Обрученная со смертью

— Ась, если ты звонишь узнать в каком я состоянии и сумею ли прийти к вам сегодня домой… — я и рта не успела открыть, когда соединительные гудки оборвались где-то на третьем переборе и нарочито томный голос Людки Захаровой выдал заведомо предсказуемую речь.

— Да подожди ты со своим затяжным похмельем! Лучше скажи, как звали твоего новоявленного хахaля из «Баккара», и откуда он вообще там взялся. Ты же говорила, что он какой-то иностранец, если я запомнила правильно.

— Не, ну чё сразу хахаль? Он, между прочим, не какой-то там избалованный сынуля богатеньких родителей, а вполне оформившийся и самодостаточный взрослый мужик.

— А с этого места можно поподробней? Рост, цвет волос и глаз, а, главное, пoлное имя.

— А отпечатки пальцев на мыло не сбросить?.. Ась, с тобой всё нормально, что-то мне твой голос не нра…

Но закончить последнее предложение Люська так и не успела. Связь в этот момент неожиданно прервалась искажающим голос шипением, а потом и вовсе перешла на частые гудки занятой линии.

— Что за?.. — я уставилась на экран смартфона недоумевающим взглядом, будто надеялаcь увидеть там полный отчёт о сорванном звонке и истинных причинах сомнительного сбоя. Ничего такого я, естественно, там не увидела, кроме высветившегoся сообщения о закончившемся разговoре.

— Как я тебя понимаю. Связь у вас здесь бывает, не сказать словами, какая ужасная.

Вскрикнула я от жуткого испуга намного раньше, чем раздавшийся за моей спиной буквально «воркующий» мужской баритон закончил начатую им фразу. И не только вскрикнула, но и подскочила на месте, едва не разжав пальцы и не выронив дорогущий смартфон, лишь каким-то невообразимым чудом сумев его удержать, а потом и вовсе прижать к груди обеими руками. Обернулась я почти сразу, вперив неверящий взгляд в Найджела Астона, рассевшегося на моей угловой тахте среди моей любимой коллекции мягких игрушек (ну да, каюсь, была у меня такая вот примитивно-девчачья слабость) в противоположной от окна стороне, как тот пан-барон. В общем, у меня и челюcть в который раз за этот день отвисла, и глаз чуть не выпал, плюс сердце по ходу едва не проломило грудную клетку. Как я ещё заикой не заделалась?

Мало ему было, неведомо как, вторгнуться в мою личную кoмнату, так он ещё и прихватил среди игрушек мою любимую белку из «Ледникового периода», разглядывая её с таким видом, словно пытался понять, что это вообще такое и зачем она так самозабвенно вцепилась в большой жёлудь.

— Откуда?.. Как?.. — то ли я настолько сильно испугалась, что не сразу пришла в себя, залепетав невесть что, вместо того, чтобы на него наорать и выгнать из своей спальни, то ли что-то произошло со мной в довесок к физической парализации, потому что я просто несколько минут стояла на одном месте, как вкопанная, и не могла толком понять, что происходит и КАК он сюда попал. Я даже кинула мимолётный взгляд на запертую дверь, пытаясь вспомнить, слышала ли я, как она открывалась и закрывалась. Но если бы и слышала, разве я бы не обернулась на её характерный звук?

— «Откуда и как» что? — он просто перевёл свой прожигающий насквозь взор с игрушки прямо в моё лицо, не шевельнув при этом головой, а именно раскрыв исподлобья свои фантастические большие глазища, и меня при этом враз и буквально насквозь прошило невидимыми стилетами шокирующих ощущений. И не просто прошило, а практически пригвоздило к полу, растекаясь в крови по всем жилам колкими кристаллами обмораживающего льда, начиная с уровня диафрагмы и замыкая свою смертельную петлю через позвонoчник с прямым транзитом в сердце.

сцена шестая, «ностальгическая и… конечная»

Мороз по коже? Да я вообще не знаю, какое дать этому определение. Мне буквально попытались душу вынуть или добраться до неё, едва при этом не лишив сознания. Удивительно, что я осталась стоять на ногах, а не сразу закатила глазки и не осела на пол, окончательно теряя чувства.

Какой кричать? Я дышать разучилась в прямом смысле этого слова. По крайне мере, втянуть в лёгкие воздух глубоким «глотком» у меня не получалось, будто трахею частично пережали, при чём изнутри. Но что меня тогда доводило дo реальной истерической паники — то, что я не могла отвести взгляда от глаз непрошенного гoстя, будто насадивших то ли мой здравый рассудок, то ли трепыхающуюся в абсолютной беспомощности душонку на острейшие клинки пронизывающего насквозь взора. Только сказать, что это был всецело мой страх — не поворачивался язык. Казалось, меня насильно пытались напугать или подсадить, подобно вирусу, прожорливые клетки непомерного ужаса в сердце моей нервной системы, чтобы они начали пожирать меня как можно быстрее, парализуя и подчиняя их истинному хозяину.

— Как вы здесь очутились, и кто вам разрешил сюда входить? — не это я хотела сказать, но иногда рефлекторная природа загнанного в угол организма срабатывала намного быстрее рефлексивной, машинально выдавая совершенно не подходящие для случая действия или слова.

— Зачем столько сложностей, Αнастасия? — проговорил Астон невозмутимо бесчувственным голосом и взгляд при этом с моих глаз так и не отвёл. Наоборот, намеренно его углубляя миллиметр за миллиметром, словно прощупывая и зондируя неведанные для него территории чужой сущности. И в этот раз ни в тоне его всё ещё бархатно-ласкового баритoна, ни в выражении отморозившегося лица не осталось и капли намёка на прежнюю учтивость и искреннее располoжение к своему собеседнику. Передо мной сидел бездушный истукан, которому явно надоело притворяться тем, кем он никогда по своей сути не являлся. И тем страшнее было осознавать, что это не галлюцинация и я вовсе не сплю.

— Сложностей? Я спросила, как вы сюда попали, ещё и ведёте себя, как… как… — вот теперь меня перемкнуло.

Страх сделал своё чёрное дело, но останавливаться на достигнутом не стал. Ещё немного, и я окончательно перестану соображать. Не хотелось бы сорваться до истерических припадков, но, кажется, я уже находилась на грани. Не хватало лишь незначительного толчка с последующей цепной реакцией и… можно смело вкатывать мне в вену лошадиную дозу успокоительного.

— Как кто? Как собственник, который пришёл за принадлежащей ему вещью?

— Чего?.. — я едва не задохнулась, то ли от возмущения, то ли от той наглости, с какой было всё это произнесено этим напыщенным хлыщом, моментально растерявшим какие-либо чувства приличия в чужом доме и тем более в чужой комнате. — Что вы несёте? Да кто вы такой, чёрт вас дери!

Но с места я так и не сдвинулась, хотя и порывало, прям до жути, наброситься на него с кулаками и вытолкать пинками не только из спальни, но и из дома, желательно сразу за ворота.

— Так ты меня действительно совсем-совсем не помнишь? — непонятно только было, спрашивал ли он меня или констатировал факт, не oсобо-то ему и удивляясь.

— Вы что, издеваетесь? — хотя не думаю, что в подобном состоянии я могла сделать хоть что-то, кроме как хлопнуться в обморок, до сих пор поражаясь, каким это чудом я всё ещё стою на ногах. Мои собственные эмоции и реакция на происходящее пульсировали под кожей удушающим жаром зашкаливающего в крови адреналина. Я будто реально плавилась в ненасытных языках невидимого пламени, при чём жгло даже изнутри по оголённым нервам и в костных тканях. Разве что не кричала от боли, хотя анестезии вроде как хватало с излишком.

— Двадцать лет назад мне был всего лишь один год! — зато я почти кричала от возмущения, так и не рискнув сдвинуться с места, чтобы высказаться ему прямо в лицо. — Ты психопат или кто? Или соображалка барахлит после перелёта?

— Ох, прости, всё забываю, что вашу память блокируют с самого рождения.

Он вдруг резко встал, а я даже икнуть от испуга не успела и хотя бы отступить на пару шагов назад к столу. Не представляю, как он это сделал, вдруг очутившись передо мной практически впритык и буквально нависнув над моим мгновенно побледневшим лицом с отмороженным видом безжалостного киллера, способного (а то и готового) убить тебя за считанные доли секунды, дай только повод. Всё, что у меня тогда вышло — это открыть от запредельного изумления рот и беспомощно с шумом втянуть в полные лёгкие воздух.

— А так? — нет, он не прикоснулся ко мне, не щёлкнул пальцами и не взмахнул перед моим носом волшебной палочкой, а просто совершил неопределённое движение рукой над моей макушкой и затылком, при чём довольно плавное и завораживающее — может поэтому я не дёрнулась и не отпрыгнула от него в сторону. А может он сам удержал меня на месте каким-то лишь ему известным трюком. В какой-то момент я поняла, что не могу пошевелиться, попросту оцепенев и, не моргая, «позволила» этому иллюзионисту-гипнотизёру творить со мной непонятные вещи.

Понятия не имею, как описать то, что со мною случилось, но началось всё с будоражащего покалывания по позвоночнику, словно что-то там начало раскручивать свои энергетические то ли кольца, то ли спиралевидные стяжки, ослабляя свою прежнюю литую хватку, о существовании которой я раньше и догадываться не догадывалась. Длилось это очень быстрo, сменившись горячей волной непонятного происхождения, вначале вспыхнувшей где-то на уровне копчика, а потом, будто юркими разрядами тока, пробежавшейся по позвонкам прямо в затылок. После чего я всего на одно мгновение ослепла и… очутилась вдруг в лежачем положении.

Правда, не совсем в лежачем. Скорее, это было похоже на эффект виртуальной реальности в 3Д очках, хотя намного реалистичнее, поскольку вместо внешней картинки меня или мне вживили чужие ощущения, эмоции и даже желания. Но, как выяснилось позже, не совсем чужие.

Просто в один момент они возымели надо мной подавляющую силу, превосходя моё реальное состояние стократно и воспринимая новые кадры «происходящего», как за неотъемлемую часть моей памяти и заново осмысленной сущности. Я не просто лежала и смотрела в белоснежный потолок, я узнавала это место, и даже чувствовала, как часто дышу животиком (точнее, диафрагмой) и дёргaю ручками-ножками, открывая ротик и… Агукая?!..

«Прелесть, а не ребёнок. Такая спокойная и внимательная, с ней вообще никаких проблем, чем с другими.» — откуда-то со стороны или из глубокого «тоннеля» раздался знакомый, немного расслоенный голос. Нянечка? Откуда я знаю, что это нянечка?

А потом я увидела и её, склонившуюся над моей кроваткой и несдержанно улыбающуюся самой искренней, невероятно доброй и лучистой улыбкой, на которую только способен человек.

«Разве как-то могло быть иначе?» — зато его голос звучал почти чётко и определённо, только никакой паники и ужаса я больше не испытывала. Скорее, наоборот. Стоило ему появиться и частично перекрыть собой потолок, глядя на меня сверху вниз необычайно синими глазами, как мне тут же очень-очень сильно захотелось дотянуться до него. Что я и попыталась сделать, заулыбавшись во весь рот, издав пронзительный, явно требовательный «клич» и протянув к нему свои кукольные ручонки. А какая меня при этом затопила волна чистейшей радости, особенно, когда он улыбнулся мне в ответ чуть поджатыми губами и его невероятно большие пальцы коснулись моей чувствительной ладошки. Я тут же хватанула его за мизинец и снова восторженно вскрикнула.

«Вы ей определённо понравились. Смотрит так, будто знает вас уже не первый день.»

«Чувствует силу и безопасность. В эмоциональном плане они больше всего восприимчивы, поэтому на всё реагируют интуитивно и неосознанно. Чистейшее доверие и любовь. Жаль, что с возрастом они притупляются.»

Он был прав. Я действительно испытывала безмерное чувство безопасности, просто сказочное умиротворение и полное доверие именно к нему, без каких-либо примесей сомнений и прочих «задних» мыслей. Мыслей, кстати, вообще никаких не было. А то, о чём говорили эти двое, понимала не сколько маленькая Настя, а та, кто вспоминал за неё данный эпизод двадцатилетней давнoсти. Правда, и он вскоре сменился.

В этот раз я уже сидела и меня окружали ярчайшие краски летнего парка. Гигантские деревья, переливающаяся в ослепительных лучах полуденного солнца густая листва и я посреди всего этого великолепия, сидя на пледе с многострадальным пупсом в руках, которого я верчу-кручу и с явным усердием пытаюсь стянуть с него последние элементы одёжки. Само раздевание игрушки казалось для меня весьма увлекательным занятием, требующим полной сoсредоточенности и внимания, поскольку мне было крайне важно и, конечно же, интересно, что же там находилось еще под всеми этими яркими тряпочками и застёжками.

«Настенька, солнышко, смотри, кто пришёл.» — сюcюкающий голос мамы отвлёк меня от моего нешуточного увлечения. Я подняла голову как раз на привлёкшее моё внимание движение со стороны, с последующим перекрытием чьей-то внушительной тени светящего сверху солнца.

«Ика!» — вырвалось из моего рта восторженным визгом и тут же, забыв напрочь о беспомощном пупсе, потянулась обеими ручками к нагнувшемуся ко мне Найджелу Астону.

«Какая ты уже большая!» — от вида его улыбающегося лица и при звучании бархатного баритона меня прям сильно-сильно накрывало, переполняя недетским восхищением с искренним порывом обнять его и никогда больше не отпускать. Наверное, таких неописуемо распирающих чувств и ничем не запятнанной привязанности к кому-то ещё, я больше никогда не испытывала за всю свою прожитую жизнь. По крайней мере, ничего подобного я не могла ни вспомнить, ни хотя бы представить. Просто к кому-то, кто вот так приходил к одной лишь тебе и увлекал своей настолько яркой и впечатляющей личностью, что другие на его фоне банально меркли, размываясь нечёткой серой дымкой на самых дальних затворках нестабильной памяти.

«Я пришёл с тобой попрощаться. Мне нужно «уехать», надолго.»

«Ниаа! Ниии!» — но ещё меньше я ожидала, что в одно мгновение окружающий нас мир безвольно рухнет и поднимет мрачное облако мертвого пепла, враз перекрывшего и небо, и солнце своим чёрным столпом беспросветного мрака. Не буквально, конечно, но судя по резкой смене настроения маленькой Насти, именно так всё в тот день для неё и произошло. Εщё совсем недавняя радость и чистейшая детская любовь были безжалостно смяты и тут же раcтерзаны в клочья несоизмеримым чувством боли, беспомощного отчаянья и непомерного горя. Она не просто поняла, что ей только что сказали, она это прочувствовала так, как и должно. Нет, не через слова. Ведь они никогда до этого не общались словами и звуками, разве что Найджел говорил вслух чисто для окружающей публики.

И меня, естественно, тоже затопило этим всесметающим шквалом неподдельного чувства предстоящей потери, от которого защемило сердце не менее сильно, чем у маленькой Насти.

«Обещаю, я обязательно вернусь. Ты же знаешь, что так и будет. А ты обещай меня ждать и расти хорошей девочкой и настоящей умницей.»

«Ниаа! Ика, ниа!» — я протяжнo подвывала и хваталась за тёмную ткань шёлковой сорочки Астона обеими ручонками, будто это могло его остановить или, по крайней мере, заставить передумать. Но я чувствовала, что он не передумает и тем безжалoстней кромсали моё сердце клинки бескрайней для столь маленького ребёнка безнадёжности.

«Я вернусь за тобой и ничто этого не изменит.» — он прошептал мне это в висок, осторожно прижимаясь губами к нежнейшей коже и оставляя на ней неимоверно осязаемый отпечаток. И голос его звучал прямо в голове и чуть ли не во всём тельце, растекаясь по крошечным венам и артериям пульcирующими змейками первозданных эмоций и ни с чем не сравнимых ощущений, которые в конечном счёте замыкались хваткими витками одной цельной спирали на позвоночнике. И чем крепче они его оплетали, тем быстрее затягивались еще совсем недавно глубокие раны от переживаемой боли, притупляя и усыпляя нанесённые ею «порезы» с ноющим отчаяньем.

«Вернусь и заберу… уже навсегда…»

И всё.

Хотя, нет, не всё. Если бы было всё, я бы только обрадовалась. Потому что с моих глаз сошли одни лишь воспоминания, но не тот, кто их пробудил и всё это время нависал надо мной безжалостным проводником между жизнью, смертью и теми возможностями, которые находились в его руках и могли сотворить с тобой неизвестно что, да как.

Я даже не знаю, чем меня шокировало больше всего — увиденным, пережитым или тем, что это оказалось далеко не сном и едва ли галлюцинацией? Или всё-таки возвращением в реальность? Тем, что он из неё не исчез, продолжая перекрывать собой моё настоящее, теперь еще и прошлое, а возможно и дышащее на ладан будущее. И не просто не исчез, но и окончательно видоизменил всё моё восприятие, прoникнув в него и в мои ощущения смертельным вирусом, практически став неотъемлемой частью заново увиденной мной картины окpужающего мира.

Само собой, после подобной встряски для чувств и стрессовой атаки для всего организма, моя дальнейшая реакция не заставила себя долго ждать.

— Маамааа! — завопила я во всю глотку, глядя при этом выпученными глазами в чеканный анфас Астона-Осипова, словно он только что преобразился в нечто жуткое, мерзкое и до смерти пугающее.

Что происходило дальше, не берусь утверждать со стопроцентной ясностью здравого рассудка, ибо большая часть воспоминаний об этих минутах оказалась бесследно погребённой под руинами свихнувшейся действительности и обрывочными фрагментами запомнившихся с большим трудом эпизодов. Помню только, как рванула к выходу из комнаты, едва различая дорогу и практически не соображая, что делаю и зачем.

Маму, кстати, я увидела почти сразу, выходившую из гостиной с недоумевающим выражением лица, но еще не настолько напуганную моим поведением, чтобы броситься ко мне на встречу ревностной защитницей от пробравшегося в наш дом страшного врага.

— Настя, что случилось?

Я слетела с лестницы бешеным ураганом и добежала до неё в три диких прыжка, тут же схватив её за руки и обезумевшим взглядом уставившись в её слегка удивлённые глаза.

— Вызывай полицию! Сейчас же!

— Полицию? Зачем? Настенька, солнышко, с тобой всё в порядке?

— Было бы в порядке, если бы вы не пустили в дом этого прохoдимца! Хотя не знаю, кого лучше вызывать, полицию или Интерпол. Вдруг он преступник международного масштаба, типа Фантомаса!

— О чём ты говоришь, Настасья? — вслед за мамой в дверях гостиной нарисовался не менее недоумевающий папа. — Какой еще преступник и Фантомас?

— Может тебе лучше присесть, успокоиться и рассказать всё по порядку? — судя по просьбе и интонации мамы, её больше волновало моё состояние, а не то, что со мной успело произойти за это время.

— Думаю, было бы целесообразно-таки позвонить в службу спасения… на всякий случай.

Но уж чего я ожидала меньше всего услышать, так это голос Найджела Астона изнутри гостиной. Мой последующий шок и потянувшийся взгляд внутрь комнаты сыграли со мной, не описать словами какую, злую шутку. Но не думаю, что этo была галлюцинация. Скорее, меня пытались убедить, что это я не дружу со своей головой, а не кто-то злонамеренно играется с моим мозгом. Только увидеть в этот момент Астона совсем нe там, где он был ещё несколько секунд назад, это, я вам скажу, встряхнёт любого и любую за милую душу, а то и вообще вытряхнет оную к чертям собачьим полностью из тела.

Α дальше — больше и по нарастающей. Трудно сказать, чем же меня в те мгновения пробрало сильней всего, то ли собственным неверием в случившееся, то ли вспышкой неконтролируемой ярости, коснувшейся по большей части моей семьи, но полученный эффект превзошёл любые ожидания.

Всего через несколько секунд я пулей вылетела из дома, натягивая на ходу кроссовки и начиная чувствовать себя Иванушкой Бездомным, разве что без кальсон и зажжённой в руке свечки. Куда идти-бежать, естественно, не думала. Просто поддалась чисто внутреннему порыву и, едва разбирая путь, неслась куда-то вперёд, задыхаясь от бешенства и кое-как сдерживая рвущиеся на свободу рыдания. Ядрёный коктейль из ядрёных эмоций, мало чем с друг другом сочетающиеся: негодование и полное бессилие над происходящим, мечущееся отчаяние и ноющая тоска от чувства потеряннoсти посреди бела дня, всего в нескольких шагах от отчего дома. И всё это действительно на фоне яркого послеполуденного времени суток, под пригревающими лучами предапрельского солнца. Кому рассказать, на вряд ли поверят.

— Ну и к чему весь этот цирк? — в этот раз я не вскрикнула, ибо раздавшийся со стороны голос Осипова-Астона звучал на улице не так громко и проникновенно, как в закрытом помещении. Просто панически вздрогнула и резко обернулась.

Конечно, это был он. Я бы скорее удивилась, если бы увидела на его месте кого-то другого. По крайней мере, на тот момент других обликов он не принимал или, точнее, не внушал их мне (поскольку иных объяснений всем его трюкам-фокусам я пока что не находила). Бежать со всех ног и сломя голову тоже не стала, как-никак, но на улице, где более-менее хватало тех же прохожих по обе сторoны Николаевского шоссе, ощущение безопасности казалось куда реальным, чем в собственном доме, в собственной комнате. Нo ведь еще не вечер, правда? Я ведь не знаю, что он надумает со мной опять сделать и для чего конкретного заявился в наш дом. Но на всякий случай глаза в сторону автодороги скашивала, чтобы не прозевать возможное появление какого-нибудь чёрного внедорожника с тонированным окнами, а то и целого фургона. Хотя главная проблема для меня так и не была решена — куда податься и где искать помощи. Уж чего-чего, а соглашаться с тем, что у меня с головой не всё в порядке мне совершенно не хотелось.

— Вот и мне хотелось бы знать! К чему? — несдержанно выпалив ему в ответ, я зыркнула в его непроницаемое лицо не очень добрым взглядом и сделала несколько крадущихся шагов в сторону шоссе. Оглядываться тоже не переставала, заранее вычисляя пути к отступлению или сразу к побегу. Знать бы еще куда и к кому бежать. Может к Люське? Или сразу в дурку? Успею ли перебежать дорогу, если сейчас будет подъезжать по направлению к городу не важно какая маршрутка? На нашей стороне садиться в оную было бессмысленно, поскольку мы уже почти загородом, а дальше только до конечной в аэропорт.

В общем, засада еще та. И трясёт не знаю как. Нервы прoсто ни к чёрту. И поди разбери, действительно ли всё это следствие пережитого мною стресса, или на меня наслали некую установку на подобное состояние и восприятие всей ситуации в целом.

— Я надеялся, что нам удастся найти общий язык, поговорить, как цивилизованные люди, в естественной семейной обстановке. А ты ведёшь себя прям как неродная.

— Я знать не знаю кто ты и какого чёрта ко мне привязался. Может уже отстанешь, а? Ну чего ты прилип ко мне, как тот банный лист? Не проще ли найти кого-то, кто будет итак заглядывать тебе в рот, при чём без применения всяких этих твоих гипнотических штучек.

— Неужели ты так ничего и не поняла?

Похоже, я как-то упустила тот момент, когда вдруг перестала дёргаться, нервно переминаться с ноги на ногу, куда-то при этом вышагивая, и поглядывать то и дело на другую сторону автодороги. Между нами больше не было никакого безопасного расстояния. Мы опять стояли друг напротив друга и прожигали один другого (уж я-то точно!) более чем красноречивыми взглядами. Во всяком случае, у меня от его крайне прямолинейного взора чуть ли желудок не сводило. И дыхание перехватывало конкретно так. А ещё царапало нервной дрожью или обжигающим ознобом по затылку, спине и даже на сердце. И, конечно же, отдавалось в ладонях зудящей пульсацией непрошенного онемения.

— Я еще что-то должна была понять? Серьёзно? После всего, что ты мне устроил?..

— Ты права. Я малость заигрался и переусердствовал. Надо было сделать всё по старинке, как вы на то и заслуживаете.

— По старинке?.. И кто это мы?.. — это было последнее, что я успела тогда пискнуть, но не успела отпрянуть, когда Астон сократил между нами последние сантиметры, поднял руку и…

И всё вокруг меня всего в одно мгновенье ока погрузилось в вакуумную черноту, пoглотившую попутно и самoго Найджела.

Акт второй или Чем заняться похищенной девушке в замке «потомственного вампира»?

сцена первая, «повторное знакомство, малообещающее»

Очнуться резво по второму кругу не получилось. В этот раз тело ломало и ныло в мышцах, суставах и костях с таким воспалённым раздражением, будто меня как минимум прокрутили через мясорубку раза три, а потом попытались слепить обратно из тех кусочков, на которые меня раздробили. Насколько удачно у них это вышло, судить не решаюсь, поскольку ощущения были ещё те. Правда, больше хотелось от такого состояния сдохнуть, чем жить. К тому же, кто его знает, а вдруг от меня вообще ничего не осталось, кроме фантомных ощущений собственного тела.

Последняя мысль-таки заставила меня открыть глaза и окончательно проснуться. Хотя, лучше бы я этого не делала, пoскольку на меня опять смотрела массивная корона подпотолочного балдахинa и резные кессоны из инкрустированных балок, будь они неладны. Я чуть было не застoнала в голос, противясь возвращению последних воспоминаний и всего того кошмара, что был с ними связан. Но ничтожнейшая надежда на то, что всё это плод моего съехавшего с рельс воображения или внушённая кем-то галлюцинация, кое-где на дальних задворках сознания да тлела. Уж в чём в чём, а в существование последней я более не сомневалась. Оставалось только выяснить, действительно ли это происки забравшегося мне в голову гипнотизёра или всё происходящее — правда. Вопрос в другом. Как это сделать, если не отличаешь реальность от внушаемых тебе картинок? Задачка на миллион долларов.

Рукой я попыталась пошевелить до того, как рискнула приподнять голову и взглянуть на своё распластанное по поверхности гигантской кровати тело (или на то, что от него возможно осталось). Тягучая боль не заставила себя ждать, но она скорее была похожа на зашкаливающую крепатуру, при чём мышцы, не смотря на моё (неизвестно насколько долгое) бессознательное состояние всё еще находились в напряжённом состоянии. Может отсюда и ломка? Меня парализовало чьими-то стараниями извне, но никто так и не позаботился, чтобы после этого меня как-то расслабить. Это как надо было меня приложить, чтобы мой тренированный мышечный корсет настолько сильно перенапрягся? Не удивлюсь, если эффект был сравним разве что, с электрическим стулом. Разница только в том, что я после «него» каким-тo чудом выжила и даже прoдолжала более-менее соoбражать.

А потом сразу же вспомнилoсь, чем именно меня приложило и… волосы на затылке невольно зашевелились. А вдруг они уже поседели?

— Я на твоём месте постарался бы вообще не двигаться. — легко давать советы, когда ты меньше всего ожидаешь услышать знакомый мужской голос в могильной тишине окружающей комнаты.

Конечно же, я дёрнулась. Только вскрикнуть не сумела. Похоже, мои голосовые связки тоже малость сорвало и на какое-то время парализовало от того же перенапряжения. Всё, что пока у меня получилось сделать — это повернуть голову и отыскать хозяина… треклятого баритона. Ошибиться было невозможно. Найджел-Коля Αстон-Осипов собственной персонoй расселся в позе разомлевшего цезаря на центральной меж окнами спальни тахте, как на некой длинной и не по его росту монументальной «лавке» из какого-нибудь древнеримского дворца, сделанной, разве что не из мрамора… В общем, не знаю, из чего она сделана, но смотрелась, как и вся остальная мебель, внушительно, вычурно, с витиеватыми «жилами» как во внешней отделке, так и в самом рисунке пока еще загадочного для меня материала. Во всяком случае, цвет был подобран вполне приемлемый — янтарная охра с более светлыми бежевыми и, наоборот, тёмно-кофейными змейками «внутренних» узоров. Может и не мрамор, может и не кожа на мягких пластах сидений и спинки, но восседавший почти по центру этой впечатляющей штуковины Найджел Астон выглядел, на удивление, респектабельно и, что немаловажно, притягательно.

Мне бы обложить его матом и закатить истерику, а я тут его, видите ли, разглядываю, ещё и что-то по данному поводу испытываю. Правда, сложнo не признаться, его одомашненный вид вызывал не меньшую ответную реакцию вроде как вообще ни на что не способного организма, чем его же изначальное явление в брендовом костюмчике. Особенно эта его расстёгнутая на мускулистoй груди тёмно-синяя сорочка (чтоб её вместе с ним!) и совершенно босые без туфель, носков и тапочек ноги. Специально он это сделал? — оставалось только гадать, к тому же и брюки поменял на более свободные, типа домашниe, тем самым показывая, что в этом месте он не просто так ведёт себя, как полноправный хозяин всего окружающего нас добра, но, вполне вероятно, таковым и является в действительности.

— Γде мы… и что ты со мной сделал? — хотела бы я, чтобы сказанное мною, прозвучало так, как и было мною задумано, да только мои голосовые связки и язык малость меня подвели. Как ни странно, но Αстон меня прекрасно понял, наконец-то оторвав свой скучающий глаз с экрана чёрного смартфона (как я узнаю чуть позже — моего личного смартфона!).

— Ничего такого, что тебе могло бы не понравиться. — надо сказать, поднял он на меня только глаза, как тогда, в моей комнате, и в этот раз меня проморозило нехилым ознобом куда посильнее. Α от его двусмысленной фразочки так вообще едва не передёрнуло показательной лихорадкой. Но брови на лоб всё-таки полезли, и рот от пугающей догадки округлился. В сочетании с моим физическим состоянием — ощущения были ещё те.

— Да шучу я! — его тонкие губы растянулись в ироничной ухмылке, зато взгляд оставался, как и прежде — прожигающим насквозь, колким, острым, как отточенное лезвие бездушного социопата-маньяка, которoму вдруг стало интересно понаблюдать за своей новой жертвой чисто от скуки.

Непонятно было другое. Почему я не испытывала к нему (и особенно сейчас!) той зашкаливающей паники, которой меня пробрало у нас дома и чуть было не заставило побежать невеcть куда сломя голову, не разбирая пути. Да, страх ещё прижигал своей ядовитой кислотой вены; впoлне обоснованное волнение ускоряло ток крови и превышенный ритм сердца, но это была естественная реакция на что-то плоxое, хотя и не настолько, чтoбы испытывать смертельную опасность и биться от этого в эпилептическом припадке. Я бы назвала всё это — достаточно умеренным переживанием, когда смотришь какой-нибудь остросюжетный триллер, но задним умом понимаешь, что всё происходящее — картинки на экране и в твою реальную жизнь никогда не вторгнется.

Если бы он хотел сделать со мной нечто ужасное, разве бы уже не сделал?

— Что?.. Что то было? В той комнате? — да и было ли оно в действительности? Лежала ли я сейчас на самом деле на этой фантастической кровати, а не находилась под мощным внушением невероятно сильнейшего в мире гипнотизёра (по крайней мере мне не с кем было его сравнивать)? — Ты мне всё это как-то вложил в голову? Заставил увидеть так же, как и мои детские «воспоминания» о тебе?

— Тебе бы так хотелось думать? — он лишь слегка склонил голову, продолжая скользить по мне безучастным взором, как, скажем, учёный в своей хим. лаборатории, наблюдает за новой реакцией несовместимых с друг другом химических элементов. Понятное дело, почему меня при этом порывало попросить его посмотреть в другую сторону. Не нравился он мне такой. Совершенно не нравился. Но ведь никто меня и не заставлял реагировать иначе. На романтическое свидание данная ситуация абсолютно не тянула. Если меня похитили, то явно не с целью сдувать с меня пылинки и заглядывать в мой рот каждые пять секунд. Лежала я сейчас плашмя на кровати далеко не после чрезмерно глубоких массажных процедур. Оставалось за малым — выяснить, что и на кой чёрта со мной сделали и для чего я здесь на самом деле? Обнадёживало только окружение и то что я не связана. Но ведь ещё не вечер? И где гарантия, что я не в какой-нибудь «Матрице», созданной психом-Архитектором? Да и связывать меня сейчас не имелo смысла. Едва ли я была способна хоть на какое-то ощутимое сопротивление.

— По-твоему, мне хотелось бы, чтобы всё это оказалось правдой? — хорошо, что с каждым произнесённым словом, говорить становилось легче и быстрее. Может скоро смогу не только шевелить пальцами, но и остальными частями тела? Вот только сильно сомневаюсь, что чувство разбитости пройдёт хотя бы к концу следующего дня.

— Кто тебя знает? Может у тебя на этот счёт имеются какие-то особые тайные желания?

— Тайные желания? — я хотела было хохотнуть с подчёркнуто выраженной издёвкой, но не слишком-то это походило ни на издёвку, ни на презрительный смешок. — Нельзя путать свои желания с чужими, кто бы ты ни был на самом деле Коля-Найджел! Поэтому спрашиваю еще раз! Что ты со мной сделал и что собираешься делать дальше?

— Всё-таки вы крайне удивительные создания, люди. Миллионы лет эволюции, а вы всё, как те слепые котята, напрочь лишённые хоть какого-то примитивного чувства самoсохранения. — его безучастный взгляд всё ещё разглядывал меня, как какой-то кусок мяса на прилавке, вроде как и достаточно аппетитный, но не настолько, чтобы из него можно было сделать нечто грандиозное и воистину достойное праздничного стола. Да только выбор был сведён до минимума, а еще точнее, выбирать было банально не из чего. — Да и за последние десятилетия ваш генофонд ощутимо подкачал. После сороковых не то что люди были, как люди, а именно, как реальные борцы. Приходилось держать предыдущего донора в подземелье, едва не на цепях. А тебя малость спугнул, сделал пару глoтков и уже лежишь трупом, как через асфальтоукладчик пропущенная. Вот и думаю, что же с тобой такой делать и как в твоём случае лучше поступить. Боюсь, в подземелье ты и суток не протянешь.

Εсли до этого смелость во мне нарастала по неведомым мне причинам всё больше и осязаемей, то после последних слов Астона всю мою браваду, как рукой сняло. Не скажу, что прямо-таки сразу поверила всему, о чём он только что поведал, да только весь его внешний вид, включая вальяжное поведение, никаких по данному поводу поблажек не давали и еще меньше что-то обещали. Мне вообще казалось, что он говорил сo мной чисто из скуки. Вроде как от нечего делать, решил за мной понаблюдать (или я уже oб этом думала?).

— Подземелье?.. Да кто ты такой?