Помоги проекту - поделись книгой:
— Задерживается, однако, — сокрушённо констатирует Бобби Сергеевич.
— Кто?
— Следователь. Но это, знаете, даже к лучшему. Успеем потолковать о ваших делах. Присаживайтесь…
Присаживаюсь. Он — тоже, причём не за стол. Видимо, кабинетик принадлежит не ему, а кому-то другому. Очевидно, следователю.
— Вот вы в прошлый раз спросили, почему так долго… — мягко начинает мой куратор. — Были, были обстоятельства… О проделках сторонников смертной казни я вам уже рассказывал. Так вот имелись ещё как минимум две помехи. Первая — наследники…
И становится мне зябко.
— Ой… — невольно выдыхаю я, мысленно перебирая всех моих родственничков, будь им пусто!
— Да-да… — скорбно кивает Бобби Сергеевич. — И их, согласитесь, можно понять: только-только улучшили своё благосостояние — и нá тебе! Получите усопшего обратно!
— Сильно возмущались?
— Не то слово! Понастрочили протестов — с этим ещё предстоит разбираться… Но вы не беспокойтесь. Думаю, разберёмся. Спохватились-то они поздновато…
— А вторая помеха? — спрашиваю с тревогой.
— Вторая тоже связана с экономикой. Но и тут уже всё решено. Вам ведь теперь как необоснованно замороженному причитается компенсация… за моральный и материальный ущерб.
— Какая?
И Бобби Сергеевич оглашает сумму, настолько непомерную, что я поначалу ушам своим не верю — переспрашиваю. Но нет, никакой ошибки, всё расслышано правильно. Видимо, пока я спал условно вечным сном, инфляция, в отличие от меня, не дремала.
— А сколько это будет… по тогдашнему курсу?
Сумма приуменьшается, но всё равно остаётся откровенно грандиозной.
— Знаете что… — решительно говорю я. — Отметьте там у себя: никаких претензий к наследникам своим не имею! Рыбка задом не плывёт…
Бобби Сергеевич потрясён.
— Господи… — еле выговаривает он, чуть отшатнувшись и глядя на меня едва ли не с благоговением. — Да что ж вы за человек такой!..
Зеркальная дверь отворяется, и входит следователь.
— А-а, явились?.. — недобро произносит он, бросая на стол древнюю картонную папку с траурно-чёрным оттиском: «Дело №…» (надо полагать, совсем уже кого-то допотопного разморозили).
Следователь относительно молод, но крайне утомлён и рассержен. Плюхается в своё полукресло за столом и с неприязнью смотрит на Бобби Сергеевича.
— Как же ты меня достал… — цедит он. — Как же вы все меня достали! Правозащитники хреновы!..
Бобби Сергеевич отвечает ему умильной улыбкой.
— Ну вот… — укоризненно говорит он. — А я тебя обрадовать хотел…
— Обрадовать?! — взвивается тот. — Мало мне нынешних бандюганов, а тут ещё ты со своими мерзляками!..
— Да погоди ты, — пытается урезонить его мой друг Бобби. — Досказать дай…
Не даёт:
— Вы чего добиваетесь? Чтобы Холодильник совсем опустел? Опустеет!
— Так на вас же работаем. Есть теперь куда класть.
— Ну вот кого ты привёл? — не слушая, бушует следователь. — Кого ты мне привёл? Смотрел я его дело! Ну подставили, ну… И где я подставщика этого буду теперь искать? Либо помер давно, либо тоже лежит… зябнет… — Хозяин кабинетика берёт себя в руки, малость успокаивается. — Ладно… — бурчит он. — Садись пиши заяву…
Последняя фраза, судя по всему, адресована мне.
— Не буду, — говорю я.
Бобби Сергеевич сияет. Следователь недоверчиво смотрит на него, на меня, опять на него.
— Не понял…
— Чего ты не понял? Не будет он…
— Почему?
— Не хочет. Оживили — и счастлив. Всем всё простил…
Следователь, однако, ещё не верит нежданной удаче.
— Погоди… — бормочет он. — Но дело-то ещё не закрыто…
— Какое дело? О подставе, что ли? Если нет заявления от потерпевшего, то и дела нет!
Несколько мгновений следователь сидит неподвижно. Затем встаёт, подходит к зеркальной двери и указательным пальцем чертит на ней косой крест. Упирается ладонью, проверяет, закрылась ли. Закрылась. Надо же до чего у них техника дошла! Оборачивается. Это уже совсем другой человек: приветливый, радушный.
— Ребята… — растроганно говорит он. — Ну просто нет слов… Давайте отметим…
Лезет в стол, выставляет початую бутылку бренди. Тут же спохватывается:
— Или ему нельзя ещё?
— Да можно, наверное… — без особой убеждённости в голосе отвечает за меня Бобби Сергеевич. — Если немножко…
Минут через десять мы уже лучшие друзья, и следователя можно называть просто Костиком.
— Нет, правильно ты всё решил, правильно… — заверяет он меня. — Ну сам подумай: сорок один год! Концов не сыщешь…
— Да и с наследством тоже, — добавляет Бобби. — Там наследство-то, между нами, с гулькин нос… А крови бы себе попортил — ой-ёй!..
— Да разве ж в этом дело?.. — Я уже оттаял окончательно и могу принять участие в беседе.
— И в этом тоже… — Костик разливает по третьей. Рюмочки у него крохотные, так что ничего страшного со мной, думаю, не стрясётся. Главное — язык не распускать.
— Я вот другому удивляюсь, — признаётся он. — Что ж у вас там сорок лет назад за менты такие были?
— Сейчас, что ли, лучше? — вспыхивает Бобби. — На себя глянь! Что ни пересмотр — то скандал… Вот потому-то, — назидательно добавляет он, — мы вас, следаков, и достаём. А иначе где сядешь, там и слезешь…
Похоже, подобные перепалки у них случаются постоянно. Под рюмку бренди.
— Ну ты тоже сравнил! — вскидывается в свою очередь Костик. — Да ни за что бы сейчас такое не прокатило!.. Дело читал? Читал! Ежу ведь понятно, что все улики были подброшены…
Я лишь усмехаюсь, слушая их.
Подброшены… Разумеется, подброшены! Я их для того и подбрасывал, чтобы подумали, будто кто-то меня подставляет. Сам себя, короче, обвёл… А насчёт ментов Бобби, конечно, прав. Охота им была мозги напрягать! Улики есть? Есть. Значит, виновен.
Хорошо ещё при исполнении приговора догадался всей правды напоследок не брякнуть. При свидетелях.
Так что незачем бога гневить. Всё хорошо, что хорошо кончается. И денежку дадут, и нычка с музейным антиквариатом в лесу прикопана… Нет, нычку теперь, пожалуй, извлекать не стоит. При такой компенсации… Лучше лишний раз не подставляться. Пусть лежит. На чёрный день.
Поделиться книгой: