Два часа ожидания

— Ничего. Ты меня знаешь. Я буду нужна всем уже через неделю.

— Это точно. Ты у нас активная женщина. Только как же я тут останусь без тебя? Мне будет грустно.

— Ничего. Найду что-нибудь для тебя и сразу же сообщу.

Ольга уволилась через несколько дней и так же стремительно уехала в Москву. Я осталась в типографии одна. Остальные сотрудники были мне как-то неинтересны.

Тимур начал ко мне приставать, но его пришлось отвергнуть.

Меня вдруг заела совесть, и через несколько дней я подошла к Марку и попросила выйти со мной в коридор.

— Что ты хотела? — спросил он, изучая меня взглядом.

Мне было неловко, но я прямо сказала все, что намеревалась сказать.

— Хочу извиниться за то, что говорила про тебя обидные вещи. Иногда, — добавила я быстро. — Это из-за вредного характера.

— Ничего, — произнес Марк и вошел обратно в офис.

Мне стало обидно. Обычно я ни перед кем не извинялась, а если и извинялась, то эти извинения принимались, как манна небесная, а Марк отреагировал так, будто я просто наступила ему в троллейбусе на ногу и попросила прощения.

Мы некоторое время не разговаривали. Ольга звонила мне из Москвы и сообщала о том, что у нее происходит. Долгие, но активные поиски работы привели ее в довольно хорошую фирму. Она как всегда со всеми перезнакомилась, показала, что она тоже личность и имеет право на место под солнцем. Ее все запомнили и приняли на работу. Притом не на одну. Но Ольга выбрала и согласилась на менеджера.

Она позвонила мне через две недели после отъезда.

— Слушай, я подыскала тебе место. В нашей фирме тоже нужен редактор. Тут молоденькая девочка пытается что-то строить из себя, но сама понимаешь, от нее мало толка. Она безответственная и не слишком грамотная. Я вообще не понимаю, как ее сюда взяли. Видимо, ноги директору понравились… Но не в этом суть. Он мечтает о стилисте, и я сказала, что ты не только редактор. Расписала тебя в лучшем свете, так что лети сюда, птичка. Если все сложится, а я уверена, что сложится, ведь тебе всегда было тесно в редактуре, тебя ждет весьма неплохой гонорар. Поживешь пока у меня, я тут комнату снимаю, у родственников тесновато, да и желания нет. Ну, как?

Столько информации за пять секунд, но все же, взвесив все «за» и «против» я согласилась приехать с ближайшей зарплатой. Деньги у меня еще были, но лишние не помешают. Про свой уход пока естественно ничего говорить не хотелось. А потом и вовсе подумала, что лучше как-нибудь этого избежать.

— Марк, — позвала я.

Он уже оделся и собрался уходить, но повернулся ко мне.

— Ты не мог бы проводить меня на вокзал? — состроила я глазки.

— Марк, значит, опять понадобился?

— Ну, не сердись. Просто у меня никого нет, кто бы смог проводить меня в такое время. А поскольку ты живешь один и… в общем, поможешь? В час ночи поезд. Я еду к Ольге.

— А работа?

— Если там мне не понравится, то вернусь сюда. Я сказала начальнику, что меня не будет два дня по семейным обстоятельствам. Тем более, сегодня суббота.

— Хорошо, — пожал плечом Марк. — Провожу.

«Золотой человек! Нет, скорее святой!»

Мы поехали ко мне домой. Марку у меня понравилось, но он чувствовал себя неуютно, я это видела.

— Чаю хочешь?

— Да, спасибо.

Я заварила чай, разлила по чашкам и села напротив Марка за стол. Он спросил:

— А почему у тебя никого нет?

— Почему же нет? У меня есть Ольга. Да и другие друзья. А насчет мужчины, или, как их еще называют, спутник жизни, то это уже не по мне. Я была замужем всего два дня, а потом мы подали на развод. Дурак он был.

— Как я?

— Ты все время обескураживаешь меня своими замечаниями.

— Научился у тебя. Ты тоже обескураживаешь меня своими приливами нежности.

Сдержаться и не дать снова вылиться на волю злости получилось с трудом.

— Нам пора на вокзал, — отчеканила я и встала из-за стола.

Марк хорошо выполнил свои обязанности. Он довез сумку и меня в целости и сохранности.

До ночного поезда оставалось два с половиной часа.

— Зачем мы так рано приехали? — спросил Марк, поставив сумку у ближайшей к выходу к поездам стене.

— Боялась опоздать.

— Да, я это заметил, но за два часа это уже слишком.

Через две секунды он предложил:

— Хочешь, посидим в кафе? Тут их много.

Я высокомерно взглянула на него.

— Не строй из себя Ротшильда, дорогой, — снова невообразимый сарказм, который я только могла выразить.

— Ты хоть родителей-то своих любила? — прищурился Марк, и я почему-то отметила, что ему идет подозрительный прищур.

Я сверкнула глазами и на этот раз не сдержалась:

— Перестань прикидываться философом! Строишь из себя святошу, а на самом деле ненавидишь всех и вся! Это глупо! Ты мне противен! Кстати, спасибо, что довез мою сумку, я тебе очень признательна.

Последняя фраза была сказана будто невзначай, вперемешку с разглядыванием людей.

Марк промолчал, я только заметила, как у него на несколько мгновений заиграли желваки на щеках. Затем он развернулся и пошел от меня прочь.

Я бросила на него последний ледяной взгляд и села на сумку.

Некоторые из ожидающих смотрели в мою сторону. Видимо, в своих мыслях они упрекали меня за «подобное обращение с мужем».

— Что? — обратилась я провокационно к одной из самых пристально разглядывающих меня женщин, и та тут же отвернулась.

Я сидела на сумке и смотрела на людей, снующих мимо меня.

Какая-то парочка влюбленных, какие-то французы… А я ведь могу с ними поговорить, так как неплохо знаю французский…

Какие-то гитаристы… О, Боже! И так ругаться девушке! Вроде симпатичная, а…

Я хотела приглушить и не обращать внимания на те мысли, которые на самом деле были сейчас в голове, но все эти люди, шедшие мимо, не помогали.

Мне почему-то стало скверно, мне стало так противно, как никогда еще в своей жизни не было. И все потому, что вдруг осознала смысл тех обидных слов, которые только что сказала с таким зверским и стервозным выражением лица. Ком встал поперек горла: никак не думала, что я такая ужасная!

И правда, а родителей-то я любила? И вообще, любила ли я кого-нибудь в этой своей никчемной жизни? Только кофточку с вырезом под букву «V», сапоги со шпильками и сигареты…

* * *

Ветер со снегом бил меня по лицу. Правильно! Так мне и надо!

Я заплатила за то, чтобы камеру хранения открыли специально для моей сумки, и помчалась за правдой.

Я боялась, что его не окажется дома. Поднялась по лестнице и позвонила. С облегчением услышав его шаги, я набрала побольше воздуха, чтобы не расплакаться и просто с ним поговорить.

Марк открыл мне дверь и молча стал ждать. Я смотрела на него и понимала, что на самом деле люблю. Люблю его грустные глаза с опущенными внешними уголками, люблю носогубные морщинки, которые уже успели обозначиться, люблю его спокойствие и сдержанность, которых мне так не хватает. Я так долго сопротивлялась, потому что привыкла, что любви нет, она была для меня развлечением. Но как ему удалось поднять из закромов моего сердца (оно у меня есть?) то, что так долго пряталось и не хотело выходить наружу? Это был загнанный в угол черный взъерошенный котенок, пыльный и испуганный — моя любовь.

Я попыталась что-то сказать, но вместо этого онемела, ком снова встал поперек горла, и слезы сами собой потекли по замерзшим щекам. Сначала старалась сдерживать их, но они все срывались и срывались, как листья осенью, которые тоже ничем не остановишь. Пересилив себя, получилось, наконец, произнести:

— Я сказала это не тебе… — фраза далась мне с большим трудом. Последующие тоже не отличились легкостью. — Я сказала это себе… Я себе противна…

Он все так же смотрел на меня и, наверное, размышлял.

Я рыдала! Рыдала перед мужчиной, чего никогда не было! Точнее, было, но, как сказал Марк, когда мне что-то было надо. Я извинялась! По-настоящему!

Марк закрыл передо мной дверь.

Всё.

Я чудовище! Единственный раз в жизни поняла что-то важное… А я ведь точно так же поступала с остальными. Точно так же закрывала перед ними двери, как в буквальном, так и в переносном смыслах. И меня совершенно не волновало, что они при этом чувствуют, а теперь мне суждено побыть на их месте. Так мне и надо!

Марк вновь открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Он уже был в своей серой куртке и держал в руке ключи. Он посмотрел на меня и закрыл свою квартиру, затем снова повернулся ко мне.

— Пойдем, прогуляемся, — сказал он, и я не поверила своим ушам.

Слезы перестали литься сами собой. Возможно, от того состояния недоумения, в которое ввел меня этот человек.

Он коснулся моей спины, и мы вместе стали спускаться по лестнице.