Помоги проекту - поделись книгой:
Александр Иванович Каждан
В поисках минувших столетий
Детгиз, Москва, 1963 г.
Книга известного советского специалиста по культуре и истории Византии профессора А. П. Каждана предназначена школьникам среднего возраста, но будет интересна всем, кто интересуется историей и археологией. Она посвящена методам работы этих наук. Как датируется то или иное событие? Когда археологам приходится считать годовые кольца деревьев? О чем может рассказать древняя монета? Ответы на эти и многие другие вопросы вы найдете в этой книге.
Для средней школы.
Тираж 65 000 экз.
Цена 40 коп.
Факты — это воздух ученого. Химик собирает факты и лаборатории, геолог странствует в поисках фактов по горным ущельям, океанограф — по бескрайнему морю. С помощью телескопа добывает необходимые факты астроном, под микроскопом — микробиолог.
А историк, изучающий подвиги и страдания людей, которые жили сотни и тысячи лет назад, людей, заложивших основы нашей культуры, — откуда он берет свои факты? Что заменяет ему пробирку и микроскоп? Где его лаборатория?
О поисках исторических фактов рассказывает эта книга: о сведениях, извлеченных из-под земли или установленных в результате анализа тысяч древних монет, о том, что может рассказать историку надгробная надпись на камне или клочок пергамена с записью сделки о продаже ветхой хижины.
Эта книга рассказывает о трудностях, которые ждут историка, когда он читает древнюю рукопись, пытается установить время давным-давно свершившихся событий или разобраться в противоречивых известиях современников об одной и той же войне, об одном и том же восстании.
Исторические факты не падают с неба, как не падают с неба факты, установленные физиками и химиками. Они достаются в результате упорного труда, остроумных комбинаций.
Конечно, тот, кто прочитает эту книгу, не станет сразу историком-ученым, человеком, способным устанавливать новые факты и по-новому объяснять их. Но, бесспорно, он поймет, как много увлекательных трудностей приходится преодолевать, прежде чем удастся установить один какой-нибудь факт из истории далекого прошлого.
Автор этой книги А. П. Каждан — доктор исторических наук, автор нескольких книг по истории Византии и древнего мира.
ВРЕМЯ ОСТАВЛЯЕТ СЛЕДЫ
Можно ли вернуться вспять по потоку времени? Можно ли возвратиться к событиям, которые уже один раз произошли, пройтись по улицам городов, которые уже перестали существовать, беседовать с людьми, которые уже умерли? Нет, конечно! Время не знает пути назад. Лишь в сказке Ганса-Христиана Андерсена профессор, надевший волшебные калоши, неожиданно для самого себя оказывается на немощеных улицах средневекового Копенгагена. Лишь фантазия Герберта Уэллса могла создать машину времени, способную перенести человека не только вперед, в века, которых еще не было, но и назад, в минувшие столетия.
Но, если мы не в состоянии сами перенестись в прошлое, стать участниками событий, однажды пережитых человечеством, то не можем ли мы все-таки узнать о том, как жили, трудились и боролись люди, которых давно уже нет?
Рыба, уходящая в морскую пучину, змея, скользнувшая по нагретому солнцем камню, исчезают бесследно. Время же, быстротечное, невозвратимое время повсюду оставило свои следы. Но следы времени надо уметь читать, а это отнюдь не проще, чем читать на земле звериные следы: в сухой степи ты, мой дорогой читатель, пожалуй, ничего не увидишь, кроме пыли, поднятой ветром, а опытный проводник объяснит тебе, что здесь прошел верблюд. Он скажет тебе, что это была самка и сколько ей приблизительно лет, а то даже определит по следам, чей верблюд проходил. Так же и следы времени: возьми-ка в руки древнюю книгу, посмотри на надпись, найденную в долине Нила, — что прочтешь ты, о чем ты узнаешь? Но там, где ты видишь лишь черточки, сплетающиеся в произвольный орнамент, специалист прочитает повесть о трагической судьбе города, захваченного врагами, о мужестве героев, павших во имя свободы, о злодеянии и о любви.
Прочти в своем учебнике простую и как будто бы скучную фразу: «Наибольших успехов в завоевательных войнах Египетское царство достигло при фараоне Тутмосе III, царствовавшем в Египте около 1500 года до н. э.». Ты, может быть, зевнешь и потянешься. Но подумай о том, сколько труда было положено целыми поколениями людей, прежде чем эту маленькую фразу удалось написать! Ведь для этого надо было разгадать тайну древнеегипетского языка, забытого уже две тысячи лет назад; нужно было отыскать надписи Тутмоса III, имя которого еще совсем недавно никому не было известно. А определить, когда жил Тутмос, — разве это было легко? Задумайся хотя бы над тем, что современники Тутмоса не знали и знать не могли, когда начнется наша эра и за сколько сотен лет до нашей эры они живут. Значит, они как-то по-другому определяли время, не так, как мы теперь; значит, надо было найти способ, чтобы от их системы счета времени перейти к нашей. А найти этот способ оказалось совсем не так просто.
Вот идет человек вдоль берега моря, и босые ступни его отпечатываются на сыром песке. Потом он останавливается и, смеясь, чертит пальцем на песке свое имя. Но проходят короткие минуты, набегает морская волна, разглаживает песок и уносит с собой тайну этого имени, которую уже никому не разгадать.
Могущественные цари приказывали писать свое имя не на морском песке: их имена выбивали на мраморе, их статуи отливали из бронзы. Но налетал вихрь, ливень обрушивался на памятник и с годами надпись становилась все менее и менее четкой. Потом приходили враги, ломали мраморные плиты, а из бронзовых статуй лили ядра и колокола.
И первые люди, едва только ставшие людьми, и величественные государства древности, и средневековые города — все они оставили свои следы: в земле, на камне, на бумаге. Не все из этих следов сохранились, а многие из сохранившихся еще не разысканы. Но что мы можем сказать о событиях, которые не оставили следов? Что мы узнаем о войне, жестокой и длительной, если ни один человек не описал ее?
Чем глубже мы уходим в прошлое, тем более смутными становятся следы времени, тем, следовательно, хуже мы знаем историю.
Когда охотник идет по лисьему следу, отчетливо запечатленному на свежем снегу, он знает, что еще немного — и собаки поднимут рыжую плутовку и он увидит ее — усталую, тощую, несущуюся распластав хвост. Но исследователь, изучающий следы быстротечного времени, никогда не увидит воочию событий, которые уже произошли, людей, которые в этих событиях приняли участие: историк прошлого никогда не видит прошлое — он видит только его следы.
Историк бессилен поставить опыт. Ни логарифмическая линейка, ни хитроумные счетные машины не помогут ему узнать о событиях, которые прошли, не оставив следа. Только то мы знаем о прошлом, что оставило по себе след.
Про разнообразные следы минувших столетий и про то, как их можно читать, рассказывает эта книга.
В этой книге не говорится о том, как ученый ехал по пустыне и увидел возвышающийся над песком нос гигантской статуи, ни о том, как другой ученый на пари разгадал непонятные письмена, ни о том, как третий ученый сидел за дубовым письменным столом, подперев левой рукой свой седеющий висок. Я хочу сказать, что эта книга — не сборник анекдотов про историков. Вместе с тем, мой читатель, ты не найдешь здесь и последовательного рассказа о том, как жили, трудились и воевали обитатели земли сотни и тысячи лет назад. Эта книга — о следах, уходящих в прошлое, и о том, как расшифровывать их. Пойдемте ж по этим следам в поисках минувших столетий.
Глава I. ЧТО МОЖЕТ И ЧЕГО НЕ МОЖЕТ ЛОПАТА АРХЕОЛОГА
Когда бы я писал повесть о каком-нибудь великом человеке далекого прошлого, я бы, наверное, начал с рассказа о том, как он родился. Будь он сыном византийского императора, я рассказал бы о Большом дворце в Константинополе, где он появился на свет в особой комнате, в Порфирном покое, отчего его всегда с почтением называли Порфирородным; будь он сыном бедняка, я рассказал бы, как трудно пришлось его матери, когда незадолго до наступления родов хозяин дома выгнал ее из убогой лачуги. Такое начало было бы вполне разумным, ибо жизнь человека начинается с его рождения. Но я начну эту главу совсем с другого конца — с гробницы, ибо глава эта не о человеке, а об археологии.
Археология – родная сестра истории: и археолог и историк изучают прошлое человека. Разница между ними лишь та, что историк, исследующий письменные памятники, восстанавливает прошлое по следам живой человеческой деятельности: по насмешливым памфлетам, которые были написаны в пылу политической борьбы, по горьким письмам обиженных людей, по сухим счетным книгам, по спискам крестьян и повинностей. Напротив, археолог изучает людей, вышедших из жизненной борьбы, и вещи, переставшие служить живым, — его манят погребения и разрушенные мертвые города.
Погребения — но что они могут рассказать о их владельце, о их современниках?
В давние времена люди верили, что человек после смерти продолжает жить: ходить, есть, охотиться, воевать. Ему — так тогда считали — нужно иметь дом, одежду, пищу. Если он был богат и могуществен, вместе с ним погребали драгоценные украшения, коней и собак, колесницы, мебель черного дерева, а иногда — даже рабов и рабынь.
В древнем городе Ур, в Южной Месопотамии, раскопаны гробницы царей, живших почти пять тысяч лет назад. Каждая гробница — дом, на дне глубокой шахты построенный из кирпича, дерева и известняковых плит. По длинному подземному коридору царя привозили сюда на запряженной быками колеснице или в санях. Цари и царицы Ура были облачены в роскошные одежды: на одной из цариц оказался головной убор из золота, подражавший ее прическе, украшенный золотыми кольцами, золотыми листьями, цветами и золотым гребнем, инкрустированным ляпис-лазурью. В гробницах царей Ура обнаружили кости людей, сопровождавших пять тысяч лет назад пышное погребальное шествие: служанки в изящных шапочках и воины, которые только перед смертью выпустили из рук копья; возничий продолжал сидеть на передке своей колесницы, а арфистка умерла, возложив руки на струны. Только в одной из урских гробниц были найдены останки пятидесяти девяти человек!
Вход в погребальную камеру в гробнице Тутанхамона
Изображение фараона на крышке гроба
С еще большей роскошью похоронили египетского фараона Тутанхамона, жившего тридцать три столетия назад. Тутанхамону было восемнадцать лет, когда он умер; за свое недолгое правление он ничего примечательного не совершил — и тем не менее он был весь, с головы до ног, усыпан драгоценными камнями и золотом: на пальцы рук и ног надели ему золотые наконечники, все тело покрыли магическими амулетами, золотой гроб, в котором лежал Тутанхамон, украшало скульптурное изображение юного фараона. Этот гроб вставили в другой, а тот, в свою очередь, в третий; на крышках позолоченных гробов был изваян фараон со знаками царского достоинства в руках — с жезлом и опахалом. Гробы помещались внутри саркофага, высеченного из желтого кварцита, а тот — внутри другого саркофага, из желтого песчаника. А далее следовали один за другим три дубовых ящика, обитых листовым золотом и украшенных инкрустациями.
Драгоценные вещи из гробницы Тутанхамона.
Запечатанный вход в погребальную камеру, где лежал упакованный в трех гробах и пяти саркофагах Тутанхамон, охраняли две статуи самого фараона, вооруженного булавой и копьем. На лбу у царственных стражников поднимались грозные фигурки священных змей.
К погребальной камере примыкали помещения, набитые драгоценными предметами. Здесь теснились колесницы, распиленные на несколько частей, чтобы их можно было поместить внутри гробницы; тронное кресло, украшенное золотыми пластинками и драгоценными камнями, на спинке которого был изображен Тутанхамон с женой; бесценные ларцы и чаши, царские ложа, украшенные головами священных животных, одежда, оружие, статуэтки, браслеты. Здесь был даже букет цветов, принесенный в день похорон и простоявший более трех тысячелетий.
Не только царей, но и вождей могущественных племен хоронили в великолепных гробницах. В долине Пазырык, на Горном Алтае, нашими археологами были найдены курганы, сложенные из камня; под каменной насыпью открылись могилы, похожие на настоящие дома — с двойными бревенчатыми стенами, с двойным бревенчатым потолком. Пазырык лежит высоко в горах, зимой здесь холодно, а каменная насыпь кургана не давала могильной яме прогреться за короткое лето; вот почему внутри бревенчатого сруба образовался настоящий холодильник, где долгие столетия сохранялись огромные деревянные колоды, служившие саркофагами для похороненных здесь вождей горноалтайских племен.
Колесница из Пазырыкских курганов.
Уцелели кожаные изображения петухов и оленей, украшавшие саркофаги-колоды, сохранились войлочные ковры и выделанные из войлока фигурки лебедей, одежда и обувь, кожаная посуда, даже сыр. В пазырыкских могилах лежали верховые скакуны с седлами и полным набором упряжи; они прекрасно сохранились, как и трупы их хозяев: можно было видеть татуировку на людях и тавро на конях.
Войлочные фигурки лебедей из Пазырыкских курганов
В одном из Пазырыкских курганов уцелела парадная колесница из березового дерева на четырех огромных колесах в рост человека. Вместе с колесницей покоилась четверка лошадей, которые, скорее всего, сопровождали своего хозяина в последний путь.
Вещи из погребений — вот что в первую очередь интересует археолога, вещи, которые были изготовлены сотни и тысячи лет назад. Орудия труда, одежда, утварь, украшения — когда-то они были положены в могилу, теперь археологи извлекают их из-под земли, фотографируют, восстанавливают, изучают. Впрочем, древние вещи сохраняются не только в могилах.
Археологи извлекают из-под земли не только древние погребения, но и остатки существовавших некогда городов. Как же случается, что целые города скрываются под землей?
В начале октября 331 года до н. э. войска Александра Македонского (ему было тогда всего 25 лет) встретились с полчищами персов у местечка Гавгамела; это было третье большое сражение между персами и отрядами Александра, и в третий раз македоняне одержали победу. Персы, гордившиеся численностью своих войск, щеголявшие перед началом битвы в украшенных серебром и золотом одеяниях, теперь торопливо бежали, перепачканные кровью и грязью; они искали спасения за Тигром.
Там, где Александр одержал победу, открывшую ему путь к столицам Персидского царства, он не увидел ничего, кроме маленькой и грязной деревеньки. Он не заметил, что место, где он выиграл сражение, еще недавно было Ниневией, «логовищем львов», как называли ее трепещущие враги, столицей могущественного Ассирийского царства. Не прошло и трехсот лет с тех пор, как Ассирия перестала существовать, а дворцы Ниневии, казалось, исчезли с лица земли, и Александр мог пройти мимо них, ничего не увидев. Но вот в середине прошлого столетия, на месте древней Ниневии начались раскопки, и сразу же были обнаружены кирпичные стены и ворота, а затем раскопали внутренние покои дворца ассирийского царя Синахериба; в двух помещениях, пристроенных несколько позднее к дворцу Синахериба, нашли большую библиотеку, состоявшую из тридцати тысяч глиняных табличек. В Ниневии открыли огромные статуи и великолепные рельефы, изображавшие царскую охоту на львов: царь на колеснице натягивает лук, его приближенные дружно вонзают копья в стремительно прыгнувшего льва, а раненая львица бессильно волочит задние лапы и гневно оскаливает пасть, прежде чем умереть. Куда же за триста лет могли исчезнуть эти рельефы, эта библиотека, этот дворец?
Ниневия, как и многие другие города древности, была разрушена врагами. Город горел, победители уводили пленных, увозили все, что могли увезти: драгоценности, скот, рабов. Город опустел, никто не решался поселиться на пепелище, и только ветер гулял по некогда шумным улицам. Ветер расшатывал остатки городских стен, выламывал уцелевшие двери домов, приносил из степи песок. Понемногу, постепенно городские руины уходили под землю, только какая-нибудь башня еще продолжала торчать на краю холма, пока время и ветер не довершили своих усилий, — то, что было городом, стало бесформенной грудой земли.
Не все города древности испытали судьбу Ниневии; Рим, Константинополь, Новгород видели большие пожары, они открывали свои ворота неприятелю, но все же в них жизнь текла, не прерываясь, до наших дней. Но ясно, что эти города теперь не те, какими они были сотни лет назад. Сами жители сносили старые дома, выбрасывали, как хлам, старую утварь, уносили колонны старых храмов, чтобы сделать из них подпорки в церквах, и в приступе благочестия ломали древние статуи. Но живая жизнь тоже не может уничтожить всех остатков прошлого: под фундаментами новых домов сохраняются фундаменты старых; когда заново мостят улицу, под новым бревенчатым настилом остается старый; старый хлам, перемешанный с землей, годами валяется на дворе, пока его не засыплют сверху какими-то другими, никому не нужными вещами. Город живет и постепенно поднимается, подминая под себя старые уровни.
Остатки пищи, одежды, строительный мусор — все это, накапливаясь десятилетиями, образует то, что археологи называют «культурным слоем». Всюду, где существует поселение, остается культурный слой, хотя и разный в разных местах: на окраинах Москвы, например, культурный слой всего 10 сантиметров, тогда как в центре его толщина доходит до 8 метров. Но и это далеко не предел: в городах Месопотамии, возникших много тысячелетий назад, встречается двадцатиметровый культурный слой, а в некоторых поселениях Средней Азии известен культурный слой толщиной в 34 метра.
От каждого поселения остается свой след, свой культурный слой. И этот след, как правило, тем отчетливей, чем внезапней была гибель города: город, который был разрушен врагами, город, который погиб от пожара или извержения вулкана, гораздо щедрее раскрывает перед археологом свои богатства, чем города, уцелевшие до наших дней.
Это было почти девятнадцать веков назад. 24 августа 79 года н. э. над Везувием, давно уже умолкшим вулканом в Южной Италии, поднялось облако горячего пара, своей формой напоминавшее раскидистое дерево. В ночь на 25-е началось землетрясение. Из жерла вулкана посыпались мелкие кусочки пемзы, полетел пепел.
Маленький город Помпеи, лежавший у подножия Везувия, был охвачен паникой. Солнце затмилось, и люди в ужасе кричали, что богов больше нет, что настала последняя ночь, которая будет длиться вечно. Жители Помпей искали спасения в бегстве, кое-кто рассчитывал пересидеть опасность, спрятавшись в погребе или под лестницей. Но выдержать оказалось невозможно: дождь пепла становился все сильнее, дышать стало нечем. Смерть настигала отчаявшихся людей повсюду: на улицах, куда они выбегали в страхе, а ноги вязли в мелких камешках, и пепел все сыпал, и шел горячий и грязный дождь; в домах, откуда нельзя было выбраться, потому что каменный град засыпал двери; люди погибали в гостиной, где они столько раз пировали, в винном погребе, в гладиаторской казарме.
Когда извержение прекратилось, когда сквозь тучи снова засияло солнце, города уже не существовало: Помпеи были засыпаны пеплом, и только кое-где торчали крыши зданий. Римский поэт Стаций, современник событий, писал, подавленный безмерностью катастрофы: «Поверят ли грядущие поколения, когда эта пустыня вновь зазеленеет, что под ней скрываются города и люди?»
Раскопки Помпей начались в середине XVIII века. Первые сто лет копали варварски: искали и вывозили бронзовые и мраморные статуи, мозаичные полы, стены же домов оставляли разрушаться под дождем и ветрами; копали без всякого плана, то в одном месте, то в другом; мусор не убирали, и на месте раскопок рядом с глубокими ямами вырастали горы камней и обломков. Но постепенно от кладоискательства перешли к систематическим раскопкам: дома научились консервировать, так чтобы вторые этажи не рушились; убрав мусор, восстановили целые кварталы в их первоначальном облике; обратили внимание на пустоты в затвердевшем вулканическом пепле, которые возникли на месте истлевших вещей и погибших людей и животных; если эти пустоты залить гипсом, можно получить первоклассные слепки — настоящие портреты тех, кто жил здесь в I веке н. э. и погиб в день извержения Везувия.
План возрожденных Помпей.
Под ним — мозаичный пол из так называемого «дома поэта» с латинской надписью: «Берегись собаки!» Внизу — изображение на степе одного из помпейских домов: торговля горячей пищей.
Теперь мы можем пройти по узким улицам римских Помпей, заглянуть в дома, крытые черепицей, где полы выложены мозаикой, то изображающей огромного цепного пса (тут же надпись: «Берегись собаки!»), то подражающей по расцветке коврику. Мы можем заглянуть внутрь дома, во дворик, окруженный колоннадой, где когда-то цвели розы и постоянно журчала вода, извергаемая фонтанами и стекавшая по ступенькам искусственных водопадов. Мы вступаем в маленькие комнатки, служившие столовыми, спальнями, кухнями, видим круглые столы и ложа, где за едой возлежали мужчины, видим изящные светильники, дававшие, впрочем, совсем тусклый свет. Мы можем побывать на рынках Помпей, в пекарнях и мастерских сукновалов, в карцерах для рабов и в общественных банях. Мы видим портреты людей, которые жили в Помпеях: бюст Цецилия Юкунда, банкира, пожилого человека, с усталыми морщинками у уголков глаз, с недоброй усмешкой; написанный на стене дома Терентия Неона портрет его отца — грубоватое лицо здоровенного простолюдина, а в сильной руке зажата книга-свиток как знак того, что ее владелец — свой человек в образованных кругах помпейского общества.
С улиц Помпей веет дыхание жизни маленького городка, умершего почти две тысячи лет назад.
Никакие рассказы современников, самые яркие и образные, не могут заменить ученым того, что дает археология. Действительно, ведь археолог добывает подлинные вещи, вещи, которые служили людям в давно прошедшие времена: утварь, орудия труда, оружие.
Правда, не все изделия человеческих рук одинаково хорошо сохраняются в земле: ведь орудия и утварь создавались из разных материалов — то из более, то из менее прочных. Какие же материалы более стойки?
Когда-то Пушкин писал о России, изведавшей удары судьбы, но окрепшей после кровавых уроков:
Стекло представлялось ему символом хрупкости, железо — символом прочности. Но в земле хрупкий стеклянный бокал оказывается куда более стойким, нежели булатный меч: стекло и глиняная посуда лишь в незначительной степени поддаются действию подземных вод и солей, и хотя они доходят до нас иногда поломанными, изменившими цвет, покрытыми налетом, они все-таки не исчезают; напротив, железо сильно ржавеет, и от булатного меча может остаться одна только рукоять. Самые древние дошедшие до наших дней изделия человеческих рук — из камня: каменные (да и костяные) вещи переживают десятки тысячелетий, но дерево, ткань и кожу археологи находят лишь в редких случаях, при особо благоприятных условиях.
И тут мы опять сталкиваемся с неожиданностью: дерево, ткань, кожа и прочие нестойкие вещи хорошо сохраняются не только там, где очень холодно (вспомним Пазырыкские курганы), не только там, где очень жарко и сухо (например, в Египте, где уцелели и челноки, и мебель, и папирус, служивший египтянам писчим материалом), но также в болотистой почве или на дне водоемов. Когда-то многие племена устраивали свои поселки на сваях, забитых в озерное дно; здесь они возводили хижины и даже держали скот, добираясь до берега на плотах или челноках, выдолбленных из целого ствола. Сколько раз при этом падали на дно деревянные орудия и всевозможная утварь, куски одежды и зерна, а потом прошли века, озера исчезли, и из илистой почвы археологи извлекали сваи, деревянные настилы, лодки, ткацкие станки и многие предметы, принадлежавшие обитателям свайных поселений. В сырой почве Новгорода, одного из наиболее значительных русских городов средневековья, уцелели деревянные трубы для отвода грунтовых вод, деревянные мостовые, деревянные срубы изб, остатки тканей и обуви.
Самое название этой маленькой главки не может не вызвать недоумения. Мы ведь знаем, что археолог работает в земле, добывая с помощью лопаты следы, оставленные древними городами и древними погребениями. Но что он станет делать со своей лопатой в воде и тем более в воздухе?
...Это было примерно две тысячи лет назад. Римский полководец Сулла вторгся в Грецию. Богатые города, поместья и храмы открывали ворота перед надменным победителем. Он приказывал вырубать рощи, где когда-то бродили, беседуя, великие философы Эллады, — Сулле нужен был лес. Он приказывал грузить на корабли золотую утварь из храмовых кладовых, бронзовые статуи. Он разбирал на части и увозил мраморные колонны.
Один из многих кораблей, отправленных Суллой в Рим, попал в непогоду, сбился с пути и был отнесен к берегам Северной Африки. Судно стало здесь на якорь, но внезапно налетела буря, и тяжело груженный корабль медленно пошел ко дну.
Там он и остался — казалось бы, навсегда. Море наносило ил, рыбы проворно шныряли среди снастей, губки оседали по бортам. Проходило время, поверхность дна постепенно сглаживалась, заметались следы корабля, который две тысячи лет назад гордо плавал по морю.
Но беспокойные люди снова рвались ступить на палубу затонувшего корабля.
Все началось с поисков губок. Какой-то ловкий тунисский ныряльщик, собиравший губки на морском дне, внезапно заметил занесенные илом массивные предметы, лежавшие один подле другого. Выбравшись на поверхность, он заявил, что на дне моря пушки’
Водолазы погрузились в море и насчитали шестьдесят три орудия. Но, когда одно из них удалось вытащить на берег, когда с него соскребли остатки моллюсков, ил, водоросли, — пушка оказалась мраморной колонной, одной из тех, что по приказу Суллы были вывезены из ограбленной Греции.
За первой колонной последовала вторая, третья, четвертая... Были извлечены бронзовые и мраморные статуи, резные садовые вазы. Пять лет продолжалась расчистка корабля, и за эти годы водолазы извлекли столько предметов, что заполнили ими пять залов Тунисского музея. Но в 1913 году раскопки на дне моря прекратились — были исчерпаны средства.
Поиски возобновились лишь тридцать пять лет спустя, но теперь в морскую бездну погружались не водолазы в неповоротливых костюмах со скафандрами, а юркие аквалангисты. Тщательно был разработан график пребывания под водой, чтобы предохранить подводного археолога от глубинных заболеваний. Расчистка пошла много быстрее. Помимо новых колонн, удалось найти остатки якорей, палубу, покрытую листовым свинцом, корабельные части из ливанского кедра, бронзовые и железные гвозди, жернова для размола зерна и глиняные сосуды, в которых это зерно хранилось. А работали аквалангисты всего шесть дней...
Поделиться книгой: