Пункт назначения 1978

Виктор Громов

Пункт назначения 1978

Глава 1. Август 2019

Лелька поднялась и игриво потянулась, слегка отклячив аппетитную попку. Я в который раз ею залюбовался. Не смотря на далеко не юные сорок три, фигура у Лельки была стройная, подтянутая. И сейчас в полумраке задернутых гардин, когда не было заметно неизбежного целлюлита и слегка подвисшей кожи, бабенка казалась натуральной нимфой.

Четко понимая, о чем сейчас думает ее мужчина, Лелька слегка покачала бедрами. Похоже, сегодня мне просто так уйти не дадут. Да я, собственно говоря, и не против. Полдень, воскресенье, спешить некуда. Дома все равно никто не ждет.

В голове мелькнула мыслишка: «Кошку что ли купить?» Мелькнула и исчезла. Поза Лельки стала совсем недвусмысленной. Эта зараза точно знала, что нужно делать, чтобы завести мужика.

Внизу живота разлилась тяжесть. Орудие пришло в движение и заняло боевую позицию. Как-то слишком легко и неожиданно. Однако… И я не стал сопротивляться.

– Иди сюда.

Прихлопнул ладонью по простыне, словно подзывал кошку. Лелька тут же приняла правила игры и «вползла» на постель. Только что мурлыкать не стала.

* * *

По телу разливалась блаженная нега. В постельных делах Лелька была настоящим асом. Где только поднаторела? Хотя, лучше не вдаваться в подробности. Зачем? Мне уже давно не двадцать и даже не тридцать, да чего уж там, даже не…

Я исподтишка бросил на нее взгляд, точно боялся, что может подслушать. Кто их, этих баб, разберет? Ведьмы через одну.

Вид у Лельки был самый что ни на есть серьезный и вдумчивый. Пальцами она перебирала завитки на моей груди, а мыслями была где-то далеко. Я уже хотел предложить ей остаться. Не навсегда, на сегодня…

Но она испортила все сама. Вдруг спросила:

– Олежек, может нам пожениться?

Мозг от неожиданности включил автопилот и выдал:

– Зачем? Нам и так хорошо…

Божественная нимфа моментально превратилась разъяренную фурию.

– Зачем?!

Лелька подскочила, сдернула с меня одеяло и наглухо прикрыла все, чем только что так щедро светила направо-налево.

– Зачем?! – Снова прокричала она и уперла в меня указующий перст. – Я с тобой уже два года! А ты за все это время даже…

Дальше я уже не слушал. И так было ясно, что совершил ни больше, ни меньше, как жуткий грех, лишь по недосмотру самого Господа, не поименованный в списке смертных грехов.

Совершил и совершил. Первый раз что ли? Куда больше, чем Лелькины крики, меня волновала мысль, что не мешало бы отлить. Я слез с кровати и принялся одеваться. Спокойно, без нервов. Не в том я уже возрасте, чтобы волноваться из-за женских истерик.

Лелька так увлеклась своим монологом, что сборы мои заметила не сразу. А как заметила, взъярилась еще сильнее.

– Ну и катись! Заорала она. Катись! Не больно-то и надо. У меня таких как ты… Только позову, десяток явится!

Я подошел к окну, отдернул штору и глянул вниз. Толпы поклонников под окнами не наблюдалось. Лелька от возмущения пошла алыми пятнами. От этого как-то разом постарела и подурнела.

– Не позорься, – сказал я спокойно. – Соседи слышат.

Зря сказал. Лучше бы и дальше молчал. Она взвизгнула:

– Пусть слышат! Пусть знают, какой ты подонок!

Это уже был перебор. Но озвучивать свои мысли вслух я не стал. Сама успокоится. Просто вышел в прихожую, вдел ноги в кроссовки, прихватил с вешалки ветровку.

Лелька стояла в дверном проеме, на пороге спальни, руки у нее были сложены на груди. Одеяло давно потерялось в пылу жарких дебатов. Мой взгляд невольно притянулся к стратегическим местам. Я вздохнул. И все-таки, хороша, зараза. Этого у нее не отнимешь.

– Ну? – Прорычала она. – Чего встал? Катись, скатертью дорога!

Хороша-то, хороша, но стерва тоже знатная. Я щелкнул замком и вышел в подъезд.

– Остынешь, позвони.

В дверь, подобно гранате, вылетел Лелькин зонт в чехле. Снаряд явно целил в самое дорогое, но промазал и попал в бедро.

– Ну и дура. – Сказал я уже совсем без эмоций. – Потом реветь будешь.

И захлопнул дверь.

* * *

Лифт, как на зло, не работал. А этаж у Лельки ни много, ни мало, – шестнадцатый. Черт ее дернул забраться так высоко! А мне давно уже давно не сорок. Это лет десять назад я с легкостью скакал по ступенькам, а сейчас… Я перегнулся через перила и глянул вниз, словно это хоть как-то могло убыстрить процесс. Вздохнул и поплелся по лестнице, похрустывая коленями.

Телефон зазвонил на втором. На экране высветилось: «Батя». Значит, ничего хорошего ждать не приходилось – с хорошими известиями отец мне не звонил уже давно. Я ткнул пальцем в зеленую трубку и сказал, стараясь, чтоб голос звучал, как можно спокойнее:

– Привет, пап.

– Ты где? – Раздалось вместо ответного приветствия.

– В подъезде. Сейчас выйду на улицу и поеду домой…

Отец чуть помолчал.

– С Ольгой опять поругались?

Я аж прицокнул от восхищения. Вот как ему так удается? Все время в яблочко. Может, он у меня ясновидящий? Отвечать не хотелось. Но, как говаривал наш прапор, – надо, Вася, надо.

И я ответил уклончиво:

– Есть немного.

Отец на том конце провода завздыхал.

– Женился бы ты на ней, Олежек. Хорошая же баба. Что тебе не так? Не забыл, что пенсия не за горами? Один останешься. Мы с матерью не вечные.

Ох, батя, данные у тебя основательно устарели. Да пенсии мне теперь, как до Китая раком. Но вслух пришлось сказать примирительно.

– Я подумаю, бать. А ты чего звонишь?

Отец замялся. Я не торопил.

– Приезжай, Олег, – сказал он, когда я уже вышел из подъезда. – Мать совсем плоха.

Горло перехватило. Вот не хотел же курить, но рука сама потянулась к карману. Сигарета, зажигалка, теплое облачко из ноздрей. Так гораздо легче. Так спокойнее. В горле больше не стоит тяжелый ком. Можно и сказать.

– Бать, я не приеду. Ты прекрасно знаешь, чем это обычно заканчивается.

– Знаю, – не стал спорить он. – И тебя знаю. Ты потом будешь себя корить, если сейчас не простишься.

Я с сожалением посмотрел на тлеющую сигарету. Толку от нее больше не было. Бесполезное «лекарство» отправилось в ближайшую урну.

Отец молчал. Отец ждал. Отец точно знал, о чем я сейчас думаю, как и знал, что отвечу. Родители всегда знают такие вещи. И я его не разочаровал:

– Хорошо, сейчас приеду. Жди.

* * *

Отчий дом. Старая кирпичная башня начала семидесятых. Два корпуса. Лифтовая шахта, огороженная сеткой. Таких сейчас уже не делают. Настоящий раритет. Дом словно так и остался в тех далеких временах. Законсервировался, окуклился – никаких изменений, разве что домофон на дверь поставили.

Лифт привез меня на пятый этаж, лязгнул решеткой, выпустил на волю. И я оказался на крошечном пятаке – полтора на полтора. Темном и замызганном. Отсюда вправо и влево вело две двери. Мне нужна была правая. И я позвонил.

Отец открыл сразу. Словно ждал, стоя в коридоре. Даже замок не щелкнул.

– Входи.

Он распахнул передо мной дверь и посторонился пропуская. Мерзко пахло болезнью и умиранием. Удивительно, но у старости и смерти есть четкий узнаваемый запах. Иногда кажется, что его узнавание заложено в нас на уровне генов. Здесь этот запах был концентрирован до предела.

Отец протянул мне старенькие тапочки. Я послушно переобулся, повесил на крючок ветровку и спросил:

– Мать в спальне?

Он кивнул, потом суетливо отвел взгляд и проговорил:

– Погоди, я первым зайду.

Первым так первым. И отец проскользнул внутрь. До меня донеслось:

– Наденька, ты только посмотри, кто к нам пришел!

Тон был излишне ласковый, лебезящий.

– Кто?

Голос матери безжизненно шелестел. От обычной энергии и силы не осталось и следа. У меня сжалось сердце. Как давно я видел ее последний раз? Пятнадцать лет назад? Нет… семнадцать. Точнее, это она отказалась видеть меня. А я не посмел нарушить ее волю. Отец выглянул в дверной проем и махнул рукой, мол, заходи.

Мать лежала на кровати, куда больше похожая на страшную копию самой себя, на восковую куклу, чем на живого человека. Жиденькие седые волосы были аккуратно зачесаны назад и заколоты дешевым пластиковым гребнем. Поверх одеяла лежали сухие руки.

Мне она не обрадовалась.

– Здравствуй, мама.

Равнодушный взгляд мимо. Голос стал резким, каркающим.

– Саша, ты зачем его привел?

Отец заюлил:

– Ну, как же, Наденька, он должен был прийти, все же он наш сын.

– У меня нет сына. У меня никогда не было сына. Я не знаю этого, – она брезгливо поморщилась, – и знать не хочу. У меня была дочь. А он…

Она замолчала, не договорив, и отвернулась. Куда уж яснее – здесь я был лишним.

– До свидания, мама.

Я вышел, свернул в кухню и уселся на табурет возле приоткрытого окна. Обычно здесь курил отец. Так не будем нарушать традицию. Сигарета сама прыгнула в пальцы.

Пока отец успокаивал мать, я успел выкурить две штуки, но легче не стало. Он пришел какой-то осунувшийся, усталый, погасший. Чиркнул спичкой, поставил на газ чайник.

– Чай будешь?

Я покачал головой, раздумывая, не закурить ли третью.

– А кофе?

И тут я не сдержался:

– Папа, ну ты-то хоть понимаешь, что я здесь не при чем?

Он стыдливо опустил глаза и пробубнил уклончиво:

– Как тебе сказать…

Не раскуренная сигарета переломилась в пальцах, сердце сковал лед.

Отец договорил:

– Только в тот день с Ирочкой был ты…

– Папа!

Я не мог поверить своим ушам. Ладно мать. Женские поступки часто лишены логики. Но отец! Если даже он…

– Извини. Мне все понятно. Больше не буду вам мешать. Ты тоже можешь считать, что у тебя никогда не было сына.

Наверное, это прозвучало жестоко, только отец даже не стал меня останавливать. Он стоял и дрожащей рукой пытался надеть на чайник свисток. Я метнулся в коридор, скинул тапки, подхватил подмышку куртку и… не смог сразу попасть ногой в кроссовок. Глаза застилали слезы. В голове стучало.