Артиллерист: Назад в СССР

Соколов у меня, прямо скажем, далеко не боец, не спортсмен и явно не драчун. То есть, силой тут вопрос не решить. Даже при том, что у меня самого характер упертый. Чисто физически Стасик не оставил мне шансов на то, чтоб свои принципы отстоять. Жаловаться старшим, если что — вообще стрем. Я не приобрету авторитет, который мне нужен. Сделаю себе еще хуже. Мало того, доносчик и стукач всегда позорная тема, так еще после отбоя можно нарваться на воспитательный момент. Если знать, куда бить, синяки под формой не видно. То есть, по идее, выходит замкнутый круг. Натура у меня такая, что сам я не прогнусь. Но при этом тело досталось от глупого, пухлого пингвина. Пока я с этим телом хоть что-то сделаю, меня пришибут сто раз. Стукачом быть не хочу, да и не даст это ничего.

И вот Швейк вспомнился мне в этой ситуации неспроста. Я возьму его линию поведения за правильную. Это же, е-мое, военная часть. Неужто я не найду рычаги воздействия на вышестоящих. Или не придумаю, как стать для них необходимым человеком. Тем самым, значительно улучшив условия своей жизни. Даже те «деды». Человеку всегда что-то необходимо. Всегда. Иначе не бывает. А тут я. Этакий волшебник на вертолете. Который найдет пути решения.

В остальном же, для окружающих … Я просто сделаю вид, будто от рождения идиот. А с идиотов, как говорится, и спросу нет. Иначе, в любом другом случае, мне придется привыкать к здешнем обычаям. А я не хочу. Не хочу на полном серьёзе говорить, как эти сержанты, вести себя так же, а главное — думать, как они.

За своими размышлениям упустил момент, когда мы оказались на улице. В строю, это я уже понял, у каждого было свое место.

Оно оставалось неизменным. То есть, поставили тебя пятым в третьем ряду с краю, то там тебе и стоять. И не дай бог, ошибиться с расчетом. Исключение — если кто-то заболел или кого-то куда-то перевели.

Дураком в этом плане не был не только я. Все хорошо запомнили свои места и знали, куда нужно встать.

Построились в уже в привычную колонну по четыре человека.

Перед нами нарисовался сержант. Тот самый, который высказывал про мой ремень.

— Равняйсь! — Заорал он во всю глотку. Так резко и неожиданно, что с деревьев, стоящих вдалеке, за пределами части, птиц, как хером сбрило. Они испуганно сорвались с места, подальше от всяких орущих психов.

— По этой команде голова солдата повернута налево, за исключением тех кто стоит в крайнем ряду! — Продолжил сержант. — Смирно! Голова с приподнятым подбородком направлена прямо перед собой. Грудь вперед. Руки по шву, пальцы согнуты в фалангу, пятки вместе, носки врозь, шевелиться нельзя.

После каждой команды, которую он произносил с пояснениями, мы выполняли его указания. До этого даже я допетрил. Явно нас не ради лекции собрали. Значит, все предельно просто. Он говорит, мы делаем.

— Вольно! После этой команды можно расслабиться. Но несильно. Чтоб не обоссались от радости. — Сержант усмехнулся своей шутке, а потом скомандовал. — На плац шагом марш!

Мы послушно потопали за ним. Плац находился в ста метрах от нашей казармы. Внешне, по крайней мере для меня, он напоминал большой прямоугольник с трибуной. Видимо, тут проходят какие-то серьезные мероприятия.

— На месте стой! Раз, два! Разомкнулись! Отошли друг от друга на расстояние вытянутой руки.

Мы начали расходится, не меняя последовательности строя. Просто отдалились от тех, кто стоял рядом..

— Так… сейчас мы проведем с вами разминку. Повторяем за мной. — Сержант был какой-то неугомонный и до тошноты бодрый.

Он начал демонстрировать нам различные упражнения, для разминки всех частей тела. Показывал два-три движения, а мы продолжали их повторять до момента пока не прозвучит команда: «закончили упражнение». Например, на протяжении пяти минут мы махали руками, потом делали растяжку для ног, разминал шею и так далее. В общем, ничего интересного. Мне это напомнило физкультуру в школе.

— Построится в колонну по четыре!

Мы сомкнулись обратно в строй.

— Бегом! Напоминаю, про команде «бегом» руки солдата сгибаются в локтях, туловище подается вперед. Все поняли? Марш!

И мы побежали за сержантом. Бежать нужно было строем, не разбредаться. Темп задавал сержант, а все должны были ему соответствовать. Как же тяжело мне это давалось. Сука… Соколов, скотина, не мог хоть как-то подготовиться к службе? Я выдохся буквально после пяти минут бега. Сзади нас резво трусил еще один сержант, который наблюдал, чтобы никто не отставал и все держали строй. Изредка покрикивал нам вслед.

— Держим строй! Не отстаем! Ускорились!

Честно говоря, я был недоволен не то, чтоб своими результатами в беге, а тем, что вообще куда-то бегу. Добровольно. И опять же, из головы не выходила мысль, Соколов ни хрена не спортсмен. Не все предрасположены к спорту и физической нагрузке. Можно же было как-то плавно к этому подойти. Ну, очевидно, сержанту на это похер.

Я и еще пара пацанов начали отставать. Не выдержали темп, задыхались.

В итоге, мы просто пристроились в хвост и, чувствуя себя распоследними лохами, начали переговариваться.

— Все… Не могу… Я сдох. — выплюнул пацан справа от меня чуть ли не со своими легкими.

— Да я тоже. Сил больше нет… — Даже не собрался строить из себя что-то. Куда там на хрен. Видно же, что сейчас упаду, как загнанная лошадь и умру.

Вот тут и выяснилось, для чего сзади бежал сержант, который замыкал строй. Чтобы подгонять таких, как мы. Подгонять в прямом смысле. Подталкивать руками, иногда ногами, и при этом говорить очевидные вещи.

— Что? Сдохли? Домой, наверное, уже хотите? К маме под сисю? Ускорились! Я сказал, бегом!

Эти слова и жесты не особо помогали, но деваться было некуда, приходилось бежать, что есть сил. Возникало четкое ощущение, если я упаду, он меня просто добьет. Не поднимет, не поможет, а добьет.

А мне каждый шаг был, как последний, казалось, я реально сейчас рухну на асфальт от изнеможения и бессилия.

С горем пополам мы добежали до спортивного городка, где находились турники, брусья, рукоходники. Короче, всякие мне непонятные железяки.

— Построились перед турниками! — Скомандовал сержант, который нас вел.

Я еще не успел отойти от пробежки. Какие мне, на хрен, турники? Подтягиваться, так подозреваю, Соколов не умеет.

— К снаряду! Уточняю. По команде к снаряду солдат подходит к турнику, сгибает колени, руки отводит назад, как бы готовится к прыжку. Всем ясно?

— Так точно, товарищ сержант! — ответили мы хором, а я подумал, твою мать, какая же лютая дичь это все.

— К снаряду!

Все подошли к турнику и выполнили движение, которое описал нам сержант. Мы запрыгнули на турник и начали подтягиваться. Я пытался, что-то изобразить в виде подтягивания, но у меня ничего не получалось. Стало интересно я один такой неприспособленный к физическим упражнениям. Но посмотрев по сторонам, понял, не один. Мои товарищи также кряхтели и пытались сделать что-то на перекладине, но ничего толкового у них не выходило.

— Кто не умеет подтягиваться, просто висит на турнике, на землю не спрыгиваем. Висим, что есть сил. — Разрешил нам сержант.

Тут я немного расслабился. Думаю, буду просто висеть. Но как оказалось, и висеть не так-то просто. Руки соскальзывали. Еще начался моросящий, противный дождь. Я спрыгнул на землю, а за мной и мои товарищи.

— Запрыгнули на турник. — Тут же рядом нарисовался сержант. Сука!

Вот умом я понимал, что он говорит, но все равно стоял и не прыгал. Сил не было вообще никаких. Ноги гудели и безумно болели.

— Я сказал, запрыгнули на турник, висим пока не разрешу спрыгнуть. — Сержант улыбнулся мне, как родному.

В этот момент я понял, что вот так, по-родственному, он меня и порешит, если не выполню команду. Думаю, ну, ладно. Ок. Повис обратно на турник. Это продлилось недолго. Где-то минуты три-четыре. И так несколько раз. Я спрыгивал от того, что руки уже не выдерживали, на меня орали, приходилось возвращаться на этот долбаный турник.

Когда закончился спортивный аттракцион, а я думал уже, конца ему никогда не будет, мы пошли в казарму.

Нам дали пятнадцать минут на утренний туалет. По дороге, со мной завязал разговор один из пацанов, с кем мы подыхали в конце пробежки.

— Интересно, они каждое утро так зарядку проводят?

— Думаю, да. — ответил я.

— Ты как вообще, после такого доброго утра?

— Да никак. — Я так устал, что не хотелось говорит ни с кем и ни о чем.

— Слушай, это еще ничего. У меня батя служил в автомобильной роте. На северах. Зимой в их части было два вида утренней зарядки. Первый вид упражнений — самый любимый. Они выстраивались на плацу, отправлялись на прогулку по территории части — вытаптывать снег. В темноте, среди огромных сугробов, с поднятыми воротниками шинелей и туго завязанными под подбородком «ушами» шапок. Второй вид зимней утренней зарядки был самым распространенным — уборка снега. За ночь снега выпадало по колено, не меньше. Грейдеры успевали к завтраку очистить только дорогу к столовой, поэтому вся остальная работа ложилась на их плечи… Каждый получал в руки БСЛ — большую саперную лопату. По затрачиваемой энергии это была не просто утренняя, а еще и «дневная», и «вечерняя» зарядка. Правда, один раз у них проводились соревнования по настольному теннису. У бати сохранилась даже фотография в дембельском альбоме. Два года службы на Камчатке засчитывались офицерам за шесть, им— за два, но они зато вернулись на материк закаленными в службе «камчедалами». Тогда это звучало гордо. Ну, а у нас… Не служба. Модно сказать, все даже неплохо. Так что нам не так уж сильно не повезло.

Я молча кивнул и улыбнулся пацану вымученной улыбкой. Не повезло? Ну, да, ну да… В общем, надо что-то делать. Иначе просто сдохну в этом Чучково.

Глава 7

Настроение у меня поднялось. Даже не смотря на то, что физически я, мягко говоря, испытывал весьма хреновенькие ощущения. Эх, Соколов, Соколов… Зачем же ты, гадина такая, пошел в военкомат? Тема, кстати, интересная. На самом деле. Почему пацан, у которого, по сути, была отсрочка, поперся служить? А спросить не у кого. Вот в чем засада. Надо как-нибудь, что ли, узнать про личные дела, типа того. Должны же они быть.

Взял мыльно-рыльные принадлежности и отправился в так называемую уборную. Так называемую, потому что я бы ее обозначил совсем иными словами.

Вид у этого помещения был убогий. Впрочем, как практически у всех помещений на территории части.

На полу лежала плитка, маленькими квадратиками, зеленого цвета, стертая на половину. Из-под зеленого оттенка почему-то выглядывал коричневый. Красили ее, что ли?

Кабинок, естественно, не было. Нам, солдатам, скрывать от товарищей нечего. Такой, наверное, смысл. Имелись только классические, неповторимые в своей «красоте», дыры в полу, любовно называемые в народе «очко».

Умывальники, слава богу, присутствовали. Это были железные старые раковины. На уровне глаз, во всю длину — зеркало, шириной сантиметров двадцать. Видимо, чтоб каждое утро и каждый вечер наблюдать, как армия делает из меня человека.

Я с тоской посмотрел на пухлое лицо Соколова. Ну, вот как? Что за подлость со стороны судьбы, которая явно меня ненавидит. Почему я не оказался в теле какого-нибудь нормального парня. Чтоб два метра росту, хорошие перспективы на будущее и солидный папа, желательно, партийный бонза.

За какие заслуги мне достались Соколов и Армия? Завис, по-прежнему, глядя в отражение. А действительно. За какие? Должен же быть какой-то смысл в происходящем. Ну, там цель, например. Если даже вселенная или непонятные разуму силы замутили подобный финт, в чем суть? Не может же быть такого, что я просто отслужу эти два года и все. Нелепая цель. Думаю, советская армия и без меня прекрасно обошлась бы. Впрочем, я без нее тоже. В общем, на повестке дня у меня нарисовалось два вопроса. Первый — почему Соколов вообще пошел служить. Второй — зачем я оказался в Соколове.

Открыл кран, планируя умыться, но в итоге получил очередное прозрение. Как оказалось, горячей воды не было. Умываться после утренней зарядки пришлось ледяной водой. Один из сержантов, который плескался в напольной большой раковине, похожей на поддон, моего удивления не оценил. Он обливал себя из куска черного шланга, примотанного к крану. Видимо, эта конструкция выполняла функцию душа. При этом не уставал повторять, что холодная вода — мощная сила. Закаляет тело, поднимает дух. Надо обязательно купаться только в холодной воде.

Звучали его слова так радостно и восторженно, что невольно закралось подозрение, не употребляет ли этот сержант чего-то бодрящего. Потому что я, например, вообще не вижу ни черта хорошего в холодной воде. Особенно осенью.

Ладно там, от нечего делать, заскок словил. Закаляться решил. Это — сознательный выбор. Некоторые вон, мясо не жрут, спасая планету. Но вот так, на постоянку… Тем более, когда я этого точно не выбирал.

Однако, пришлось засунуть своё мнение в одно место и довольствоваться тем, что есть.

— А ты как думал? Баня каждый день тебе будет? Давай, забывай свои гражданские замашки. Порадовались вчера, достаточно. Это необходимость, а не просто так. — Крикнул он мне вдогонку, когда я уже собирался выйти.

Вообще не понял, о чем говорил сержант. Какая, к чертовой матери, баня? Второй день здесь нахожусь и ничего подобного не видел. Пока что, я «порадовался» только вонючей капусте. Бани точно не было, такое не пропустил бы и не забыл. Но уточнять и задавать вопросов не стал, дабы лишний раз не выглядеть идиотом.

Вышел из уборной, свято веря, что по идее, сейчас должен быть завтрак.

Хрена там. После утреннего туалета нас ждала заправка кроватей. Процедуры глупей я не встречал в своей жизни. А в моей жизни было всякое. Одеяло синего цвета имело те самые три черные полоски в ногах. Так вот, оказалось, что эти полоски должны быть на всех кроватях по одной линии. Я сначала подумал, мне либо послышалось, либо над нами глумятся. Вообще, все происходящее здесь, через слово, казалось мне приколом. Когда мы занимались физподготовкой, например, сержант, в какой-то момент, решив, что один новобранец не достаточно внимательно его слушает, смотрит куда-то в сторону, совершенно серьезно сказал: «Я не пойму. Что вас больше занимает: то, что я говорю, или дохлый голубь, который летает над столовой?!» Причем, он вообще не шутил.

Теперь — история с полосками.

Нам пришлось выслушать замечания по заправке кроватей. По заправке кроватей! Я, не выдержал. Хотя, для себя точно решил, что в свете всего случившегося, начиная от пробуждения не в своем времени и не в своём теле, заканчивая этим прекрасным местом, буду стараться быть, как все. Не выделяться из общей массы. Либо косить под идиота. Но тут меня прям поднакрыло.

Я, с таким же серьёзным лицом, спросил, как нужно кровати заправлять правильно. Лучше бы молчал, честное слово.

— Сейчас покажу. — Как ни в чем не бывало, ответил сержант. — Доставай нитку.

— Какую нитку? — Уточнил на всякий случай. Бог его знает. Может тут требуется особая нитка. Или это — кодовое название какой-то штуки, которую используют в процессе выравнивания полосок на одеяле.

— Любую. Из тумбочки доставай.

Я молча достал катушку и отдал сержанту.

— Смотри. Берешь за начальную точку одну кровать, привязываешь к основанию нитку и тянешь в конец, где стоит крайняя кровать. Там также привязываешь. Понял?

Я ответил, что понял, хотя на самом деле, хотелось сказать совсем другое. А на хрена? Зачем эти полоски должны быть в линейку. Как они влияют на службу в частности, и на состоянии армии, в общем?

— Иди, привязывай. Я посмотрю. — Кивнул сержант в сторону первой постели.

Пришлось топать, выполнять его приказ. Иду к дальней кровати, отматываю нитку с катушки, а сам про себя думаю, какой же ерундой мы страдаем. Вообще-то, чисто теоретически, в армии учат Родину защищать, а оказывается, тут нужно, чтобы полоски были ровные на кроватях. Привязал нитку и подошел обратно к сержанту.

— Теперь натягиваешь первую и последнюю кровать, так чтобы полосы совпадали по нитке. Приступаем.

Снова хотел объяснить сержанту, что кровати я натянуть никуда не могу, при всем желании. Но посмотрел на его лицо и заткнулся, даже не начав говорить. Скорее всего, он не поймёт, что я имею в виду.

Мы с парнями принялись «натягивать кровати», изредка поглядывая друг на друга. Судя по тому, что лица у некоторых были недоумевающие, они смысла этого важного задания не понимали, как и я.

Наконец, было велено отправляться на завтрак. Кстати, после вчерашнего ужина мы с Соколовым сильно к жратве уже не тяготели. Выходит, какие-то вещи действительно могут тут быть полезными. Глядишь, похудеем, возмужаем.

Я очень надеюсь, что вся эта странная история рано или поздно закончится. И очень надеюсь, что всё-таки рано. Но хрен его знает, сколько еще предстоит здесь находиться. Если Соколов немного придёт в форму, значительно облегчив мне службу, то это будет очень даже неплохо.

На этот раз я уже был умней. Покидал еду за две минуты, проглотил, почти не пережёвывая. Вилка, ложка, по хрену. Соответственно, избежал принудительной добавки. Хотя, все время чувствовал на себе взгляды некоторых товарищей, которым явно не хотелось повторять вчерашнее «упор лёжа».

После завтрака ждало общее построение. Делался развод.

Первым делом, нас с учили правильно маршировать. Для этого было специальное упражнение. Выглядело оно так. Правая рука на уровне живота, на расстоянии кулака, выше ременной бляхи, пальцы согнуты в фалангах, левая рука отводится назад. Стоишь ровно, голова чуть приподнята, грудь колесом левая нога поднята на 20–30 сантиметров от асфальта носок тянешь вперед. В таком положении находишься несколько секунд, затем сержант дает команду поменять ногу. Следом — то же самое, только руки тоже менялись. Левая рука к животу, а правая отводилась назад, правая нога впереди и тянулись носок.

В принципе, уже понятно. В этом и есть смысл «учебки». Новобранцам доходчиво давали понять, что в армии надо делать все быстро, сразу, и правильно. Подшивать воротнички, пришивать погоны, пуговицы, петлицы. Если кто-то один не успевает, косячит, страдает все подразделение. Это, наверное, логично. Придет вдруг необходимость принять участие в настоящих боевых действиях, я должен понимать, что не один. Что рядом — товарищи, которые зависят от моих действия, ровно, как и я от их.

Полезная, на самом деле, истина. Но здесь все делалось с налётом какой-то крайней степени тупизма. Вот так я это видел. Вроде, изучаем нужное дело, а чувствуешь себя при этом идиотом.

После строевой подготовки оказалось, что мы отправимся на занятия. Учеба, это хорошо. Это, значит, мы с Соколовым будем сидеть. А не бежать, прыгать или подтягиваться. Да и вообще, было интересно, что нам там будут рассказывать и чему учить.

Первыми по «расписанию» значились занятия по общеполитической обстановке.

Я ожидал, что проводить их будет кто-то, типа замполита. Должность эту знал все по тем же фильмам. Причем, обычно, замполит по сюжету был какой-то удивительной гнидой. Однако, занятия вел один из сержантов. Это первое. А второе, оказалось, что там даже весело.

После небольшого рассказа о внешнеполитической обстановке, о том, что враги не дремлют, после того, как мы законспектировали лекцию о международном положении и «склеротическом пальце мирового империализма, лежащем на спусковом крючке войны», к доске, на которой висела географическая карта, сержант вызвал одного из солдат. «Счастливчиком» оказался худой и долговязый парень с удивительно подходящей ситуации фамилией. Звали его Василий Кирзачев. Он был очень высокого роста, практически выше нас всех. Судя по говору, парень прибыл из деревни. Внешне Вася производил впечатление хорошего, сообразительного по жизни малого. Но оказался при этом, совершено неграмотным. Совсем. Настолько, что не мог полностью написать даже собственную фамилию.

Мне это было ужасно дико. Я даже сначала подумал, Кирзачев, в свою очередь, прикалывается над сержантом. Правда, потом, выяснилось, в школе он не учился совсем. Родился пацан в глухой деревне, в неполной семье. Мать его была доярка или что-то такое, и он с самого детства работал. Эту информацию мы услышали от Васи позже, когда в разговоре стали смеяться над тем, что он из всех букв алфавита знает первые три и еще неизменное «ять».

Вот его выступление стало коронным номером политзанятия.

— Берем указку и подходим к карте. — Велел Кирзачеву сержант. — А теперь покажи своим товарищам Австралию.

Австралию Кирзачев нашел сначала одну, потом, после замечания сержанта — вторую. Затем, после дальнейших уточнений — обнаружилась и третья. Постепенно, их становилось все больше. Наконец, когда Австралий стало уже неприлично много, сержант решил усложнить задачу и захотел увидеть столицу Африки.

Он уже сам еле сдерживал смех. Но при этом старательно держал серьезное лицо, сопровождая географические мучения Кирзачева разными комментариями.

— Что вы галдите, как в муравейнике?! Человек, может, впервые решает сложную задачу. — Гаркнул он, наконец нам. — Сейчас любого другого вызову, вообще мимо карты будете тыкать.