Коридор затмений

— Конечно, у меня ключи, это же и моя квартира тоже. Я весь день звонил матери… то есть маме… Она не отвечала. И я начал волноваться — мало ли… Решил приехать.

Лаврентьев произнес слова «мать» и «мама» разным тоном — первое почти безразличным, а вот затем словно спохватился, добавил горечи в интонацию.

— Ваша мать чем-то болела? Раз вы встревожились?

— Нет, она не болела.

— Она пила? — прямо спросил полковник Гущин.

Парень глянул на него и вспыхнул.

— Нет, нет, что вы… с какой стати? Как это пила?

— Злоупотребляла алкоголем?

— Нет. Да нет же.

Сын защищал мать.

— Разрешите ваш мобильный посмотреть, — полковник Гущин протянул руку.

Парень достал из кармана джинсов смартфон и протянул его Гущину.

— Пожалуйста, у меня нет пароля. Смотрите. Вот мои звонки матери.

Макар через плечо Гущина тоже заглянул.

— Пять раз звонили вы ей сегодня. И поздно вечером решили приехать. После работы? Как освободились? — уточнил Гущин.

— Я сейчас временно не работаю. Наш магазин закрылся.

— Магазин чего, где?

— В торговом центре в Жуковском, магазин спорттоваров.

— А ваша жена работает?

— Нет. Тоже потеряла работу. Их бутик владелец закрыл, обанкротился. Там же, в торговом центре.

— То есть вы оба сейчас безработные?

— Да. — Лаврентьев опустил голову.

— И снимаете квартиру… А чего с матерью не хотели жить в таких обстоятельствах? Все экономия средств, а квартира ваша просторная, всем места бы хватило, — полковник Гущин задавал свои вопросы спокойно, житейски.

— Квартира деда и бабки, наше наследство. А мы с женой всегда желали жить отдельно. С матерью… с мамой было непросто Даше сосуществовать.

— Свекровь и невестка?

— Типа того, — Лаврентьев отвечал нехотя.

— На что жила ваша мать? Где и кем она работала?

— На складе медоборудования для сети зубных клиник в Жуковском, она ездила на электричке. Склад круглосуточный и график удобный — сутки дежурила и двое отдыхала.

«Сутки работала и двое пила втихаря дома», — подумал Клавдий Мамонтов.

— Судя по всему, ваша мать сама впустила своего убийцу в квартиру, — заметил полковник Гущин. — Она была столь доверчивой? Всем дверь открывала?

— Нет, что вы. Она даже газовщиков порой отказывалась пускать! Она так просто людям не верила.

— Ну, тогда, значит, убийцу она хорошо знала и не боялась его. — Гущин внимательно смотрел на парня. — Логично, правда? Мы станем проверять весь круг ее знакомых, друзей и родственников.

— У матери нет друзей. И подруг тоже.

— С мужчинами она встречалась?

— Она же пожилая!

Полковник Гущин, который сам был моложе потерпевшей всего на два года, хмыкнул:

— Мда… ясно с этим. Ну а ваши родственники?

— У нас есть только тетка Женя. Двоюродная сестра матери. Евгения Лаврентьева, она живет в Бронницах на озере, ей муж бывший дом хороший оставил после смерти.

— Адрес, пожалуйста, — попросил полковник Гущин.

Лаврентьев продиктовал, и Клавдий Мамонтов записал в свой смартфон.

— Осмотритесь в комнате — все на месте? — спросил Гущин.

Парень огляделся — нехотя, словно бы… и кивнул.

— Пройдите в другую комнату, в прихожую, — Гущин открыл дверь и кивнул оперативнику. — Все тоже внимательно проверьте — все ли на месте? И кстати… где телефон вашей матери?

— Что? — парень обернулся. — Мобильный? От городского она давно отказалась, чтобы не платить. Я не знаю… а что, мобилы нет?

— Нет. Но он ведь был — вы ей звонили. И телефон не отвечал.

Лаврентьев пожал плечами.

Комнату матери он осмотрел опять как бы нехотя — в присутствии полицейских — и сообщил, что «вроде ничего не пропало».

Когда его увели из квартиры — Гущин распорядился, чтобы он пока ждал в полицейской машине на улице, — оперативники, производившие обыск, показали то, что нашли сами, — портмоне Лаврентьевой с пятью тысячами и картой Сбербанка. Кроме того, в шкафу среди постельного белья они нашли косметичку, а в ней перетянутые резинкой пачки денег — в одной двести тысяч и в другой пятьдесят тысяч. В серванте под стопкой тарелок обнаружилась еще одна перетянутая резинкой пачка купюр — пятьдесят тысяч.

Клавдий Мамонтов счел это сбережениями Анны Лаврентьевой «на черный день». А полковник Гущин распорядился обработать купюры на предмет обнаружения дактилоскопии.

— Мне здесь надо закончить с осмотром, — объявил он Клавдию Мамонтову и Макару. — Спуститесь вниз и переговорите с женой Лаврентьева. Клавдий, включишь видеосвязь для меня, чтобы я был в курсе, чего она там покажет. И потом плотно займемся соседями.

Клавдий Мамонтов снова достал смартфон. Так, по «видеосвязи», они уже прежде работали с полковником Гущиным, который тяжко, почти смертельно переболев, никак не мог преодолеть свой «постковидный синдром» и страх заразиться снова. Для преодоления того страха потребовались радикальные меры — фактически Гущин добровольно пошел на то, чтобы пожертвовать собой, своей жизнью. Он спас дочку Макара Августу[1]. Но преодолел ли он свой внутренний страх до конца? Этот сложный вопрос Клавдий Мамонтов пока еще для себя не решил.

Глава 4

Жена и соседи

— Мой муж весь день находился со мной дома. Мы сейчас временно оба не работаем, — объявила Макару и Клавдию Мамонтову, включившему видеозвонок для полковника Гущина на смартфоне, жена Лаврентьева Дарья.

По возрасту моложе Алексея Лаврентьева — этакая фигуристая кубышечка-дюймовочка с распущенными светлыми густыми волосами. На ее ухоженном личике читалась тревога, страх и… еще какое-то очень сложное выражение. Облегчение? Как и у мужа, когда оперативники привели его на кухню. Дарью оперативники попросили ждать в полицейской машине отдельно от мужа, и она то и дело бросала в сторону полицейского фургона, куда вернули Алексея Лаврентьева, быстрые красноречивые взгляды.

— Так весь день дома и сидели оба? Погода хорошая, май. Правда, холодный выдался, — светски заметил Макар.

— Вышли прогуляться на полчаса, но это днем. Муж звонил матери, но она не брала трубку, — ответила Дарья быстро и заученно. — Он звонил ей несколько раз.

— Тревожился о ее состоянии. — Клавдий Мамонтов понимающе кивнул. — Трезвая она или уже нет, да?

— Да… то есть нет… Ну, короче, да. — Дарья кивнула. — Она порой напивалась, когда у нее выходной. Леша беспокоился. Пьяная могла и газ открыть, и еще черт знает что сделать. Навредить квартире.

— Ее убили жестоко, — сказал Макар, глядя на молодую женщину.

— Ох, да… ужасно… Когда он мне позвонил и сообщил, я прямо так и села. То есть чуть не упала. Не знала, что и сказать, все слова растеряла. А он мне: «Звони риелтору, отменяй все. Пусть он вообще больше не звонит нам, не возникает, исчезнет…»

— Риелтор? — переспросил Клавдий Мамонтов, прибавляя громкости в смартфоне, чтобы полковник Гущин, занятый в квартире, тоже ничего не упустил.

— Детка, какой еще риелтор? — мягко поинтересовался Макар.

— Нет, нет, это вообще к делу не относится… это я так. — Пухлые щечки Дарьи вспыхнули. Она закусила нижнюю губу.

— Риелтор, недвижимость… ассоциация прямая… свекровь — пьянь, живет одна в неплохой квартире, только запущенной, но все равно недвижимость денег стоит, — рассуждал Макар все так же мягко. — А вы квартиру снимаете и работу потеряли оба. Чем платить в следующем месяце за съем? Квартиру ведь можно продать — и купить две однушки… Для этого риелторы и существуют.

— Да нет же! — воскликнула Дарья. — Я просто оговорилась.

— Ну да, а когда хозяйка квартиры отправлена на тот свет, и риелтор уже не нужен, наследник получает все, сын после матери, — закончил Макар уже иным тоном.

— Вы на что намекаете? — Дарья выпрямилась.

— На то, что вы, возможно, создаете своему мужу алиби, утверждая, что он весь день находился с вами, а не ездил во второй половине дня в Чугуногорск к себе домой.

— Да пошел ты! — Дарья круто обернулась к Макару. — Муж мой был со мной, я и в суде поклянусь. Может, и правда, что мамаша его была редкая сука — жадная и злая. Вы, полиция, конечно, выясните потом, какая она была на самом деле. Но Лешка ее не убивал!

— А кто говорит, что ваш муж убийца? — спросил Клавдий Мамонтов.

Она лишь глянула на него исподлобья. Тяжелый взгляд… неприязнь, если не скрытая ненависть.

— Так когда муж уехал в Чугуногорск? — уточнил Клавдий Мамонтов.

— В начале десятого вечера, на автобусе рейсовом, — холодно ответила Дарья. — Захотел проверить, все ли в порядке в квартире с мамашей-пьяницей. А через час он позвонил мне и… Она была уже мертвая там… дома.

Полковник Гущин по видеосвязи допрос жены никак не прокомментировал. Попросил подняться на третий этаж — переговорить с жильцами квартиры, расположенной над квартирой Лаврентьевой. Когда они вернулись в подъезд, Макар сказал, адресуясь к смартфону Клавдия:

— Федор Матвеевич, а вы заметили в телефоне сынка сегодняшние звонки? Пять звонков. И там еще есть на ее же номер — только трехдневной давности. А вчера, как вы нам сказали, у Анны Лаврентьевой был день рождения. Так вот в день рождения сынок ей не звонил.

— Спасибо, Макар, я внимания не обратил, — ответил Гущин. — Зоркий ты парень. Да, интересная деталь, тоже в копилку.

На третьем этаже Клавдия и Макара свидетели ничем особенным не порадовали. В квартире проживала лежачая больная старуха, которой сердобольные родственники наняли сиделку — узбечку. В квартире находился и ее муж — гастарбайтер. Он вернулся с работы поздно и вообще ничего не мог сказать. Сиделка по-русски говорила плохо, выглядела крайне обеспокоенной, все время пыталась кое-как объяснить, что у мужа ее есть патент на работу, а вот она «свой еще оформлять». Клавдий Мамонтов с трудом ее разговорил — она поведала, что живут они в квартире больной старухи, не платя за съем, в счет оплаты идет ее уход за больной — такой уговор у нее с родственниками. И что про жильцов дома она вообще ничего не знает, не интересуется делами посторонних и никуда не лезет.

— Но, может быть, вы что-то слышали днем? — спросил Клавдий Мамонтов. — Крики в квартире внизу, шум борьбы, стук, грохот?

— Нет, я не слышать. Я с бабка заняться круглый день. Не поесть даже. Бабка под себя все. Я убирать за ней. — Сиделка трясла темноволосой головой. — А грохот… упасть что-то… я не знаю. Я думать, это на улице.

— Когда вы услышали грохот? Во сколько?

— Я не знать. После как я бабка мыть и памперс менять.

Когда они покинули верхнюю квартиру и спустились на второй этаж, на площадке их встретил полковник Гущин. Из квартиры напротив по приглашению оперативников вышли соседи — муж и жена, оба средних лет, приличные на вид люди, интеллигентные. Они вернулись домой с работы из Жуковского лишь в десятом часу, когда Алексей Лаврентьев уже вызвал полицию, и о том, что днем творилось в соседней квартире, сказать ничего не могли. Но это были единственные соседи на этаже — две остальные квартиры пустовали, их хозяева — пенсионеры — с начала мая переехали на дачи.

— Ее убили? — испуганно спросила соседка. — Ограбление?

— Не похоже, — доверительно ответил ей полковник Гущин. — Ничего ценного из квартиры не пропало.

— А кто же тогда убил? Сын? — ахнула соседка.

— Марина, молчи, не наше дело сплетни собирать, — сухо оборвал ее муж.

— Не сплетни, а факты. Все на наших глазах тогда произошло, — парировала соседка тревожно. — Так это сын ее убил?

— Идет следствие, все версии проверяются. — Полковник Гущин пожал плечами. — А что случилось на ваших глазах? Какие такие факты?

— У них последние месяцы постоянно шли скандалы из-за квартиры, — ответила соседка. — Через их дверь все слышно — как они орали, когда он приезжал. Ссорились и раньше, когда он женился, — он ведь новобрачную сначала домой привел, к матери, но они и двух недель не прожили, уехали. И он стал очень редко бывать, мы с мужем его почти не видели. Но потом месяца два назад он снова появился здесь — я с ним в подъезде не раз сталкивалась вечером. Один раз он приехал с какой-то женщиной на машине.

— С женщиной на машине? — уточнил Гущин. Клавдий Мамонтов и Макар внимательно слушали.

— Я подумала — новая, что ли, у него пассия? Но это оказалась риелтор. Соседка Аня их и на порог не пустила, дверь им не открыла. Они орали друг на друга с сыном через дверь. Я так поняла, сын уже покупателей нашел на квартиру, ну, чтобы разъехаться им окончательно. А соседка наша ни в какую. Такой скандалище…

— Она ведь злоупотребляла алкоголем? — спросил Гущин.

— Она порой позволяла себе лишнее, — сухо ответил ему супруг болтливой соседки. — Чтобы в стельку пьяная или падала, такого мы с женой не замечали. Мало ли какие у людей обстоятельства. Люди не с радости пьют, с горя. Она работала. А что она дома делала в свои выходные — не наше дело.

— Ну да, а ты вспомни, что тут творилось месяц назад, — раздраженно перебила его жена.

— Что творилось? — полковник Гущин выказывал живейший интерес к ее показаниям.

— Да то, что мы с мужем хотели полицию вызывать, только… уж пожалели их… чтобы не позорить… потому что он кровь вытер и уехал сразу…

— Кровь? Кто? — встрял в разговор неугомонный Макар.

— Сынок, — соседка окинула его взглядом. — Уже после приезда риелтора все случилось. Сынок Леша снова появился у матери, и они опять орали друг на друга. А потом мы слышим — они орут уже на лестничной клетке. Она его буквально вытолкала из квартиры. Она была пьяная и злая как мегера. Мы с мужем открыли дверь — она даже не отреагировала на нас, не утихомирилась. Напротив, схватила сынка за куртку и… Да что же ты молчишь! — соседка обернулась к мужу. — Скажи им все. Это ведь ты их разнял. А то она бы его точно убила!

— Они конфликтовали, то есть фактически они подрались. — Сосед тяжко вздохнул. — Причем это Анна напала на него, а парень лишь защищался. Он ее даже не ударил ни разу — я свидетель. Он руками от нее закрывался. А она схватила его за одежду и…

— Что? — спросил полковник Гущин.