Игрушка дьявола

– Нет, а у тебя есть девушка?

– Нет. -улыбка и горький вкус грядущего придал необъяснимой уверенности.

Было очень много постов, со ставящими в неловкое положение фразами, смайликов с действиями, теплыми словами, приносящее ощущение нужности, пошлых и до жути возбуждающих подкатов.

Но то, что было дальше, навсегда поменяло мнение Димы о мире, в котором выживает среди дебильного общества, его этических норм, и представление о настоящей любви и невыносимой боли…

Глава 4 -покорные страсти-

Черные шторы занавеса грядущего, вкус крови во рту и погибшая душа, олицетворяли Димину жизнь. Своеобразная символика его образа породила дьявольский характер: спокойствие и гнев, любовь и ненависть, доброта и корыстные помыслы. Про него говорили- дитя преисподние.

Утро не принесло радости, первый снег растворялся в грязных лужах, вызывая лишь отвращение. Прошла целая неделя с того ночного диалога, а он все никак не успокоится. Коктейль из боли, счастья и недоумения насыщал его каждое утро.

Распахнув окно и сев на край кровати, стал лениво одеваться. Многие думали, что он придерживается готического образа, но стиль черной, как ночь одежды был необходим в его далеко не веселых делах.

У подвала, вход которого был буквально затоплен, его ждали два дрыщавых хачика: чумазые от грязи руки, порванные штаны с большими пятнами от краски и противные, черноватые рожи. Сзади стояла старая, проржавевшая газель, в кабине валялись разные инструменты, пачки из-под чипсов, а на торпеде красовались резиновые тапочки, явно не первой, и даже не сотой свежести. Из кузова доносился хрипловатый голос и звук шуршания бумаги. Подойдя ближе к заду консервной банки, Дима ехидно улыбнулся.

– Ну здравствуй, Зема.

Оторвавшись от кипы документов, бледный мужик лет тридцати спрыгнул наземь, протягивая руку. Самый обычный образ барыги: джинсы, красная рубашка, потрепанный черный жакет и кепка восьмиклинка в серую рябь. Лишь кольцо в виде дракона и татуировка непонятного иероглифа на шее придавали его бомжеватому образу изюминку.

– Здорова, молодой. -мальчик пожал его сухую, как будто бескровную руку, уж до того была бледна, посмотрев в сторону коробок в кузове.

-Это новая партия, предыдущую раскупили под чистую за пару месяцев. -Сказал мужик, поймав его взор в сторону товара.

– Что здесь? Опять компы без серийки? -спросил Дима, хлопая рукой по карманам куртки, в поисках пачки сигарет.

– Нет, в этот раз планшеты, вот накладная.

– На кой мне упала твоя накладная? Бабки давай, остальное мне похеру.

– Ну, вот об этом я и хотел поговорить. – Слегка помявшись сказал Зема.

– Слушаю. -Подкурив, ощутив, как организм вновь наполняется лечебным ядом, устремил пронзающий взгляд на собеседника, как бы показывая свое недовольство.

– Может, какую скидочку сделаешь? Я ведь просто помещение у тебя беру, да даже не помещение, а разрешение на хранение почти легальной техники.

Усмехнувшись, Дима затушил почти цельную папиросу об воротник его пожухлой куртки, не дав сказать, спокойно, но грубо ответил:

– Рот закрой и слушай меня, ты где таких слов понабрался, маркетолог херов? Че, власть нашел? Я даю тебе не просто разрешение, а защиту от нежелательных взглядов и наездов, а ты мне условия толкуешь?

– Нну… Я же просто скидку попр… -Не дав ему договорить, резко и сильно пробил в поддых. Кряхтение и тихое сопение доносились от упавшего на колени барыги. Подняв его за пепельного цвета волосы, тихо, с издевательством, парнишка произнес:

– Слушай, дядя, еще одна такая просьба и будешь в три раза больше платить, понял?

– Ппонял. -Едва слышно, как шипящее радио произнес Зема.

– Бабки давай.

Протянув Диме небольшую котлету денег, приказал чуркам выгрузить коробки.

Медленной походной, подкурив, мальчик направился к высоким многоэтажкам, подальше от места, где ему только что испортили и без того серое настроение.

«Сука, обнаглел» -Подумал он.

Серый ландшафт криминального городка обладал своеобразной красотой. Ночные виды с крыш были поистине завораживающими. Все люди, дома, проезжавшие машины, были очень маленькими, фонари и витрины казались крупицей света одной огромной лампы. Все шли по своим делам, спешили, пытаясь успеть на последние секунды светофора, проезжали на красный, а ты сидишь наверху, время тянется безумно медленно и, словно отреченный от всех проблем и дел, наблюдаешь за вселенской суетой.

Дима любил поседеть вечерами на холодном бетоне крыши, посмотреть за вечно занятыми людьми. Но самое атмосферное для него было другое, когда он курил, наслаждаясь в одно время горьким табаком, а в другое свежим воздухом, выдыхая дым, смотреть, как он поднимается к небу и растворяется, то в белом свете звезд, то в кромешной тьме. Он пропадал там точно так же, как и его вера в любовь, в хорошее, да и просто в грядущие перемены. Точно так же, как и светлая душа в боли и неутолимой жажде смерти…

Он сидел у края, облокотившись спиной на бетонный бортик. С каждой минутой холод все сильнее окутывал его, словно толстое одеяло, накрывал с ног до головы, дрожали зубы, а продрогшие до костей пальцы еле-еле удерживали сигарету. В такие моменты не было грустных и веселых мыслей, разум был чист, словно весеннее небо. Неожиданно, проржавевшая от влаги дверь со скрипом отворилась. Переступив через порог, укутанная в черно- белый шарфик, зашла Аля.

– Ты как тут? -стуча зубами спросил Дима.

– Я хотела побыть с тобой, вдвоем. -Робко прошептала девочка. Поглубже вдохнув, набравшись смелости, продолжила:

– Я звонила, но у тебя отключен телефон. Тогда, я вспомнила- это место, мы летом здесь выпивали, припоминаешь?

– Нет, Аль, я почти не помню хорошего… Боль внутри стала сильнее всех положительных эмоций.

Сев рядом, она обхватила его ледяную руку маленькими теплыми ладошками, положила голову на плечо, спросив:

– А как у тебя с Анжелой?

Лицо его еще больше погрустнело, словно вся тоска и тьма этого мира собиралась внутри его и без того гиблой, израненной души.

– Да, никак… я запутался в себе, ничего не понимаю. Мы встречаемся уже неделю, вроде все хорошо, но… внутри что-то терзает, понимаешь? -Со злостью швырнув еле тлеющий окурок подальше, протер рукой красные глаза, тихо всхлипнув, спросил:

– Что мне делать, Аль? Я устал, я так больше не могу! – чуть ли не крича сказал он.

– Ничего не говори, Дим, посмотри на меня.

Она взяла его за красные щеки и поцеловала. Хотела отстраниться, но он крепко обхватил ее шею, нежно вкушая горячие губы. Прижал к себе еще сильнее, с большею страстью и порывом ощущал давно манящую сладость. Соленые от слез губы, холодные, как лед, но приятные и родные руки, бешенный порыв эмоций и страсть, накаляющаяся все больше. Все это возбуждало ее так, что позабыла обо всем на свете, дружбе чрез года и джунгли боли и тьмы, идеологии о суженном, даже об подобной смерти тоске.

Крепко обняв Диму за пояс, голова ее медленно упала ему на колени, а из уст, через тяжелое дыхание, еле слышно взбудораженным голосом донеслось:

– Прости, я думала- это-то, что тебе нужно…

– Возможно, правильно думала. -Спокойно и робко ответил мальчик.

Он гладил ее по шелковистым волосам, смотря в даль, все больше погружаясь в терзающие душу мысли.

– Ты улыбаешься?? -Взглянув на красное от холода лицо, спросила девочка. В последние пару лет настоящая его улыбка была поистине самым ценным богатством, добиться которого очень не просто.

По доброму усмехнувшись, поцеловал ее в теплый лоб, откинув голову назад, закрыл глаза, и подкуривая очередную дозу лекарства, прошептал:

– Да, пингвиненок, я улыбаюсь.

Выдыхая в пустоту горький дым, Дима продолжал медленно гладить волосы сладко дремавшей у него на коленях подруги, зная, что сегодня он уже никуда не спешит.

Снег потихоньку заполнял грязные улицы, освежал серость дворов белым, как чистый лист бумаги одеялом. Пропало пение птиц, солнце больше не грело, а трава скрылась под декабрьской порошей. Сонные глаза отказывались воспринимать обстановку, хотелось накрыться с головой теплым перьевым одеялом, продолжив видеть грезы.

Но сегодня все явно работало не на него, куча дел, да и к Але обещал зайти, повидаться.

«Ну, всему свое время» -Подумал Дима, одеваясь в тернистый путь сквозь белесые джунгли.

Вечер наступил довольно быстро, с каждым днем становилось все холоднее, но это не мешало одеваться, как осенью. Тьма сгущалась над городом, не было пьянок на лавке, луна не освещала пустые улицы, лишь блики звезд проскальзывали сквозь густую блокаду облаков.

Медленной походкой, выдыхая горький дым, Дима шел к давно знакомому дому. Он все думал о том поцелуе, ведь они лучшие друзья, эта грань никогда не переступалась. Та сладость была для них обоих загадкой, видимо, отсутствие секса и собственного удовлетворения сказались на желании друг друга. Она была для него нечто большим, чем лучшая подруга, чувствуя в ней родную душу, изредка называл доченька, а она папой. Лишь она умудрялась вытаскивать его из самых глубоких и черных бездн грусти, возвращая веру в хорошее и в то, что все-таки в жизнь есть смысл.

Загружая разум этими мыслями, сам не заметил, как стоял у черной, обшитой кожей двери квартиры. На порог вышла Аля, белый халат, бежевое полотенце на волосах и приятный аромат шампуня.