Война Кланов. Медведь 1

Егорий удивленно посмотрел на старца. Кругом всё замерло. Могучий дуб не позволял шевельнуться и листочку.

– Разозлили вы меня оба, но коли любите друг друга, то могу помочь вам соединиться вновь, – прогремел старец.

– Ты видишь, что нам жизнь друг без друга не дорога, – выдохнул Егорий.

Он держал в руке небольшую птичку. Держал как драгоценный кубок из тончайшего хрусталя, боялся пошевелиться, чтобы не разбить.

– Ты говорил о любви, она в твоих руках. Ты говорил о вере, она в твоем сердце, коли сразу узнал меня. Ты говорил о надежде, так подними с земли цветок.

У Егория в руках чёрный цветок окрасился белым.

Обычная луговая ромашка…

– Видишь, на что ты променял молодость? На обыкновенную ромашку! – Егорий склонил голову, а старец обратился к птичке. – А ты хочешь остаться с ним, хотя ему осталось две седьмицы?

Черный клювик тут же опустился.

– Великий Род, зачем ты так? – молвил Егорий. – Если бы не ты, то не прошло бы столько времени за одну ночь.

– Я проучил вас!!! Отдал бы ты цветок, а она захотела чего-нибудь ещё. И, в конце концов, ты бы сложил голову за очередную прихоть, и она осталась ни с чем! Безумные влюбленные, вы видите – из-за чего друг друга мучаете? Вы не бережете того, что имеете!

Белый лепесток плавно спустился к башмачкам девушки, возникшей из пустоты. Взлетевшие серые перышки подхватил ветерок и весело унес их прочь.

– Ладославушка, – прошептал молодой парень с ромашкой в руках.

Статная девушка прижалась лицом к широкой груди. Беззвучные рыдания начали сотрясать стройное тело.

– Мне нужен пастух для волков, чтобы поддерживать равновесие между зверями и людьми. Судить будешь справедливо. А тебе, краса-девица, зарок – будешь томить переливами влюбленные сердца и петь на радость людям. За добрую службу, раз в сто лет – вы целый день будете вместе. Как упадет один лепесток, так и свидитесь. Так будет, покуда полностью не облетит ромашка. А как наказание исполните, то оставлю вас в покое. Найду нового пастуха и певунью.

Егорий кивнул в ответ и тут же забыл обо всем на свете. Он обнял дорогое и любимое создание.

– Что ж, Волчий Пастырь, оставляю вас до завтрашнего утра, – прогудел старец, и тут его взгляд упал на Яромилу, застывшую в траве. – А ты что, егоза, подслушиваешь да подсматриваешь?

– Ой! Мне бы тоже такую любовь, – прошептала девушка, размазывая по щекам пыль пополам со слезами.

– Будет у тебя любовь, и жених будет, и детей куча. А сейчас оставим их вдвоем, очень долго они еще не увидятся. Чего лежишь? Цыть отсюда! – Яромилу словно ветром унесло с утеса.

В предзакатном небе звонко скрежетнул соколиный клич. Яромила обернулась.

На утесе, под старым дубом, обнималась влюбленная пара. Кругом всё молчало, боялось потревожить молчащих людей. Слова не нужны – они сердцами общались друг с другом. Глаза в глаза – не насмотреться, не оторваться. Они одни на Земле, и им не до сна, в этот волшебный и сказочный вечер.

Бабушка Яромила рассказывала эту историю сорока двум внукам и ста пятидесяти пяти правнукам, но те принимали ее правдивую историю за добрую сказку. Тогда грустная Яромила дожидалась погожей летней ночи и выводила неверующих на улицу.

При полной луне над лесами и полями иногда пролетал далекий волчий вой. В звучащую кручину вплетались нежные переливы соловьиного пения. От этой суровой тоски и мягкой надежды на будущее что-то сжималось в груди у детишек.

Улыбалась Яромила и учила девчат гадать на цветке надежды – "Любит – не любит"…»

Наступает тишина, и образы сказки понемногу утекают сквозь печную заслонку.

– Агу! – комментирует нежное существо из кроватки. – Агу-гу.

– Ой, Ульянушка! Тебе так сказка понравилась, что описалась от восторга? – темноволосая девушка улыбается и откладывает книгу в сторону.

Открывается дверь. Я невольно хватаюсь за топорище.

Вошедший парень грохочет охапкой дров у шумящей печи. В печурке гудит и потрескивает. Его белые зубы блестят в свете настольной лампы:

– Как дела у самых красивых девчонок на свете?

– Всё хорошо, Слава! Вот сказки читаем, – девушка с нежностью смотрит на парня.

Я смотрю на ребёнка своего друга, на бывшую девушку своего друга и… на знакомого своего друга. Вряд ли Александр после всего произошедшего сможет назвать Вячеслава товарищем. Хотя… ему явно будет не до этого.

Из-под агукающего существа вынимают мокрую пеленку. Это в больших городах одноразовые памперсы – у нас же в лесной избушке мама Люда то и дело перестирывает мокрые лоскутки.

Темноволосая девушка ласково смотрит на Вячеслава. Мне становится немного тоскливо – за прошедшие двадцать лет я никогда не ловил таких взглядов. Чтобы не смущать их, я подхожу к кроватке, где розовая прелестница шевелит ручонками в беспорядочном танце.

Триединство в одном ребёнке. Дочь сына убийцы пастыря и берендейки. Крайне редкое явление. Пускающее слюни создание. Последняя кровь… Та, на кого идет охота. И та, кто может прекратить войну кланов. Прекратить навсегда…

– Евгений, чего задумался? – спрашивает Вячеслав.

Он весело улыбается, но озабоченность в глазах выдает с головой. Я тоже улыбаюсь в ответ– девчата не должны догадываться, что за дверью рыщет безжалостная смерть. Жестокая, беспощадная, в полной мере вкусившая крови людей, перевертней и берендеев. Не нужно пугать девчонок, возможно, мы продержимся до подхода охотников.

– Вспоминаю, как всё началось, как в один миг всё завертелось кувырком! – я отвечаю и подмигиваю болтающей ногами Ульяне. Она растягивает губы в беззубой улыбке.

Вход в Игру

Всё началось по весне. Как сейчас помню тот хреновый день моего вхождения в Игру…

Экзамены, диплом. Составляю и рисую чертежи фабрики. Они никому не нужны, но преподаватели делают вид, что это крайне важно. Голова разрывается от навалившегося мозгового напряжения. А на улице весна, а на улице одуванчики и голоногие девчонки…

Цифры, линии, снова цифры. Что? Куда? Зачем? За что в первую очередь хвататься? Тяжела доля студента перед сдачей итоговых экзаменов и диплома…

Родные ходят мимо комнаты на цыпочках. Боятся, что сорвусь и нахамлю. Нервы на пределе – три года издевался над нашей заведующей, теперь же пришла её очередь отрываться. Каждый день ловлю ехидную улыбку. Вот он – счастливый день для мерзопакостной душонки! Засыпаю с мыслями о дипломе и с ними же просыпаюсь.

И майским днем я решаю поиграть в приставку. С тех пор, как забрал её из Сашкиной комнаты, ни разу не садился. И вот захотелось убежать в параллельные миры, где можно помочить врагов и сбросить агрессию. Раскидать гормоны по джойстику…

Опаньки, а что это за игра? Такого катриджа у меня не было. «Война кланов». Ну-ну, посмотрим…

На экран выходит заставка и следом буквы:

Добро пожаловать в ВОЙНУ КЛАНОВ

Выбери игрока

Мне почему-то нравится медведь с наручными браслетами. Прикольный он какой-то, морда ещё такая злая, того и гляди вылезет из экрана, как тетка из фильма «Звонок» и накостыляет всем врагам.

Ага! Его и выберем…

Стоит мне только нажать на кнопку джойстика, как тут же слышится треск короткого замыкания и я отлетаю прочь…

Да мало того отлетаю – я погружаюсь в сон. Или вырубаюсь, как кому нравится.

Снилось мне, как бились на заснеженной равнине трое: человек, берендей, перевертень. Завывала вьюга, ветер хлестал снежными ударами со всех сторон. Бородатый мужчина отбивался топором-аргуном. Странным был тот топор – блестел заточенным лезвием кельт из меди.

Берендей превосходил ростом своих соперников, а перевертень проворством и ловкостью. Снежный туман шел стеной. Из пелены появлялись мощные лапы, спины, голова с буйными кудрями.

Заунывный вой, человеческий голос, выкрикивающий непонятные слова, рев рассерженного зверя вторили стенаниям вьюги. Я наблюдал со стороны, но знал, что сошлись трое по договоренности. Знал, что бьются они до смерти. Знал, что пощады никто не попросит, да никто и не даст.

Я наблюдал бесплотным духом, кружился около сражающихся. Вот берендей сграбастал в объятия человека, и огромные клыки скользнули по колечкам кольчуги. Человек ужом вырвался из смертельного захвата и рубанул по ногам берендея. Ступня перевертня ударила по топорищу и отбросила человека прочь. Бородач удержался на ногах и кинул крик в небо.

– Черным небом, белой луной,

Заклинаю кровью и медной слюдой.

Ослабь силы лютых врагов,

Даруй мне силы сотни богов!

Я поежился от этого заклинания. Кельт аргуна заалел. Снежинки шипели, когда касались его. Перевертень в это время кинулся на спину берендея, и они оба покатились по земле. Человек подбирался ближе к кусающимся и рычащим оборотням. Один удачный удар и он победитель!

Берендей отшвырнул перевертня, и тот сбил человека с ног. Бородач вскочил первым и занес над поверженным оборотнем раскаленный топор. Перевертень оттолкнулся лапами от заснеженной земли, кельт вонзился между мохнатых корневищ. Огромная лапа ударила в ответ. Кольчуга вновь спасла человека, но отлетел он на добрый десяток метров. Топор остался торчать в заледеневшей корке.

Перевертень кинулся к берендею, который летел в их сторону. Из-под лопатообразных лап веером выметывался снег, глубокие следы оставались на белом покрове. За ним тянулась ниточка красных брызг. Горячая кровь прожигала в сугробах глубокие норки и их тут же заносили новые порции белых мух.

Берендей сбил своей массой перевертня и проехался на нем, как на санях, несколько метров. Когтистые лапы шлепали по серой морде. Белые клыки до половины окрасились красным. Перевертень выл и рвал когтями живот берендея.

Человек достал из-за пазухи несколько стержней. Он что-то шептал, но я не мог разобрать в завываниях ветра, рычании и смачных шлепках. Ему не удалось воспользоваться иглами, также как и топором…

Берендей краем глаза следил за бородачем и успел перехватить удар в основание шеи. Он выпрямился, поднял бородача за сжатый кулак и в несколько движений вырвал иглы из окровавленной ладони. Уже занес лапу, чтобы снести кучерявую голову, но в этот момент зубы перевертня сомкнулись на бурой шерсти ноги и берендей взвыл, выронив человека…

Я метался бесплотным духом, я следил… я запоминал…

Видел, как уклонился от замаха человек, как ударил перевертень, как присел и выпрыгнул берендей. Битва продолжалась долго, трое бойцов вытоптали широкий круг, увлажнили его своей кровью. С высоты казалось, что это ещё один круг инопланетян, какие появлялись на кукурузных полях.

Никто не мог взять верх.

Наступил короткий миг передышки, когда берендей отшвырнул в сторону перевертня и откинул человека. Трое встали по краям алого круга – проведи между ними прямые, получится правильный треугольник. Трое смотрели друг на друга. От усталости дрожали руки, лапы. В глазах сверкала всё та же непримиримая ненависть. Они понимали, что не могут одолеть противников.

– Договор! – хрипло выкрикнул человек.

– Договор! – прорычал перевертень.

– Договор! – прогрохотал берендей.

 Я носился бесплотным духом, видел, как они подошли вплотную друг к другу.

Я пытался протиснуться к ним, но не смог – словно хрустальный кокон окружил троицу. Человек вытянул вперед дрожащую руку, сверху легла лапа перевертня. Какой удобный момент для удара – один взмах двумя лапами и перевертень и человек больше не поднимут головы от бело-красной простыни площадки… Берендей положил лапу сверху.

Я не слышал, о чем они договаривались. Пытался прочесть по губам, но лица и морды расплывались в снежной завесе. Три фигуры стояли в центре алого круга. Их заносил снег, превращая в соляные столбы. Вьюга завыла ещё пронзительней. Ветер пытался сорвать с равнины три помехи, о которые спотыкался. Три фигуры в центре светло-красного круга…

– Твою же мать!

Я прихожу в себя и ошалело смотрю на экран, на себя, лежащего на полу. На экране всё та же заставка, ничего не произошло. А я…

Я кидаю взгляд на чертеж фабрики на столе. Надо бы доделать. Надо бы…

Нет, всё! На сегодня хватит!

И так вырубает ни с того, ни с сего. На свежий воздух! В пампасы!

Карандаш летит в сторону кровати, туда же отправляется и линейка. Надо прокатиться, сменить обстановку. Набивший оскомину чертеж остается на столе. Чтобы он не свернулся – придавливаю край фотографией в рамке. На фотографии мои родители, а рамка сделана давным-давно на уроке труда.

Рядом ставлю свою фотку. Эта у меня со школы, где недавний я, уже с короткой стрижкой пепельно-серых волос, скуластый и высокий, смотрю в будущее с надеждой и верой. Припухлых губ не касался фильтр сигареты, на оттопыренные уши не вешали лапшу расчетливые девчонки. Красавчик, да и только. Правда, сейчас ещё лучше выгляжу, почти как Ди Каприо сельского разлива.

На тело синюю футболку. Она должна красиво подчеркнуть подкаченную грудь и даже показать соски. Что? Не только девушки выставляют свои прелести на показ. Зря я что ли всю зиму в спортзале корпел? Джинсы не новые, но удобные и разношенные. На ноги кроссовки – вроде бы готов к прогулке.

– Пап! Можно я возьму машину? До Сашки прокачусь, развеюсь. А то мозги кипят, скоро из ушей полезут, – я захожу в гостиную.

Высокое солнце кидает прямоугольник желтого света на красноватый ковер. В стекле старенького серванта отражается мерцающий квадрат телевизора. По центральному каналу идет очередное обсуждение чего-то очень важного для электората. Отец смотрит поверх газеты.

– Надолго?

Эх, если бы знать как надолго.

– Нет, пап. Туда и обратно. Посидим, я ему пожалуюсь, он посочувствует – всё же легче будет. И я сразу обратно. За пять-шесть часов обернусь.

– Эх, Женька, по возвращении с тебя мойка! А то постоянно в гараж грязную загоняешь, – отец поднимается из кресла и проходит до серванта.

Большой как медведь, ещё не успевший заплыть жиром, но уже с пивным животиком. Залысины скоро встретятся на макушке, но пока курчавые волосы ещё сопротивляются возрасту. Носом-картошкой и глазами чуть навыкате я похож на него, а губы и уши уже мамины.

– Замётано!

Тихо скрипит дверца серванта, по краю чашки звякают ключи. Вот они, заветные, ключ от гаража и ключ от машины. Брелоком болтается модель футбольной бутсы – папа заядлый болельщик за «Спартак». Я же фанат «Зенита», поэтому мама всегда убегает из дома, когда наши команды встречаются на поле.

– Мать, выдай ему на бензин. Или со стипендии заправишься? – спрашивает отец.

– Пап, от стипендии даже на жвачку не осталось. Но я обязательно верну, с первой же пенсии. Зуб даю!

– Дожить бы до твоей пенсии, – вставляет слово вошедшая мать и протягивает деньги.

Невысокая, пухленькая, рядом с отцом смотрелась как неуклюжий щенок рядом с мастиффом. Но красивая… Идеальная пара. Я улыбаюсь.

– Доживете, ещё и правнуков будете нянчить!