Помоги проекту - поделись книгой:
Скорее всего, такая мысль ему даже в голову не приходила.
А зря. В те далекие годы в Венеции с оккультными науками все-таки связываться не стоило. Прошло совсем немного времени, и пасть каменного льва, служившая почтовым ящиком для тайных доносов, адресованных Совету Десяти, проглотила несколько ядовитых писем от «доброжелателей», и тайная полиция дала этим бумагам ход. К счастью для Казановы, у сенатора Брагадина имелись немалые связи, и он вовремя узнал о том, что готовится, а узнав, тут же предупредил своего приемного сына.
— Ты должен уехать, Джакомо! — взволнованно сказал он. — Сегодня же ночью моя гондола отвезет тебя на материк. У меня сердце обливается кровью при мысли о разлуке с тобой, но лучше тебе уехать, потому что твоя жизнь в опасности.
Старик был искренне расстроен, да и сам Казанова, поняв, что заигрался, был совсем не прочь уехать. К тому же, он еще не успел утолить свою страсть к путешествиям. А еще сенатор Брагадин, проявив просто невиданную щедрость, вручил ему на дорогу кошелек, туго набитый монетами.
Но куда было направиться?
Вот, например, хороший город Милан, но там Казанова, проведя ночь с некоей Мариной, был арестован патрулем за нарушение комендантского часа. Заключение оказалось развеселым: в караульном участке он вместе с дежурными офицерами несколько часов забавлялся с двумя шлюхами самой отталкивающей наружности. Результат? Опять пришлось лечиться полтора месяца, соблюдая режим и скучая. Сам Казанова об этом пишет так: «Из-за дурной погоды я был вынужден провести шесть недель в своей комнате».
Отметим, кстати, что подобная «дурная погода» случалась в жизни Казановы как минимум семь раз, что было неизбежно в условиях напряженного сексуального конвейера, в который он сам себя загонял, стремясь компенсировать недостаток настоящей любви тривиальными совокуплениями за деньги. И каждый раз за этим следовали шесть недель не самого приятного лечения. А ведь это почти год жизни, который можно было бы прожить так, чтобы не было мучительно стыдно… Чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое… Ну, и так далее.
Вылечившись в очередной раз, Казанова решил начать новую жизнь… во Франции. Прямо скажем, странное решение. Ведь Франция — это не просто такая страна. Это — сама любовь. Недаром же французов всегда считали особо страстными и неутомимыми в любовных утехах. Недаром же именно французский язык стал интернациональным языком любви. А француженки?.. Нет, мы даже не будем продолжать эту тему, тут и так всем все ясно. Желая начать новую жизнь, Казанова определенно сделал неправильный выбор.
Судьба любит отважных, бросающих ей вызов, ибо игра — ее стихия. Она дает наглым больше, чем прилежным, грубым охотнее, чем терпеливым, и потому одному, не знающему меры, она уделяет больше, чем целому поколению.
К сожалению, в споре не всегда побеждает истина, а удача улыбается, но не всегда тому, кому надо. Короче говоря, не всякий знак судьбы — восклицательный, а судьбу выбрать несложно, сложно из нее потом выкарабкиваться.
Глава восьмая. Первый приезд в Париж
В июне 1750 года Казанова приехал в Турин и там познакомился с неким Антонио-Стефано Баллетти. Этот человек был на год старше Казановы и очень быстро стал его ближайшим и полезнейшим другом.
Антонио-Стефано Баллетти был сыном знаменитых актеров. Его мать, Дзанетта-Роза-Джованна Беноцци, по мужу Баллетти, блистала в Париже под сценическим псевдонимом Сильвия. А еще, что немаловажно, Антонио-Стефано прекрасно владел французским.
Вместе они выехали из Турина и на пятый день прибыли в Лион, где провели неделю. Там, уже на территории Франции, Казанова повстречал самую знаменитую из венецианских куртизанок, которую звали Анчилла. Она была необычайно красива, и всякий, глядя на нее, обязательно желал насладиться этой красотой, а она не умела никому отказать (при условии, конечно, что мужчина мог заплатить). Анчилла работала танцовщицей, и в Лионе Казанова застал ее вместе с мужем, с которым они возвращались из Англии, где снискали успех в Хеймаркетском театре.
В Лионе же Казанова стал «вольным каменщиком». Он был введен в масонскую ложу одним господином, с которым познакомился у коменданта города маркиза де Рошбарона.
Потом, уже в Париже, он поднимется на вторую ступень, а затем и на третью, то есть получит звание «мастера». Якобы получит, потому что в описании жизни Казановы ничто нельзя просто принимать на веру.
О масонах Казанова писал вполне уважительно:
«Нет в мире человека, который сумел бы все познать; но всякий человек должен стремиться к тому, чтобы познать все. Всякий молодой путешественник, если желает он узнать высший свет, не хочет оказаться хуже других и исключенным из общества себе равных, должен в нынешние времена быть посвящен в то, что называют масонством, и хотя бы поверхностно понять, что это такое. Однако же он должен быть внимателен, выбирая ложу, в какую желает вступить: дурные люди не могут действовать в ложе, но могут оказаться в числе ее членов, и кандидату надобно остерегаться опасных связей. Те, кто решается вступить в масонскую ложу для того лишь, чтобы узнать ее тайну, могут обмануться: может статься, они полвека проживут мастерами-каменщиками, так и не постигнув тайны сего братства.
Тайна масонства нерушима по самой природе своей, ибо каменщик, владеющий ею, не узнал ее от другого, но разгадал сам. Если она открылась ему, то для того, чтобы ходил он в ложу, наблюдал, рассуждал и делал выводы. Сумев постигнуть ее, он остерегается разделить открытие свое с кем бы то ни было, даже и с лучшим своим другом-каменщиком: ведь если тому недостало таланту проникнуть в нее, то тем более не получит он никакой пользы, услыхав ее изустно. А потому тайна сия вечно пребудет тайной».
Казанова стал масоном в двадцать пять лет, и вступил он в ложу английского обряда. И мастером он стал очень быстро — всего через несколько месяцев. Если верить ему, он был мастером во всем: мастером в любви, мастером по жизни… Как говорится, мастером всего и ничего…
Кстати сказать, некоторые биографы утверждают, что именно масонство станет одной из причин его ареста в Венеции, и что он будет после побега выступать в Париже в роли масонского мученика. Возможно, это и так. Вполне возможно и то, что Казанова станет секретным агентом Великой Ложи и будет заниматься международными связями лож. Во всяком случае, эта версия объясняет многие его неожиданные и ничем другим не объяснимые путешествия по Европе. Кстати, это объясняет и немалые суммы денег, которые вдруг стали появляться у Казановы, происхождение которых он сам никак не объяснял. Впрочем, все это лишь версия, так как все, связанное с масонством, до сих пор покрыто такой тайной, что отличить правду от лжи порой вообще невозможно.
Из Лиона Казанова и Антонио-Стефано Баллетти отправились в Париж. Пять дней они ехали в почтовом дилижансе, и все пять дней Казанова не уставал восхищаться всем французским: улицами, манерами, официантами и кухней. Это и понятно, Франция всегда была родиной для любых иностранцев.
За пару километров до Парижа их встретила мать Антонио-Стефано, знаменитая в Париже актриса Сильвия.
— Надеюсь, сударь, — сказала она, — друг моего сына не откажется прийти к нам нынче вечером на ужин.
В то время итальянские комедианты были очень популярны в Париже, и многие из них располагались в Отель де Бургонь, ставшем знаменитым после того, как там пожил великий Мольер. Актер Лодовико-Андреа Риккобони, известный под именем Лелио, получил поручение составить труппу Итальянской комедии в Париже. Риккобони был женат на сестре Джузеппе-Антонио Баллетти, известного под именем Марио. Так вот, Лелио и Марио стали играть любовников, а их жены, соответственно, Фламиния и Сильвия, любовниц. С 1750 года они играли все что угодно: итальянские и французские комедии, особенно Мариво и Гольдони, трагедии, оперы, пародии, пантомимы и балеты. И во всем им сопутствовал громкий успех.
Что же касается личной жизни, то тут все обстояло не так блестяще: после тринадцатилетнего брака с Марио Сильвия начала раздел имущества, так как вино — неизменный спутник успеха у актеров всех времен и народов — ввергло его в большие долги. Их дети — Луиджи-Джузеппе Баллетти, известный танцовщик, и Мария-Магдалина Баллетти, прозванная Манон (ей было всего десять лет) — как водится, разрывались между отцом и матерью.
Все Баллетти жили рядом с театром, а Казанова поселился в Отель де Бургонь, где располагались итальянские комедианты.
Следует сказать, что сорокадевятилетняя prima amorosa Сильвия не осталась одна. Она блистала в комедиях своего друга Пьера де Мариво, который именно из-за нее предпочитал Итальянскую комедию французскому театру. Она была настоящим идолом Парижа. Говорят, что между Мариво и Сильвией имелась многолетняя и не только «плодотворная творческая» связь.
Казанова, ставший добрым другом Сильвии, дает нам ее восторженный портрет. Он пишет:
«Весь ужин я самым пристальным образом изучал Сильвию: слава ее тогда была непревзойденной. Мне представилась она лучше, нежели все, что говорили о ней. Пятидесяти лет, с изящной фигурой, благородной осанкой и манерами, она держалась непринужденно, приветливо, весело, говорила умно, была обходительна со всеми и полна остроумия, но без малейшего признака жеманства. Лицо ее было загадкой: оно влекло, оно нравилось всем, и все же при внимательном рассмотрении его нельзя было назвать красивым; но никто и никогда не дерзнул объявить его также и некрасивым. Нельзя было сказать, хороша она или безобразна, ибо первым бросался в глаза и привлекал к ней ее нрав. Какова же была она? Красавица; но законы и пропорции ее красоты, неведомые для всех, открывались лишь тем, кто, влекомый магической силой любви, имел отвагу изучить ее…
Актрисе этой поклонялась вся Франция, дар ее служил опорой всех комедий, что писали для нее величайшие сочинители, и первый Мариво. Без нее комедии эти остались бы неизвестны потомкам. Ни разу не случилось еще найти актрисы, способной ее заменить, и никогда не найдется такой, чтобы соединила в себе все те составные части сложнейшего театрального искусства, какими наделена была Сильвия: умение двигаться, голос, выражение лица, ум, манеру держаться и знание человеческого сердца. Все в ней было естественно, как сама природа…
Все единодушно считали Сильвию женщиной, что стоит выше своего положения в обществе».
За два года до ее смерти (а она умерла в 1758 году в возрасте пятидесяти семи лет), Казанова видел Сильвию в роли Марианны из пьесы Мариво, и несмотря на возраст и болезни, она создавала полную иллюзию юной девушки.
Говорят, что и Казанова не удержался и пал к ногам Сильвии. Во всяком случае, он явно ценил ее не только как актрису и мать прекрасной Манон. Доказательством этому служат рапорты парижского полицейского комиссара Мезнье. В одном из них, датированном 17 июля 1753 года, написано: «Девица Сильвия живет с Казановой, итальянцем, о котором говорят, что он сын актрисы. Она содержит его».
Как мы уже говорили, Сильвия и Марио разделили имущество (что касается официального развода, то это дело было разрешено во Франции лишь после Великой французской революции). Впрочем, разделом это назвать трудно, ведь никакого имущества у Марио и не было. Он был приговорен вернуть жене приданое в 15000 ливров, но и денег у него тоже не было. Более того, они продолжили жить под одной крышей в доме богатой вдовы Жанны Камю де Понкарре, маркизы д’Юрфе (эта женщина еще сыграет немаловажную роль в жизни Казановы, но о ней мы расскажем чуть позже).
Сильвия пригласила Казанову ежедневно обедать в ее доме, и Казанова не заставил себя долго уговаривать. Там-то он и познакомился с Лодовико-Андреа Риккобони (сценическое имя Лелио) и с Элен Риккобони, урожденной Баллетти (сценическое имя Фламиния).
Там же он впервые увидел и Карло Веронезе (сценическое имя Панталоне), богатейшего итальянского комедианта в Париже, который был автором тридцати семи пьес и отцом двух прекрасных дочерей-актрис — Анны-Марии (сценическое имя Коралина) и Джакомы-Антонии (сценическое имя Камилла).
Казанова был в восхищении от обеих дочерей Карло Веронезе. Он нашел Коралину красивее, но Камиллу — жизнерадостнее. У обеих любовниками тогда состояли люди весьма благородные. Казанова, «человек незначительный», как он сам себя называл, временами, когда Коралина мечтала в задумчивости, ухаживал за ней. Когда же появлялся любовник, маркиз де Силли, ее будущий муж, он уходил. Но иногда его просили остаться, чтобы прогнать скуку этой «сладкой парочки».
Когда двор выехал в Фонтенбло, Казанова поехал туда, как гость Сильвии, так как театр последовал за двором. Впрочем, и все иностранные послы тоже. Благодаря этому, Казанове посчастливилось познакомиться со многими интересными людьми, в том числе и с представителем Венеции Франческо-Лоренцо Морозини.
И вот однажды Казанова получил право сопровождать своего соотечественника в оперу. Так уж получилось, но там он оказался прямо напротив ложи маркизы де Помпадур, но в тот момент он не знал, кто она такая.
В первом акте на сцену вышел небольшого роста тенор и начал с такой сильной трели, что Казанова невольно рассмеялся. Солидный мужчина с голубой орденской лентой, сидевший рядом с маркизой де Помпадур (а это был Луи-Франсуа-Арман де Винеро дю Плесси, герцог де Ришелье, маршал Франции и член Французской академии, чего Казанова, конечно, тоже не знал), сухо спросил, из какой страны он приехал.
Казанова непринужденно ответил:
— Из Венеции.
— Я был там, — сказал герцог, — и тоже очень смеялся над речитативом ваших опер.
— Я думаю, месье, — быстро среагировал Казанова, — и даже уверен, что там не нашлось людей, которые препятствовали бы вашему смеху.
Этот дерзкий ответ заставил маркизу де Помпадур, не любившую герцога де Ришелье, усмехнуться. А потом она спросила, в самом ли деле он приехал из Италии?
— Совершенно верно, мадам.
Герцог де Ришелье заявил, что бывал в Италии и видел там много красивых женщин.
— А какая из наших актрис нравится вам больше других? — спросила маркиза де Помпадур.
Казанова показал на одну из девушек.
— Но у нее же некрасивые ноги! — удивился герцог де Ришелье.
— Это ничего не значит, месье, — возразил ему Казанова. — Кроме того, когда я пытаюсь проверить красоту женщины, то ноги — это первое, что я отбрасываю в стороны.
Тут, давясь от смеха, маркиза де Помпадур спросила посланника Морозини, кто этот остроумный молодой человек в его свите, и тот представил ей Казанову. Маркиза выразила надежду, что он поселится в Париже надолго.
Это была сама маркиза де Помпадур!
Казанова много слышал о ней и сейчас с удивлением обнаружил, что это удивительно привлекательная женщина, и ничто в ее облике не могло навести на мысль о ее простом происхождении.
А ведь ее настоящее имя было Жанна-Антуанетта Пуассон, родилась она в Париже 29 декабря 1721 года, и была дочерью Франсуа Пуассона — то ли мясника, то ли торговца скотом, связанного со снабжением армии. Мать ее тоже была личностью достаточно специфической. О ней говорили много всякого разного, но ведь соседи всегда такие: сначала злословят, а уж потом разбираются, был ли повод для злословия. Короче говоря, будущая маркиза де Помпадур при рождении не имела ни «голубой крови», ни внушительной, уходящей в века родословной, короче, ничего, что могло бы позволить предположить, что вскоре она станет одной из самых знаменитых женщин Франции.
Сейчас она выглядела именно так, как должна была выглядеть могущественная фаворитка короля, вращавшаяся в самом высшем свете. Все в ней подчеркивало ее власть и значительность, но при этом она была обаятельна, мягка и добра, что не так-то легко встретить в сильных мира сего.
В то время над Францией царила маркиза Помпадур. Она была далеко уже не первой молодости и не блестящей красоты; но король к ней привык, и она умела заставлять его выполнять все ее желания. Министры, в том числе и герцог Шуазель, самый самостоятельный из министров Франции, в этот период должны были соображаться с тем, чего хотела маркиза, и ни в каком случае не смели идти ей наперекор.
И маркиза де Помпадур выразила надежду на то, что Казанова поселится в Париже надолго. Он поспешил на это ответить:
— Это было бы моим величайшим желанием, мадам, но я нуждаюсь в протекции, хотя отдаю себе отчет, что таковая может быть представлена здесь лишь таланту выдающемуся.
Казалось, его притягивает к ней магнитом, и ему было совершенно очевидно, что в этой женщине есть нечто волшебное. Теперь он понимал, почему она превратилась в своего рода живую легенду. Более того, она была загадочна. Людей такого типа никогда не знаешь до конца, хотя и очень хочешь узнать.
— Я думаю, — с улыбкой сказала маркиза, — что вы можете надеяться на все, потому что у вас есть хорошие друзья. Например, я с удовольствием воспользуюсь случаем быть вам полезной.
Молодой итальянец ей очень понравился…
Да и она ему понравилась, вся такая красивая и сказочная, но отмеченная какой-то едва заметной тенью одиночества. Казанова не мог понять, что именно заставляло его думать о маркизе де Помпадур именно так. Одно из двух: или то, что он слышал о ней, или то, что успел заметить в ее полных тайны бархатных глазах.
В пятилетнем возрасте Жанну-Антуанетту отдали в монастырь в Пуасси и там она сильно заболела, но ее образование получило недостающую ему системность.
Оставила монастырь Жанна-Антуанетта через три года. К этому времени она стала совершенно прелестным ребенком. Прекрасное личико, идеальная фигурка, изумительный цвет кожи, умные и блестящие глаза — о чем еще мечтать будущей женщине? Уже в девять лет она очаровывала всех вокруг. Не хватало лишь одного — крепкого здоровья.
Когда девочка вернулась домой, мадам Пуассон, восхищенная ее красотой, всплеснула руками и воскликнула:
— Ну и лакомый же ты кусочек!
После того, как дочери исполнилось девять, мать отвела ее к Жанне Лебон, одной из самых знаменитых в то время гадалок, и та, внимательно посмотрев на хрупкую девочку, вдруг сказала:
— Эта малютка в один прекрасный день станет царствовать в сердце короля.
Мысль о сказанном гадалкой не оставляла Жанну-Антуанетту, и она стала жить мечтами о любовном романе с монархом. Со временем мечты эти становились все конкретнее и конкретнее.
Вы скажете, какая маленькая девочка не мечтает о сказочном принце? Все мечтают, но у всех это так и остается на уровне девичьих перешептываний и записей в тайном дневнике. Довольствоваться же подавляющему большинству в конечном итоге приходится далеко не принцами. Жанна-Антуанетта была не такая. Она не просто мечтала о принце, она мечтала о сердце самого короля, ведь именно об этом говорила гадалка, и эту свою мечту она постепенно превратила в уверенность, сделав ее реализацию своей главной задачей. Главной жизненной целью. И это несмотря на то, что место любовницы у короля уже было занято.
Когда Жанне-Антуанетте исполнилось девятнадцать, стало ясно, что пора выходить замуж. Таковы были неписаные правила, но никто не торопился взять в жены дочь проворовавшегося торговца и женщины сомнительной репутации. Ни красота Жанны-Антуанетты, ни ее веселый нрав не играли здесь никакой роли. Репутация ее была подмочена, причем самым бесповоротным образом, и рассчитывать на приличный брак ей было очень трудно.
И все же ей повезло, и 9 марта 1741 года она стала замужней женщиной. «Счастливчиком» оказался Шарль Ле Норман д’Этиоль, сын генерального казначея монетного двора. Так девица Пуассон рассталась со своей незавидной фамилией и стала именоваться мадам д’Этиоль.
Понятно, что это не была женитьба по любви, но Жанна-Антуанетта поначалу очень старалась сделать свой вынужденный брак счастливым. Двух недель «медового месяца» ей оказалось достаточно, чтобы забеременеть, и она родила мужу мальчика, но тот, к несчастью, не прожил и нескольких недель. После этого 10 августа 1744 года она родила девочку, которую нарекли Александриной.
И все же она ни на минуту не забывала о предсказании гадалки. Однако для того, чтобы стать любовницей короля, нужно было для начала, чтобы король ее увидел, а чтобы он ее увидел, нужно было, как минимум, появиться в Версальском дворце. Понимая это, Жанна-Антуанетта начала пристально следить за Версалем — ведь там была ее судьба, там находился обещанный ей монарх. Кроме того, она стала регулярно ездить в Сенарский лес, где имел обыкновение охотиться король (в этом лесу на счастье и был расположен замок Этиоль).
Экстравагантно одетая, она неторопливо прогуливалась по аллеям, где обычно проезжал Людовик XV. Королевские егеря называли ее фаэтон «опереточным»: он был светло-бирюзового цвета, а платье Жанны-Антуанетты было розовым.
Казалось бы, что за безвкусный маскарад. Но Жанна-Антуанетта все рассчитала верно: ее «розово-бирюзовое явление» просто не могло не обратить на себя внимания посреди зеленой листвы и серо-коричневых стволов деревьев.
Жанна-Антуанетта рассуждала так: вдруг случится чудо, и проезжающий мимо король заметит ее. Но ее хорошо продуманные и точно просчитанные прогулки долгое время ни к чему не приводили. Хуже того, попасться на глаза ей довелось не королю, а амбициозной герцогине де Шатору, тогдашней любовнице короля, быстро раскусившей цель ее лесных прогулок.
Но и здесь будущей маркизе де Помпадур повезло: 8 декабря 1744 года герцогиня де Шатору умерла от пневмонии. Место в сердце Людовика XV стало вакантно, и мадам д’Этиоль восприняла это как сигнал к действию.
И вот вечером 25 февраля 1745 года в Версальском дворце имел место шикарный бал-маскарад, посвященный женитьбе дофина, сына Людовика XV.
И что же король? Его душевная рана уже не кровоточила, и в два часа ночи он обратился с комплиментами к некоей юной красавице в одеянии Дианы-охотницы. Его Величество был не прочь познакомиться. Прекрасная Диана в ответ на предложение снять маску вдруг начала дразнить короля, маня его за собой, но маски не снимая. Сильно заинтригованный, Людовик XV стал пробираться за ней следом. Продолжая кокетничать и громко смеяться, Диана все время терялась в толпе. Таинственная незнакомка, похоже, прекрасно знала слабое место короля: паническую боязнь скуки. Погоня за ускользающей Дианой — это было новое приключение, слишком хорошая приманка, чтобы Людовик XV пренебрег ею.
В руке у Дианы был платок. То, что произошло дальше, описывает собиратель пикантных историй о маркизе де Помпадур Жан-Луи Сулави:
«В руке у нее был платок, и то ли случайно, то ли специально она его обронила. Людовик XV торопливо поднял платок, но он не мог пробраться к его владелице и со всей учтивостью, на какую был способен, бросил ей этот изящный комочек».
В зале раздался смущенный переходящий из уст в уста шепот:
— Платок брошен… Платок брошен… Платок брошен…
Диана ловко поймала платок. Она победила. Всем остальным соискательницам освободившегося места в сердце короля стало ясно: у монарха зарождается новый любовный роман, и «ловить» им в прямом и переносном смысле этого слова больше нечего.
Молодая женщина, которую при всех выбрал король — а это оказалась Жанна-Антуанетта д’Этиоль — была необыкновенно хороша собой.
На следующий день ей не пришлось долго ждать. Людовик XV приказал своему камердинеру Бинэ доставить ее в Версаль. Жанна-Антуанетта не заставила себя долго уговаривать и переехала к королю 31 марта 1745 года. Через два месяца она оформила развод с Шарлем д’Этиолем, а уже 7 июля 1745 года влюбленный король купил для нее титул маркизы де Помпадур и земли в Оверне с 12000 ливров дохода.
Поделиться книгой: