Помоги проекту - поделись книгой:
— Как? — глухо спросил я. — Где живёт этот Тихон?
— В соседнем доме… На первом этаже. Шестая квартира.
Я повернулся и, не прощаясь, быстро направился к соседнему дому.
На звонок долго никто не выходил, но главное — не было слышно лая, и в меня вселилась тревога. Наконец послышался кашель, шарканье, и в двери появился низкорослый бородатый мужичок, явно выпивший.
— Ты Тихон? — спросил я.
Мужичок кивнул.
— А где Альма? — уже строго спросил я, предчувствуя, что разговор будет не очень приятным.
— А тебе зачем знать? — буркнул мужичок.
Пока я втолковывал ему, что являюсь представителем "Общества защиты животных" и что обязан видеть Альму, он пощипывал бороду; потом пробормотал:
— Собака где и положено ей быть. Раз надо посмотреть, пойдём покажу.
Он привёл меня на окраину птицефермы. По пути я спросил:
— И давно Альма у тебя?
— С зимы. Как свояченица привезла из города.
— Понятно, — процедил я. Мне сразу стало ясно, почему птичница просила звонить перед приездом — она приводила Альму от этого Тихона. Но зачем столько времени врала? Впрочем, ясно зачем — такому, как Тихон, Альму я не доверил бы.
Мы пришли к пустырю на склоне оврага. Там меня ждало неприятное зрелище. Вдоль оврага тянулись полуразвалившиеся сараи и крохотные огороды, огороженные досками, разными железками, проволокой. И каждый из этих клочков земли охраняли собаки. Красивые собаки — одна лучше другой, некоторые породистые сидели на цепи около будок, сколоченных из овощных ящиков. Вид у собак был унылый, подавленный, они даже не лаяли на нас. Всё понятно — просиди-ка вот так всю жизнь на цепи! Мне сразу вспомнился Сервантес: "Самое большое несчастье — несвобода".
— Что они охраняют? — спросил я у Тихона.
— Как что? Урожай! — Тихон хмыкнул и посмотрел на меня, как на полного профана в вопросах загородной жизни.
Через несколько шагов он кивнул на последний участок:
— Вон она!
Среди кустарника виднелась большая картонная коробка, покрытая фанерой; из этой "конуры" сиротливо выглядывала Альма — ещё более худая, чем месяц назад, голова понуро опущенная, взгляд тусклый, безучастный. Увидев нас, Альма обеспокоенно вскочила, хотела подбежать к загородке, но не смогла — натянулся "поводок" — двухметровая толстая верёвка. На Альме даже не было ошейника, его заменяла всё та же верёвка, завязанная на шее узлом.
— Ты что ж, не мог ей купить ошейник, нормальный поводок? — бросил я Тихону.
— А на кой он? — Тихон снова посмотрел на меня, как на профана, но уже в отношении к собакам. — Она всё время на воле, я с ней пять раз в день обхожу дачный кооператив. Вон посёлок, — он кивнул на летние домишки невдалеке. — Я там сторожем работаю.
Отодвинув "калитку" (дырявую крышку стола), я подошёл к Альме. В смятении она заскулила, стала лизать мне руки. Она так нервничала, что дрожала всем телом, в её глазах был испуг и тоска, и боль. Я нагнулся и шепнул ей в ухо:
— Потерпи, девочка, ещё немного, я заберу тебя отсюда, найду тебе нового хорошего хозяина.
— Не волнуйся, — подал голос Тихон. — Ей здесь неплохо живётся. Из столовой приношу ей кости…
Я только усмехнулся, поскольку уже твёрдо решил по возвращении в город звонить в "Общество защиты животных", брать телефоны настоящих любителей собак. Но, если бы я знал, чем всё закончится, забрал бы Альму в тот же день.
Глава пятая
Дорога на дачу пролегала через Зеленоград. При въезде в городок около Никольской церкви я увидел старого приятеля — священника и поэта Владимира Нежданова. Высоченный, с седой бородой и внушительным животом, он был в рясе, на которой сверкал большой крест. Остановившись, я вышел из машины.
— Какими судьбами?! — проголосил Нежданов, заключая меня в объятия. — Воспользуюсь встречей, немного займу твоё драгоценное время, послушай!
Он прочитал стихотворение о дружбе, потом ещё два о чём-то возвышенном и засмеялся:
— Сам понимаешь, я, как поэт, не могу не прочитать тебе последнее. Здесь хорошо работается, здесь нет суеты. Ну а как священник, не могу не проявить к тебе сострадание — чтой-то ты такой сокрушенный? Что тебя гнетёт? Рассказывай!
Я рассказал об Альме и Тихоне.
— Знаю, знаю этого Тихона, — серьёзно сказал Нежданов. — Он сторож в дачном посёлке. Человек безнравственный, сильно пьющий, в церковь не ходит. Заблудшая душа. По слухам, он и сторож плохой. У дачников вещи пропадают, а он говорит: "Посёлок большой, за всем не уследишь. Платите дополнительно, буду вашу дачу охранять особо". Такой вот человек без совести. Ты правильно решил подыскать собачке нового хозяина, любящего, совестливого. Скажу тебе — там, на птицеферме, есть народ и похуже Тихона. Отлавливают собак, шьют из них шапки.
— Что за дикость? — возмутился я.
— Да, бездушные, злые люди. А зло сжигает человека. Их накажет Бог! Я, когда вижу такую шапку на каком-нибудь молодце, стыжу его, говорю: "А ведь эта собака была чьим-то другом". Но до них, безбожников, ничего не доходит… Ты не расстраивайся, я помолюсь за тебя, за то, чтоб ты нашёл хорошего хозяина собачке. И чтобы у тебя было поменьше неприятностей и побольше хороших неожиданностей. Таких, как наша сегодняшняя встреча.
На даче я ставил трубы для печки-"бур-жуйки", прикручивал водопроводные шланги, но работалось плохо — как вспомню про Альму в картонной коробке и её тоскливый взгляд, всё валится из рук. В конце концов я забросил работу и поехал в город.
Дома я сразу позвонил в "Общество защиты животных" и всё рассказал про Альму. Мне обещали в ближайшие дни найти Альме нового хозяина. "За эти дни может произойти что угодно", — подумал я и стал звонить всем знакомым подряд "по системе невода" — авось кто-нибудь согласится взять Альму. Я начинал издалека:
— Хочешь совершить добрый, благородный, красивый поступок? — и дальше обстоятельно рассказывал про Альму.
Один приятель сказал:
— С удовольствием взял бы собаку, но у меня с детства аллергия на шерсть.
Другой сослался на большое семейство:
— Дети, внуки, повернуться негде, какая собака?! Да и для детей собака лишь игрушка, а вся забота о ней ляжет на меня. Так что, извини.
Третий простонал:
— Куда мне брать собаку?! У меня у самого собачья жизнь! С женой развёлся, работы нет…
Одна приятельница сообщила:
— Я взяла бы собачку, но маленькую, диванную.
Другая с усмешкой объяснила:
— Мне прежде надо найти мужа, приручить его и держать на поводке, а потом уж заводить собаку.
Словом, до полуночи я обзванивал знакомых, но всё без толку. А на следующий день поздно вечером, когда я уже лёг спать, неожиданно позвонила птичница:
— Приезжайте! Вам надо забрать Альму.
— Что случилось? — спросил я.
— Вам надо забрать Альму, — послышалось в ответ, и тут же раздались короткие гудки.
"Что за странный звонок? Что могло случиться?" — от этих скачущих мыслей я так и не смог уснуть и чуть свет завёл машину и понёсся в Зеленоград.
Глава шестая
В шесть утра я въехал в посёлок птичников. На улицах не было видно ни души. Оставив машину около продовольственной лавки, на двери которой висел массивный замок, я быстро направился к "огородам".
На участках собаки негромко приветствовали меня — с одной стороны, выполняли "охранный долг", с другой — радовались моему появлению, ведь в их унылой жизни каждый новый человек событие. Лай собак напоминал эстафету: когда я подошёл к первому псу, он подавал голос, ко второму — второй и так далее. Но у последнего участка лай не раздался — Альмин участок был пустым! У картонной коробки валялся обрывок верёвки. Мне стало не по себе от предчувствия чего-то страшного, внутри всё заледенело.
Обойдя участок со стороны кустов, я стал звать Альму. Внезапно послышался шелест раздвигаемой листвы, и среди веток показалась моя рыжая пленница — жалобно заскулив, прижав уши и поджав хвост, она подбежала и легла, уткнув нос в мои ботинки. По всей её шее вокруг головы зияла глубокая кровавая рана! Какой-то негодяй явно душил её проволочной удавкой. Осматривая Альму, я ещё обнаружил у неё на правом боку гематому — последствие сильного удара.
— Кто ж тебя так, девочка? — ужаснулся я.
Альма еле слышно что-то прохрипела.
— Ничего, ничего, сейчас поедем в лечебницу, дорогая. Главное — ты нашлась и жива, — бормотал я, ощупывая грудь и лапы бедняги, хотел узнать, нет ли ещё где ушиба или перелома. К счастью, от моих прикосновений Альма не взвыла, всё ползала у моих ног, нервно дышала, скулила и то и дело опасливо оглядывалась. У неё был вид затравленного зверька.
— Пошли скорее к машине, — сказал я.
С пугливой поспешностью Альма засеменила, прижимаясь к моим ногам, боясь, что я, как в прошлый приезд, оставлю её на этом злосчастном участке.
Как только я открыл дверь машины, Альма забралась на заднее сиденье и взволнованно уставилась в окно. Похоже, она догадывалась, что мы едем туда, где вылечат её рану, но ещё больше сё волновало другое — когда мы тронулись и я обернулся, она смутно улыбнулась мне, как бы говоря: — Я всё выдержу, только ты не бросай меня!
При въезде в Зеленоград я притормозил у первого же прохожего и спросил:
— Где здесь ветеринарная лечебница?
Прохожий заглянул в салон машины и, увидев рану Альмы, отшатнулся и, сглотнув, пролепетал:
— Где-то в центре есть.
Вскоре мы нашли ветпункт, но он работал только с девяти часов, то есть до его открытия было больше двух часов. Между тем меня беспокоила слишком большая рана Альмы, я опасался заражения крови. Поэтому сразу же решил ехать в Истру, до которой было всего-то двадцать километров. К тому же я знал — в Истре одна из лучших в области лечебниц для животных.
Глава седьмая
Дорога на Истру пролегала по холмистой местности: то опускалась в низину к оврагам или мостам через речки, то поднималась на взгорье к небольшим деревушкам с десяток домов, еле выглядывающих из-за черёмухи. В те дни, в начале июня, черёмуха цвела особенно буйно.
Я вёл машину на предельной скорости; "Москвич" работал отлично, как настоящий пожиратель километров. Изредка я поглядывал в зеркало заднего обзора на Альму. Она глубокомысленно смотрела в окно; время от времени вздрагивала, и на её мордахе появлялась мучительная гримаса — было ясно: рана доставляет ей тягостную боль. Я догадывался, о чём она думала, — за что с ней так жестоко поступили, ведь она со всеми была дружелюбна, всем проявляла свою симпатию? И что она плохого сделала тем, кто хотел её задушить?
Но кто душил Альму? Какой негодяй? И с какой целью? Может, собаколовы? Или кто-то хотел убить её на шапку?! И было неясно, как ей, бедняге, удалось вырваться из петли? Я представил, как она убежала от изверга, пряталась где-то в овраге, а ночью вернулась на свой сторожевой пост… Видимо, наутро кто-то увидел её, израненную, и сообщил птичнице, а она позвонила мне — возможно, чтобы искупить свою вину.
Я так и не узнал, что произошло с Альмой. Звонить птичнице не стал, было противно слышать её голос. К тому же она могла и соврать, придумать какой-нибудь "несчастный случай", ведь человек, который обманул однажды, может обмануть и ещё раз.
Я подумал о том, что во всех цивилизованных странах есть закон об ответственности за жестокое обращение с животными. У нас этот закон тоже приняли, но он совершенно не выполняется. Недавно соседка рассказала мне:
— Парень на иномарке хотел задавить дворняжку. Собака перебегала улицу и уже почти прыгнула на тротуар, а он свернул на неё и задел. К счастью, не сильно. Собака завизжала, но, прихрамывая, убежала. Парень остановился, вышел из машины и швырнул вслед собаке бутылку. Я ему крикнула: "Что ж ты, гад, делаешь?!" А он: "Так ведь помоечная дворняга! Только заразу разносит!"
Однажды и по телевидению рассказали о собаке, которую в вестибюле метро избил один охранник. А пёс был тихим скромнягой, любимцем продавщиц подземных киосков, они его подкармливали. И милиционеры его любили. "Он нам помогает выявлять пьяных, — говорили. — Как учует пьяного, тихонько гавкнет". Когда прохожие отогнали охранника, пёс ещё был жив, пытался подняться, но лапы не держали, и он падал на бок. Ветеринарам не удалось спасти собаку, и свидетели происшествия были уверены: охранника посадят хотя бы на год, но суд вынес всего лишь предупреждение.
Но иногда бывает и по-другому. Зимой в мороз бездомные собаки спят в вестибюлях метро. Их пускают погреться… Однажды я был свидетелем, как в вагоне метро на сиденье спал пёс. Весь замызганный, в шрамах. Был час пик, в вагоне полно народа, но никто не прогнал его. Люди стояли над ним, сочувственно улыбались. "Измучился мотаться по городу бедный", — сказала одна женщина.
Рассуждая обо всём этом, я вдруг заметил впереди дорожную пробку — несколько машин стояли впритык друг к другу. Остановившись за ними, я пошёл узнать, в чём дело. Оказалось, какой-то безумный водитель грузовика, перевозивший ящики с пивом, слишком разогнался и не справился с управлением — его машина перевернулась, перегородив проезжую часть. А весь пивной груз вывалился на асфальт — сотня метров была усыпана битым стеклом, в котором играли солнечные блики.
— Убыток-то какой! Какой убыток! — растерянно бормотал шофёр грузовика.
Чуть в стороне стояли водители и пассажиры легковушек, их к месту аварии не подпускал инспектор дорожно-постовой службы — проще говоря, "гаишник". Размахивая жезлом, он строго покрикивал:
— Проезд закрыт!.. Наберитесь терпения!.. Приедет кран, поднимет грузовик… Приедет уборочная машина, очистит полотно…
Я подошёл к инспектору, объяснил, что у меня в машине раненая собака и ей срочно нужна операция.
Поделиться книгой: