Запретная механика любви

Гнев и злость сделались еще глубже. Дженни говорила то, что хотели слышать ее мучители, ее так обучили — но Анна знала, что арниэль чувствует сейчас. Брезгливость. Боль. Ненависть. Чувствует и не может вылить на голову негодяя, потому что таковы ее настройки.

Они с отцом были мечтателями. Наверно, не было такого ученого, который не мечтал бы создать гомункула, но всем им были нужны механические слуги и рабы. А Гейб Коннор хотел сотворить новую жизнь. Новое существо, которое во всем превзойдет своих создателей. Существо, которое будет двигаться, трудиться, искать, любить.

Но потом к делу подключились деньги Итана, и вместо сверхчеловека с фабричной ленты стали спускаться курьеры, повара, служанки и проститутки для тех, кто уже не знал, куда тратить свои состояния. И никто не видел в арниэлях живых существ, равных себе. Никто и задуматься не хотел о том, что проститутка, которая идет к очередному пресыщенному подонку, тоже личность со своими чувствами и мечтами.

Сверхчеловек никому не нужен. Людям намного интереснее механические курьезы и диковинки. Результаты продаж это подтверждали.

— Зачем вы ее ломали? — спросила Анна, бросив взгляд на инквизитора. Нет, и ведь даже не думает о том, чтобы надеть штаны! Она старалась не смотреть, но взгляд так и утекал в ненужную сторону, и глаза начинало печь.

— Хотел проверить кое-что, — ответил инквизитор и посмотрел на Анну так, словно удивлялся ее наглости. — Хотел узнать, сможет ли арниэль ударить человека. Убить.

— Не сможет, — глухо откликнулась Анна. Вновь вспомнилось тело отца на ковре, кровь, которая вытекала на ворс, безжизненно разжавшиеся руки, которые могли держать целый мир. — У них есть особый блок. Ни один арниэль никогда не причинит вреда человеку. Это принципиальный этический вопрос.

— А Гейба Коннора убил как раз арниэль, — сообщил инквизитор и добавил: — Как это, в сущности, иронично: создание посягает на создателя.

— Не говорили бы вы о том, чего не понимаете! — вспыхнула Анна. Возмущение закипело в ней, потекло дымящимися ручейками, плеснуло в глаза горячим. — Джон никогда не убил бы отца. Никогда!

— Направление. Сила удара. Края раны, — принялся перечислять инквизитор, загибая пальцы. На мизинцах были тонкие серебряные колечки, какие дарят друзьям в знак дружбы — надо же, у белобрысого есть друзья. — Порошок фей по краям раны. Арниэль ударил так, что даже руку повредил.

Анна решила не отказываться от удовольствия и расхохоталась ему в лицо. Инквизитор вопросительно поднял левую бровь.

— У Джона все в порядке с руками, — припечатала она. — Ни разрывов, ни трещин, ни царапин. Этого достаточно, чтобы вы оставили его в покое?

— Вы его видели? — тотчас же поинтересовался инквизитор. — Где, когда?

Анна запоздало поняла, что теперь этот белобрысый клещ не оставит ее в покое. Вцепится, пока не выяснит то, что ему нужно. И ни капли не верит в невиновность Джона.

— Почти сразу же после того, как отца убили, — глухо откликнулась Анна. — Он сказал, что у нас все будет хорошо. Но ему надо разобраться с одним делом. Джон держал меня за руку, и с его руками все было нормально. Я бы заметила раны и заделала их.

Инквизитор понимающе кивнул и наконец-то взялся за одежду. Анна отвернулась. Дженни сидела на краю кровати, улыбалась и молчала. Да, после того, что с ней сделали, вряд ли захочется разговаривать.

— Где сейчас Джон?

— Не знаю. Я ищу его, но…

— В той таверне вы тоже его искали? — спросил инквизитор, застегивая рубашку.

— Тоже. Джон иногда бывал там, — Анна сделала паузу и добавила: — Пожалуй, мне следует поблагодарить вас. Вы меня выручили.

Инквизитор усмехнулся. Анна невольно отметила, что у него очень хорошая одежда — и тонкую ленту галстука он завязал модным узлом.

— Вы меня уже отблагодарили. Два раза. Что ж, госпожа Кло. Я не верю, что вы и Джон причастны к убийству Гейба Коннора. Но ваш дядя очень хочет найти вас, и я полагаю, что дело тут не в родственных чувствах.

При упоминании Итана Коннора Анна почувствовала, как в груди поднимается горячая волна гнева. Если Гейб Коннор был ученым, мечтателем и философом, то его брат был алчной дрянью, которую интересовали только банковские счета, доходы и выгоды. Теперь, после смерти отца, он сосредоточит все разработки по арниэлям в своих руках, и одна из самых великих надежд человечества окончательно превратится в банальность. В рабство, из которого никто и никогда не освободит.

— Что с вами? — спросил инквизитор. — Вы покраснели.

Анна невольно заметила, что у нее дернулся кончик носа — так всегда было, когда она нервничала.

— Итан Коннор подлец, — пробормотала она. — Знаете, почему я сбежала? Он предложил мне продолжить работу с арниэлями. Продолжить дело моего отца. И стать его любовницей.

Инквизитор понимающе качнул головой. Анне вновь, в невесть какой по счету раз за эти дни, захотелось плакать. Она устала. Она потеряла все и всех, кто был ей дорог. Ей было тяжело и тоскливо — но к своему удивлению Анна вдруг поняла, что белобрысый смотрит на нее с искренним сочувствием.

— Что? — спросила она, пытаясь совладать с волнением и слезами. — Думаете, как привезти меня к Итану Коннору побыстрее? Много ли он вам за это заплатил?

— Ох, какая же вы дура, — устало вздохнул инквизитор. Анна хотела было возмутиться — ни один достойный воспитанный человек не будет говорить с девушкой в подобном тоне! — но ничего не сказала. — Ладно, вопросы вашего ума и воспитания отложим. Где вы сейчас живете?

— В соборе святой Марфы, — глухо ответила она. — Мне больше некуда пойти.

— Ваши вещи там?

— Там. Где им еще быть?

Инквизитор улыбнулся, и Анна невольно заметила, что ему идет улыбка. Она смягчала его напряженное лицо, делая ее нового знакомого не машиной для следствия, а живым человеком.

— Хорошо. Тогда сейчас пойдем туда, заберем их. Потом ко мне.

Лицо стало жечь. “Прикупил барышню на вечер”, вспомнила Анна вчерашние гадкие слова в кабаке — видно, инквизитор решил, что, выручив вчера Анну из беды, в самом деле приобрел на нее какие-то права. Не может же такого быть, чтобы он решил ей помогать просто так по доброте душевной.

— Я отказалась греть постель Итана Коннора, — с ледяным достоинством сказала она. — И не собираюсь греть вашу.

Инквизитор устало вздохнул. Посмотрел на Анну так, словно она была ребенком, который ничего не понимает, но обо всем говорит с потрясающей серьезностью.

— Я склонен считать, что Итан Коннор причастен к убийству вашего приемного отца, — неторопливо, как учитель, который диктует текст не самым умным ученикам, произнес он. — И он ищет вас явно не для того, чтобы выделить долю наследства. Зачем? Это я и хочу выяснить. Это может быть ключом к убийству Гейба Коннора. Понимаете?

— Не хотите меня выдавать.

— Не хочу. Тогда мне придется расследовать два убийства, а не одно, — он улыбнулся и, направившись в сторону двери, бросил через плечо: — Идемте. Времени у нас не так, чтобы много.

— Как вас зовут? — спросила Анна и снова вспомнила свой удар щеткой.

— Дерек Тобби, старший следователь инквизиционного департамента. Ваше имя я знаю.

Девица была пусть и избалованной, но энергичной и решительной — шагая рядом с ней в сторону собора святой Марфы, Дерек вдруг подумал, что Анна Кло ему нравится. Бойкая, умная, готовая сражаться за то, что считает правильным, она не была похожа на тех девушек, с которыми ему приходилось общаться.

Впрочем, на общение с девушками нужны деньги — и по этой причине оно было не сказать, чтобы частым. Вполне себе редким. Дерек предпочитал тратить свои доходы на другие дела.

— Отец создал для арниелей набор специальных команд, — рассказывала Анна. — Они воспринимают их как подсказки невидимого собеседника. Некий внутренний голос, как у людей. И этот внутренний голос говорит им, что нужно делать в разных ситуациях. Несчастная Дженни улыбается и хвалит вас как исключительного кавалера. Курьер развозит заказы и решает, что, например, делать, если заказчика нет дома.

— И этот голос говорит, что нельзя убивать людей, — произнес Дерек. Снег почти перестал — редкие снежинки кружились у фонарей, столица засыпала, и заснеженный тротуар, по которому они шли, казался расстеленной скатертью.

— Да, — кивнула Анна. Кудрявый локон выбился из-под ее маленькой пушистой шапки, придав девушке неожиданно кокетливый, лукавый вид. — Поэтому я и говорю, что Джон не мог убить отца.

— А можно как-то отключить этого невидимого собеседника? — поинтересовался Дерек.

— Нет, — отрезала Анна и вдруг неуверенно добавила: — Хотя я иногда начинаю думать, что Джон как-то смог это сделать. Что он думает и действует сам, а не так, как ему приказывает блок команд.

— Тогда он мог убить вашего отца. А потом починить руку, — сказал Дерек. Глаза Анны вспыхнули, кончик носа дернулся, и девица толкнула его в плечо так, что Дерек едва не отлетел к ограде сада, мимо которого они шли.

— Нет, не смейте так говорить! Джон никогда бы этого не сделал!

Впереди уже был виден собор святой Марфы, и Дерек в очередной раз почувствовал, что идет к месту невероятной силы. Это был не просто самый известный памятник архитектуры Темных веков, не просто величественный образец старого гарнского стиля с остроконечными сооружениями, стрельчатыми сводами и обилием орнамента — это было что-то намного больше башен, статуй и витражей. Иногда собор казался Дереку живым существом — могущественным, сильным и очень добрым, которое соединяет человека с его создателем.

Во все времена собор давал прибежище несчастным и одиноким, больным и раненым, лишившимся крова и надежды. Неудивительно, что Анна Кло пошла именно туда — странно, что ее добрый дядюшка не направился в собор в поисках. Возможно, не мог поверить, что она будет ночевать на одной скамье с бездомными.

Они вышли на площадь перед собором — в праздничные дни сюда выносили святые дары для собравшейся паствы. Негромко заговорил Элистан — большой колокол в правой башне — сказал, что уже поздний вечер, и всем пора спать. Они обошли здание, Дерек встал возле одного из контрфорсов, и Анна нырнула внутрь — из-за приоткрытой двери доносились голоса бездомных, и Дерек невольно подумал, что барышне из благородного семейства нелегко пришлось в эти дни.

Снова посыпал снег — мелкий, спокойный, тихий. В свете фонаря снежинки казались танцующими феями, которые рассыпали с крылышек порошок для арниэлей. Если Анна так уверена, что Джон не убивал Гейба Коннора, то кто тогда убил? Возможно, существует арниэль, у которого нет блока, запрещающего убивать людей — и это плохо, очень плохо.

Голоса усилились, и Дерек отступил в тень. Из храма вышли двое мужчин в потертых пальто и мятых шляпах — приостановились, закуривая, и неспешно направились дальше.

— И что ж они там ищут? — услышал Дерек и ощутил, как по загривку мазнуло холодным ветром — как всегда, когда начиналась охота.

— Да кто б их знал! — откликнулся второй. — Утром прошли по храму, скамейки обшаривали.

— Мож, закладку какую? Фришт говорил давеча, что с югов партию хмель-травы доставили, может, будут фаршмовать?

Дерек усмехнулся. В переводе на человеческий это означало, что из Парвского халифата пришла новая партия наркотиков, и теперь ее распространяют по городу. Господину Санторо стоит озадачиться.

— Мож и закладку.

Незнакомцы растворились в уличной тьме, и почти сразу же появилась Анна — она держала в руках небольшую сумку и выглядела встревоженной.

— Что-то случилось? — спросил Дерек. Чутье подсказывало, что надо убираться отсюда подальше и побыстрее. Анна кивнула и, потянув Дерека за рукав, повела его в какой-то темный проулок — настолько темный, что он машинально повел рукой, готовясь бросить нож.

— В соборе сегодня был обыск, — негромко объяснила Анна. — После утренней службы пришли какие-то люди и перевернули там все снизу доверху.

— Форма? — спросил Дерек. — Знаки отличия?

Возможно, это искали Джона А-один — но что-то подсказывало Дереку, что тут дело намного темнее и глубже. Проулок вывел их на широкую и светлую улицу Альенто к парку — пройди его и окажешься в квартале святого Сонти, в паутине его улочек жила городская беднота, и у Дерека была там квартира.

— Никакой формы, — ответила Анна, и Дерек решил, что это служба королевской безопасности. Что им могло понадобиться в соборе? — Просто люди в обычной одежде. Ничего не нашли, но отец Генрих считает, что они еще вернутся. Он спросил, что именно они ищут, хотел помочь, но они велели ему сидеть тихо.

— Что-то мне подсказывает, что вы очень вовремя ушли оттуда, — произнес Дерек, когда они свернули к парку и пошли по дорожке. Если днем парк с его бесчисленными статуями, тропинками, изящным кружевом ворот и мостами, переброшенными через ручейки, был настоящим украшением столицы, то сейчас, поздним вечером, когда в нем не было никого, кроме немногочисленных охранников, он невольно внушал определенное беспокойство. Статуи словно провожали идущих слепыми белыми глазами, и Дерек заметил, что его спутница встревожена.

— Может, они искали Джона? — спросила она. — Кто они такие?

— Скорее всего, служба королевской безопасности, — ответил Дерек. В сферу интересов этих ребят можно было попасть абсолютно по любому поводу. — Но сейчас вы от них далеко. Никто не знает, что мы познакомились. Никто не видел, как мы уходили из бардака. Так что в определенном смысле можете дышать спокойно.

Когда дорожка вывела их к калитке и побежала в квартал святого Сонти — темный, заснеженный, тесный — то Анна сказала:

— Так странно, что вы мне помогаете.

Дерек потер затылок — да уж, после всех ее выпадов это и правда выглядело странным.

— Говорю же, не хочу расследовать еще и ваше убийство, — бросил он. — Идем.

Глава 2

Квартира Дерека Тобби располагалась на третьем этаже, под самой крышей, и Анна несколько раз споткнулась на неровных ступеньках. Как тут вообще можно спускаться и подниматься, не сворачивая себе шею? От стен веяло холодом, несбывшимися надеждами и тоской. Откуда-то справа донеслась неразборчивая ругань, что-то разбилось, и Дерек негромко объяснил:

— Это Керибет, мой сосед. Не обращайте внимания.

Открыв темно-красную обшарпанную дверь, он похлопал в ладоши — вспыхнул свет, и Анна удивленно подумала: надо же, он живет в таком унылом месте и пользуется дорогой лампой на артефакте. Войдя за Дереком в крошечную прихожую, которая сразу же переходила в гостиную, Анна с трудом сдержала изумленный возглас: квартирка была такой же угрюмой, как и весь дом, полы скрипели и визжали под ногами, из бесчисленных щелей задувало ветром, но в гостиной не было свободного места от книг, и это были хорошие книги, не какая-нибудь бульварщина. Дерек повесил пальто на крючок и, лавируя между книжными стопками, скользнул в еще одну дверь — туда, где, должно быть, была спальня, и Анна услышала:

— Кофе не предложу, у меня его нет. Спать будете вон там. Умывальник на кухне. Уборная вон там, за дверью.

— Хорошо, — кивнула Анна. Это было намного лучше, чем скамья в соборе святой Марфы. — У вас столько книг.

Это невольно вызывало уважение. Анна представила, как ее новый знакомый сидит на диване и ровный свет лампы на артефакте озаряет его сосредоточенное лицо и книжные страницы — от картинки, которая вдруг появилась перед ее мысленным взглядом, повеяло теплом, и Анна неожиданно смутилась.

— Я много учусь. Собираюсь скоро отсюда съехать, — коротко ответил Дерек — вышел из комнаты, неся в руках одеяло и тощую подушку. — Что ж, устраивайтесь! Я буду здесь, на диване, а вы в комнате. Если что-то потребуется, зовите. Соседи за стеной могут орать, но вы не бойтесь. Дальше ора у них дело не заходит.

— Спасибо, — с искренней радостью ответила Анна. Кажется, все постепенно сворачивало к лучшему. У нее нашлась поддержка. У нее теперь была крыша над головой, пусть и не самая уютная. — И простите, что ударила вас той щеткой.

Дерек вопросительно поднял бровь, словно его искренне удивило то, что Анна могла просить прощения.

— Ладно, — ответил он, расстилая одеяло. — Бывает. Завтра утром пойду в полицию, пусть орлы господина Санторо собирают арниэлей и изучают их руки.

— Джон не убийца, — твердо сказала Анна. — Он самый добрый из всех, кого я знаю. Он не мог бы убить отца.

Белесая бровь Дерека поднялась еще выше.

— Доброта это свойство человека, — напомнил он. — А арниэли все же не люди.

Анна устало подумала, что слишком вымоталась для того, чтобы спорить с ним и что-то доказывать. А Джон однажды нашел ласточку со сломанным крылом и не успокоился, пока не вылечил и не выпустил ее. Джон сидел рядом с кроватью Анны, когда она болела, Джон раздавал детям бедняков монетки и пряники, не потому, что ему это было велено, а по собственному желанию, он был человеком больше, чем многие люди.

И теперь Джон исчез.

— Что делает нас людьми? — все-таки спросила Анна. — Плоть и душа или все же поступки?

Дерек вздохнул, опустился на диван и принялся расстегивать рубашку.

— Вы только не говорите на людях о том, что ваш покойный отец научился вкладывать в арниэлей душу, вот очень вас прошу. Святая церковь вас за это съест и не подавится.

— Не съест, — ответила Анна. — Я буду молчать. Доброй ночи.

Губы Дерека дрогнули в едва уловимой улыбке.

— Снимите перчатки, — предложил он. — Хочу посмотреть, что у вас там с руками.

Несколько мгновений Анна стояла молча, не двигаясь. Когда-то давным-давно она спрашивала у матери: “Почему я должна носить перчатки?” И мать ответила: “Потому, что ты родилась с лишними пальчиками, детка. Если люди увидят твои шрамы, то решат, что ты ведьма”.

Ведьмой быть не хотелось. Когда знакомые задавали вопросы, то мать отвечала, что в раннем детстве Анна дотронулась до утюга, который оставила дура горничная. Знакомые сочувственно охали и ахали, и рассматривать чужое увечье никому не хотелось.

— Лучше не стоит, — прошептала Анна. Снять перчатки перед инквизитором было сложнее, чем снять платье. Когда Дерек увидит шрамы, то все поймет — а еще не родился тот инквизитор, который пожалел бы ведьму.

— Я догадываюсь, что там, — миролюбиво произнес Дерек. Подошел — приблизился тем текучим движением, которое так удивило Анну в борделе. Когда чужая рука взяла ее за руку, а чужие пальцы принялись осторожно стаскивать перчатку, то Анне сделалось так жарко, что в глубине этого жара запульсировал холод — так бывает, когда сунешь руки в слишком горячую воду.