Красный Барон

— Не сходится что-то, Вить. — с какой-то виноватостью проговорил он. — Тело есть, но она в одном белье, а чемодана с инструментами найти не удалось. Люба в твой номер буквально за минуту попала, сразу выгнала солдат. Допускает, что пыточный набор мог кто-нибудь из доверенных людей Ломова утащить, но вот раздеть секретаршу точно никто не успел бы. Что скажешь?

— Не знаю, Дань. — пожал я плечами. — Сказал то, что видел.

— Да не ершись ты! Мы на твоей стороне. Просто странно это все. Выглядит, уж прости, будто вы миловались, а потом ты ее зачем-то убил. Даже кровать расправленная.

— Инсценировка!

— Да не успел бы никто, серьезно! Люба метнулась к тебе молнией, сразу, как ты позвонил.

— Значит в группе военной полиции у Ломова было доверенное лицо. Или еще что-то. Блин, Данила, я не знаю, как так вышло! Я не спорю, убил девчонку, но это была самооборона. Она реально собиралась мне дырку в черепу сверлом пробурить, а потом на куски порезать!

— Не кипятись. — Шторм поднял руки. — Сказал же — верю тебе, а не им. Но уровень подготовки, знаешь ли, впечатляет. Очень чисто.

— Надо наших вызывать! Комитет Контроля! Пусть разбираются в этом бедламе!

— А вот тут, Витя, у меня для тебя плохая новость. Люба звонила Окелле. При мне разговор был. Знаешь, что он сказал? Не вмешиваться! Помнишь я тебе говорил, что Ломов — ставленник Лазаря? Похоже, наверху какие-то игры странные, что даже Василий самоустранился, и не желает отсвечивать. А он, так-то, до самого Сталина достучаться может.

— Бред какой-то!

— Бред или нет, это мы разберемся. — Данила положил руку мне на плечо. — Ты, главное, не раскисай, и просто поживи дикарем пару дней. Я тебя харчей принес, так что с голоду не помрешь.

— Хех. — хохотнул я невесело. — Я ведь много ем.

— А я много принес. — улыбнулся в ответ парень классической улыбкой гайдайского Шурика. — На крайний случай, зайца какого или оленя добудешь. Считай, отпуск у тебя незапланированный.

— Смешно.

— Ага. Держись. Мы своих не бросаем.

Интер-1

Под раскидистым вековым дубом был накрыт стол. Скатерть, самовар, расписные фарфоровые чашки, разложенные по розеткам различные варенья — в общем, все, как положено. И еще пяток яблок в глубокой вазе, стоящей в самом центре. Хозяин этого места фрукты почти никогда не ел, но всегда требовал, чтобы они имелись на столе. Вне зависимости от того застолье планировалось или дружеское чаепитие. Такой вот пунктик.

Сегодня было мероприятие второго типа. Два старых товарища собрались поговорить о погоде, рыбалке и внуках. По-крайней мере, так выглядело — уселись на плетеных стульях по обе стороны стола, и с удовольствием дули горячий чай. Оба немолодые, но еще и не старые — лет по пятьдесят пять, максимум шестьдесят. Одеты весьма старомодно: свободные рубахи без воротников, но с длинными рукавами, серые брюки и плетеные кожаные сандалии.

Если бы кто-то, кроме бдительной, но невидимой охраны этого чаепития, посмотрел на них, принял бы их за отставных чиновников среднего звена. Которые коротают летний денек, и совершенно точно никуда не спешат. В чем-то попал бы в самую точку — эти двое однозначно никуда не спешили. В остальном же, ошибся — во всем Союзе, пожалуй, не было более влиятельной пары, чем эта парочка.

— Как мальчишка Лазаря? — спросил один из мужчин, обладатель густой шевелюры, кавказского профиля и хитрого взгляда.

Раньше Иосиф Сталин любил носить богатые усы, те самые, известные всей стране, и далеко за ее пределами. Но в последние несколько лет радикально сменил предпочтения, помолодев сразу лет на десять. Сделавшись практически неузнаваемым.

— Делает ровно то, что от него ждали. — ответил его друг и собеседник.

Этот внешностью обладал настолько заурядной, что описывать его не имело никакого смысла. Среднего роста, среднего телосложения, с лицом грустного шпица, на которого надели круглые очки. Ни ауры властности, как у первого, ни харизмы. Единственное, что можно было отметить, так это то, что мужчина безнадежно проигрывал сражение растущей лысине. А еще обладал тонкими пальцы музыканта, находящиеся в постоянном движении.

Вот и сейчас, услышав вопрос, Лаврентий Берия, прежде чем ответить, отбарабанил по столу затейливую дробь.

— Такой глупый? — без удивления спросил кавказец.

— Такой самоуверенный. — отозвался очкарик. — Думал, получил власть — можно есть всласть.

— Жаль. Лазарь связывал с ним такие большие надежды…

— Это далеко не первый раз, когда товарищ Каганович ошибается в людях.

— Да не в нем даже дело. — возразил его собеседник. — В целом — не радует молодая поросль.

— Это да.

Мужчины замолчали. Они знали друг друга так давно, что в принципе не нуждались в словах. И могли бы посмотрев на собеседника, с уверенностью сказать, о чем он думает. Но гадать было не в их привычках. Поэтому они просто задумались о старом соратнике. Верном и надежном, но — заигравшемся. Его ветвь власти в последнее время стала слишком крепкой и высокой. И нарушила шаткое, существующее уже многие десятилетия равновесие.

От того теперь двум этим немолодым людям пришлось отвлечься от других проектов. Чтобы заняться садоводством. Обрезать слишком буйно растущие побеги, дабы они не выпили все силы из ствола и ветви, и не ушли в пустоцвет.

— Он не слишком много дров там наломает? — уточнил первый после долгой паузы.

— Ничего такого, чего нельзя исправить. — тут же отозвался второй. — В конце концов, его за тем туда и послали…

— Лаврентий, у меня есть ощущение, что ты и на этой ситуации еще и руки нагреешь.

— Мы оба, Коба. Мы оба. Грех, знаешь ли, не взять то, что само плывет в руки.

— Если ты про Монголию, то свое мнение я менять не собираюсь. Она нам более выгодна в качестве буфера с друзьями-китайцами. Незачем тащить ее в состав Союза.

— Достаточно и того, что эта скрипка играет в нашем оркестре. — закончил за него очкарик. — Да, я это понимаю. Но я говорил не про Монголию. Давно пора форсировать один старый проект.

— «Мефисто»? — Сталин нахмурился.

— Ты же знаешь, как мне не нравится это название?

— Слишком поповское? — ухмыльнулся кавказец.

— И это тоже. Но пусть с ним, с названием. Сейчас важно другое! Наши противники уже перешли черту, не пора ли и нам это сделать?

Коба задумался. По привычке сунул в рот трубку, но даже затягиваться не стал — курить табак он бросил десятка два лет назад. Пожевал мундштук, нахмурился, вздохнул.

— Обратной дороги не будет. — напомнил он.

— Нам ее уже отрезали! С той поры, когда стали тащить сыворотку в пограничные регионы! Ты что же, надеялся, что британцы просто устанут это делать? Смотри-ка, не утомились! Еще и китайцы подключились!

— Что-то ты на старости лет совсем в кликушу превратился.

— Не больше, чем всегда.

Снова над столом повисло молчание. Нарушил его Сталин только через несколько минут. Сперва, правда, налил остывшего чая в чашку, сделал пару глотков. Потянулся было к одной из розеток с вареньем но на полпути остановил руку.

— Я правильно понимаю, что ты паренька-метаморфа хочешь использовать?

— Он в эпицентре событий. Это не происходит просто так, ты же знаешь. К тому же, он умудрился поругаться с Ломовым, тем самым ускорил процесс. Я даже Василию вмешиваться запретил.

— Так веришь в удачу этого мальчика?

— По вере — это не ко мне, Коба. Я все проверяю. Пусть он лучше не справится сейчас, пока еще есть возможности для маневра, чем потом, когда станет поздно.

— Разумно.

— Даешь добро?

— Тебе оно нужно? Я следил за событиями, видел твою руку, но не вмешивался. Почему сейчас спрашиваешь ответа?

Берия усмехнулся.

— Может быть потому, что мне страшно? Не каждый, знаешь, день, поворачиваешь ход развития всей человеческой цивилизации.

— Ерунду говоришь, Лаврентий. Мы уже сделали это однажды. Что такое СССР, как не поворотная точка в человеческой истории?

— Пожалуй…

Глава 4

Насчет пары дней Данила, пожалуй, погорячился. Мне лишь раз пришлось заночевать в лесу. Уже утром следующего дня, аэрокинетик притащил очень интересную историю. Прямо, очень интересную.

Оказывается, никого я не убивал и не насиловал. Из окна — да, выпрыгивал, пулю от кого-то из бойцов военной комендатуры получал, и по городу, как угорелый носился. А вот девушки, которая меня парализовала и собиралась убить, не было. Как и того эпизода, где мое тело создает острые шипы, буквально нанизывая на них экзотическую красотку.

— В смысле? — спросил я. — Ни живой, ни мертвой?

Там бы никто не выжил, какой бы регенерацией не обладал. Ее мозг точно был поврежден минимум в трех местах. Я же наверняка бил!

— Мара была.

Наш «Шурик» был самого что ни на есть рабоче-крестьянского происхождения, отчего в его лексиконе порой всплывали деревенские обороты. Марой он назвал морок или, совсем уж по современному говоря, иллюзию. Как и ту, кто ее создал.

Мары были самым редким типом среди менталистов. Сильные псионы, они были способны создавать иллюзии, видеть которые могли видеть сразу множество людей. Причем, не просто видеть, но и ощущать. Как я ощущал тепло человеческого тела и его горячую кровь у себя на руках.

Но при этом не могли взаимодействовать своими мороками с физическими объектами. То есть, секретарша Ломова не могла навредить мне своими фантомными дрелями и пыточными инструментами. Максимум — напугать до разрыва сердца, но это точно не мой случай.

Как вариант, она еще могла сама войти в номер с пистолетом, и пользуясь тем, что я нахожусь в ее мультфильме, разрядить мне в голову пистолетный магазин. Это, конечно же, повлекло бы за собой ненужные последствия, поэтому она решила действовать иначе. Подставить. Сделать так, чтобы я, да и все остальные, были уверенны в том, что злой метаморф убил милую секретаршу.

На мой резонный вопрос — нахрена и, в целом, зачем, — Данила ответил, чтобы заставить сделать глупость. Необратимый шаг. Сбежать, напасть на солдат из военной комендатуры, или сдаться. Мару любой вариант устраивал. На каждый из них был свой дальнейший сценарий, но я умудрился поломать их все. Одним только звонком Зиме.

Точнее, тем, что она за меня вступится. Я же новичок в отряде. Слабое звено. На это была ставка.

Когда же Люба ворвалась в комнату, Мара совершила вторую ошибку. Чуть подкорректировала картинку, чтобы воздействовать уже на мою начальницу. Мол, злой Халков не просто убил девушку, но еще и надругаться над ней собирался. За это Зима зацепилась. Будучи, по словам все того же Данила, «бабой упертой», она раскрутила всю цепочку, и в результате пошла к Ломову.

— Она же, представь, прямо на заседание какого-то комитета заявилась! — смеясь продолжал рассказ Данила. — Напустила стужи, выгнала всех, приказала Ломову явить ей эту его циркачку. И там же все и порешала.

Порешала — это значит, что претензий ко мне нет, и я могу возвращаться обратно. Никто не будет обвинять меня в том, чего я не делал, отдавать под суд или военный трибунал. Но, к сожалению, это не означало, что меня оставят в покое.

— Нас троих Ломов тронуть побоится. — огорошил меня Шторм. — А вот тебя… Молодой ты еще, никто о тебе не знает, да и не верит особо. Соответственно, в защиту, кроме опять-таки, нас троих, никто не встанет.

А этого, как выяснилось, недостаточно. Ломов все еще оставался у власти в Монголии. Мы — в его подчинении. А значит он может попытаться повторить то, что у него один раз не получилось. Хотя бы для того, чтобы никто не подумал, что его можно просто так обвести вокруг пальца и остаться безнаказанным.

— Наш борт в аэропорту уже. — Данила дернул плечом. — Люба решила подстраховаться. Отправляет тебя в Углегорск, тут недалеко. Официально, чтобы «в свете участившихся провокаций со стороны Китайской Народной Республики», охранять космодром. Фактически — сам понимаешь.

Мне было и лестно, и обидно. Первая эмоция согревала теплом, даря понимание, что здесь, в этом все еще чужом мире, у меня появились свои. Люди, которые встанут за тебя, не побоясь пойти даже против серьезного противника, каким, несомненно, был Ломов. Другая же точила душу пониманием ссылки.

Если раньше меня кидали по разным точкам нашей великой и необъятной родины, чтобы проверить на вшивость и найти лучшее применение, то сегодня убирали с глаз долой. Туда, где оборзевший номенклатурщик не имеет такой власти, как здесь. Спасали, но все же задвигали в угол.

— Что там делать-то хоть? — скрывая обиду спросил я. — Ну, в Углегорске этом?

Что за точка на карте станет моим новым временным домом, я уже понял. В моем мире населенного пункта с таким названием уже давно не было, в четырнадцатом или пятнадцатом году его переименовали в Циолковский, сделав запасным космодромом. Здесь же он до сих пор остался поселком, в котором никогда не добывали уголь. Название было придумано для того, чтобы ввести в заблуждение потенциального противника, и скрыть от него факт наличия там ракетных шахт. Именно их маскировали «угольные разрезы».

Понятно было, что культурной жизни там точно не будет. Военный городок, гарнизон, вокруг тайга и глушь. Данила это мнение не развеял. Вторым советским космодромом мой Свободный-18 — еще одно называние Углегорска — не стал.

— Надолго? — уточнил я.

— Как пойдет. — пожал плечами сверх. — Как все уляжется, так обратно выдернем. А, еще Люба просила передать, чтобы ты там тихо сидел. Говорит, у тебя с этим проблемы.

Уже к двум часам пополудни, небольшой одномоторный самолет неизвестной мне модификации, взлетел над монгольской степью и взял курс на Амурскую губернию. Около четырех часов полета я размышлял над своим незавидным положением и пытался понять, что же делаю не так.

С самого начала так! Хотел попасть в мир с живым и развивающимся Советским Союзом — попал. Но тотчас обнаружил, что с моим он имеет общим только название, а по сути — совсем другое государство, с иной историей и устоями. Хотел снова служить империи — получилось, но сверхом, а не военным специалистом. И так по каждому пункту дальше.

«Нужно перестать воспринимать этот мир, как измененную кальку моего прежнего. — решил я в какой-то момент. — Перестать использовать старые шаблоны и мотивы. Сосредоточится на том, чтобы стать сильным настолько, чтобы ни одному клоуну в костюме — супергеройском или деловом — не пришло в голову, что меня можно просто отодвинуть с дороги».

Этот вывод немного меня успокоил. Я даже перестал, как делал это в последние сутки, гонять по голове мысли о том, что похож на Сизифа, толкающего в гору камень, который потом обязательно сорвется. И заснул. А глаза открыл, когда легкий самолетик, коснулся колесами грунтовой взлетно-посадочной полосы — полноценного аэропорта у Углегорска не было.

В отличие от всех прочих мест, куда закидывала меня судьба в последнее время, здесь комитета по встрече не было. Пилот указал пальцем на двухэтажный корпус диспетчера, мол, тебе туда, сам же двинул в сторону технической части — ему нужно было провести ТО, заправится, и лететь обратно.

Я забросил на плечо рюкзак с пожитками и зашагал в указанном направлении. Наступали сумерки, окружающий «взлетку» и парочку строений лес казался темной стеной. Что-то кричали на своем языке птицы и звенели над ухом комары. Настроение стремительно портилось — Углегорск оказался еще большей дырой, чем я себе представлял.

Но дежурный диспетчер, молодой парень, сообщил, что ждут меня чуть дальше, километрах в десяти отсюда. Это, дескать, еще не нужное мне место, а лишь сельская авиабаза, которая в основном используется для санавиации и самолетов, задействованных в сельском хозяйстве. То есть, абсолютно гражданское учреждение.

— И как мне туда добраться? — уточнил я.

Так-то, десят камэ — не бог весть какое расстояние. Знать бы только направление, а с моими-то возможностями я их быстро преодолею. Но, оказалось, что пешкодралом топать мне не грозит. Из части уже выслали машину, и она скоро будет.

Кивнув, я отстал от паренька, и уселся на лавке на улице. Ощущение было, что я приехал в деревню к бабушке. Запах скошенной травы и машинного масла, отсутствие привычных шумов города, вечерняя перекличка птиц, и опаздывающий водитель, у которого было целых четыре часа, чтобы преодолеть десять километров. Провинция-с…

Ждать пришлось еще около получаса. Наконец, уже почти в темноте, показались фары. Остановившаяся почти на взлетке машина походила на американский «Хамви», только не настолько бронированный. Шильдик на радиаторе сообщал, что смотрю я на детище Ульяновского автозавода.

— Товарищ Глебов? — водительская дверь распахнулась, и оттуда выпрыгнул молодой боец, с погонами прапорщика. Увидел мой кивок, он продолжил. — Я с «восемнашки», за вам. Садитесь.

Документы, тем не менее, он проверил. После чего включился, словно радио, и не умолкал уже до самой части. С его слов выходило, что командование части только час назад оповестили о командированном сверхе, которого нужно было встретить. Чем занималась Зима, пока я сюда летел — непонятно. Но, вполне возможно, разгребала последствия конфликта с Ломовым, и ей попросту было не до меня.

А прапор, судя по всему, первый раз увидевший настоящего сверха, разливался соловьем. Я узнал, что зовут его Ильей, он тут остался на сверхсрочной, потому что женился, а природа тут очень красивая. Что охота и рыбалка здесь «закачаешься», а «дальневосточный коэффициент» позволяет получать денежное содержание значительно выше, чем в центральных регионах.

Из всего этого выходило, что ничего, кроме вышеуказанного, меня тут не ждет. И буду я просто киснуть, периодически гоняя с офицерским составом на эти самые охоты и рыбалки. В прошлой жизни меня бы это даже устроило на какое-то время — солдат спит, а служба идет. Но сейчас, как ни смешно это звучало, я был совсем другим человеком.

Творящийся в стране бардак с сывороткой, китайские и британские провокации и интриги, савараны со своим особым путем эволюции — все это задрало мне планку настолько, что даже неделя вот такой спокойной жизни, наполняла меня ужасом. Тоска…