Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Русская партия. 1944-1945 - Funt izuma на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Вся ночь, как это чаще всего бывает в таких случаях, прошла достаточно суетливо. Везде нужно было отдать последние указания, проконтролировать, что-то посмотреть «хозяйским глазом», поэтому спать майор лег только к часу ночи, чтобы перехватить хотя бы пару часов перед длинным днем.

Горизонт на востоке еще только начало светлеть, когда где-то в небе над ними послышался гул многочисленных моторов. Это летуны спешили расчистить дорогу своим, ползающим по земле товарищам. Где-то там на севере сейчас русские просыпаются от начавших валиться им на головы бомб, пытаясь понять, что вообще происходит.

— Ну во всяком случае, будем на это надеяться, — пробормотал себе под нос Курт. Глянул на часы: подсвеченные люминесцентной краской стрелки показывали 4.20, — время дать кое-кому прикурить. Все по местам! Выступаем!

Немецкий танковый батальон по штату 1944 года насчитывал не много не мало 80 танков: четыре роты по 18 машин, 3 во взводе связи и 5 в разведвзводе. В линейных ротах это были «Пантеры», а в качестве разведчиков и связистов обычно использовали что-нибудь полегче и поманевреннее. До снятия с производства «Троек» и «Четверок», использовали в основном их, а с конца 1943 года в войска стали поступать новейшие «Леопарды», обладающие как для своей весьма приличной массы — под 30 тонн — отличной скоростью, маневренностью и что весьма небесполезно — проходимостью.

Из-за того, что промышленность не успевала производить «Пантеры» в нужных количествах, для все усиливающегося численно и качественно вермахта, была распространена практика замены машин в одной из рот на САУ. Вот и в батальоне Курта Мейера четвертую роту при переходе на новую технику пересадили на «Четвертые Штуги», сделанные на шасси снятой с производства «Четверки». На том же шасси были построены и ЗСУ «Вирбельвинд», входящие во взвод ПВО и рота ремонтно-эвакуационных машин. ЗСУ «вошли в моду» в панцерваффе совсем недавно, в ходе африканской кампании, когда огромные пространства и слаборазвитая инфраструктура затрудняли летунам обеспечение нормального прикрытия сверху. Пришлось выкручиваться самим. «Вирбельвинд» со своими четырьмя 20мм стволами оказалась в итоге весьма полезной не только в качестве средства ПВО, но и для борьбы с наступающей или укрывшейся вражеской пехотой, с ДЗОТами полевыми орудиями и легкобронированной техникой. Единственным ее недостатком была просто ужасающая прожорливость в плане боеприпасов.

В целом, не смотря на все усилия тыловых служб вермахта, полностью преодолеть обилие разных платформ, составлявших на ранних этапах войны — особенно если считать еще и чешские танки — настоящий зоопарк, и изрядно затруднявших снабжение и ремонт техники, окончательно их унифицировать не получилось. Впрочем, даже сведение их числа до трех — иногда четырех при наличии в структуре тяжелотанковых полков, вооружённых «Тиграми» — позволило тыловым службам панзерваффе работать в гораздо более простой обстановке.

Вслед за умчавшимися вперед "Леопардами" выдвинулась вперед вторая рота, потом первая, третья и только потом настала очередь штаба батальона и самого Курта на командирской, оборудованной более мощной радиостанцией "Пантере". Замыкала построение рота самоходок.

Согласно плану 9-танковая в составе 41 танкового корпуса должна была ударить в направлении Дамаска с юга, преодолев за двое суток расстояние в 100 километров от границы. Сам город, понятное дело штурмовать танкисты не должны были, а вместо этого приняв восточнее, обойти столицу Сирии по дуге, отрезая ее защитников от связи с основными силами.

Одновременно с этим 15-ая танковая, входящая в 24 танковый корпус должна была ударить на север вдоль побережья Средиземного моря и, взяв Бейрут, тоже повернуть на восток, с целью взять обороняющие Дамаск дивизии в клещи. Пехотные же соединения по плану должны были атаковать этот город с фронта — благо расстояние от границы страны до ее столицы было всего полсотни километров — с тем, чтобы русские и их арабские и турецкий союзники не успели выпрыгнуть из уже взведенного капкана.

В целом, особых проблем на Палестинском направлении в ОКХ не ожидали. Собственно советских дивизий тут было не так много — по данным разведки всего четыре или пять — а ни сирийские ни турецкие войска особых опасений среди немецкого генералитета не вызывали.

Если бы кто-то спросил Курта, что он думает об арабах и турках как о возможных противниках, он б ответил достаточно пренебрежительно. И на то было несколько причин. Во-первых, после бельгийцев, французов англичан и американцев, бояться каких-то там «копченых», еще вчера крутивших хвост верблюдам — последнее дело. Майор достаточно скептически относился к расовой теории, о которой столь часто кричали из радиоприемников, но именно насчет местных жителей он в душе был вполне согласен с мыслью об их неполноценности. И эта мысль проистекала из «во-вторых». После появления немцев в Африке и Палестине, СС как и на всех остальных захваченных территориях принялись наводить свои порядки — которые нравились далеко не всем армейцам, кстати, однако, большинство в этом деле предпочитали молчать — и формировать разного рода «добровольческие» и «вспомогательные» отряды. Обычно боеспособность они имели не слишком высокую и использовались только как полицейские и карательные. Хотя были исключения, конечно, например дивизия СС «Викинг», набранная из скандинавов считалась вполне боеспособной, кое-какие части сформированные из французов и бельгийцев вполне годились для использования в первой линии и так далее. Впрочем, если посмотреть шире, то и всю итальянскую армию, которая в общем-то сражалась за свое отечество, по сравнению с тем же вермахтом боеспособной можно было назвать весьма ограниченно, но не суть. А важно тут то, что все попытки сформировать хоть что-то удобоваримое из местных совершенно провалились.

При том, что они с большой охотой записывались в создаваемые немцами части, реальной пользы от них не было вообще, скорее вред. Поскольку набирали туда по религиозному признаку в основном мусульман, которые расценивали это как «проездной» на возможность невозбранно грабить всех соседей иных вероисповеданий, поддержание порядка получалось весьма специфическим. Со знаком минус. Поэтому, экстраполируя свой опыт и на Сирийскую армию, немцы посчитали что особых проблем на этом фронте у них не будет.

Первый противник встретился подчиненным Курта почти сразу — километров через пять — после начала движения. Не считать же за противника десяток бойцов пограничного пункта, заранее разнесенного артиллерией, которые ошалев от появления немецких таков принялись палить по ним из винтовок. Там дело решила буквально одна очередь из спаренного пулемета, после чего пограничники сдались. Даже снаряды тратить не пришлось.

Небольшой городок Даръа защищал неизвестно что здесь забывший пехотный батальон Сирийской армии. Учитывая, что противотанковых средств у арабов не было как таковых, немецкие танки прошли сквозь жиденькую цепочку окопов как нож сквозь масло и не задерживаясь — пусть оприходованием пленных занимается следующая за танками пехота — двинулись дальше.

За полдня батальон Курта преодолел почти тридцать километров — треть пути до Дамаска — и при этом противника они больше и не видели. Даже вражеской авиации было незаметно, только несколько раз пролетали самолёты со свастикой. Впрочем, учитывая, что один раз над ними пролетел отчаянно коптящий 109-ый, которому явно хорошенько досталось, где-то там дальше на севере шла серьезная рубка в воздухе.

В полдень остановились на обед. Солдат требовалось накормить, а технику обслужить и перепроверить. Учитывая удушающую жару и вездесущий мелкий песок, забивающийся буквально в любую щель, двигатели танков имели тенденцию к перегреву. Приходилось постоянно чистить фильтры воздухозаборников и следить за температурой агрегатов.

— Как думаешь, такими темпами сегодня до Дамаска дойти успеем? — Подошел улыбающийся во все тридцать два Вилли, чья рота после возобновления движения должна была занять место в середине колонны. — Никогда еще так свободно не катался.

— Не накаркай, — сварливо ответил Курт. Он как командир батальона знал чуть больше. — От полковника Штайера пришла информация о необходимости внимательнее караулить воздух. Не все так уж хорошо идет у летунов, как нам казалось. Могут быть неожиданности.

— Ничего, — пожал плечами танкист. — Разберемся.

Как оказалось чуть позже — все-таки накаркал. Первое столкновение с русскими для первого батальона вышло весьма неприятным. Началось все, как это часто случается, неожиданно с чьего-то крика в эфире «воздух!». Русские самолеты, зашедшие низко, прячась в складках местности, заметили только в самый последний момент, что в общем-то неудивительно. Лязгающие траками по грунтовой дороге танки поднимали в воздух целые облака пыли, которая покрывала все вокруг толстым слоем. Теоретически командиры машин должны были обозревать окрестности высунувшись из люка, однако большинство предпочитало прятаться от пыли внутри. Даже не смотря на жару.

— В стороны, съезжайте с дороги. Машины ПВО к бою! — Не то, чтобы его подчинённые реально нуждались в таких очевидных командах, большинство из них было уже достаточно опытными солдатами, однако то как говорит командир зачастую не менее важно чем то, что он говорит. — Давай влево, туда за бугорок.

Последняя команда предназначалась мехводу.

— Вызывай полковника, где наше прикрытие? Мы здесь как на тарелке для них, даже спрятаться негде, — а это майор уже кричал радисту откидывая в сторону крышку башенного люка.

Курт высунулся из люка и ухватил рукоять зенитного МГ, которые последнее время стали устанавливать на некоторые танки в качестве эксперимента. Майор крутанулся вокруг своей оси и направил ствол пулемета в восточном направлении, откуда и атаковали русские штурмовики. Первые машины как раз заходили в атаку на четвертую роту самоходок.

Из-под крыльев русских штурмовиков начли срываться ракеты, оставляя за собой дымные хвосты и взрываясь в боевых порядках батальона. Практически одновременно с этим в верх навстречу вражеским летунам потянулись трассы ЗСУ-шек, пара которых прикрывала хвост батальона. В отличие от стандартного пулемета под винтовочный патрон комбата, для которого расстояние в километр было запредельным, для них такие дистанции были более чем рабочими.

Первый из вражеских штурмовиков выпустив ракеты, довернул вправо и пойдя вдоль колонны начал поливать пытавшуюся расползтись в стороны технику из своих пушек. Второй попытался повторить его маневр, однако напоролся на очередь «Видбельвиндов» и буквально развалившись в воздухе рухнул на землю. Курт злорадно стукнул кулаком по броне.

— Так его!

Участь погибшего товарища, видимо, впечатлила остальных, поэтому они разделились. Тройка штурмовиков развернулась к новой угрозе, а остальные вильнули влево, выходя ближе к середине колонны.

— Тра-та-та-та, — длинная очередь сорок второго улетела куда-то в сторону на глазах растущих силуэтов вражеских самолетов. Стрелять прицельно в поднятом пылевом облаке было все равно невозможно, а так глядишь куда-нибудь и попадет.

В хвосте колонны тем временем обе ЗСУшки получили свое и замолчали. То, что одна из них спустила на землю еще одного летуна было весьма слабым оправданием, учитывая скудость ПВО танкового батальона. Вряд ли пулеметы винтовочного калибра могли реально чем-то навредить бронированным штурмовикам. Тем не менее сквозь грохот взрывов было слышно стрекотание еще нескольких «газонокосилок»: танкисты предпочитали хоть как-то отстреливаться, а не просто безропотно ждать своей участи.

Вновь дымные трассы возвестили о пуске реактивных снарядов. Курт, бросив бесполезный пулемет, нырнул вниз, внутрь танка. Все-таки несколько сантиметров катанной брони давали определённую уверенность в себе.

Небольшой бугорок прикрыл командирский танк и РС детонировав в нескольких метрах особого ущерба нанести не смог.

— Гони, давай вперед! — Скомандовал майор по ТПУ своему мехводу. Больше тут стоять смысла не было, а в движущуюся цель попасть все же несколько сложнее. Рыкнул двигатель, хрустнула коробка и Курта бросило назад от резкого рывка. Сидящий за рулем сержант совершенно буквально воспринял команду комбата. Только это их спасло: буквально через две секунды на то место, где только что стояла бронированная машина, приземлилась бомба, поднявшая в воздух фонтан из земли и каменей.

Сколько времени продолжалось вся эта круговерть сказать сложно. Скорее всего — не долго, несколько минут, которые, впрочем, показались субъективно очень и очень долгими. Закончилось же все так же неожиданно, как и началось. На кружащие на трех тысячах советские истребители прикрытия обрушились зашедшие от Солнца орлы Геринга, заставив вражеских истребителей думать больше о спасении своей жизни, чем о резвящихся внизу штурмовиках. Последние же попытались построиться в кольцо для защиты друг друга, однако то ли опыта у пилотов было недостаточно, то ли понесенные ими потери сказались, однако получилось у них не очень хорошо.

В итоге, потеряв еще две машины, вражеские штурмовики бросились в рассыпную, подальше от негостеприимных немецких танкистов, которые даже если выпрыгнешь с парашютом вряд ли окажут теплый приём.

В небе же схватка получилась не столь простая. Для немецких летчиков оказалось большой неожиданностью в первый день войны, что русские визави на лобастых машинах с двигателями воздушного охлаждения существенно превосходят их в маневренности на виражах и почти не уступают на вертикалях. Подбив одну машину в самый первый момент атаки и посчитав прыснувших в разные стороны прочих неопасными, немецкая восьмерка на 109-х посчитала дело сделанным и принялась за штурмовики. Как оказалось, в дальнейшем, вывод этот оказался несколько преждевременным. По итогам боя, немцы записали на свой счет еще две победы, что называется «на опыте», но и сами потеряли три машины.

Что же касается 1-ого батальона 33-его танкового полка 9-ой танковой дивизии, то за первый день боев, пройдя к вечеру 45 километров, было потеряно девять танков, два грузовика, две ЗСУ и четыре самоходки. Формально задача была выполнена и 30 мая Дамаск таки взяли в кольцо со всеми обороняющими его частями сирийской и советской армии. Вот только уровень потерь с первого дня превысил все расчёты, что скажется несколько позже, впрочем, уже тогда даже последнему рядовому из интендантской службы стало очевидно, что простой новая война для Германии не будет.

Глава 7

Первый удар вермахта, не смотря на всю подготовку Красной Армии, оказался страшен. Понятное дело, что нападения Германии в Кремле ждали — все-таки скрыть концентрацию такой массы войск на границе было откровенно невозможно, поэтому вопрос был только один — когда именно Третий Рейх нарушит договор о ненападении.

Согласно плану «Барбаросса» вся группировка, предназначенная для боевых действий с СССР в Европе, была разделена на четыре неравных части. Это были группы армий «А» — предназначенная для вторжения в Прибалтику, «В» — содержащая главные ударные силы и долженствующая нанести главный удар на Москву и «С» — закрывающая южный фланг и занимающаяся оккупацией Украины. Плюс армейская группа, состоящая из словацких и венгерских дивизий, усиленных несколькими немецкими соединениями, выделенная для быстрого захвата Карпатской Руси, обещанной впоследствии Венгрии.

Главной целью на кампанию 1944 года ОКХ ставило захват Москвы с рассечением Европейской территории СССР на две малосвязанные между собой части — южную и северную. Отдельно войска, наступающие с юга из Палестины, должны были захватить нефтепромыслы Кавказа и решить, таким образом проблемы Германии с этим сырьем.

После трехлетней кампании во Франции немецкое командование весьма осторожно высказывалось насчет возможных сроков решения вопроса с Советским Союзом. С одной стороны, стратегия блицкрига уже один раз откровенно подвела, ведь Французов-то собирались разбить за два-три месяца, а война получилась куда как более затяжная. С другой стороны, кампания 1943 года в Северной Африке и на Ближнем востоке показывала, что при наличии возможности свободно маневрировать, максимальные темпы наступления могут составлять десятки километров в день.

По этому поводу у Гитлера случились разногласия с бессменным начальником генерального штаба ОКХ Францем Гальдером, который решительно протестовал против «шапкозакидательских» планов Гитлера. Еще 18 апреля на одном из очередных совещаний по поводу вторжения в СССР, раздражённый фюрер бросил своему генералу

— Почему вы закладываете в план всего семь-десять километров продвижения в день? Вы что не верите в доблестного немецкого солдата? Уже в сентябре мы возьмем Москву, а на следующий год выйдем на линию Архангельск-Астрахань, навсегда устранив красную угрозу с востока!

Просто неспособный разговаривать без пафоса Гитлер, особенно когда на него преданно смотрят «верные генералы», принял эффектную стойку и задрав нос, посмотрел на Гальдера свысока.

Мало того, что «бесноватый австриец» собирался решить все вопросы на востоке к концу 1945 года, он еще и планировал во врем зимней оперативной паузы 1944–1945 года одним ударом разобраться с «Балканской Антантой», которая давно уже мозолила немцам глаза. Эти планы уже совсем выходили за грани разумного, о чем, впрочем, Гитлеру говорить напрямую опасались. Можно было враз слететь с должности.

— Мой фюрер, — попытался как-то отбрехаться генерал. — Считаю планы разгромить русских в течение всего двух летних кампаний слишком оптимистичными. Как показал пример Франции, нельзя всерьез считать, что все пойдет по нашему сценарию. По-моему, война может затянуться на три-четыре года и нужно готовиться к худшему сценарию, чтобы в случае его наступления, это не стало для нас сюрпризом.

В общем, как в старом анекдоте «вот так слово за слово и получил ежик по морде» а Гальдер за свой невосторженный образ мыслей отправился в отставку. На место же главы штаба ОКХ был назначен Цейтлер, если и имевший свое мнение насчет гитлеровских планов, то разумно держащий его при себе.

Практически вся масса танков, предназначенных для наступления в Европе, была сосредоточена в составе группы армий «В», поэтому в первые дни именно войска Манштейна — а именно он командовал этим направлением — показывали самые ударные темпы наступления.

В самом начале войны согласно плану «Барбаросса» две танковые группы должны были ударить по флангам еще, по сути, не существовавшего Западного фронта и сомкнуть свои клещи за Минском. При этом именно группе армий «В» были приданы самые опытные летчики первого и второго воздушных флотов, а группам армий «А» и «С» в начале войны отводилась лишь вспомогательная роль.

Получилось, однако, не столь беспроблемно, как себе это представлял Гитлер. Советский союз действительно последние пять лет только тем и занимался, что готовился к будущей войне и было бы странно, если бы самый первый удар отправил красного гиганта в нокаут.

Проблемы немцев начались с самого начала: по опыту Франции и Бельгии, относившиеся к долговременным оборонительным сооружениям весьма скептически, немцы были неприятно удивлены стойкостью, с которой советы обороняются на возведённой после присоединения Польши так называемой «линии Молотова».

В отличие от практически сплошной «линии Мажино» во Франции, эта система укреплений не предполагала долгой статичной обороны и была предназначена в первую очередь для того, чтобы замедлить продвижение врага с запада на первых этапах войны. И надо сказать, она с этим в общим и целом справилась. Также проблемы сразу наметились и в воздухе.

Так, уже 27–28 мая в люфтваффе, а следом и в наземных частях с удивлением для себя обнаружили, что захватить преимущество в воздухе даже на центральном участке фронта им не удается. В небе в эти дни развернулась грандиозная битва, в которой с обеих сторон участвовало около пяти тысяч самолетов, что делает ее одной самых массовых в истории военных конфликтов во все времена.

По немецким данным за период с 27 по 30 мая люфтваффе уничтожило 1089 советских самолетов, из которых 973 в воздухе и 116 на земле. При этом собственные потери немцев, прошедшие по всем документам, составляли 311 машин и 213 пилотов, из которых часть погибло, а часть попало в плен, поскольку основное сражение разворачивалось над территорией занятой советскими войсками. Данные по раненным отсутствуют.

С другой стороны, по данным ВВС РККА за тот же период было потеряно всего 468 машин, из которых 71 была повреждена вследствие атак на аэродромы. Потери в летном составе составили 189 летчиков, при этом в графе «сбитые вражеские машины», согласно докладу Жигарева Сталину за первые четыре дня войны числилось 605 вражеских самолетов.

Таким образом, ни одна из сторон точных данных о происходящем не имела, однако, именно немецкие летчики за счет куда более обширного опыта показывали в первые дни войны несколько лучшие результаты.

Советских летчиков часто спасала техника, которая, что стало большим удивлением для немецких асов, не предполагавших от коммунистов столь мощного рывка в авиации, ничем не уступала самолетам люфтваффе.

Основу истребительной авиации СССР к 1944 году составляли три боевых машины, вернее если формулировать точнее — линейки машин. Самой старой, выпускавшейся еще с 1940 была линейка МиГов, самая последняя модификация которого носила индекс «7». МиГ был весьма специфической машиной, первой из самолетов нового поколения пришедших на смену верным «ишакам». Отличная скорость, хороший потолок и боевой радиус совмещались в нем с плохой маневренностью у земли, высокой посадочной скоростью и крайне сложным — благодаря задней центровке — управлением. При этом конструкторы все пять лет активно дорабатывали самолет, методично изживая недостатки, а достоинства усиливали еще больше. Тут нужно отметить, что авиаконструктор Микоян был родственником — если точнее братом сталинского наркома Анастаса Микона — и возможно только благодаря такой «волосатой лапе» его КБ позволяли доводить самолет так долго, в то время как любую другую, столь же проблемную, машину уже давно бы «зарубили».

Впрочем, нельзя не отметить, что МиГ-7 действительно получился прекрасной машиной, которая была, возможно, лучшей в своем классе. Новый мотор АМ-39, не только добавил еще дополнительных 700 лошадей, разом увеличив мощность «горячего сердца» в полтора раза, но и будучи немного тяжелее, сместил центровку вперед. Переход на алюминий вместо дерева, — за последние два года производство летучего металла выросло в СССР буквально на порядок — дал выигрыш в весе и прочности конструкции, что позволило усилить вооружение, и вместо двух 12.7мм пулеметов УБ поставить две 20мм пушки ШВАК, а были модификации даже с четырьмя пушками.

В целом, МиГ-7 получился отличным истребителем-перехватчиком, таким себе охотником на высоколетящие бомбардировщики, который весьма некомфортно чувствовал себя в «собачьей схватке» у земли. Но для этого у Советского Союза были другие машины.

В первую очередь — это поликарповский По-210, истребитель завоевания превосходства в воздухе, который стал развитием отлично себя показавшего, но так и не пошедшего в серию И-185. Сам Николай Николаевич по состоянию здоровья руководить своим КБ уже не мог — у него был рак желудка последних стадий и он умрет в конце 1944 года — поэтому главным конструктором тут числился Семен Алексеевич Лавочкин, чья «сольная карьера», вернее вместе с Гудковым и Горбуновым получилась не слишком удачной. ЛаГГ-3 — их совместное творение, получился такими себе самолетом на стыке эпох, родившимся слишком поздно, чтобы конкурировать с И-16 — и слишком рано — с другими самолётами нового поколения. А времени на превращение гадкого утенка в лебедя в отличие от других КБ, у которых был административный ресурс, этой команде не дали.

Полностью алюминиевый планер, доведенный мотор воздушного охлаждения М-90ф, из которого конструкторы и производственники смогли выжать 1800 лошадиных сил и три пушки делали этот самолет грозным противником даже для самых последних модификаций немецких мессершмитов.

Третьим истребителем, рабочей лошадкой, ВВС РККА стал яковлевский ЯК-7, который был легче своих коллег-конкурентов, дешевле и проще в производстве, что позволяло строить его куда большими сериями. При этом он был легок в управлении, показывал лучшую маневренность как раз на тех высотах, где происходило большинство схваток, имел достаточно неплохое вооружение и как нельзя лучше подходил на роль самого массового истребителя, хоть и отставал по номинальным параметрам от остальных самолётов своего класса.

Такое разделение крылатых машин по задачам было одновременно и сильной и слабой стороной ВВС РККА, поскольку с одной стороны отправляло в утиль саму идею унификации как производственных мощностей, так и учебного процесса будущих пилотов, а с другой — позволяло добиваться лучших результатов используя разные виды самолетов для разных задач.

В целом сражение, развернувшееся на фронте от Балтийского моря до Карпат, сразу приняло характер крайнего ожесточения. 1–3 июня обошедшие стороной Брестскую крепость немцы из состава 1-ой танковой группы генерала фон Тома, наступающие в общем направлении на Гомель, столкнулись с мощной контратакой 2 танковой армии РККА в составе трех танковых корпусов. На узком участке фронта с обеих сторон сошлось больше тысячи бронированных машин, в основном «Пантер» и Т34М. На стороне русских было некоторое численное превосходство, на стороне немцев — опыт и стратегическая инициатива. В ходе трехдневной мясорубки, немецкие танкисты сумели перемолоть большую часть советских танков, что, правда, стоило им и своих громадных потерь. Но даже не две с половиной сотни подбитых и сгоревших «кошек» стали главным результатом битвы, в которой советы «сожгли» почти шесть сотен своих средних танков. Гораздо важнее было то, что южный «клин» группы армий «В» по плану «Барбаросса» обязанный захлопнуть капкан вокруг Минска на четыре дня — именно столько понадобилось генералу танковых войск, чтобы привести свои части в порядок, подвести боеприпасы и топливо, справится с мелкими повреждениями и вновь начать наступление — потерял темп, и в будущем это позволило дивизиям Западного фронта выскользнуть из огромной ловушки.

Правда не всем. Столица Советской Белоруссии была захвачена вермахтом после тяжелого штурма города 16 июня. Оставшиеся в котле четыре стрелковых и одна — вернее ее остатки — танковая дивизия сражались до полного исчерпания средств к обороне, после чего сложили оружие.

На южном и северном направлениях, за первые два десятка дней немцы тоже продвинулись весьма существенно, хоть и гораздо меньше, чем в центре.

Наступление в Прибалтике группы армий «А» фельдмаршала Лееба сразу столкнулась с тяжелым рельефом, скудным на пригодные для масштабного наступления дороги, изрезанным большим количеством мелких речек и оврагов. Плюс современных танков у противника оказалось в несколько раз больше, чем это предполагала немецкая разведка. Впрочем, все это не помешала вермахту с первого дня войны завладеть инициативой и, попутно громя части непосредственного прикрытия границы, неуклонно прогрызать себе дорогу на север. С другой стороны, сразу обозначилось и в следующие дни начало усиливаться отставания от утвержденного ОКХ плана наступления. Русские, отступая, в основном успевали взрывать заранее подготовленные к этому мосты, и это, вероятно, сдерживало немецкие танки даже сильнее чем сопротивление защитников.

28 мая немцы вышли к реке Дубисса и обнаружили, что все мосты через нее уничтожены. Речка, через которую в засушливые годы можно переплюнуть, шириной в самом широком месте метров до двадцати, имела топкие и изрядно заросшие берега, поэтому сходу ее форсировать не удалось. На наведение перепав ушел почти день — тут постарались советские летчики дважды вечером 28 и утром 29 бомбившие работающих немецких саперов — после чего наступление продолжилось.

Задержка эта позволила русским отвести войска и избежать окружения в районе Лиепаи, где оборону держала 67 стрелковая дивизия и подготовить контрудар силами 8 и 9 танковых корпусов. Контрудар, этот, впрочем, так же, как и в Белоруссии оперативно никак на обстановку не повлиял, задержав наступление вермахта на три дня. Каунас пал 4 июня, 5 — Шауляй, а к 10 июня немцы вышли на рубеж Западной Двины, где СССР, воспользовавшись теми двумя неделями, что подарили им сражающиеся до последнего на границе части, успел выстроить более-менее крепкую оборону.

Попытка форсировать Западную Двину в районе Шауляя частями 56 моторизованного корпуса полностью провалилась. Контрудар 27 танковой дивизии 11 июня сбросил немцев с занятого ими плацдарма и вынудил взять оперативную паузу для подтягивания тылов.

А вот в полосе группы армий «С» — командующий фельдмаршал Паулюс, — наступавшей южнее полесских болот, в первые дни войны немцам не удалось значительно продвинуться, хотя, возможно, дело в том именно здесь им было труднее всего.

Группе армий «С» не имевших значительных танковых соединений, пришлось столкнуться с массированными контратаками с использованием сотен бронированных машин. Именно тут, под Луцком, передовые части вермахта впервые познакомились с танками КВ-3, считающимися в РККА уже порядком устаревшими, но все еще во множестве стоящими на вооружении тяжелых танковых частей. Знакомство это, с какой стороны не посмотри, произвело на немецкую пехоту, в какой-то момент понявшую что им просто нечем пробивать этих стальных монстров, просто неизгладимое впечатление. Только низкая подвижность КВ-3, крайне паршивое взаимодействие между родами войск и даже отдельными частями — советские генералы еще только учились воевать — позволило немцам заделать дыру в левом фланге своих атакующих построений и не допустить прорыва советских танков себе «за шиворот».

В итоге, после продлившегося целых двенадцать дней пограничного сражения, вермахт все же смог прорвать фронт южнее Львова и вырваться на оперативны простор. Вот только к этому времени по линии Ровно-Тернополь, упирая правый фланг в болота на севере, а левый — в горы на юге, советы уже успели подготовить новую полосу обороны и готовы были встречать немцев с распростёртыми объятиями. Ну а попавшие в окружение в районе Луцка четыре пехотные дивизии… Что ж — это война, она без потерь не бывает.

Документ 2

«Тридцать лет в строю» Пьер Бийот (пер. Самохвалова), М. Воениздат 1981 г.

О нападении бошей на Советский Союз мы узнали на следующий день, 28 мая и были этой новостью изрядно поражены. Как я уже не раз говорил, только попав в эту загадочную северную страну, я действительно понял, что означает по-настоящему готовиться к войне. То же, чем занималась моя прекрасная Франция в период между Версалем и маем 1940 года, никак иначе кроме как профанацией я назвать не могу.

Отсюда и наше удивление. Как немцы, с таким трудом покорившие маленькую слабую Францию, растянув свой фронт по трем континентам и объявив войну половине планеты, решились напасть еще и на красного гиганта? Воистину, если Боги хотят наказать кого-то, они в первую очередь отбирают разум.

29 мая к нам в часть приехал человек из ГПУ [Видимо, автор имеет ввиду политическое управление РККА, однако точно установить это за давностью лет и по причине неразберихи начала войны — невозможно. — Прим. Ред.], нас вывели из бараков — да, жилищные условия интернированных были отнюдь не райские, но вероятно гораздо более приличные чем у бедолаг из Дахау — и зачитали предложение правительства Советского Союза поступить на службу в армию в качестве добровольцев. Это конечно же было пустой формальностью, ведь свое согласие поучаствовать в будущей войне, буде такая приключится, каждый из нас дал еще два года назад, сразу по прибытию на эту землю. Не зря же нас учили русскому языку, местным уставам и обращению с техникой советского производства, да и просто кормили, одевали и содержали не привлекая ни к каким работам все это время.

Советы вообще подошли к подготовке к будущей войне крайне основательно. Так, например, нас, французских офицеров, имеющих за плечами не один год реального боевого опыта, не раз и не два возили читать лекции в какие-то [согласно дошедшим до нас документов, Пьер Бийот читал лекции в московской Военной академии им. Сталина, известной сейчас как Военная ордена Ленина, Краснознамённая академия бронетанковых войск имени Сталина. — Прим. Ред.] высшие военные учебные заведения, для передачи молодым танкистам приобретенного за время войны опыта. Кроме того, нас заставляли готовить учебные материалы, воспроизводить обстоятельства проведенных боев, давать справки об особенностях немецкой техники и тактики, и вообще использовали наш опыт по максимуму.

Однако вернемся к тем трагическим событиям конца мая, начала июня 1944 года. Наша часть, вооруженная средними танками Т-34М и легкими Т-50, находилась в районе города Калинин, и уже 8 июня мы получили приказ на передислоцирование ближе к линии фронта. Куда именно, нам естественно не сказали.

За эти семь дней — с 28 мая по 4 июня — были улажены все формальности, насколько я понял между правительствами Франции и Советского Союза были подписаны какие-то договора на этот счет, и был сформирован добровольческий корпус «Нормандия», [официально днем рождения корпуса «Нормандия» считается 7 июня, однако все принципиальные вопросы были улажены на несколько дней раньше. — Прим. Ред.] в который впихнули всех перевезенных на «большую землю» французских солдат и офицеров. На полноценный корпус личного состава не хватило, поэтому нас достаточно щедро разбавили простыми советскими парнями, благо за два года мы успели выучить русский язык на достаточном уровне, чтобы не возникало проблем с коммуникацией в быту.

Перемещение танкового полка на добрые полтысячи километров, даже в военное время дело не быстрое. Тем более в военное. Московский железнодорожный узел мы преодолевали ночью, и я просто поразился этому громадному муравейнику из людей и поездов, пересекающихся в одном месте. При этом, судя по всему, светомаскировкой в столице советского государства пока не заморачивались, [обязательная светомаскировка в Москве была введена в конце июня 1944 года после первой удачной бомбежки города прорвавшимися через все эшелоны ПВО столицы немецкими бомбардировщиками. — Прим. Ред.] потому что железная дорога была ярко освещена и было видно, как туда-сюда снуют сотни работников, обеспечивая своевременную доставку войск и грузов на фронт.

Что касается вестей с фронта в эти дни, то они были весьма тревожными. Мы, французы, знали как никто другой как меняется тон пропаганды в зависимости от успехов армии на фронте. Если ты слышишь название взятых или хотя бы обороняемых городов и сел — все хорошо, если же дикторы начинают вещать о беспримерном мужестве, отваге и героизме, без упоминания конкретных населенных пунктов, значит дела плохи и фронт начал откатываться, сдавая километр за километром. Так было во Франции, так было в России и так, наверное, будет на любой войне.

13 июня нас выгрузили в районе города Орша. Настроение находящихся тут войск было несколько подавленным — никто не ожидал таких неудач вначале войны, которую собирались вести на чужой территории — однако далёким от панического. Все были полны решимости остановить стремительное продвижении вермахта и выбросить оккупантов со своей земли.

17 июня пришла весть о захвате вермахтом Минска, первого действительно крупного города СССР, что вызвало с одной стороны растерянность, а с другой какое-то ожесточение. Все вокруг буквально рвались в бой.

В ночь с 18 на 19 июня наш город бомбили, на все небо было видно зарево пожаров. У меня от этого случилось сильнейшее дежавю. Сколько горящих французских городов я видел за время войны? Уж, наверное, не один десяток.

После короткой паузы связанной с подтягиванием тылов, 20 июня немцы вновь перешли в наступление на центральном участке фронта и наш корпус приданный сверх штата 2-ой танковой армии генерал-лейтенанта Романенко, был одной из тех частей, которые должны были парировать возникающие то тут то там разрывы фронта, постепенно отказывающегося под ударами немев.

Непосредственно моему полку вступить в бой пришлось уже 22 июня в районе городка Берзино [Березино, автор, видимо, неправильно запомнил название населенного пункта. — Прим. Ред.] на подступах к Могилеву.

Как это часто бывает, сам бой сохранился в памяти урывками. Наш полк должен был контратаковать прорвавшиеся танки фон Тома, чтобы заткнуть дыру и дать время пехоте на флангах отойти и сформировать новый рубеж обороны, однако пока мы добрались своим ходом до места назначения, стало очевидно, что контратаковать уже поздно. Вместо этого мы получили приказ удерживать мост через реку до последней возможности, а в случае отступления взорвать эту переправу, дабы она не попала в руки врага целой.

Второй батальон, командиром которого я непосредственно являлся получил приказ обойти город слева и занять позицию за рекой для возможного удара во фланг наступающим. Под моей командой тогда находилось три танковые роты: две линейные роты по десять танков Т-34М и легкая рота на танках Т-50, что с одной стороны позволяло прекрасно маневрировать на поле боя, а с другой вынуждало выдумывать что-то более хитрое чем простая лобовая атака, поскольку 76-мм пушки моих машин в лоб немецкие «Пантеры» не брали совершенно. Некоторые части к тому времени уже получили танки с новой 85-мм пушкой, позволяющей воевать с «кошками» если не на равных, то близко к тому, однако до нас они тогда еще не дошли.

Если же характеризовать машину, на которой мне пришлось принять первый бой на советской земле, то эпитеты мои будут исключительно превосходного характера. Будь у меня под командой полк таких танков в 1940 году, я бы к тому времени уже довел свет до трехзначного. Отличная броня, особенно лобовая, превосходная подвижность, вполне сносная пушка, невиданная доселе надежность и ремонтопригодность. При этом очевидно, что идеальный танк как для 1941, спустя три года уже несколько устарел, превратившись из лидера по всем параметрам в крепкого середняка.

Мой батальон обойдя вышеназванный город с юга занял позицию по берегу одноименной реки, в то время как два других батальона заняли предмостное укрепление и укрепились в жилой застройке. Наша задача была — не пропустить немцев на восточный берег реки, как минимум до конца дня, что означало, что на нас движется по меньшей мере танковая дивизия противника. Положение еще осложнялось практически полным отсутствием под рукой пехоты, способной прикрыть танки, однако по приказу все того же Романенко, полковник Ожье мог задерживать и принимать под команду любые отступающие части и отдельных бойцов, следующих на восток. А таких, к слову, было не мало.

Мы заняли позиции ночью, все утро занимались окапыванием и маскировкой — спасибо немцам, они нас еще во Франции научили не торчать посреди поля мозоля глаза вражеским артнаводчикам — а с запада тем временем тянулись иногда по-отдельности, иногда небольшими группами отступающие солдаты. Помню, как у меня больно кольнуло сердце от узнавания практически идентичной ситуации, пережитой два года назад.

Так или иначе, к обеду нам — вернее стоящим перед городом батальонам — удалось собрать почти две роты солдат, из которых и сформировали часть прикрытия. Представляю, как удивлялись простые русские парни, попадая под командование французов в советской военной форме. Впрочем, именно для того, чтобы ни у кого не возникало дурных мыслей, к нашему полку был прикреплен взвод бойцов из особого отдела армии, разъясняющий непонятливым, как говорят в России, политику партии. Хотя, думается мне, что они и за нами приглядывали одним глазом, не доверяя иностранцам на сто процентов. С другой стороны, винить за это тоже было нельзя, уверен, у нас бы поступили точно так же.

Передовые немецкие отряды — сначала мотоциклисты, потом разведка на бронетранспортерах — появились перед нашей обороной в район трех часов пополудни. Первых отогнали несколькими пулеметными очередями, вторые же остановились на расстоянии около километра от крайних строений городской черты и принялись неторопливо постреливать в сторону защитников, пытаясь спровоцировать нас на реакцию. Естественно, вскрывать оборонительные порядки до подхода немецких танков никто не собирался.

Главные действующие лица появились на арене еще через час. Сначала на дороге показалась рота «Леопардов» и попыталась сходу проскочить в сторону центра города с целью занять мост через реку. Судя по вопиющей наглости, такой маневр делали они уже не впервой. Тут, однако нам уже пришлось показать бошам, что легкой прогулки у них сегодня не будет. Подпустив немецкие машины на расстояние в две сотни метров, замаскированные до того танки без особых затей, буквально как в тире, расстреляли пять машин противника, позволив откатиться обратно к лесу лишь двум.

Описывать тут весь бой я не буду, это займет слишком уж много места, да и было еще этих боев столько, что страшно даже вспоминать. Скажу только, что Берзино мы удерживали целых три дня, отбивая постоянные атаки бошей, подвергаясь регулярным налетам авиации и артиллерийским обстрелам. Справедливости ради, нужно тут сказать, что обороняли город мы не сами, и я сейчас имею ввиду не только подобранных нами окруженцев. 23 июня к нам подошел 168 стрелковый полк, занявший опустевшие — кто мог уже ушел на восток, а кто не мог — погиб под немецкими обстрелами — к тому времени руины городка.

24 и 25 июня наш потихоньку уменьшающийся в численности полк выдержал 12 атак немецких танков. За тот бой я довел свой личный счет до пятидесяти пяти машин и лишь исчерпав окончательно все возможности к обороне — немцы наладили переправу выше по течению и грозили поймать нас в окружение — в ночь с 25 на 26 июня оставшиеся боеспособными ошметки двух полков получили приказ на отход.



Поделиться книгой:

На главную
Назад