Уроборос

В углу помещения торчала змеиная голова камеры, но Инка за стеной была ей не видна. Девушка откуда-то понимала, что ей нельзя попадаться, слишком уж вызывающая она была в своих синих джинсах и белой майке, слишком яркая и слишком чистая.

И – это всё? Где же… он? Где хоть кто-то?

Инка прокралась вдоль стены и выглянула за угол. Там уходили вдаль и свивались анакондами такие же точно проходы-змеи с торчащими камерами, многократно повторяясь. Образцы снуло сновали меж ними, слепо тыкаясь в стены, и стены их пожирали.

Снова спрятавшись, девушка опустилась на грязный пол и поджала колени к груди. То, куда она так стремилась, не дало никаких ответов, и даже никаких вопросов не дало. Мозг работал чисто и ясно, как никогда, против её воли анализируя то, о чём она не хотела думать. Люди врут. Все врут, когда им что-то нужно. Когда некогда объяснять. Когда требуется побудить на действие.

Она была так уверена, что они встретятся, что он её встретит, что есть какой-то план… И вдруг оказалось, что плана нет, ничего нет, и он, занятый другими образцами, просто не успел, его схватили смотрящие, его выжгло в пепел в этом сером городе.

Встретимся на другой стороне – вот что он сказал, но с чего она взяла, что он пошёл за ней следом?

Инка сжала кулаки. Его нет, но он был. И зачем-то он был нужен. Зачем-то и она была нужна. А значит, всё, что сейчас кончилось, начнётся с неё.

А ещё она поняла, что перед ней не стена, а чёрное зеркало, многократно отражающее лабиринтом очень маленькое пространство.

Стена приблизилась, и Инка впервые увидела себя и поняла, что это она.

Худое бледное лицо, светлые глаза и тёмные волосы, собранные в хвост, тонкие губы, тонкая шея, тонкие пальцы – это всё была она, её тело, её сущность. Спрут выбросил щупальца, и зеркало растворилось.

Люди-тени остались бродить под камерами в зеркальном лабиринте, а впереди был он. Напротив него стояла худенькая оборванная девушка, очень похожая на образец № 284, ту, которая отчаянно бежала к шлюзу в далёкой вспышке прошлого.

Какое-то внутреннее знание подсказало, что есть и ещё. Их было много, таких, как она. И все они были всего лишь средством. А он не был плохим или хорошим, у него были свои цели, и эти цели оправдывали подобные средства.

Закончив говорить, он скользнул по Инке равнодушным взглядом и собрался было уходить, но она, вспыхнув от гнева, схватили его за руку.

Он удивлённо дёрнулся и брезгливо стряхнул руку, словно сор с рукава, и тогда Инка хлёстко ударила его по лицу. Другой застыл.

– Хорошо, – спокойно сказала Инка, и звук собственного голоса потряс её больше, чем всё остальное. – Думаю, что ты и сам всё знаешь, но я скажу. Я столько всего… Я даже не знала, зачем это всё. Я просто…

– Делала, что скажут. – Он кивнул, рассматривая её с некоторым недоумением, лёгкой досадой и сочувствием. Кажется, Инка вела себя неправильно, но ей было всё равно. Говорить было необязательно, он и так всё понимал. И всё равно был твёрд. – И мы многого достигли благодаря вам. Ты одна сделала столько всего…

– Я сделала! – прошипела Инка. – Потому что это я! Я, я! Не смей ты! Не смей приписывать себе!

Чёрный город

Отпустили её без проблем, она всё равно ничего не помнила и не понимала. Просто вывели куда-то за зеркала, толкнули в спину и захлопнули дверь за спиной.

На неё обрушилась тьма, и Инку парализовало. Она стояла в черноте и только и слышала, как бухает собственное сердце, в ушах шумело.

Рядом прогрохотал поезд. Раздался сигнал автомобиля. А следом в уши полился шум. В черноте резкими синими огнями начали вырисовываться силуэты.

Возвращаться Инка и не подумала.

Здесь её тоже зарегистрировали как бродяжку с амнезией, но этот сценарий она уже проходила и прекрасно знала, что делать. Сопротивление её предало, но она всё равно не знала ни его лидеров, ни его членов, ни его целей, а правительству нового незнакомого мира не доверяла. Прошлого у неё никогда не было, настоящее осточертело, и она принялась создавать будущее. Только своё и только для себя.

Хоть памяти и не было, навыки оставались. На идентификационном тесте профессиональных склонностей Инка узнала, что разбирается в оружии, умеет постоять за себя в драке, наложить шину на перелом, справляться с ожогами, обладает высокой стрессоустойчивостью и хорошей памятью. Тестировщик с большим сомнением отнёсся к её идее стать хирургом, но Инке было всё равно, что он думает. В этом городе всё было ясно и упорядоченно. И где-то в будущем она должна быть готова ко всему, что может принести лопнувший нарыв сопротивления. У неё впереди была целая жизнь и немного социального пособия. И посуда ей осточертела.

Сперва учиться и работать одновременно было сложно, но девушка, пользуясь всеми доступными ей средствами и не гнушаясь общественно порицаемых, устроилась в медцентр сперва уборщицей, потом администратором.

С жильём тоже было просто и решилось само собой: сначала она спала с охранником, потом с медбратом, потом жила с ординатором. А когда добралась до главного хирурга, всех их вежливо попросили сменить работу.

Также хирург договорился, чтобы ей позволили наблюдать за работой травматологов, и оплачивал репетиторов для подготовки к экзаменам. Он умер от сердечного приступа незадолго до её поступления, оставив любовнице небольшую квартирку недалеко от клиники конкурентов. К ним Инка и перебралась с лёгким сердцем уже в качестве медсестры, когда главный врач брезгливо указал ей на дверь.

Все они принимали её за свою.

А в недрах города всё зрело и пухло сопротивление, и, глядя часами в ночное окно на чёрный город, переливающийся синими огнями, Инка думала и не могла понять, чему же они сопротивляются. Прошло уже столько лет, а они там всё копили что-то, готовились и ждали.

Это нервировало и раздражало, и она тоже готовилась: училась ещё лучше драться и стрелять, знала наперечёт лекарственные и съедобные растения и звериные повадки, говорила на пяти языках и держала в кладовке собранный рюкзак с медикаментами и припасами.

Те, кто считал себя её друзьями, посмеивались над ней и дразнили выживальщицей, но Инка знала, что в глубине души они все боятся. И ещё знала, что она стала очень-очень ценной. И если что-то всё же случится, она со своими навыками понадобится обеим сторонам.

И то, что случилось, на самом деле было неминуемо рано или поздно.

Это были экзамены пятого курса. Многим они дались нелегко, шесть человек исключили, ещё пятеро взяли академический отпуск. Те, кто остался, пировали в кафе на третьей улице, взбудоражено обсуждали попавшиеся вопросы, свои ответы и обмывали закрытые табели.

Инка смеялась вместе со всеми и обсуждала, как далеки уже преподаватели от реальности. Она сама сдала всё далеко не с отличием, но с первого раза, как и всегда. Однокурсники в глаза и за глаза говорили о взятках и особом отношении, но Инка только пожимала плечами. Сдавать ей помогал опыт в клинике и абсолютная толстокожесть. Люди чувствовали рядом с ней смутное беспокойство, и это выражалось по-разному: от попыток панибратского разговора на равных до раздражённых криков, но все они предпочитали как можно меньше времени с ней общаться.

Поэтому она никогда не оставалась до конца вечеринки. Допив второй коктейль и доев салат, девушка засобиралась домой.

Тёмная прихожая осветилась мягким персиковым светом. Инка повесила ключи на крючок и отправилась мыть руки.

Чужое присутствие она почувствовала ещё из-за двери, наитием зверя. Оно же подсказало, что чужак не опасен.

– Ты.

Зачем он пришёл, было понятно: весь ковёр закапан кровью.

Мужчина попытался подняться, но упал обратно в кресло.

– Ну? – неприветливо спросила Инка. – Можно пропустить часть, где ты просишь никуда не звонить?

Он обессилено усмехнулся и приложился к бутылке с самым крепким пойлом, которое было у неё в шкафу.

– Это ты зря, – девушка отобрала у него бутылку. – Давно сидишь?

– Они сказали – аппендикс, – еле слышно прошептал мужчина. – Должны были вырезать. Анестезия не подействовала как надо. Успел заметить как пришли… брать… Пришлось отбиваться… стреляли.

– Вижу.

Инка наклонилась над ним и по-звериному обнюхала каждую рану. Дырки от пуль особо не кровоточили, но неизвестно, что они наделали внутри. На руках и животе следы скальпеля.

– Хотели взять живым, – объяснил гость. – Помоги. Пожалуйста.

– Пули выну, зашью, – бросила девушка. – К завтрашнему вечеру уберёшься отсюда, иначе вызову полицию.

– Спасибо.

Быстро сработать не получилось. Сперва Инка занялась пулевыми. Портативный диагност не обнаружил смертельных ранений, но их было много, большая кровопотеря.

Быстрее всего Инка разобралась с пулями, которые застряли в мякоти, с парочкой тех, что вошли в кости, пришлось повозиться. Остерос было жалко, дорого достался, но он быстро собрал мелкие осколки и скомпоновал из них мозольную ткань, к утру зарастёт. С аппендиксом было всё в порядке, и, несмотря на желание Инки вырезать и его, и кое-что ещё, она всего лишь совместила края мышц, а кожу зашила по старинке иглой и шёлковой нитью.

Оставались мелкие порезы и ранки, их она обработала уже после того как поставила капельницу с универсальным кроветворящим раствором.

Пациент выдохнул сквозь зубы и наконец-то разжал кулаки, серое потное лицо разгладилось.

– Сколько у тебя всего, – уважительно сказал он. – Я уйду, обещаю. – И охнул, попытавшись встать. – Жаль, не было наркоза. Но я понимаю, нельзя просто так…

– Всё у меня есть, – Инка презрительно подняла брови. – И общий, и местный.

В ответ она услышала пару непечатных выражений, но кажется, всерьёз он не злился.

– Спать будешь на кровати. Я всё равно сейчас уйду на дежурство. Вот таблетки, примешь через два часа. Вот это разведёшь в стакане с водой. Заранее не надо, выпьешь, если будет очень больно. Может быть жар, это нормально. К утру вернусь, сделаю завтрак. Сам ничего не трогай, буду смотреть состояние. Захочешь пить, вот тут в бутылке, больше нельзя, даже если очень захочется.

– А в идеале, чтобы я убрался отсюда к твоему приходу? – понимающе склонил голову гость.

Инка поморщилась. На самом деле она тоже на него не злилась, слишком уж незначительным теперь было всё, что с ней случилось в начале жизни. И она даже уважала и принимала его борьбу и его непонятную цель, но теперь он был серьёзной угрозой её с большим трудом выстроенной размеренной жизни.

– В идеале я хочу убедиться, что не зря потратила на тебя свои запасы.

– Спасибо, – повторил он. Он тоже не заискивал и не оправдывался. И понимал, что она теперь с другой стороны.

Когда Инка вернулась, в кровати никого не было, а в душе шумела вода. Кровавые тряпки тоже исчезли, наверное, гость закинул их в стиральный аппарат.

Усталости не было, как и всегда после дежурства, но в этот раз девушка не стала закидываться снотворным, а разложила по местам принесённые медикаменты взамен использованных.

Шум воды прекратился, и босой гость вышел к ней с полотенцем в руках. На нём ничего не было, кроме серых свободных штанов. Инка придирчиво рассмотрела швы и повязку, но с ними было всё в порядке.

– Как? Сам? – отрывисто спросила она.

– Всё хорошо, только глаза режет, – ответил он и сел на кровать, принявшись не менее внимательно её разглядывать. – Ты изменилась. Волосы отросли. И… всё остальное.

– Помнишь меня? – Девушка прошла к окну, задёрнула шторы и включила ночник. Он сразу же располосовал пространство мягкими тенями, выдавливая черноту.

– Да… наверное. Это ты была тогда… в белом.

Девушка, не удержавшись, подняла брови. Надо же, и вправду помнит.

– Ты изменилась, – повторил он. – Я следил за тобой.

– Зачем это? – тут же ощетинилась Инка.

– Ничего такого. – Гость в примирительном жесте поднял руку. – Просто было интересно, куда ты зашла. Только ты смогла так далеко…

– Только я? – Уничижающе перебила Инка. – Ну, конечно, только я. Мы это уже проходили.

Гость чуть заметно поморщился, не желая ни оправдываться, ни доказывать.

Девушка смерила ему температуру, заглянула в зрачки и снова обнюхала все раны, потом выдала питательную капсулу.

– Есть пока лучше не надо. – И спросила, помолчав: – Как тебя зовут?

Гость замялся, спрятал глаза и поморщился.

– Ну, пусть для тебя будет Сэл.

– Сэл, значит. – Она покатала имя на языке. – Пусть будет так.

– И больше ты ничего не можешь спрашивать, – резко бросил он, мгновенно напрягшись.

Инка села рядом с ним и, не мигая, зачарованно уставилась ему в лицо. Потом дотронулась до полувысохших волос. Он совсем не изменился за шесть лет, но она его уже почти не помнила и поэтому смотрела жадно: на тёмные глаза, от которых расходились морщинки, на угрюмые бороздки возле носа и бровей, на седые волоски в чёрной щетине, на упрямо сжатые губы, на широкие плечи, где одну из ключиц расчерчивал толстый пухлый шрам, похожий на гигантскую жирную личинку, на исполосованные скальпелем грудь и живот. Рука скользила всё ниже, пока скользить стало больше некуда. Спрут, колыхаясь, расцвёл высоким огненным цветком под её пальцами, свивал кудрявые щупальца с белой пеной кружевных присосок, гладил вздрагивающую от прикосновений кожу, клекотал в горле и в истоме стелился по кровати, исходил потом и хриплыми судорогами…

А вечером его забрали.

Инка кивнула полицейскому и больше не смотрела. Слов было не нужно. Они на разных сторонах.

Белый город

Сюжет закончился, и в белый лоток деловито посыпались листы отчёта. Те же данные дублировались на большом экране в центре экспериментальной лаборатории.

Высокий темноволосый мужчина в одежде цвета хаки терпеливо ждал, когда с него снимут фиксирующие ремни. Мера излишняя, но предусмотренная правилами техники безопасности. В прошлом на начальных этапах были случаи, когда люди не сразу приходили в себя после погружения.

На соседнем стенде лежало тело стриженой девушки, очень худое и лёгкое. Глаза её смотрели в одну точку, изредка моргая. От головы ветвились проводки, считывая последние байты информации.

Образец № 284 закреплять никто и не думал, хватало блокатора мозговой активности.

– Ну что, – торжественно начал лаборант, сноровисто рассортировывая на экране голограммы, – конечно, утверждать ещё рано, нужна пара подтверждений, но предварительно, как мне кажется, но это только моё мнение, и я прошу это учитывать…

– … можно расписаться в успехе, – брезгливо заметила светловолосая женщина и гневно уставилась на мужчину в стенде.

Лаборант кинул на неё возмущённый взгляд и почесал шею.

– Неофициально, но, общем, да. Контрольный образец показал всё, что требовалось: отвержение социализации, приверженность дисциплине, полное отрицание самой идеи какого-либо бунта. С последним испытанием вышла накладка, всё-таки сближение вышло… – он кашлянул и замялся, – неожиданно близким. Но даже после такого она его сдала. А ведь он был вообще единственным, кто…

– Да-да, понятно, – отмахнулся нервный человек в костюме-тройке, застёгнутом на все пуговицы. Даже рубашка у горла была застёгнута. – А она не… ну, я не знаю.

Он подошёл к стенду, где лежала образец № 284 и помахал рукой перед её лицом, дёрнул за руку. Образец не отреагировал. Тогда он замахнулся пнуть образец по голени. Его аккуратно, но твёрдо отвёл в сторону мужчина в одежде цвета хаки.

– Что это значит?

– Пустая формальность, вы ещё не провели оплату, – улыбнулась светловолосая женщина. – И пока что это наша собственность, а мы бережно к ней относимся, вот и всё. Как только сделка будет завершена, можете делать с ними, что угодно. Тем более вам так хорошо продемонстрировали все их возможности, – съязвила она.

– Вы считаете, что меня интересуют такие… «возможности»? – холодно осведомился человек.

– Конечно нет, – улыбнулся мужчина в одежде цвета хаки. – Просто у кого-то приступ неуместной ревности. Образец показал себя наилучшим образом. Но нужно ещё несколько тестов перед показом. Хотя бы графику доработать. – Он внимательно посмотрел на лаборанта. – И проработать сценарии. Куда образец постоянно метался на второй локации? Выровнять траекторию. И что был за сбой между второй и третьей, почему её вынесло в шлюз для брака?