Волк, Всадник и Цветок

Потом до него дошло положение, и он довольно осклабился.

— Поскольку я волен забрать весь выигрыш, то и фору в том числе, — объяснил он скорее себе, чем мне. — Но не забудь о главном — о том, что в хрустале у тебя за спиною!

— Джуд, как тебе не стыдно; — сказал я; — проигрался в карты и обираешь честных людей. Я же тебе заплатил в тот раз, за проезд в обе стороны. А если тебе ещё чего-то надо, подойди и возьми, если можешь.

Джуд потоптался на месте, глядя на распущенную цепь. Она покачивалась, как маятник, длинная, из серебристо-зелёного металла с железным шаром на конце. Когда-то Логин выковал её из позвоночника Злого Змея, которого я убил на Поле Вод. Она утончалась к концу, где была отлично заточена. К ней не приставала кровь.

— Хорошее у тебя оружие, — сказал он. — Как называется?

— Сейчас оно называется Убийца Фолма Иногда Меченосца, — ответил я. — И если ты будешь продолжать задуманное, то оно может сменить имя на Убийцу Джуда фон Плейна.

Джуд цокнул языком.

— Так Фолм Иногда Меченосец мёртв?

— Да. И Макхам тоже. Пропусти меня, и у цепи пока останется прежнее имя.

Джуд покачал головой. В нём было футов семь росту; на нём были его знаменитые перфорированные доспехи. Удар меча они держали отлично, а сквозная перфорация обеспечивала мобильность и вентиляцию. От любой же стрелы они, как известно, были заговорены. У пояса висел его меч. Он ничего особенного собой не являл.

— Не грозись, — сказал он, — мы с тобой силой пока не мерялись.

Я убрал шар с цепи.

— Джуд, — сказал я, — если мне повезёт, я смогу снять тебе голову одним взмахом руки. Ты слишком близко стоишь. Подумай, хочется ли тебе погибать из-за глупого долга? Я ведь не отдам тебе ничего. Не затем я был убит на рассвете на твоей земле, чтобы позволить этому произойти ещё раз.

Джуд какое-то время смотрел мне прямо в глаза, затем отвёл взгляд.

— Тогда мне снимет голову Волк С Тысячей Морд, — сказал он. — Что я скажу ему?

— Скажи, что я победил тебя, — ответил я. — он тебя не тронет. Ты ведь и впрямь хорошо меня задержал. Я не думаю, что ты хочешь быть убийцей либо жертвой, но тебе достанется одна из этих ролей, если мы начнём драку.

— Он мне не поверит, — сказал Джуд.

— Давай я хлестну цепью тебе по доспехам, — предложил я. — Останется след.

Он молчал где-то минуту, а затем кивнул головой.

…Когда мы понеслись дальше, я ещё какое-то время слышал звон снова натягиваемых им цепей, которые он снимал, чтобы пропустить меня.

«А сие Джуд, повелевающий Зелёною Аламейдою, — сказано в книге. — Телом он могуч, а духом в сомненьях. Числом же он один».

Мы теперь ехали по землям Розовой Аламейды, где всегда родилось множество близнецов. Волка С Тысячей морд следовало ждать к зениту — хоть я убил его позже, чем встало солнце, но Джуд задержал меня.

Конь скакал всё так же быстро, как и сутки назад, но я знал, что даже он рано или поздно устанет. Хотя он отдохнул, пока я горел, и это было неплохо, ибо я боялся, что он не продержится до Поля Вод. Теперь была ещё надежда на Глухую Ночь. А пока альбиносы-вороны выделывали спирали в небе над нами, сопровождая нас до границы, а чёрные лебеди скалили на нас свои зубы из грязных болот. Мы оставили справа Розовые Башни, где призраки всё так же, как всегда, били в призрачные барабаны, тщетно пытаясь отвадить любопытных; но как всегда, их осаждали толпы, собравшиеся посмотреть на диво — привидений, что не исчезали при свете дня. В общем, всё было так, как и должно было быть в этих землях в это время года.

Мы достигли Мостика Ведьм. Как всегда, ведьмы-близняшки, Джессика и Эшли, с горящими запавшими глазами и грязными белыми волосами, похожими на паклю (потому что, ручаюсь, они белили их магией), стояли у моста в надежде содрать с проезжающих денег. Жадность состарила их прежде времени.

— Эй, стой, всадник, а не то заколдую! — крикнула Эшли. Я их неплохо различал по блеску зрачков.

— Сёстры, протрите ваши запавшие глаза! — прикрикнул я на них. — Я же прежде заплатил вам за проезд в обе стороны!

Джессика досадливо мотнула головой, и я въехал на мост.

— Задержите лучше Волка С Тысячей Морд, — попросил я. — Он будет грызться из-за каждой лишней копейки.

Сказав это, я свистнул коню, и мы поспешили убраться, пока ведьмы не передумали. Этот мост принадлежал им, и был построен на заклинаниях. Стоило сёстрам хором произнести ключевое слово, и он обрушится. Так же по заклинанию они могли и восстановить его обратно.

«Сие ведьмы, одинаковые лицом и равные по сестринству, — сказано в книге. — Они завистливы и жадны, как и все в этих землях. Число же им — двое».

Незадолго до зенита меня снова остановили. Это были хозяева Розовой Аламейды, близнецы с противными именами Йональд и Джональд Офзеленды.

— Стоять! Всем стоять! Коню стоять! — закричал Йональд Офзеленд, указывая на широкую яму, дно которой было утыкано кольями. Яму вырыли недавно. Она была велика и занимала всю дорогу.

Я остановил Коня.

— Чего вам надо от меня, Офзеленды? Сёстры пропустили меня. Что ж вы не задержали меня там? Или те, кто живёт на ваших землях, вам уже не подчиняются?

— Слезай с коня и отдай долг; — заявил Джональд, мрачный и небритый. На гербе у них был изображён вепрь на зелёном фоне.

— Ступай своей свинье под хвост, — ответствовал я, разматывая цепь. — Я не должен тебе ничего, ибо заплатил за пересечение твоих земель в двойном размере. В тот раз, когда ехал здесь несколько дней назад. Ты забыл?

— Ты должен Волку С Тысячью Морд, значит, должен мне. — Джональд обнажил меч. Это был несуразно огромных размеров палаш, которым можно было перерубить пополам коня. Йональд был вооружен подобным образом. Меч Джональда назывался Джоксель, а у его брата, соответственно, Йоксель.

— Это ты должен Волку С Тысячью Морд, — ответил я ему. — Он сейчас будет здесь. Убейте его, и вы никому не будете должны.

Я был всё ещё зол на него за то, что он разодрал мне горло утром. Кроме того, я сказал это, чтобы разозлить Джональда и перейти наконец к активным действиям, потому что я не хотел терять время.

Я не думал, что они согласятся.

Как раз в сию же минуту показался Волк С Тысячей Морд; в один прыжок достигнув нас, он остановился, тяжело дыша.

— Ну, ребята, спасибо за помощь, — прохрипел он, пуская слюни. Он уже явно устал.

— Отдавай футляр, — сказал он мне, протягивая лапу.

— То, что в футляре, принадлежит нам, — сказал Йональд, упреждающе опустив палаш между мной и Волком С Тысячей Морд. — Мы с братом так решили. Я думаю, это справедливая плата за вторжение сразу стольких личностей в наши земли.

Волк С Тысячей Морд какое-то время молчал.

— Хватайте его, пока вы в силе, — сказал он потом, — и я всё прощу.

Глаза его сузились.

Йональд колебался какую-то секунду. Потом поднял палаш и опустил его на Волка С Тысячью Морд.

Тот взвился вихрем, вынырнув из под удара; тяжёлая лапа раскровенила Йональду лоб. Джональд бросился справа и рассёк Волку С Тысячью Морд бедро. Тот обернулся и с разворота сорвал Джональду голову; Меч Йональда, как гильотина, опустился ему на спину и разрубил позвоночник.

Волк С Тысячью Морд рухнул. Его пасть сжалась на стальном сапоге Йональда, и он рванул его на себя, а когда тот запнулся и упал, слепо озираясь залитыми кровью глазами, Волк С Тысячью Морд в отчаянном рывке подтянулся на передних лапах и вцепился Йональду в горло.

Через секунду всё было кончено. Я спрыгнул с коня и подошёл к тому, кто так долго преследовал меня, что уже успел стать привычным.

— Я умираю, — сказал он. — Насовсем. И они тоже. Мы никогда не играли на форы. — Тут его взгляд затуманился, зрачки из жёлтых стали розовыми. Изо рта текла тёмная кровь. — Но и ты не пройдёшь дальше. На закате ты будешь у Делты, и Красные Девы не дадут тебе пройти.

Он закрыл глаза.

Я хотел сказать ему, что, если он умрёт, мне не нужно будет больше спешить, и я смогу переждать опасный закатный час. Но я ничего не сказал. Я молча взмахнул цепью, проклиная себя за мягкотелость, и добил его.

Потом сел в седло и поехал дальше, сначала медленно, по кромке над ямой, а потом всё быстрее и быстрее. У меня было время до заката.

За моей спиной пылало волчье тело и придорожная трава, да ещё волосы убитых Офзелендов. О них в книге не сказано уже ничего.

Номинально Волка С Тысячей Морд опять убил я, и это значило, что вскоре он снова оживёт и бросится за мной в погоню. Это обещало мне проблемы, но я не хотел, чтобы Волк С Тысячей Морд умирал так, как это устроили хозяева Розовой Аламейды.

Мы покинули её, когда солнце было на полпути к закату.

Красная и оранжевая трава на полях пестрела серебряными цветами, и серебряные же рыбы пели из прозрачных ручьёв. Голоса у некоторых были хриплые — наверное, от холодной воды. Дриады из ближних рощ звали всякого проезжего расчесать им волосы, но далеко не каждый соглашался на эту нудную работу, хотя платили дриады всегда наличными.

У озера с белой водой я встретил монаха в чёрных одеждах. Он сидел на мостках и болтал ногами.

— Подай денежку на храм, благородный путник! — попросил он, вежливо улыбаясь.

— А чей храм? — спросил я, придерживая Коня.

— Азгарота, Хтонического Ужаса, — ответил монах, показывая мне кулончик с пентаграммкой.

— А, — сказал я, развязывая кошелёк, — тогда держи.

Я дал ему тяжёлую золотую монету, и мы поехали дальше, благословляемые добрым монахом.

Время летело, дорога стлалась Коню под копыта, и мы непрестанно приближались к Делте, в недобрый закатный час.

В любое другое время здешние места были абсолютно безопасны, но на закате тут появлялись Красные Девы, и не пропускали никого, пока тот не отдавал им всё до нитки. А если кто думал сопротивляться, то из их черепов потом делали шары для игры в кегли, склеивая воедино самые округлые их части.

Я надеялся миновать их земли прежде, чем Волк С Тысячью Морд догонит меня. Они ведь были способны задержать и его тоже.

И, как он и предсказывал перед прошлой смертью, я въехал в их земли как раз на закате.

Сам Волк С Тысячью Морд догнал меня минутой позже.

— Отдавай Цветок и сматываем назад, — запыхавшись, проговорил он. — Утром поедешь домой.

— Нет, — ответил я, — я тебе его не дам.

Волк С Тысячею Морд оскалился и приготовился сшибить меня с коня.

— Подожди; — взмолился я; — давай отложим это на потом. Прислушайся, они уже идут!

Поросшие травой холмы задрожали, и Красные Девы, именуемые так же Рыжими Девками, все на конях, высыпали из-за холмов и окружили нас плотным кольцом. Их было очень много.

Все они были рыжеволосые, кареглазые, в красных штанах и безрукавках; ногти у всех были покрашены в красный цвет, а губы накрашены ярко-алым. Кони у всех были тоже рыжей масти. В руках они держали сабли оттенка меди, и в свете заката клинки тоже казались алыми.

Мы стали спиной к спине, вернее Волк С Тысячей Морд стал спиной к заду Коня. Я не собирался ничего им отдавать, и он, ясное дело, тоже.

Вперёд выехала главная Девка, именуемая Матильдой.

— Отдавайте всё, — сказала она, — и езжайте в любую сторону.

— Ни за что, — сказал я.

— Никогда, — прорычал Волк С Тысячей морд.

— Тогда вы умрёте, — сказала Матильда, подняв руку.

— Уже случалось, — сказал я и расчехлил футляр.

Правду говорили об этом Цветке, будто любая девушка застывает на месте поражённая его красотой. Красные Девы, увидевшие его, изумлённо ахнули и прижали руки к сердцу, опустив оружие. Я тронул Коня шагом вперёд, и они начали расступаться передо мной.

Но Девы за моей спиной, Цветка не разглядевшие, угрожающе рванулись на нас. И тогда Волк С Тысячью Морд на мгновение явил все свои лики, ужасной тысячеголовой тенью нависнув над толпою, и две тысячи глаз обожгли каждого, кто видел его в то мгновение. И Девы шарахнулись назад, охваченные страхом.

Так, ужасом и красотой очистив путь, мы рванулись напролом, но минутное замешательство прошло, и девы, зажмурив глаза, со свистом ринулись на нас в атаку. Саблями они управлялись и вслепую.

Я был ближе к спасению, чем Волк С Тысячею Морд, ибо стоял впереди него по ходу движения; и я прорвался. Десяток сабель ударил Коня в грудь, но раны зажили в мгновение, только узор на шкуре пустил новые ветви; и мы вылетели на дорогу. Конь стрелой пустился вперёд, и последнее, что я видел в неверных изломах хрусталя, это отражение того, как Волк С Тысячей Морд, теперь о двух десятках голов, пачками раскидывает Красных Дев, мешающих друг другу в толпе, прорываясь на свободу. Я верил, что у него получится.

«Сие Красные Девы, — сказано в книге, — и их кони и люди червонны. Числа же им несть».

Солнце село, и вместе с темнотой на землю стала опускаться давящая тишина. Птицы засыпали прямо у Коня под копытами, у меня начали слипаться глаза. Я заметил, что Конь тоже подволакивает ноги.

Наступала шестая ночь недели, и, как обычно, это была Глухая Ночь. В такую ночь ни человек, ни зверь, ни нелюдь не может ничего, кроме как спать до самого утра. Бороться невозможно, и нет такой магии, чтобы преодолеть эту силу природы. Звёзды и луна никогда не светят в такую ночь, и блуждающие огоньки, а так же светящиеся растения и существа, теряют свою силу. Огонь не горит такими ночами.

Поэтому мы дотащились до ближайшего придорожного дуба, и я упал на землю, сунув под голову кулак. Конь повалился рядом на траву, и мы заснули.

…Утром мы пришли в себя поздно; солнце уже встало, и птицы просыпались в дорожной пыли. Всё тело ломило, голова соображала плохо, в руках не было силы, как и всегда, когда ночуешь в Глухую Ночь вне дома.

Седлая Коня, я подумал о том, как там Волк С Тысячью Морд. Если он пробился сквозь армию Красных Дев, то, наверное, заснул, израненный, где-то неподалёку от Делты, и не скоро ещё мог догнать меня.

Цветок в хрустале я снова повесил за спину, упрятав в кожу. Он пока ещё мог обойтись без воды, но мне не терпелось привезти его домой.

В кронах зелёных дубов пересвистывались невидимые птицы (иногда они стайкой перелетали с дерева на дерево, но их и тогда не было видно — лишь дрожало марево в воздухе да слышался шум крыльев). Становилось жарко, яркие ажурные цветы красовались в сочной траве; бабочки с девичьими портретами на крыльях порхали слева направо; солнце затягивали сизоватые облака; пахло сладко и дурманяще.

Близилось Поле Вод, почти родное; близился и полдень.

В полдень, на дороге среди луга, я повстречал всадника.

— Эй, остановись-ка на минуту! — попросил он, поднимая руку.