Комендантский год

– Что вы сотворили с бедняжкой Вивис?

Следовало бы, наверное, изобразить недоумение или, наоборот, хищно улыбнуться, но первое явно было бы воспринято как лицемерие, а второе затянуло бы беседу ещё больше, поэтому Айден ответил любезностью на любезность: спросил настолько же прямо.

– Что случилось?

Леди-арбитр сощурилась:

– Всем известно, что участие в жизни двора вас не привлекает. Но следует быть осведомленным даже о том, что вызывает отвращение. Не правда ли?

Айден мог задать ещё один встречный вопрос. Например, где бы он мог узнать последние новости, если учесть, что местные сплетницы предпочитают обсуждать лорда-претендента, а не разговаривать с ним. Но увы, Тола Дан-Лиго была права. И теперь – как никогда ранее.

Поставленная цель не диктовала какой-либо определенный набор средств её достижения, а сбор информации именно сейчас, в период ожидания, был самой важной задачей, стало быть, следовало выбросить подальше старые привычки и предрассудки и признать:

– Я был небрежен, леди.

Потом чуть смущенно улыбнуться:

– Но вы ведь поможете мне исправить эту оплошность?

А ещё несколько мгновений спустя с удовлетворением увидеть, как леди-арбитр попадает в ловушку, о которой упоминала в самом начале разговора.

– Составите мне компанию?

– Сочту это незаслуженно оказанной честью.

До ближайшей двери – не менее десяти минут неспешной прогулки, и этого вполне хватит для обстоятельной беседы, если Тола Дан-Лиго отставит в сторону игры и намеки. А она именно так и поступает, устраивая ладонь на предплечье своего спутника и начиная рассказывать о недавнем, совершенно поразительном, крайне неприятном и огорчительном событии, произошедшим с участием одной очень хорошо знакомой лорду-претенденту леди-советницы и ряда придворных дам, и закончившимся не только расстроенными чувствами, но и…

Айден, разумеется, не пропустит ни одного слова.

Потому что стечение обстоятельств, поначалу кажущееся просто игрой, все больше и больше становилось похожим на жизнь, и теперь каждая деталь самого пустячного разговора, от невинно оброненного замечания до случайного жеста, имеет значение. А ещё потому, что решительность, с которой Вивис сделала первый ход своей партии, вызывает не только восхищение.

Айден видел слишком много проявлений служебного рвения, чтобы понимать: тут главную роль играет что-то другое. Что-то весьма напоминающее личный интерес. И ещё совсем недавно лорд-претендент поостерегся бы форсировать события, получив подобный тревожный сигнал. Ещё вчера, но уже не сегодня, потому что прежние преимущества и недостатки обрели новую значимость.

Людей может вести вперед все, что угодно: красивые идеи, вдохновенные речи, харизматичные личности или просто привычка. Но чтобы пройти свой путь до конца, нужно ещё кое-что. Нечто очень и очень личное.

Попытка первая

Часть 1

Чавк.

Хлюпает. Что-то. Или кто-то.

Ну да, осень же в разгаре, ночью наверняка пролился дождь, из тех, которые медленно, но верно превращают газоны в кашу. Конечно, если все сделано по правилам, вода уходит, не успевая нанести много вреда, но кто в этом сумасшедшем мире придерживается правил? Вот раньше, когда люди жили совсем мало и почему-то никуда и никогда не торопились…

Чмафк.

Это где-то за окном. Которое я, похоже, только подумал, что закрывал. Точно, поддувает. Не очень сильно, но сквозняку для его подлого дела большего и не нужно.

Но я тоже хорош, конечно. Каким местом думал?

Хотя, догадываюсь, каким. Отопление запустили на полную катушку, и в доме сразу стало нечем дышать, а для хорошего сна свежий воздух– первое условие. А поскольку форточка в этом окне не открывалась, наверное, лет шестьдесят, трогать её было попросту опасно для жизни. Жизни окна. Вот я и…

Чмок!

О, ещё и брызги летят. Натуральные. Мокрые. И вот это уже не лезет уже ни в какие ворота. Надо вставать. Жаль, что это легче приказать себе, а не сделать, но мы начнем с малого. Откроем потихоньку глаза, а потом…

Никакой комнаты и никакого окна не наблюдалось вокруг и в помине, но кое-что открытое настежь колыхалось как раз напротив моего лица, да ещё так близко, что можно было подробно рассмотреть три зигзага мелких зубов, фиолетовый язык и тонкие полоски губ, которые тут же начали… Никто не ошибся адресом?

– Изыди, нечистая сила!

Я всего лишь попытался отмахнуться, но не рассчитал амплитуду, и цепочка твинчей, свисающая надо мной с потолка, разлетелась во все стороны. Кроме того, который чавкал и чмокал: его поймали крепкие пальцы адъютанта.

– Какие-то особые указания насчет чистоты, сэр?

Да неплохо было бы, наверное, мыть этих поскакунчиков время от времени. Последний раз они плескались в воде вместе со мной, а с тех пор прошло уже… И не надо его поворачивать из стороны в сторону, нечего там разглядывать! Вернее, есть, что, но выглядит оно, мягко говоря…

Попонки. Трусики. Маечки. Хиджабы– для особо одаренных. В конце концов, сам пошью, если никому другому до этого дела нет.

– Гигиена в пределах нормы,– сообщила блондинка, заканчивая осмотр твинча, но не торопясь его отпускать.

Насилие над личностью мало кому нравится, вот и половинчик, трепыхающийся в воздухе, немного подумал и жалобно заверещал, а когда звуковой сигнал не возымел действия, пустил в ход тяжелую артиллерию. Вернее, водомет.

Уверен, на адъютанта не попало ни капли, впрочем, как и на всех остальных присутствующих, свобода перемещений которых была ничем не ограничена. В отличие от меня.

– Это он радоваться. Сильно радоваться! – верещал Лелик, пытаясь полами халата свести к минимуму мокрые последствия, покрывающие меня… ну практически, с ног до головы.

Блондинка, по своему обыкновению, стояла, скрестив руки на груди и бесстрастно наблюдая за происходящим, Болек сокрушенно бормотал себе под нос что-то о трагической случайности, Жорик то ли булькал, то ли хрюкал где-то в углу, а вокруг и между ними носились из стороны в сторону все три выводка твинчей.

Дом, милый дом. И других слов нет. Кончились.

Но я, конечно, сам виноват. Пошутить решил, ага. Остроумец хренов. Нет, надо затвердить раз и навсегда, что здесь никто моих шуток не понимает и никогда не поймет. Как, впрочем, и все остальное, что меня касается. Хотя, могли бы напрячься, наверное. Я же один, а их много. Распределили бы между собой темы лабораторных занятий и…

– Совсем-совсем сухо, однако, – отрапортовал Лелик, прекращая по мне елозить.

Я бы так не сказал. Но лучше проветрю остатки луж самостоятельно, потому что знакомство со спецодеждой главного механика, увы, не проходит бесследно. И о происхождении отдельных пятен не стоит даже задумываться.

– Как вы себя чувствуете, сэр?

Улыбнулась бы. Ну хоть губы скривить немножечко можно? Конечно, тогда получился бы не вопрос, а кое-что другое, но эта серьезность бьет по мозгам гораздо сильнее.

– Нормально. Скорее всего.

Пряжки ремней наконец-то щелкнули, раскрываясь. Эх, чтоб на пять минут раньше… А, ладно. Проехали. Есть вещи и поважнее. Например:

– Зачем вы все здесь столпились?

Каюта не выглядела просторной с самого начала, а уж сейчас и вовсе казалась крохотной. Даже твинчи строились пирамидками и ходили по головам друг друга. Гораздо логичнее всем было оставаться в том модуле, который… Он же вернулся? Ну да, иначе откуда бы взялась вся команда в полном составе. Так какого черта мы до сих пор…

– Прикажете передислоцироваться в ангар?

На кой ляд? Насколько помню, у каждого из моих подчиненных есть вполне определенное рабочее место, и оно…

До сих пор на замке? Как граница? Похоже.

И это странно. Я ведь вовсе не должен был вернуться. Вернее, может и должен, но самостоятельно? Да никогда. Тут даже не елки-палки, лес густой, а все намного-намного хуже. Но меня… Ждали.

Какое-то нехорошо от всего этого внутри становится. Вроде и польщенным нужно себя чувствовать, и вроде немного гордости не помешает, а ощущения почему-то обратные. Что-то тут нечисто. Есть какой-то подвох.

– Сэр?

Кто-нибудь из них знает, что к чему? Может да, а может, и нет.

– Прикажете выдвигаться?

Куда? В ту арктическую ночь, из которой меня выдернули друиды?

– Не нужно. Я сам.

Сначала же стоит все привести в порядок, да? Добраться до аппаратной, попытаться снова вытащить меч из камня или что-то в этом роде.

Брр! Стало ещё холоднее, чем помнилось. А может это все из-за влажности. Сырости. Остатков "мокрого" дела.

Ноги ходят не очень хорошо. Как им и положено после долгой лёжки. Но ощущения уже привычнее. И я даже не споткнусь ни разу, пока доплетусь до выхода. Или правильнее было бы называть его входом?

А вот блондин явно не стал бы заморачиваться подобным марафоном. Вперил бы свой ясный взгляд вдаль, поймал волну местной трансляционной сети и просто подумал о том, что должно быть сделано. Ну и, может, для пущего эффекта, пафосно щелкнул пальцами. Скажем, примерно так.

Если какой-то звук моей неумолимо коченеющей конечности и удалось издать, то я его не расслышал. Потому что практически в тот же момент со всех сторон раздались шорох, шелест, звон, свист и десятки других шумов, слаженно сливающихся в единый размеренный гул.

Он шел отовсюду и шел издалека. Наверное, начинался в самых дальних уголках базы, а теперь зачем-то двигался в мою сторону. И не он один.

Болотные огоньки аварийного освещения, ещё минуту назад мирно мерцавшие редкими дорожками, сорвались со своих мест и закружились, выписывая затейливые кренделя на полу, на потолке, на стенах и, кажется, прямо в воздухе. А ещё они тоже приближались. Неотвратимо.

Я невольно попятился назад, но "восстание машин" прекратилось так же внезапно, как и началось, оборвавшись, что называется, на вздохе. Вот только темнота, мгновенно сгустившаяся вокруг, теперь уже была абсолютной.

И тишина– тоже. Я помнил, что Жорик остался где-то позади меня, метрах в пятидесяти, не меньше, и тем не менее, предельно ясно расслышал каждое слово.

– Капец котёнку, – выдохнул наш главный связист, но итог произошедшему, как ни странно, подвел кое-кто другой, протянув злорадно-довольное:

– О да!

* * *

Даже в самом маленьком городе обязательно найдется свой достопримечательный сумасшедший. А уж на столичных улицах таких субъектов пасется – мама не горюй. Но конечно, легче всего их встретить в местах естественного притяжения. Например, в лечебных заведениях.

Детскую поликлинику я невзлюбил сразу и навсегда, наверное, из-за жутких плакатов с уродливыми зверюшками, мусолящими принципы профилактики всяческих заболеваний. Во взрослой, куда меня за компанию с собой водила бабушка, этого добра было гораздо меньше. Нет, не в смысле плакатов и перечня недугов: со стен смотрели хоть и рисованные, но все-таки люди. К тому же, от самого странного и пугающего рисунка на стене всегда можно было отвлечься, переведя взгляд на очередь, в которой…

Митрич был боевым стариком. Ходили сплетни, что в первый раз на фронт он ушел ещё до революции, и первую контузию заработал в сражениях первой мировой. Потом гонял басмачей и недобитых белогвардейцев, перестреливался с финнами в карельских лесах, прошел всю великую отечественную, от тайги, что называется, до британских морей, да и в мирное время вечно находил, где повоевать. Под конец жизни, правда, полей боя у деда оставалось все меньше и меньше, но уж на них Митрич выпускал пар по полной.

А районная поликлиника в этом смысле была идеальным местом– со своими вечными очередями, неизменно хамоватым младшим медперсоналом и врачами разной степени отзывчивости. Зычный глас многократного ветерана работники и подавляющая часть пациентов узнавали с первого же звука и, надо сказать, внимали ему. Как водится, кто-то с большей охотой, кто-то с меньшей, зато все без исключения. Митрича уважали. За заслуги, принципы, позицию и прочая. Хотя вспомнилась мне картинка из детства совсем не поэтому.

Иногда на старика накатывало. То ли последствия ранений, то ли возраст сказывался, но случались у него приступы слепоты. Что-то с сосудами и нервами происходило. Так вот, в такие моменты Митрич бешено сновал по коридорам и дурным голосом выкрикивал много всякого разного, из чего самой приличной фразой, пожалуй, был только один вопрос. Ага, актуальный как раз в моей нынешней ситуации.

"Какая гнида выключила свет?!"

А вообще, темнота– хорошая штука. И даже не в смысле друга молодежи. В темноте не видно моей рожи, наверняка, красной, как вареный рак. Потому что хотя я понятия не имею, что случилось, нутром чую: без моей корявой лапки не обошлось. Без щелчка пальцев, то есть.

И ещё немного стыдно было слышать, как подчиненные мучительно пытаются придумать решение возникшей проблемы, причем, совершенно самостоятельно. В стиле и духе приснопамятной старой комедии:

– Давайте попробуем…

– Нет, ни в коем случае.

– А если…

– С ума сошел?

– Тогда…

– Дохлый номер.

– Но уж с той-то стороны…

– Да те же яйца будут, только в профиль.

– Ну, на крайний случай…

– Лучше б до него не дошло.

Что любопытно, участие в невнятной дискуссии принимали все, кроме адъютанта. Конечно, чисто логически техническому персоналу должно быть виднее, как привести базу обратно в сознание, но результат мозгового штурма оценивает все-таки руководитель, а из нас двоих на эту почетную должность сейчас больше подходит именно блондинка.

Хотя…

Я не мог её видеть, только слышал. На разном отдалении, звучащий то слева, то справа, то черт знает, откуда, голос. Одно-единственное слово, зато повторяющееся на сотню разных ладов.

– Прелестно.

Да, это самое. Где-то позади. На семь часов или на восемь.

Из того, что я успел узнать и понять об адъютанте, нынешнее её состояние было, мягко говоря, необычным. Во-первых, режим заезженной пластинки. Во-вторых, непрекращающееся движение, может, по кругу, а может и по куда более сложной траектории. Ну и в-третьих…

Знаю, я вам всем нафиг не сдался. Но не до такой же степени, а? В конце концов, мы здесь в одной лодке, пусть даже моё место– балластное. Имею право хотя бы знать, что к чему.

Ладно, раз уж гора не идет к Магомету, спрошу сам. И наверное, разумнее всего будет обратиться к тому, кто заведует местной электросетью.

– Товарищ Боллог?

Стоило мне открыть рот, обсуждение оборвалось на очередном полуслове. Видимо для того, чтобы в гулкой тишине ещё отчетливее можно было слышать адъютантские "прелестно".