, я рассматривал различные следы на дороге – и вдруг мое любопытство сменилось неподдельным ужасом. Ибо, хотя неясные следы на песке были плохо различимы и накладывались друг на друга, мои зоркие глаза поймали некоторые детали там, где от проезжей дороги ответвлялась дорожка к дому. И я тотчас осознал – без сомнения или надежды – пугающее значение этих деталей. Увы, не зря я часами разглядывал высланные мне Айкли фото со следами клешней Пришлых! Я слишком хорошо помнил отметины этих ужасных чудовищ и ту странную неопределенность направления их движения, отличавшую от всех прочих земных существ. И здесь не было ни малейшего шанса на спасительную ошибку, ибо моему взору предстали объективные доказательства: три свежих, оставленных всего несколько часов назад, жутких следа, отчетливо видневшихся среди множества отпечатков башмаков, ведущих к дому и от дома Айкли. Это были богомерзкие следы клешней живых грибов Юггота.

Я с трудом сдержал вопль ужаса. В конце концов, разве я не ожидал увидеть здесь нечто подобное, коль скоро я на самом деле поверил всему, о чем писал мне Айкли? Он сообщил, что заключил мир с тварями. Тогда стоит ли удивляться, что они навещали его? Но мой ужас был сильнее доводов рассудка. Да и кто из людей смог бы сохранить спокойствие, впервые в жизни воочию увидев реальные отпечатки клешней живых существ, прилетевших на Землю из глубин космоса? И тут я заметил, что Даннет, выйдя из дома, быстро шагает ко мне. Следует, подумал я, хранить спокойствие – есть вероятность, что этот субъект ничего не знает о глубоких и страшных погружениях Айкли в запретные сферы.

Мистер Айкли, поспешил уведомить меня Даннет, рад моему приезду и готов со мной встретиться, но внезапный приступ астмы не позволит ему в ближайшие день-два в полной мере выполнять функции гостеприимного хозяина. Эти приступы он переносит очень тяжело, и они всегда сопровождаются изнуряющей лихорадкой и общим недомоганием. В такие периоды он чувствует себя неважно и может разговаривать только шепотом; вдобавок ему трудно передвигаться по дому: у него распухают суставы на ногах, поэтому ему, точно страдающему подагрой старику, приходится их плотно перебинтовывать жгутами. Сегодня мистер Айкли совсем плох, поэтому я буду предоставлен сам себе; но тем не менее он готов к разговору. Я найду его в кабинете слева от зала. Даннет предупредил, что в комнате мистера Айкли плотно затворены жалюзи: в период обострения болезни ему необходимо избегать солнечного света, на который его глаза очень болезненно реагируют.

Простившись со мной, Даннет сел в автомобиль и уехал, а я медленно зашагал по дорожке к дому. Дверь была приоткрыта, но прежде чем переступить порог, я внимательно огляделся, пытаясь найти объяснение овладевшему мной ощущению какой-то неосязаемой странности этой фермы. Сараи и амбары выглядели как обычные сельские постройки, а в просторном открытом гараже я заметил старенький «форд» Айкли… И тут я нашел объяснение не покидавшему меня странному ощущению: дело было в гнетущей тишине. Обыкновенно на ферме всегда царит какофония звуков, издаваемых живностью. А тут – ничего! Ни кудахтанья кур, ни лая собак. Айкли писал, что у него есть несколько коров, – ну, коровы могут быть сейчас на пастбище; собак он, должно быть, продал. Но полное отсутствие каких-либо звуков вообще показалось мне в высшей степени необычным.

Не став задерживаться на дорожке, я решительно распахнул дверь и, войдя в дом, плотно закрыл ее за собой. Для этого мне пришлось сделать над собой усилие, и теперь, за закрытой дверью, я на секунду ощутил поползновение тотчас сбежать. Не то чтобы я заметил какие-то зловещие знаки; наоборот, со вкусом обставленный элегантный холл в позднем колониальном стиле радовал глаз, и я не мог не поразиться утонченному вкусу его хозяина. Но мне захотелось поскорее убраться отсюда из-за чего-то почти неосязаемого и неопределенного. Возможно, дело было в неприятном запахе, который сразу ударил мне в нос, – хотя я вполне привык к характерному духу затхлости, витающему даже в хорошо сохранившихся старых фермерских домах.

VI

Отгоняя от себя смутные сомнения и тревоги, я последовал наставлениям Даннета и, повернув налево, толкнул белую дверь с медной задвижкой, оказавшись, как и ожидалось, в затемненной комнате. Здесь странный затхлый запах стал еще гуще. Вместе с тем я ощутил некую легкую, почти воображаемую ритмичную вибрацию в воздухе. В первые мгновения я мало что смог разглядеть в сумраке кабинета: плотно закрытые жалюзи не пропускали дневного света. Но затем до моего слуха донеслись произнесенные свистящим шепотом извинения, и я различил большое кресло в дальнем, самом темном, углу комнаты. Там, в полутьме, я увидел бледное пятно лица и рук, и в следующее мгновение пересек комнату, чтобы поприветствовать человека, пытающегося со мной говорить. Несмотря на сумрак, я все же признал в нем хозяина фермы – ведь я долго разглядывал его фотографию; узнав обветренное резко очерченное лицо и коротко стриженную седую бороду, я отбросил все сомнения.

Вглядываясь в его лицо, я невольно опечалился: несомненно, так мог выглядеть лишь тяжело больной человек. И мне сразу подумалось, что это напряженно неподвижное, застывшее выражение лица и немигающих, словно остекленевших глаз вызвано причиной куда более серьезной, нежели астма… а в следующий миг я понял: это зримый результат его пугающих открытий, ужасное бремя которых он взвалил на себя. Не было ли одного этого достаточно, чтобы сломить любого человека – даже куда более молодого и сильного, чем этот смельчак, отважившийся заглянуть в бездну запретного знания? Боюсь, странное и внезапное избавление от страха снизошло на него слишком поздно и уже не могло спасти от сильнейшего нервного истощения. Его безжизненные руки, неподвижно лежащие на коленях, выглядели особенно жалкими. На нем был просторный домашний халат, а голову и шею скрывал ярко-желтый шарф или капюшон.

Айкли говорил тем же свистящим шепотом, которым приветствовал меня. Произносимые им слова поначалу было трудно разобрать, потому что седые усы прикрывали его едва шевелящиеся губы, и тембр его голоса почему-то пробудил во мне тревогу; но, сосредоточившись, я скоро смог вполне сносно разбирать смысл слов. Его говор не имел ничего общего с языком деревенского жителя; сама речь оказалась даже более рафинированной, нежели привычная мне манера его письма.

– Мистер Уилмарт, я полагаю? Простите, что не встаю. Я захворал, как мистер Даннет, должно быть, вам сообщил. Но тем не менее я не мог отказать себе в удовольствии принять вас у себя. Как я и писал в моем последнем письме, мне надо многое вам рассказать – но это будет завтра, когда мне станет чуть лучше. Не могу выразить словами, как я счастлив видеть вас лично после нашей столь длительной переписки. Вы, конечно, привезли с собой всю подборку писем? И фотоснимки, и фонографическая запись тоже при вас? Даннет ваш саквояж оставил в холле – полагаю, вы его там заметили. Что же до сегодняшнего вечера, то, боюсь, вам придется поухаживать за собой самому. Вам отведена спальня наверху, над этим кабинетом; у кровати вы найдете открытую дверь в ванную комнату. В столовой для вас накрыт стол, можете пройти туда когда пожелаете – через дверь по правую руку от вас. Завтра я смогу получше выполнять обязанности хозяина дома, но сейчас совершенно беспомощен, слишком слаб. Будьте как дома… и будьте добры: прежде чем отнести наверх свой саквояж, выложите письма, фотоснимки и фонографическую запись на тот стол в центре кабинета. Здесь мы и будем их обсуждать – вы можете видеть мой фонограф на комоде в углу. Заранее благодарю… нет, вы ничем не сможете мне помочь. Я уже давно испытываю эти приступы. Просто наведайтесь ко мне ненадолго перед сном, а потом отправляйтесь к себе в спальню, когда сочтете нужным. Я же побуду здесь – может, просплю в этом кресле всю ночь, как я это часто делаю. А утром мне значительно полегчает, и мы сможем целиком посвятить себя нашим делам. Вы осознаете, конечно, всю важность стоящей перед нами задачи?.. Нам, как мало кому из живших на Земле, откроются глубины времени и пространства, превосходящие все, что охватили наука и философия.

Знаете ли вы, что Эйнштейн ошибся: некоторые объекты все же способны двигаться со скоростью, превосходящей световую? С должной помощью я надеюсь сам перемещаться вперед и вспять во времени и воочию увидеть Землю далекого прошлого и будущего. Вы не можете даже вообразить себе, какого высочайшего уровня развития достигла наука у этих существ! Нет ничего такого, чего бы они не могли сотворить с сознанием и физической оболочкой живых организмов. Я надеюсь посетить иные планеты и даже иные звезды и галактики. Первое мое путешествие будет на Юггот, ближайший к нам мир, полностью населенный внеземными существами. Это таинственная темная планета на окраине Солнечной системы, до сих пор неизвестная нашим астрономам. Но я, должно быть, писал вам об этом. В свое время, знаете ли, тамошние существа направят на нас свои мыслепотоки и позволят землянам себя обнаружить – и не исключено, что дадут возможность одному из своих земных союзников указать нашим ученым верный путь.

На Югготе много огромных городов, где высятся гигантские башни с многослойными террасами, сложенными из черного камня вроде того, что я пытался вам переслать. Этот камень прибыл с Юггота. Солнце там светит не ярче, чем самая далекая звезда, но населяющим планету существам оно и не нужно. У них тонко развиты иные органы чувств, и в их огромных домах и храмах нет окон. Свет вреден для них, он слепит и пугает их, ибо в черном космосе по ту сторону времени и пространства, откуда они родом, света нет вовсе. Путешествие на Юггот сведет с ума любого неготового человека – и все же я туда собираюсь. Там под таинственными циклопическими мостами – а их возвела некая древняя раса вымерших и забытых обитателей Юггота еще до того, как эти существа прибыли туда из бездн космоса, – текут черные смоляные реки, так что любой человек, доведись ему их увидеть, сравнялся бы с Данте или Эдгаром По, если бы ему только удалось сохранить рассудок, дабы потом рассказать об увиденном.

Но этот темный мир грибниц и безоконных городов вовсе не ужасен. Это нас он приводит в ужас. Впрочем, наверное, столь же ужасным показался наш мир Пришлым, когда те впервые высадились здесь в стародавние времена. Знаете, ведь они появились на Земле задолго до конца легендарной эры Ктулху и помнят о затонувшем Р’льехе, когда он еще возвышался над водами. Они обитали также в недрах Земли – существует немало тайных входов в пещеры, о которых земляне ничего не знают; некоторые расположены здесь, в горах Вермонта, и в их глубине скрываются великие миры неизвестной жизни: подземный Кн’йан, красноцветный Йот и мрачный бессветный Н’кай. Именно из Н’кая пришел страшный Цаттогва – то самое бесформенное жабовидное нечто, что упоминается и в Пнакотикских манускриптах, и в «Некрономиконе», и в цикле мифов Комориома, которые сохранил для нас верховный жрец Атлантиды Кларкаш-Тон. Но мы поговорим об этом позже. Уже, должно быть, четыре или пять часов пополудни. Принесите мне вещи, которые привезли, перекусите, а потом возвращайтесь для продолжения нашей приятной беседы…

Я медленно повернулся и, выйдя из комнаты, в точности выполнил просьбу хозяина дома: принес саквояж, выложил из него на стол в центре кабинета все, что он хотел видеть, а затем поднялся в отведенную мне комнату наверху. При воспоминаниях о свежем отпечатке клешни на дороге и о произнесенной шепотом странной тираде Айкли, а также о его рассказе про неведомый мир грибовидной жизни – запретный Юггот – у меня по коже забегали мурашки. Болезнь Айкли сильно меня расстроила, но, признаться, свистящий шепот его вызывал скорее омерзение, чем жалость. Если бы он не так торжествовал по поводу Юггота и его темных секретов!..

Отведенная мне спальня оказалась довольно уютной и изысканно меблированной, причем здесь я не ощущал ни затхлого запаха, ни дурной вибрации. Оставив свой саквояж, я снова спустился вниз, зашел в кабинет Айкли пожелать ему доброй ночи и отправился обедать. Столовая располагалась сразу за кабинетом. На столе я обнаружил щедрое изобилие сэндвичей, пирог и сыр, а термос и чашка с блюдцем свидетельствовали, что мой хозяин не забыл позаботиться о свежем кофе. Сытно поев, я налил себе полную чашку кофе, но с огорчением понял, что кулинарные навыки моего хозяина оставляют желать лучшего. С первым же глотком я ощутил на языке неприятный едкий привкус, так что дальше дегустировать этот кофе не стал. За обедом я постоянно думал об Айкли, безмолвно сидящем в огромном кресле в затемненной комнате по соседству, и даже зашел к нему с предложением разделить со мной трапезу; но в ответ он прошептал, что сейчас не в состоянии есть. Чуть попозже, перед сном, добавил Айкли, он выпьет стакан солодового молока – это все, чем ему можно питаться сегодня.

Покончив с едой, я вызвался сам убрать со стола и вымыть посуду и, воспользовавшись этой уловкой, тихонько вылил в раковину мерзкий кофе, который не пришелся мне по вкусу. Вернувшись в темный кабинет, я придвинул стул к креслу Айкли и приготовился к продолжению разговора, на который, как я надеялся, он был настроен. Привезенные мною письма, восковой валик и фотоснимки все еще лежали на столе посреди кабинета, но обратиться к ним предстояло, видимо, позднее. И я быстро забыл и о странном запахе, и о загадочной вибрации в воздухе.

Как я уже говорил, в ряде писем Айкли – особенно во втором, наиболее подробном – было немало сказано о таких вещах, о которых я бы не посмел упоминать не только вслух, но и на бумаге. Это нежелание безмерно усилилось после того, что он поведал мне свистящим шепотом из тьмы кабинета в фермерском доме среди безлюдных гор. Я не могу ни намеком поведать о тех кошмарных космических тварях, которых описывал этот сиплый голос.

По его словам, он и раньше знал о многих страшных вещах, но открывшееся ему после заключения пакта с Пришлыми легло на рассудок непосильным бременем. Даже в тот момент я отказывался верить в его трактовку устройства пределов зримого и в тезисы о пересечениях измерений, об ужасном местоположении известного нам космоса с его временем и пространством в бесконечной цепи взаимосвязанных космосов-атомов, слагающих некий суперкосмос искривлений, углов и материальных и полуматериальных элементов структуры электронов.

Никогда еще находящийся в здравом уме человек не подбирался настолько близко к сокровенной тайне основной сущности мироздания – и никогда еще органический мозг не оказывался на грани полной аннигиляции в хаосе, который превосходит форму, силу и симметрию. Я узнал, откуда происходит Ктулху и почему вспыхнули и угасли мириады звезд в космической истории. Я угадал – но лишь по косвенным намекам, которые даже моего собеседника заставили малодушно умолкнуть, – секреты Магеллановых Облаков и Helix Nebula[11] и постиг мрачную правду, спрятанную под покровом древней аллегории о Дао. Мне внятно объяснили природу доэлей и поведали о сущности (но не происхождении) Гончих псов Тиндала[12]. Легенды об Йиге, Отце Змеев, утратили для меня метафорический смысл, и я содрогнулся от отвращения, услышав о чудовищном ядерном хаосе по ту сторону угловатого пространства, которому в «Некрономиконе» великодушно и уклончиво дано имя «Азатот». Я испытал подлинный шок, когда самые омерзительные чудовища запретного мифа предстали въяве, обретя конкретные имена, чья отвратительная сущность превосходит самые смелые догадки античных и средневековых мистиков. Я был вынужден неотвратимо уверовать в то, что самые первые из сказителей, нашептавшие эти проклятые предания, общались, подобно Айкли, с Пришлыми и, возможно, сами посещали далекие космические области, как это теперь предложили сделать моему собеседнику.

Он рассказал мне про Черный камень и про его значение и был несказанно рад, что посылка так и не дошла до меня. Мои догадки относительно иероглифов подтвердились! И все же Айкли теперь вроде бы примирился с той дьявольской системой, которая ему открылась, – и не только примирился, но и был готов проникнуть еще глубже в разверзшуюся перед ним чудовищную бездну. Я мог лишь гадать, с какими существами он побеседовал уже после отправки последнего письма и многие ли из них имели человеческий облик, как тот их эмиссар, о коем он упоминал. У меня разболелась голова, и я настроил уйму предположений, одно безумнее другого, об источнике витающего в воздухе неприятного запаха и еле заметных вибраций в темном кабинете.

Сгустилась ночь. Вспоминая, что писал мне Айкли о предшествующих ночах, я с содроганием подумал, что сегодня луна в небе не появится. Меня пугало уединенное расположение этого фермерского дома с подветренной стороны лесистого склона Темной горы, круто взбегавшего вверх к неприступному хребту. С позволения Айкли я зажег небольшую масляную лампу, прикрутил фитиль и поставил ее на книжную полку около бюстика Мильтона, призрачно белеющего во мраке. Но я сразу же пожалел об этом, так как мой хозяин заметно напрягся, и его недвижное лицо и безвольно лежащие руки поразили меня неестественной, даже трупной, бледностью. Я заметил, что Айкли, хотя сам едва мог двигаться, время от времени кивает головой.

Выслушав его рассказ, я даже не мог вообразить, какие еще страшные тайны он приберегает для утра; но в конце концов выяснилось, что темой нашей завтрашней беседы станет его путешествие на Юггот и в глуби космоса – как и мое возможное участие в нем. Полагаю, Айкли позабавило, с каким нескрываемым ужасом я воспринял предложение сопровождать его в космическом путешествии, потому что, как только мое лицо исказила гримаса страха, его голова сильно затряслась – от беззвучного смеха? Потом он весьма учтиво заговорил о том, как люди могут совершить – а некоторые из них уже совершали – на первый взгляд невообразимые полеты сквозь межзвездную пустоту. По его словам, живые человеческие тела в реальности не совершали этих путешествий, но недюжинные способности Пришлых в области хирургии, биологии, химии и механики помогли им найти способ перемещать мозг человека независимо от телесной оболочки.

Существует безвредный способ извлечения мозга и сохранения жизнедеятельности тела в его отсутствие. Чистое же мозговое вещество погружалось в жидкость, находящуюся в герметичном цилиндре из особого металла, добываемого на Югготе, а погруженные в нее электроды, подключенные к мозгу, были синхронизированы с высокоточными сенсорами, способными продублировать три важнейшие мозговые функции: зрение, слух, речь. Для крылатых грибовидных организмов переносить такие мозговые цилиндры через космическое пространство не составляло большого труда. На всех планетах, куда проникла их цивилизация, имелось достаточно функциональных аппаратов, которые можно было подключать к мозгу в цилиндре, и после некоторой наладки путешествующий интеллект обретал способность полноценного, хотя и бестелесного, механического существования, с применением органов чувств и речи, на каждом этапе путешествия в пространственно-временном континууме и даже за его пределами. Это было не сложнее, чем перевозка воскового валика с записью и ее воспроизведение на любом фонографе нужной модели. В успехе предстоящей миссии Айкли не сомневался и никакого страха не испытывал – ведь подобные путешествия уже не раз блестяще осуществлялись в прошлом… И тут впервые за все время его бессильная рука приподнялась и указала на высокую полку у дальней стены кабинета. Там, аккуратно выстроившись в ряд, стоял десяток или больше цилиндров из неведомого мне металла – эти цилиндры были в фут высотой и чуть меньше фута в диаметре, а спереди, на выпуклой стороне, виднелись три розетки, расположенные в виде равнобедренного треугольника. От двух розеток одного из цилиндров тянулись провода к паре необычных приспособлений в глубине полки. Об их назначении можно было даже не спрашивать, и я поежился от охватившего меня озноба. Потом я заметил, что рука Айкли указывает на ближний угол комнаты, где громоздились странные приборы с проводами и витыми парами, причем некоторые были точь-в-точь как два приспособления на книжной полке позади металлических цилиндров.

– Здесь вы видите четыре разновидности приспособлений, Уилмарт, – раздался шепот из тьмы. – Четыре, и каждая выполняет три функции; итого их тут двенадцать. Смотрите: в металлических цилиндрах на полке представлены четыре вида существ: три человеческие особи, шесть грибовидных, неспособных телесно перемещаться в пространстве, два мозга с Нептуна – боже, видели бы вы, в какой телесной оболочке эти содания обитают на своей планете, – а остальные существа водятся в глубоких пещерах на удивительных темных мирах за пределами нашей галактики. В главной колонии в недрах Круглого холма можно найти такие же цилиндры и машины – при этом в цилиндрах содержится внекосмический мозг, обладающий неизвестными нам органами чувств. Это мозговой материал союзников и исследователей из самых далеких глубин Потустороннего, а особые машины помогают им получать впечатления извне и выражать свои мысли различными способами, которые подходят одновременно и для них, и для осмысленного общения с разными слушателями. Круглый холм, как и большинство колоний этих существ в разных уголках мироздания, стал пристанищем для самых разнообразных видов. Но, разумеется, только наиболее распространенные из них были переданы мне для проведения экспериментов.

Прошу вас, возьмите те три машины, на которые я указал, и поставьте их на стол. Вон ту высокую машину с двумя стеклянными линзами спереди… затем ящик с вакуумными трубками и звукоусиливающей коробкой, а теперь тот аппарат с металлическим диском сверху. Так… теперь цилиндр с этикеткой В-67. Встаньте на тот виндзорский стул, чтобы дотянуться до полки. Тяжело? Не бойтесь. Обратите внимание на номер В-67. Ни в коем случае не прикасайтесь к новому сверкающему цилиндру с моим именем, подсоединенному к двум контрольным приборам. Поставьте цилиндр В-67 на стол рядом с машинами – и проследите, чтобы переключатели на всех трех машинах были переведены в крайнее левое положение.

А теперь присоедините провод от машины с линзами к верхней розетке на цилиндре – вон там! Подключите машину с трубкой к нижней левой розетке, а аппарат с диском – к верхней розетке. А теперь переведите все поворотные переключатели на верхней машине в крайнее правое положение – сначала на машине с линзой, затем на машине с диском и наконец на машине с трубкой. Правильно! Должен, кстати, предупредить вас, что это человеческое существо, подобное нам с вами. Завтра я покажу вам кое-что еще!..

…До сего дня я не могу понять, почему так покорно повиновался указаниям Айкли. Да и считал ли я его безумцем? До того вечера я, вероятно, был готов к чему угодно, – но пантомима с машинами настолько смахивала на причуды изобретателя-самоучки, что в моей душе вновь зародились сильные сомнения. Все, о чем разглагольствовал мой собеседник, выходило за грань человеческого разумения… но разве иные вещи, еще дальше выходящие за эту грань, не кажутся менее нелепыми только ввиду отсутствия конкретных осязаемых доказательств их существования?

Пока эти хаотичные мысли роились в моем мозгу, я обратил внимание на странное урчание и поскрипывание трех машин, которые я подключил к металлическому цилиндру, – но вскоре эти звуки стихли, агрегаты заработали совершенно бесшумно. И что должно произойти? Услышу ли я человеческий голос? И если да, то как определю, что это не хитрый трюк со встроенным радиоприемником и не голос спрятавшегося где-то человека, который тайком наблюдает за всем происходящим в кабинете? Даже теперь я не могу сказать с полной уверенностью, что там слышал и на самом ли деле имел место феномен, свидетелем которого я стал. Впрочем, нечто и впрямь произошло.

Попросту говоря, машина с трубками и со звукоусилителем заговорила, причем столь осмысленно, что у меня не было ни малейшего сомнения: говорящий и впрямь присутствует здесь и видит нас. Голос был громкий, монотонный, безжизненный и, судя по тембру и интонациям, абсолютно механический. Он скрежетал, мертвенно-неспешно выбирая слова, на одной ноте, не выражая никаких эмоций:

– Мистер Уилмарт, надеюсь, я не испугал вас. Я такой же человек, как и вы, хотя мое тело в этот момент пребывает в безопасном месте в недрах Круглого холма, в полутора милях к востоку отсюда, и получает надлежащие питательные вещества для поддержания его жизнедеятельности. Я же – с вами, в этой комнате, и мой мозг заключен в цилиндре; я могу видеть, слышать, говорить с помощью электронных диполей. Через неделю я отправлюсь в космическое путешествие, как уже не раз бывало в прошлом, и надеюсь иметь удовольствие совершить его в обществе мистера Айкли. Буду рад, если и вы к нам присоединитесь, – я знаю вас и вашу репутацию и внимательно следил за вашей перепиской с нашим общим другом. Я, разумеется, один из тех, кто заключил союз с внеземными существами, прибывшими на нашу планету. Сначала я встретил их в Гималаях и оказал им некоторую любезность. В знак благодарности они даровали мне возможность познать то, что ведомо мало кому из людей.

Я смог побывать на тридцати семи небесных телах: планетах, темных звездах и совсем неописуемых объектах, включая восемь космических тел за пределами нашей галактики и два – за пределами искривленного пространственно-временного континуума! И все эти путешествия не нанесли мне ни малейшего вреда. Мой мозг был изъят из тела путем клеточной фрагментации – столь тонкой, что было бы несправедливо назвать эту виртуозную операцию хирургическим вмешательством.

Пришлые существа обладают методами, благодаря которым такие изъятия просты и почти обыденны. Тело, из которого изъят мозг, не подвержено процессу старения, и сам мозг остается практически бессмертным при сохранении его механических свойств – даже в условиях скудного потребления питательных веществ (их доставляют в него при регулярной смене жидкости, в которой он хранится).

В общем, я искренне надеюсь, что вы решитесь отправиться в путешествие вместе со мной и мистером Айкли. Пришельцы стремятся ближе познакомиться с учеными вроде вас и готовы показать им великие бездны, о которых многие из нас могли бы лишь грезить в своем мечтательном неведении. Встреча с ними поначалу может вас озадачить, но я уверен, что вы сумеете преодолеть все предубеждения. Думаю, к нам присоединится и мистер Даннет – тот, кто привез вас сюда на автомобиле. Уже многие годы он является одним из нас. Я полагаю, вы узнали его голос – он ведь звучит на фонографической записи, которую вам присылал мистер Айкли.

Я вздрогнул – и говорящий осекся на мгновение, а затем продолжал:

– Итак, мистер Уилмарт, решение за вами. Мне остается лишь добавить, что такой человек, как вы, с вашей страстью ко всему необычному и с вашей любовью к фольклору, не должен упустить столь редкую возможность. Вам нечего бояться. Все перемещения совершенно безболезненны, и ощущения от пребывания в механическом состоянии даже окажутся весьма приятны. При отключении электродов вы просто уснете и будете видеть невероятно яркие и фантастические сны.

А теперь, если не возражаете, мы прервем нашу беседу до завтра. Доброй ночи. Чтобы погасить свет, просто поверните все выключатели в крайнее левое положение – проделать это можно в любом порядке. И не забудьте: последней надо выключить машину с линзой. Доброй ночи, мистер Айкли, будьте добры к нашему постояльцу! Ну что, готовы повернуть выключатели?..

На том наше общение закончилось. Я бездумно повиновался и повернул все три выключателя… Этот странный монолог заставил меня усомниться в реальности происшедшего. Моя голова все еще шла кругом, когда я услыхал шепот Айкли, просившего меня оставить всю аппаратуру на столе. Он никак не прокомментировал то, что произошло, но, по правде сказать, мое воспаленное сознание вряд ли было способно воспринять какой-либо здравый комментарий. Шепотом он попросил меня забрать с собой в спальню лампу, из чего я заключил, что ему хочется побыть в темноте. Наверное, для него настала пора отдыхать, так как его пространная речь, с которой он обратился ко мне днем и вечером, могла бы утомить даже физически крепкого человека. Все еще пребывая в сильном волнении, я пожелал моему хозяину доброй ночи и поднялся наверх с лампой, хотя с собой у меня был мощный карманный фонарик.

Я был рад наконец покинуть кабинет Айкли, где витал странный затхлый запах и ощущалась легкая вибрация, однако не мог избавиться ни от обуявшего меня ужаса, ни от чувства скрытой опасности и космической ненормальности происходящего, когда думал о фермерском доме и о потусторонних силах, с которыми мне пришлось здесь столкнуться. Лесистый склон Темной горы, который почти вплотную подступал к дому, затерянному в безлюдной глухомани Вермонта; загадочные следы на дороге; неподвижный больной, шепчущий из тьмы; сатанинские цилиндры и машины и – самое жуткое! – приглашение подвергнуться уму непостижимой хирургической операции и отправиться в непостижимое путешествие… все эти необычные события слишком внезапно обрушились на меня, буквально парализовав мою волю и почти подорвав физические силы.

Особенно сильным потрясением для меня стало известие, что мой провожатый Даннет был соучастником чудовищного древнего обряда, записанного на восковом валике, – хотя я и раньше отметил смутно знакомые омерзительные нотки в его голосе. Другое сильное потрясение я испытал, проанализировав свое отношение к Айкли. Если раньше, ведя с ним интенсивную переписку, я чувствовал к нему симпатию, то теперь он был мне неприятен. Его болезнь вызывала не жалость, а отвращение. Он был так неподвижен и пассивен, так похож на живой труп, – и его нескончаемый шепот был таким мерзостным и… нечеловеческим!

Этот шепот вовсе не напоминал скрипучие сиплые голоса, которые мне доводилось слышать; несмотря на странную неподвижность его губ, прикрытых густой щеткой усов, в нем угадывалась скрытая сила и энергия, вряд ли присущая жалкому астматику. Я слышал все сказанное Айкли, сидевшим в дальнем углу кабинета, и раз или два ловил себя на мысли, что тихое, но отчетливое звучание его голоса – продукт не столько бессилия, сколько намеренного усилия! Но для чего он тщился приглушить голос – это так и осталось для меня загадкой… С самого первого момента, едва до меня донесся шепот из тьмы, его звучание вызвало в моей душе некую необъяснимую тревогу. И теперь, пытаясь вновь все осмыслить, я понял: меня подсознательно встревожило знакомое звучание этого голоса – то же самое меня беспокоило в голосе Даннета. Но где и когда я встречался с обладателем этого знакомого шепота, я ума не мог приложить.

Одно для меня было несомненно: я проведу здесь только одну ночь, не более. Мой научный азарт улетучился под влиянием страха и отвращения, и меня обуревало лишь одно желание: поскорее высвободиться из жутких силков сверхъестественных откровений. Я узнал достаточно. Возможно, так оно и есть: некая необъяснимая космическая связь существует… но нормальный человек не может иметь с этим ничего общего.

Богомерзкие силы, казалось, опутали меня своей паутиной, мертвой хваткой впившись в мой разум. О том, чтобы заснуть в этом доме, даже думать не стоило, поэтому я просто затушил пламя лампы и не раздеваясь упал на кровать. Конечно, это было глупо, но я приготовился к любому развитию событий. Я сжал в правой руке револьвер, который захватил с собой из дома, а в левой – карманный фонарик. Снизу не доносилось ни звука, и я представил себе Айкли, сидящего во тьме неподвижно, точно труп.

Где-то в глубине дома тикали часы, и я, сам не зная почему, благодарно вслушивался в этот вполне обычный звук. Впрочем, он напомнил мне о другой тревожной особенности этой фермы: о полном отсутствии тут живности, столь привычной для сельской местности. И вдруг я осознал, что не слышу даже привычных ночных звуков диких лесных обитателей. Если не считать зловещего журчания невидимых лесных вод, эта гробовая тишина казалась ненормальной – инопланетной, – и я стал гадать, под властью какого звездорожденного неосязаемого заклятья находится это место. Я вспомнил: если верить старым преданиям, собаки и другие животные на дух не выносят Пришлых, – и задумался, что бы могли означать те следы на дороге.

VII

Только не спрашивайте меня, сколько длился внезапно сморивший меня сон и много ли из того, о чем пойдет речь дальше, мне приснилось. Если я вам скажу, что в какой-то момент пробудился, услышал и увидел нечто, – вы сочтете, что я и не просыпался вовсе и что все это было сном ровно до того момента, как я выскочил из дома, бросился к сараю, где ранее заметил старенький «форд», и помчался на старом драндулете по лабиринтам лесных дорог среди призрачных гор, пока наконец в финале безумной многочасовой гонки не попал в деревушку, оказавшуюся Тауншендом.

Вы можете, конечно, отмахнуться от всех подробностей в моем рассказе и объявить, что и фотоснимки, и голоса на фонографическом валике, и голос из стального цилиндра и звуковоспроизводящей машины, как и прочие вещественные доказательства, были лишь элементами грандиозной мистификации, которой подверг меня исчезнувший Генри Айкли. Можете даже предположить, будто бы он подговорил нескольких эксцентричных знакомых принять участие в этом глупом и тонко разыгранном надувательстве: сам устроил похищение посылки из поезда в Кине и попросил Даннета сделать пугающую запись на восковом валике. Но странно, однако, что Даннета так до сих пор и не нашли и что его никто никогда не видел в деревнях по соседству с фермой Айкли, хотя он, должно быть, частенько наезжал в те места. Жаль, я не удосужился запомнить номер его автомобиля… хотя, с другой стороны, может быть, оно и к лучшему. Ибо независимо от того, что вы думаете обо всем этом, и независимо от того, что я сам об этом думаю, мне точно известно, что мерзкие внеземные силы обитают в малоизведанных вермонтских горах и что эти силы имеют своих шпионов и эмиссаров в человеческом мире. И я прошу лишь об одном: в будущем держаться как можно дальше и от этих зловредных сил, и от их эмиссаров.

Выслушав мой взволнованный рассказ о происшествии, местный шериф направил отряд вооруженных людей на ферму Айкли, но того уже и след простыл. Его поношенный домашний халат, желтый шарф и бинты для ног валялись на полу в кабинете рядом с креслом в углу, и никто не мог сказать, пропала ли вместе с ним еще какая-то его одежда. Ни собак, ни живности на ферме и правда не обнаружили, зато нашли на стенах дырки от пуль – как снаружи, так и внутри; но помимо этого ничего необычного не выявилось. Ни металлических цилиндров, ни диковинных машин, ни предметов, которые я привез в саквояже…Пропал мерзкий запах, пропала вибрация, исчезли следы на дороге и те три загадочных предмета, которые привлекли мое внимание напоследок.

После бегства я провел в Братлборо целую неделю, опрашивая местных жителей, знавших Айкли, и в результате убедился, что все приключившееся со мной – не сон и не обман. Айкли на самом деле многократно покупал собак, ружейные патроны и химикаты, кто-то действительно многократно перерезал ему телефонные провода; при этом все знавшие его – в том числе и его сын в Калифорнии – показали, что он часто упоминал о своих странных исследованиях. Образованная часть местного общества считала его безумцем и без колебаний объявляла все так называемые вещественные доказательства мистификацией, результатом его безумных проделок, в которых, возможно, участвовали его эксцентричные подручные. Зато невежественная деревенщина подтверждала все его заявления до последней мелочи. Айкли показывал кое-кому из них и фотоснимки, и черный камень и проигрывал им жуткие записи; и все уверяли, что следы клешней на дороге и жужжащий голос один в один похожи на описания этой дьявольщины в старинных поверьях. Старожилы также говорили, что появление подозрительных фигур и голосов вблизи фермы Айкли участилось после того, как он нашел черный камень, и что в последнее время его ферму обходили стороной все, кроме почтальона и горстки самых отчаянных смельчаков. Всем было известно, что и на Темной горе, и на Круглом холме частенько появляются привидения, но я не мог найти никого, кто бы исследовал те места. Случаи регулярного исчезновения местных жителей за всю историю округа тоже нашли подтверждение, и в число пропавших теперь включали и Уолтера Брауна, чье имя упоминалось в письмах Айкли. Я даже встретил одного фермера, который божился, что лично видел в Вест-ривер во время наводнения тело странных очертаний; впрочем, этот рассказ был слишком сбивчив, чтобы счесть его ценным свидетельством.

Покинув Братлборо, я твердо решил никогда не возвращаться в Вермонт и больше чем уверен, что сдержу данное себе обещание. Эти безлюдные лесистые горы и впрямь являются форпостом ужасающей космической расы, и я все меньше сомневаюсь в этом с тех пор, как прочитал об открытии новой, девятой, планеты за Нептуном, в точности согласно предсказаниям жутких тварей. Астрономы, с присущей им пугающей проницательностью, которой они так гордятся, назвали планету Плутоном[13]. Я же, безусловно, считаю, что это и есть мрачный Юггот, и с содроганием размышляю о том, почему чудовищные пришельцы пожелали, чтобы это открытие состоялось именно сейчас. Я тщетно пытаюсь убедить себя в том, что эти демонические создания не изберут новую политику, вредоносную для Земли и ее обитателей.

Но должен еще поведать, чем завершилась та ужасная ночь на ферме. Как я уже сказал, в конце концов меня сморил беспокойный сон, и в обрывках сновидений мне привиделись страшные картины. Что меня разбудило, я так и не понял, но точно помню момент пробуждения. И помню первое смутное впечатление – скрип половиц: в коридоре за дверью кто-то шел крадучись, а потом я услышал приглушенное звяканье дверной щеколды, которую неловко пытались открыть. Впрочем, звуки почти сразу прекратились, и затем я услышал – помню это совершенно четко – голоса из кабинета на первом этаже. Мне почудилось, что я различаю голоса нескольких собеседников; они о чем-то спорили.

Несколько секунд я прислушивался, а затем окончательно проснулся. Тональности голосов заметным образом различались, и всякий, кто хоть раз слышал ту мерзейшую фонографическую запись, смог бы определить природу по крайней мере двух из них. Ибо, сколь бы пугающей ни была моя догадка, я понял, что нахожусь под одной крышей с безымянными тварями из космических бездн: два собеседника говорили тем самым мерзким жужжащим шепотом, который Пришлые использовали для речевого контакта с людьми. Хотя эти два голоса заметно отличались – и по тембру, и по темпу речи, и по выговору, – оба принадлежали одному и тому же окаянному виду.

Третий голос совершенно точно звучал из специального аппарата для озвучивания речи – спикера, соединенного с изъятым мозгом в металлическом цилиндре. В том у меня не было ни малейшего сомнения; скрежещущий безжизненный говор, громко чеканивший слова с монотонной отчетливостью и неспешностью, забыть было невозможно. Я даже не пытался определить, был ли он идентичен тому самому, который я слышал вечером, поняв: любой мозг будет продуцировать вокальные тона одного характера, будучи соединенным с тем же самым аппаратом; единственные отличия могли касаться языка, ритма и скорости речи и произношения. В довершение картины были слышны два подлинно человеческих голоса: один – грубый, неизвестного мне местного жителя; в другом я без труда узнал бостонские мурлыкающие нотки моего давешнего гида, загадочного мистера Даннета.

Силясь разобрать слова, доносившиеся из-под старых толстых половиц, я отчетливо слышал шарканье, топот и скрежет и не мог избавиться от ощущения, что в кабинете внизу полным-полно живых существ – гораздо больше, чем голосов, которые я смог различить. В точности описать это шарканье и скрежет я вряд ли смогу – мне просто не с чем их сравнить. Судя по звукам, в кабинете двигались разумные существа; звук их шагов слегка напоминал легкий цокот, как бывает при касании к твердой поверхности изделий из кости или твердой резины. Или, если воспользоваться более наглядным, хотя и менее точным сравнением, как если бы люди, обутые в деревянные башмаки большого размера, шаркали по начищенному до блеска паркету. Я даже представить себе не мог, как выглядят существа, производящие при движении столь диковинные звуки.

Вскоре я понял, что уловить сколько-нибудь связный разговор не удастся. Отдельные слова – в том числе имя Айкли и мое собственное – то и дело всплывали в потоке речи, особенно четко их произносил аппарат-спикер; но их истинный смысл терялся без внятного контекста. Сегодня я вряд ли смогу составить из них осмысленные фразы; их устрашающий эффект был результатом скорее моих неосознанных предположений, нежели ясного понимания. Я не сомневался, что в кабинете собрался противоестественный конклав чудовищ, но какова была кошмарная цель сего собрания – понятия не имел. Мне стало даже любопытно: почему сразу пришло ощущение злонамеренности и мерзости этого синклита, несмотря на все заверения Айкли в дружелюбии Пришлых?..

Терпеливо вслушиваясь в приглушенные речи, я начал наконец различать отдельные голоса, хотя не мог уловить смысла произносимых слов. Мне показалось, что я даже угадываю некоторые характерные эмоции, сопровождающие те или иные реплики.

Один жужжащий голос, например, говорил с очевидными властными интонациями, в то время как механический, несмотря на его искусственную громкость и размеренность, выдавал подчиненное положение его носителя и временами звучал даже просительно. А в голосе Даннета слышались примирительные интонации. Тембры других голосов я даже не пытаюсь как-то интерпретировать. Я не слышал знакомого шепота Айкли и понимал, что столь слабый звук вряд ли проникнет сквозь толстые половицы моей спальни.

Попытаюсь привести здесь кое-что из разрозненных слов, указывая, кто, по моему мнению, их произносил, а также описать другие звуки. Первые разборчивые фразы звучали из спикера.

(Спикер)

«…взял это на себя… получить назад письма и запись… кончить на этом… обманут… видеть и слышать… черт возьми… безличная сила, в конце концов… новенький, блестящий цилиндр… Боже правый…»

(Первый жужжащий голос)

«…раз мы сделали остановку… маленький человеческий… Айкли… мозг… говорит…»

(Второй жужжащий голос)

«Ньярлатхотеп… Уилмарт… Записи и письма… дешевое надувательство…»

(Даннет)

«…(непроизносимое слово или имя, возможно – Н’гах-Ктун) безвредный… мир… пара недель… слишком театрально… говорил же вам об этом раньше…»

(Первый жужжащий голос)

«…нет смысла… первоначальный план… последствия… Даннет может наблюдать за Круглым холмом… Новый цилиндр… Автомобиль Даннета…»

(Даннет)

«…что ж… к вашим услугам… вот сюда… остальные… на место»

(Несколько голосов говорят одновременно, неразборчиво)

(Слышен топот многих ног, в том числе странное шарканье или цокот)

(Непонятные хлопки)

(Громкий звук заведенного автомобильного двигателя, затем затихающего вдали)

(Тишина)

Вот, собственно, конспект того, что я услышал собственными ушами, когда, затаив дыхание, лежал на кровати в зловещем фермерском доме среди демонических гор и холмов – полностью одетый, с револьвером в правой руке и карманным фонариком в левой. Я, как уже было сказано, окончательно проснулся, но меня словно поразил непонятный паралич, заставив лежать без движения до тех самых пор, пока не стихли последние звуки. Где-то далеко внизу мерно тикали старые коннектикутские часы. И тут до моего слуха донесся прерывистый храп спящего. Это, должно быть, задремал Айкли, утомленный странным консилиумом, – что ж, его можно было понять.

Я не знал, что думать и что предпринять. В конце концов, разве я услышал нечто такое, к чему не был уже подготовлен? Разве я не знал, что безымянные Пришлые теперь преспокойно могли разгуливать по фермерскому дому? Хотя, разумеется, Айкли не мог не удивить их непрошеный визит… И все же что-то в подслушанной бессвязной болтовне меня безмерно напугало, в очередной раз породив жутчайшие сомнения, – и мне оставалось лишь молить Господа, чтобы я пробудился и понял, что все это было дурным сном. Думаю, мое подсознательное постигло нечто, чего еще не уразумел мой рассудок. А что Айкли? Разве он не был моим другом, разве он не возмутился бы, случись со мной что-то ужасное? И его мирное похрапывание словно высмеивало все страхи, внезапно охватившие меня с новой силой.

Возможно ли, что Айкли стал пассивным инструментом в чьем-то зловещем замысле и его заставили заманить меня в горы с помощью писем, фотографий и фонографической записи? И не собирались ли эти твари сотворить с нами обоими некий обряд уничтожения, раз мы узнали о них слишком много? Вновь я задумался о странной резкой, неестественной смене настроения Айкли, произошедшей между его предпоследним и самым последним письмом. Я интуитивно чувствовал: что-то тут не так, всё не то, чем кажется. И этот едкий кофе, который я вылил в раковину, – уж не пыталось ли неведомое существо отравить меня? Надо обсудить это с Айкли тотчас и помочь ему вновь взглянуть на происходящее трезвым взглядом. Твари затуманили ему голову своими обещаниями открытий в космосе, но теперь-то он должен прислушаться к голосу разума. Нам нужно выпутаться из этой истории, пока еще не поздно. Если ему не хватит силы воли обрести свободу, я ему помогу. А если не удастся убедить его бежать отсюда, то по крайней мере я сам смогу спастись бегством. Конечно же, он одолжит мне свой «форд», который я оставлю потом у кого-нибудь в гараже в Братлборо. Автомобиль стоял в сарае; теперь, когда все опасности миновали, дверь сарая была распахнута настежь, и я обрадовался, что этот «форд» словно дожидался там меня. Мимолетная неприязнь к Айкли, которую я ощутил во время нашего общения накануне вечером, уже прошла. Бедняга оказался в том же положении, что и я, поэтому нам следовало держаться вместе. Учитывая, что его беспомощность вызвана болезнью, я не хотел будить его в столь поздний час, хотя и понимал, что сделать это придется. В сложившихся обстоятельствах я просто не мог себе позволить оставаться в доме до утра.

Наконец я был готов к решительным действиям. Прежде чем встать с кровати, я несколько раз потянулся, чтобы восстановить подвижность мышц. Стараясь действовать с осторожностью – скорее инстинктивной, нежели осознанной, – я надел шляпу, подхватил саквояж и тихонько спустился вниз по лестнице, освещая себе путь фонариком. По-прежнему находясь в сильнейшем нервном напряжении, я не выпускал из правой руки револьвер и ухитрился зажать левой и фонарик, и ручку саквояжа. Зачем я предпринял все эти предосторожности, я и сам не мог понять – ведь если сейчас я и мог кого-то разбудить в доме, то только его единственного обитателя.

Прокравшись на цыпочках по скрипучим ступеням в холл, я еще отчетливее услышал храп спящего и подумал, что он, вероятно, в комнате слева – в гостиной, куда я еще не заходил. Справа от меня я заметил кромешную тьму кабинета, откуда ранее доносились разбудившие меня голоса. Отворив незапертую дверь гостиной, я посветил фонариком туда, откуда доносился храп, и луч света вырвал из мрака лицо спящего. В следующую же секунду я поспешно отвел фонарик в сторону и медленно, по-кошачьи ретировался назад в холл, – эти меры предосторожности были весьма своевременны. Ибо на кушетке спал вовсе не Айкли, а мой старый знакомец Даннет.

Я терялся в догадках, что бы все это значило. Здравый смысл подсказывал, что самое правильное – постараться выяснить, что же тут происходит, а потом вызвать подмогу. Вернувшись в холл, я бесшумно затворил и запер дверь в гостиную, чтобы уж наверняка ничем не потревожить сон Даннета. После я осторожно вошел в кабинет, где ожидал застать Айкли – спящим или бодрствующим – в угловом кресле, его излюбленном месте отдыха. Покуда я перемещался по кабинету, луч фонарика осветил большой круглый стол с дьявольским цилиндром, присоединенным к зрительной и слуховой приставкам и к спикеру, готовому к работе. По моему разумению, то был изъятый из тела мозг, который участвовал в ужасном собрании; на какую-то секунду у меня возникло дичайшее желание запустить спикер и послушать, что мне скажут.

Мозг, думал я, уже осознал мое присутствие, потому что зрительные и слуховые приставки не могли не зафиксировать свет фонарика и легкое поскрипывание половиц под моими ногами. Но я так и не осмелился возиться с мерзким приспособлением. Я только заметил на столе новый сверкающий цилиндр с наклейкой, на которой было написано имя Айкли, – тот самый, который я заметил на полке накануне вечером и к которому хозяин дома попросил меня не прикасаться. Сейчас, думая об этом, могу лишь посетовать на свою робость и пожалеть, что не отважился заставить аппарат заговорить. Одному Богу ведомо, на какие тайны это могло пролить свет, какие ужасные сомнения рассеять! С другой стороны – может быть, в том и состояло милосердие Божье, что я не притронулся к аппарату…

Я отвел луч фонарика от стола и направил его в угол, где, как я думал, сидит Айкли, но, к своему изумлению, обнаружил, что старое кресло пусто – там не было никого, ни спящего, ни бодрствующего. Знакомый мне поношенный халат валялся на кресле, чуть свешиваясь на пол, а рядом на полу лежал желтый шарф и поразившие меня своими размерами жгуты для ног. Я замер, раздумывая, куда пропал Айкли и почему он внезапно снял с себя облачение больного, – и поймал себя на том, что больше не ощущаю в помещении ни мерзкого запаха, ни легкой вибрации. Но что же было их причиной? И тут мне пришло в голову, что и то и другое ощущалось лишь в присутствии Айкли. Причем сильнее всего – около кресла, где он сидел, а вот в других комнатах и в коридоре запах и вибрация пропадали полностью. Я обследовал лучом фонарика стены темного кабинета, пытаясь найти объяснение столь разительной перемене.

О господи! Надо было тихо уйти отсюда до того, как луч фонарика вновь упал на пустое кресло! Но оказалось, что мне суждено было покинуть этот дом не тихо, а с воплем ужаса, который, наверное, потревожил, хотя и не разбудил спящего стража в комнате напротив. Мой вопль и мерный храп Даннета – вот последние звуки, услышанные мною в ужасном фермерском доме под поросшей темнолесьем призрачной горой, в том обиталище трансфигурационного кошмара среди уединенных зеленых холмов и недобро бормочущих ручьев зачарованного деревенского захолустья.

Удивительно, что во время беспорядочного бегства я не выронил ни фонарик, ни саквояж, ни револьвер. Я умудрился выбежать из кабинета и из дома, не издав ни единого звука, а потом благополучно забросил вещи в старый «форд», стоящий в сарае, сел за руль, завел мотор и помчался под покровом безлунной ночи в поисках безопасного места. Вся последующая поездка была как пьяный бред сродни иным рассказам Эдгара По, или стихам Рембо, или гравюрам Доре, но как бы то ни было, я добрался до Тауншенда. Вот и все. И если после всех этих приключений мое душевное здоровье осталось непоколебленным – считайте, что мне крупно повезло. Иногда меня посещают страхи относительного того, что ждет всех нас в будущем, особенно если учесть недавнее открытие планеты Плутон.

…Итак, обследовав с помощью фонарика стены кабинета, я направил луч на пустое кресло – и увидел там три предмета, которых ранее не заметил из-за того, что они затерялись в складках поношенного халата (полицейские дознаватели, позже побывавшие в доме, их уже не обнаружили). Как я сказал в самом начале, на первый взгляд в них не было ничего ужасного. Ужас заключался в выводах, которые напрашивались при виде них. Даже сегодня я переживаю мгновения полуосознанных сомнений – мгновения, когда склонен согласиться со скептическими оценками тех, кто приписывает все случившееся со мной сновидениям, расшатанным нервам или галлюцинациям.

Эти три предмета оказались дьявольски хитроумными конструкциями, снабженными тонкими металлическими зажимами, с помощью которых они, по-видимому, крепились к органическим устройствам, о чьей природе я даже не хочу задумываться. Я лишь надеюсь – искренне надеюсь, – что, вопреки моим сокровенным страхам, это были восковые изделия работы изощренного мастера.

Великий Боже! Этот шепчущий из тьмы, с его омерзительным запахом и вибрациями! Чародей, эмиссар, двойник, пришлый… Это жуткое приглушенное жужжание… выходит, он все время находился в том новеньком сверкающем цилиндре на полке… бедняга!

«Недюжинные способности в области хирургии, биологии, химии и механики…»

Ибо в кресле я увидел микроскопически точно, до последней мельчайшей детали, воспроизведенное подобие – или подлинник – лица и кистей рук Генри Уэнтворта Айкли.

Перевод Олега Алякринского

Примечание

Повесть написана Лавкрафтом в период с февраля по сентябрь 1930 года. Впервые была опубликована в журнале “Weird Tales” в августе 1931 года. В ней впервые описаны Ми-Го – раса летающих инопланетян, также определяемых как «грибы Юггота» (вопреки ожиданиям, в одноименном цикле сонетов эти существа ни разу не упомянуты).