Ненужный персонаж

Андрей Терехов

Ненужный персонаж

— Следующая! — кричит Юра, уныло рассматривая в зеркале свое свежевыбритое, но усталое лицо.

Дверь со скрипом открывается. В отражении появляется девушка лет двадцати пяти, которая хромает на правом сломанном каблуке. По кардигану рассыпались бурые пятнышки, короткие волосы взъерошены. Посетительница замирает на полпути к одинокому, но гордому из кокоболо, и приоткрывает губы.

— Простите, ох…

— Что это за раненая птица? Я надеюсь, у вас не кровь на кофте?

— Дружинина. Яна. Нет-нет, я испачкалась, наверное. Я… Я должна была быть к 7, но…

— А как это относится к шестидесяти девушкам в коридоре?

— Что? Я…

— Вы свободны, птица.

Яна хмурится и чуть разводит руками.

— Я же не по своей вине.

— Летите, дорогая моя, летите.

Она сглатывает, поднимает и опускает ладонь, будто не находит слов, и хромает прочь. Тянется к дверной ручке, но вдруг замирает.

— Пожалуйста.

— А?

— Ну почему я должна уйти? Я… я не виновата, что опоздала.

— Смотрите сами. Вы будете замечательно смотреться с конвоем из дронов охраны.

Юра доходит до стола, бухается в мягкое кресло. Яна настороженно смотрит на мужчину и все еще держится за ручку.

— Гуревич! — орет Юра. — Давай следующую! Опоздуниц гони в шею, достали уже!

— По-прежнему напоминаю, — раздается гнусавый голос из интеркома, — что мы живем в том тысячелетии, где можно пользоваться средствами связи.

— Пожалуйста. Я хорошая актриса.

Юра достаёт из стола лосьон: молча выливает на ладонь и растирает. Хлопает себя по щекам несколько раз — безуспешно пытается взбодриться. Яна принюхивается.

— Хорошие пти… актрисы не опаздывают. Да и вообще не ходят на пробы в такие фильмы.

Дверь за спиной Яны дёргается и чуть приоткрывается. Она от неожиданности вжимает голову в плечи, но в следующую секунду упирается ногами в пол — так, что войти в комнату можно лишь сдвинув Яну.

— Мне это снится, наверное, — шепчет она и добавляет громче: — Вам жалко пяти минут?

Раздаётся гудение, Юра подозрительно смотрит на девушку, она на него. Снаружи стучат в дверь, и тут же звучит детский голос:

— Мам! Это твой ребёнок, которого ты наверняка забыла забрать из садика. Мам! Это…

— Предлагаю поговорить с птенцами снаружи, — замечает Юра. — И, не мне судить, но вы бы чип коммуникационный поставили б, что ли.

Дверь за спиной Яны снова дёргается. Раздаётся настойчивый стук. Яна судорожно роется в сумочке, вытаскивает телефон и раз за разом промахивается по нужной кнопке.

— Вы эту штуку из музея украли? — интересуется Юра.

— Да что же это, — Яна наконец принимает вызов. — Алло? Малыш, я на пробах. Потерпи, пожалуйста… Что? Вечером погуляем, хорошо?

Дверь за спиной Яны беспрерывно дёргается.

— Малыш, я знаю, что тебе скучно. Ма…

Юре надоедает это концерт.

— Гуревич! Вызови дрона!

Яна с отчаянием смотрит на Юру, но все ещё держит сотовый у уха. В дверь стучат.

— Малыш, я перезвоню. Я… Я…

Яна сбрасывает вызов, облизывает губы и обеими рукам хватается за ручку сумочки.

— Ну? Улетаете сами?

Яна шагает к Юре, не отпуская сумочки.

— Почему вы не можете меня прослушать? Я хорошая актриса! Вы понимаете, сколько уже вот так выгоняли меня, будто я… будто…

Дверь за Яной приоткрывается, но тут она шагает назад и с грохотом, ладонью, её захлопывает. В лице Яны отчаяние. Юра не выдерживается и улыбается, сам не зная, почему.

— Птица с характером.

Яна прикусывает губу.

— Именно.

— Гуревич! — поразмыслив несколько секунд, орет Юра. — Железяк обратно! Красны девицы пусть ждут! Ломятся, как бараны, честное слово!

Юра расслабляется в кресле, а Яна, напряженная до предела, все стоит, будто не верит в удачу.

— Дружинина?

— Д-да. Яна Дружинина.

Юра переключается между проекционными мониторами. Яна неуверенно идёт к стулу посетителя и на полпути оглядывается на дверь. Та неподвижна.

— С… Г… М… Отсортировать по алфавиту.

— Дружинина, — повторяет Яна.

— Да помню, помню. Д… С… В… отсортировать по имени.

Юра находит анкету, скептически вытягивает губы, читает.

— Театральный кружок в школе… Дерматоморфинг… Это у каждого второго. А эта внешность настоящая?

Яна вжимает голову в плечи.

— Я не помню. На паспорте настоящая была.

Юра читает дальше, затем опускает монитор и внимательно, с неподдельным интересом смотрит на Яну. Та нервно разглаживает юбку на коленях.

— То есть вы снялись у шикарного режиссёра, но вашего персонажа вырезали?

Яна вежливо, но грустно улыбается.

— Я хорошая актриса.

Юра подпирает кулаком щеку и читает дальше, будто анекдот.

— Почему такой перерыв?

— Дети… Развод… Но я хорошая актриса.

Юра трёт глаза и поднимает взгляд к потолку.

— Гуревич! Сделай кофе, что ли! Тот, что обезьяны гадят! — Юра смотрит на Яну. — Ладно, дерзайте.

Яна вжимает голову в плечи.

— Ч-что?

— Начинайте, говорю.

Яна ещё больше сутулится.

— А больше никто?..

— А вам ещё кто нужен? Берлинский симфонический оркестр? Кроме меня в таком режиме никто не работает. Да и я уже… Вы пробоваться будете или нет?

Яна, не моргая, смотрит на Юру. Тот в нетерпении стучит пальцами по столу, и, чем дольше молчит Яна, тем громче Юра барабанит. Вдруг Яна меняется: улыбается открыто и счастливо, ногу закидывает на ногу и подаётся левым плечом вперёд. Лицо ее свежеет, округляется, вокруг носа проступают веснушки — Яна становится похожа на восторженную девочку-подростка.

— Ты не представляешь! Иду я, значит, мимо концертного зала, а там шум, свет, музыка. Ну, я и…

Юра машет руками.

— Стоп, машина.

Яна поникает, лицо ее меняется обратно, и только веснушки еще долго не сходят с кожи, будто звезды с рассветного неба. Юра трёт глаза.

— Вот… Вот как вы думаете, сколько из коридора так покажут?

Яна молча отстраняется.

— Все, — отвечает за нее Юра.

— А знаете, сколько людей мне так говорят с детства? Все! Но я хорошая актриса. Я… Я…

— Какая разница? Я дерматоморфинг один вижу, а мне характер нужен. Яркость. Типаж. Где это? Ой, все, летите.

Юра машет руками, Яна растерянно глядит на него.

— Пожалуйста… Ещё раз? Я не настроилась, я…

Он наклоняет голову вбок, как попугай.

— Серьёзно? Уходите. Я вас прошу. У-хо-ди-те.

Яна смотрит на него так, будто ей дали хлёсткую и незаслуженную пощёчину. Медленно встаёт и, хромая, втянув голову в плечи, идёт к двери. На полпути она останавливается.

— Да уйдёте вы или нет? — в раздражении бросает Юра.

Яна резко поворачивается с лицом немолодой, уверенной, довольной жизнью дамы и швыряет на стул сумку. Та переворачивается, содержимое веером разлетается по полу. Яна на секунду замирает, затем берет себя в руки и, виляя округляющимися бёдрами, идёт к столу. Красиво наклоняется влево и вправо, поочерёдно снимая туфли и бросая их вниз, переставая хромать. Из правой, сломанной, туфли на пол вытекает струйка крови.

— Ты? Ты не представляешь. Иду я, значит, мимо концертного зала, а там шум, свет, музыка. Ну, я и заглядываю внутрь. И все от сцены отворачиваются, и смотрят куда?

Яна лихо садится на стол, наклоняет голову и ее волосы растут, волной стекают вниз.

— На меня. Потому что я…

Волосы Яны светлеют, качаются перед лицом загипнотизированного Юры.

— Потому что я… я…

Раздаётся гудение снизу. Яна вздрагивает и смотрит на пол, где разбросаны ее вещи и где сотовый с жужжанием, кругами, ездит по паркету. Юра прокашливается, с трудом отводит взгляд от волос Яны.

— Мам! Это твой ребёнок…

Яна тихо слезает со стола и подбирает телефон. Организм ее возвращается к исходному состоянию с небольшим рассинхроном: правое бедро еще крупнее левого, правая половина волос еще светлее левой.

— Малыш, пожалуйста. Ма… Где? Ну я же тебя просила подождать! Ма… Иди домой. Какой ещё туман? Домой, сейчас же. Я скоро буду.

Яна заканчивает вызов и с раздражением, которое лично к Юре не относится, смотрит на мужчину.

— Угу, оценил, — кивает он. — Дерматоморфинг гениальный, быстрый. А все равно не то.