Боевой 1918 год 3

Посмотреть было на что. Все пассажиры рассосались, но шевеление не прекратилось. Кожаные, видно отчаявшись бодаться в двери безмолвного вагона, решили включить мозг. И сейчас двое из них с дальнего края перрона, тащили длинную лестницу. Один продолжал вяло постукивать по двери теплушки требуя, чтобы упрямая избушка повернулась к нему передом. Еще один (видно старший) ругался с толстеньким обладателем железнодорожного мундира. Тот громко голосил, требуя прекратить незапланированные развлечение на перроне, так как надо убирать состав. Общего оживления добавляли проводники, которые лузгая семечки с интересом наблюдали за представлением, и бойцы, пытающиеся загнать любопытствующих пассажиров в здание вокзала.

Мужик же, лениво глянул на меня и поправив винтовку ответил:

— Не-е… Грят, там какие-то мазурики прикатили, один из которых себя аж за самого Чура выдаеть. Вот их и пытаются из вагона ковырнуть. Токмо сдаетси, тама никого нетути, а энти дурни зазря копошатся… — Тут он, не выдержав, громко прокомментировал действия кожаных — Ты еще башкой туды стукани! Дверка-то и отвориться!

Я, коротко хохотнув, поинтересовался:

— А лестница им на кой?

Боец предположил:

— Дык, наверное, на крышу хотят забраться и оттель уже окошко попробовать выбить. Там и доска потоньше и запор должён быть похлипче…

Я уважительно протянул:

— Офигеть страсти какие…

И кивнув на прощанье, двинул к выходу, попутно обдумывая что противник все-таки хорошо подготовился. Не зря же этот мужик сказал насчет мазуриков, один из которых будет выдавать себя за Чура. То есть, скорее всего было так — кожаные приехали на вокзал. Показали свои документы. Представились начальству и переговорили с личным составом, по поводу того, что сейчас будут вязать самозванца. И даже если бы я начал размахивать бумагами и орать что «аз есмь», мне бы никто не поверил. Спеленали бы толпой, как миленького. Так что мы очень правильно сделали, вовремя смывшись с поезда.

Выйдя из здания, прищурился от яркого солнца и пошел к своим ребятам. Коротко переговорив в ними, направился к «Гарфорду». Шофер, по привычке всех водителей мирно кемарил, надвинув на глаза фуражку и подпрыгнул, когда я тронул его за плечо:

— Эй товарищ, подъем.

Тот, поправив головной убор и окончательно просыпаясь недовольно спросил:

— Чего надо?

На что я спокойно ответил:

— Да ничего особенного. Просто я с вокзала. Там твои товарищи каких-то хмырей прищучили. Но те в вагоне закрылись. А пути освобождать надо. Поэтому паровоз состав потянет туда, где теплушку отцепят. Это во-он там. За пакгаузами. Ну и тебя попросили сразу на место подъехать.

В принципе в этом обращении риска не было никакого. Если бы он сейчас на меня вытаращился и сказал, что не понимает, о чем речь, я бы ответил, что ошибся и на этом всё. Но парень повел себя правильно. Встряхнув головой прогоняя сонную одурь, удивляться не стал, лишь спросил:

— Куда?

Я ткнул пальцем и водила вытянул шею пытаясь разглядеть указанное, а потом, просяще глянув на меня, выдал коронную фразу всех бомбил моего времени:

— Слушай браток, дорогу покажешь?

Хрюкнув от неожиданности, но быстро взяв себя в руки, я солидно кивнул:

— Отож! Только у меня бойцы с собой, так что ты не сильно газуй, чтобы они не потерялись. Нам тоже в ту сторону надо…

Парень, невзирая на важную профессию оказался вполне компанейский, поэтому сразу предложил:

— Так пускай в будку лезут. У меня там удобно. Даже скамейки есть.

Морпехи стоящие рядом лишь кивнули и быстро загрузились куда указано. Остался лишь Димка Потоцкий. Кто-то ведь должен будет показать кожанным куда их «мотор» делся. А мы поехали в ту сторону, откуда совсем недавно появились. Просто, когда мы еще шли на вокзал, совсем недалеко отсюда, я видел шикарный тупичок, представляющий из себя идущее вдоль глухих высоких заборов ответвление от основной дороги, которое упиралась в рельсы. А еще дальше виднелись кусты и какие-то хозпостройки. И вот гляди ж ты, не прошло и пятнадцати минут, как нам эти данные пригодилась.

Пока ехали (что тут ехать — триста метров) сидящий за рулем парень, в процессе непринужденной болтовни, пару раз искоса глянув на меня, поинтересовался:

— Слушай товарищ, что-то мне твоя физиономия кажется очень знакомой. Может встречались где?

Я покладисто кивнул:

— Может и встречались. Москва ведь городок махонький, тут почти как в деревне — все друг друга видели или знают. — улыбнувшись, показывая, что это была шутка, переключил внимание на знакомый съезд в тупичок и сразу порекомендовал — Ты лучше здесь развернись и сразу туда задом сдавай.

Пока водила корячился задом по узенькой дорожке, мы молчали (для нынешних времен езда задним ходом — ответственейший процесс) а когда наконец мотор был заглушен, поинтересовался:

— Слушай, а ты этих парней в кожанках хорошо знаешь?

Парень, за время пути рассказавший, что сам он работает водителем разъездного транспорта в гараже Моссовета, а на сегодня его придали людям из военной комиссии, пожал плечами недоуменно ответив:

— Ну… пару раз раньше видал. А чо?

Я пожал плечами:

— Ничего… Просто сдается мне, что они очень странные. — водила удивленно вскинул брови, желая пояснений, а я продолжил — Ты браток, сам посуди… Знаешь кого они там арестовать хотят?

Тот кивнул:

— Говорили, что какого-то мошенника, который себя за красного командира Чура выдает. И что…

Но продолжить он не успел, так как в начале тупика появились «кожаные», сопровождаемые Потоцким. Москвичи на ходу о чем-то спорили, размахивая руками, а увидав грузовик, вообще неприлично разорались, матерно вопрошая какого мол хрена их шоффер, вместо того чтобы ждать на площади, уперся куда-то в далекие ебеня?

Водила удивленно глянул на меня — мол «чего шумят?» но я развел руками:

— Вот! Объяснял же тебе, что они очень странные.

При этом четверка, увидав нас несколько замедлила ход, но судя по тому, что продолжила приближаться, ничего не заподозрила. Да и чего они могли заподозрить кроме внезапного слабоумия своего шофера, который вдруг решил переехать на другое место? Да и я, натянув фуражку на нос, не опускал при этом от лица руку с папироской. Поэтому ловцы человеков, меня сразу и не признали. А то, что у них мое фото есть, даже не сомневался. Вон для то же «Правды» меня столько раз фотали, что зайти в редакцию и отпечатать снимок с негатива, не составит никакого труда. Что-то до них стало доходить, когда до машины осталось метров пять и я, глубоко затянувшись, отбросил папиросу в сторону. Отбросил и шагнув навстречу, широко улыбнулся.

Главный из противников (главный — судя по громкости ора) сначала мазнул по мне безразличным взглядом, но потом, вытаращив глаза, сбился с шага. И даже к оружию успел потянуться. Только вот зря. А вообще хочу сказать — как же я обожаю «маузеры» и их владельцев! Этот пистолет — брутальная, статусная и дорогая вещь. Носят ее в деревянной кобуре, которая болтается у бедра на длинном ремешке. Выглядит все весьма солидно, но вот приведение его к бою, занимает столько времени, что из того же «нагана» пол барабана успеешь выпустить. Поэтому я его владельца оставил напоследок, для начала, двумя ударами уложив спутников. Потоцкий тоже клювом не щелкал, вырубая третьего. А владелец большой пушки только-только успел ее вытянуть из кобуры. Угу — теперь ему осталось лишь снять пистолет с предохранителя, взвести ну а потом, он конечно же всем ух как покажет! Только же ему даст Рэмбо из себя изображать? Без затей влепив «кожаному» под ложечку (он мне говорящий нужен, а не бессознательный) я без усилий выдернул оружие из ослабевшей руки и передал тело выскочившим из-за грузовика ребятам.

А сам вернулся к транспорту. Водила, при виде происходящей на его глазах экзекуции, попытался было выскочить из-за руля, но стоявший рядом автоматчик не дал этого сделать. И теперь он сидел, вцепившись в руль и открыв рот смотрел как ребята слаженно избавляют противников от оружия, уволакивая тела куда-то за машину. Я же, плюхнувшись на сиденье рядом продолжил разговор:

— Вот так вот, братишка… Пока мы на фронте немчуру с беляками гоняем, здесь контра махровым цветом расцвела. Это же надо придумать — «За Чура себя выдает!» — с этими словами я снял красную повязку, прикрывающую морпеховский шеврон и меняя фуражку на поданный одним из моих ребят берет, продолжил — Сначала Владимира Ильича стрельнули, сделав так чтобы на уголовников подумали, потом меня из Крыма выдернули. Думаешь, зачем?

Шофер, ошарашенно наблюдая за моим преображением, невпопад ответил:

— Не знаю… А вы кто? Не бандиты?

В этот момент появился Берг и протягивая какую-то бумагу сказал:

— Товарищ Чур, посмотрите, что у них было.

Тут водилу прорвало:

— Точно! Ты же Чур! Вот прямо как на портрете в «Правде»! Особенно, в этом берете! Только почему маленький? Говорили, что ростом под два аршина и в плечах сажень косая! Хотя не… — собеседник сам в себе усомнился — На фотографиях, остальные товарищи почти с тебя ростом. Значит и ты нормальный… Так ты что — настоящий?

Я хмыкнул:

— Нет, мля, игрушечный. Сам подумай, какой дурак станет себя выдавать за комбата? Тебе про это и толкуют — поддельной телеграммой вызвали меня в Москву. Хотели арестовать да приморить. Хорошо, верные люди подсказали, что убить меня хотят. Но теперь я всех козлов, на свет божий извлекать буду. Во — видал?

Показывая ордер на свой арест, подписанный Каменским, криво ухмыльнулся, обозначая шоферу свое возмущение по поводу беспредела московских контрреволюционеров:

— Сам замнаркома Госконтроля подписал! Так что прикинь браток, на какой верх эти сволочи пролезли? Пролезли, а потом целую военную оппозицию организовали. Вроде как для недопущения бывших генералов в армию, а на самом деле, вишь как оно выходит? Лучших бойцов Красной Армии уничтожить хотят!

Впечатленный размерами предательства водила, вхолостую отрывал и закрывал рот. Я же, разыгрывая эту сцену, преследовал свои цели. Как бы там дальше не пошло, этот парень, он ведь молчать не станет. И пойдут по Москве слухи гулять. А слухи — это такое дело, что бороться с ними практически невозможно. При этом, кто такой Чур народ хорошо знает (ну так, еще бы — столько в газетах о его подвигах писать…). Так что я в их представлении нечто среднее между Ильей Муромцем и Георгием, поражающим змея. Поэтому, когда люди узнают, что народного героя какие-то хмыри завалить захотели, то я этим хмырям не позавидую.

Ну а потом, оставив парня под присмотром автоматчика, пошел посмотреть, чего еще за это время добыли мои ребята. Тем более что из будки доносилось громкое мычание, перемежаемое торопливыми словами. То есть, процесс шел весьма активно. Заглянув внутрь, увидал, что мычит «кожаный» в свою модную фуражку (это когда его поторапливали с ответами) но колется весьма активно. Поэтому, по итогам очень быстрого допроса выяснилось, что вороги планировали меня привезти в дом купца-миллионщика Хлынова, что в Чашенском переулке, недалеко от Никитского бульвара. Привезти, упаковать и доложиться о выполнении задания.

Ну в общем как я и ожидал — чекистов к этому делу подключать не решились, так как в этом случае могло возникнуть слишком много ненужных вопросов, вот противники и воспользовались своими силами. Именно поэтому и дом купца, и такие неумехи в группе захвата. Нет, чекисты тоже в массе своей пока не блещут, но эти уж совсем какие-то лохи. А уж если учесть, что все их действия были насквозь противозаконными (ну не было у них никаких прав меня арестовывать, даже если бы я был насквозь жуликом) то количество косяков за «оппозиционерами», возрастало с каждым шагом.

У меня же, прямо наоборот — как командир отдельного специального подразделения Красной Армии я должен был немедленно пресекать все проявления контрреволюции вплоть до расстрела на месте. Вот получается и пресекаю…

Далее Марк (так звали «кожанного») поведал, что он успел доложить по телефону о провале задания и теперь его очень ждут для выяснения подробностей. При этом ждет не кто-нибудь, а сам Абрам Захарович. Так же выяснилось, что при нем обычно находится двое охранников, да в самом здании постоянно пребывает от трех до пяти человек.

В общем что тут говорить — поехали мы в Чашинский переулок. Перед этим, я дал распоряжении надеть все награды и поэтому восторженно косивший в мою сторону водитель, всю дорогу не умолкая трещал, то выпытывая подробности наших геройств, то злобно ругая просочившихся в верха предателей.

Проезжая по Средне Пресненской и увидав вывеску акционерного общества Столярова и К, попросил притормозить. «Гарфорд» пронзительно скрипнув тормозами застыл возле входа, а я пройдя внутрь поинтересовался у сидящего за конторкой гражданина где у них телефон. Тот, глядя на ордена и ремни амуниции, даже вопросов не стал задавать, а тут же провел меня на второй этаж. Там, отперев дверь, широким жестом указывая на большой черный аппарат, с латунным чашечками, произнес:

— Прошу-с вас.

Сняв трубку и крутнув ручку, дождался ответа оператора (да-да той самой легендарной барышни), после чего, попросил соединения с названным номером. А когда мне ответили, выдал несколько кодированных фраз и назвал адрес, где меня надо искать. После чего вежливо поблагодарив служащего «АО» спустился к машине. Ну вот. Дело сделано. Теперь Жилин в курсе, что я прибыл.

Хм, а вы что думали? Что отмороженный на всю голову Чур, рванет в столицу самостоятельно разбираться с противником? В одну морду? Ага, как в том анекдоте — с голой пяткой против шашки. Ну уж нет. У нас с Жилиным были свои ходы на самые разные случаи жизни. Поэтому, еще в Таганроге, я, не афишируя, встретился со своим человеком — самым обычным парнем, работающим на железной дороге. По-тихому передал ему текст послания, для отправки в Москву. Конечно же не на имя и.о. предсовнарокома. Вовсе нет. Павел просто дал телеграмму своему «кузену». Текст совершенно нейтральный — насчет заболевшей тетушки и поехавшей ее проведать сестры. А уже в Ростове я получил подтверждение получения этой телеграммы (которое означало, что Иван в курсе того, что я выехал) и с чистой совестью отправился в столицу.

Так что сейчас мы будем действовать по второму варианту. При этом, прикрытие и сам Жилин моим теперешним звонком уже извещены о месте, где все будет происходить. А это значит, что для некоторых неразумных «товарищей», тридцать седьмой год наступит несколько ранее чем положено по календарю и кровавая гэбня (в данном случае «кровавая матросня») начнет их заживо репрессировать. Возможно, не по одному разу. Они, падлы, мне еще и за Севастополь ответят. Хотя это вроде из другой оперы, но все равно ответят! Ну и заодно поймут, что в сторону Чура лучше косо не смотреть.

Глава 2

Дом купца утопал в цветах и липах, словно зефирина в торте. Да и выглядел очень даже ничего — белокаменный, с какими-то декоративными башенками и здоровенным крыльцом чуть ли не из гранита. Красивый забор из кованных прутьев лишь подчеркивал тот факт, что у купчины был хороший вкус. Но в данный момент миллионщиком здесь не пахло так как из открытого окна второго этажа доносились чьи-то матерные вопли. Там, судя по всему, говорили по телефону и грозно распекали какого-то «товарища Зуйкина». При этом обороты были такие, что заслушался даже стоящий на другой стороне улицы извозчик. Ухмыльнувшись услышанному, я спросил у водилы:

— Браток, ты нас здесь подождешь, или сразу к себе поедешь?

Тот, пребывая в предчувствиях наблюдения будущего интересного действа, решительно ответил:

— Мне путевку до вечера выписали. До восемнадцати ноль-ноль. Так что, товарищ Чур, с вами останусь. Вдруг вам еще куда надо будет проехать или какая помощь понадобится?

Кивнув, пояснил свою позицию:

— Вот и хорошо. Тогда мы троих пленных пока у тебя в будке оставим. И парня нашего, чтобы он за ними присмотрел.

— А четвертого куда?

Я пожал плечами:

— Ну кто-то же нам должен показать, где контрики сидят… — после чего, сойдя на густо усыпанную шелухой от семечек мостовую, негромко скомандовал — К машине! Марка забирайте с собой. Журба — на охране остальных!

Дверь будки открылась и через несколько секунд мы двинули к зданию. Кстати, с этим строением тоже интересная история приключилась. Сей пряничный домик, вполне официально, отжала себе группа партийных товарищей для различных неформальных встреч, превратив его в эдакий небольшой клуб для единомышленников. Точнее, в один из клубов, потому что подобных домов, для самых разных партий, фракций, групп, группировок и даже просто заводских организаций, в Москве было превеликое множество. В рабочее время там обычно было пусто, но вечерами народ собирался для встреч и дискуссий.

Вот нас и хотели притащить в эту купеческую недвижимость днем, пока там почти никого из непосвящённых не было. Зато был шикарный подвал… И как я ржал, когда узнал, кого же именно послали арестовывать легендарного Чура! Нет и среди оппозиции были неплохие спецы, но они все в основном пребывали на фронте. Вот тут и возник вопрос — кто будет вязать зловредного морпеха? Ну не руководству же ехать? Чекистов к этому делу не привлечешь. С вояками тоже связываться чревато. Поэтому Каменский, снабдив грозной бумагой, послал тех, в ком был уверен и кто не стал бы распускать язык. А именно — трех порученцев и адьютанта. Сука! Он бы еще секретаршу на задержание направил!

Но с другой стороны ожидали-то они всего двоих. Да плюс заручились поддержкой комендантского взвода на вокзале. Так что расчет был достаточно верный. Скрутили бы нас там в любом случае. Только вот не срослось… Поэтому сейчас адъютант имеет бледный вид и связанные руки, а мы, с оружием и решительным настроем поднимаемся по ступенькам.

Сразу за большой резной дверью, наткнулись на вахтера. Ну или не знаю как назвать человека, сидящего за столом возле входа. Судя по тому, насколько быстро он выдернул палец из носа, вахтер был занят добыванием козявок, но увидав нас моментально прервался и незаметно вытерев палец о штанину, вежливо спросил:

— Товарищи, вы к кому?

Я в ответ, не менее вежливо пояснил:

— Мы к гражданину Каменскому Абраму Захаровичу. Он же здесь находится?

С ответом попкарь замешкался, так как разглядел в толпе слегка помятого Марка и недоуменно спросил:

— Э-э… но это же наш товарищ — Марк Пукерман! Почему он связан?

Подняв палец и акцентируя на нем внимание собеседника, многозначительно и исчерпывающе ответил:

— Потому что! — выдержав паузу, продолжил — Но я не услышал насчет Каменского. Он здесь?

Вахтер, растерянно кивнув, промямлил:

— Да… на втором этаже, в кабинете должен быть… А вы из военной коллегии?

Я отрицательно мотнул головой:

— Мы из морской пехоты.

И обращаясь к парням, приказал:

— Соболев, Ивлеев, Пузякин — контроль входа. Мага, Берг за мной. Остальные — проверка здания. — и слегка пихнув Пукермана, предложил — Веди, Сусанин.

По широкой лестнице, покрытой темно-синей дорожкой, прижатой к ступеням латунными штангами, поднялись наверх. А потом, следуя указанию печального Марка, я без стука открыл одну из дверей. Первое что увидел был здоровенный стол, за которым восседал какой-то взъерошенный тип гражданской наружности. Второй, в форме, показался смутно знакомым, но вспоминать его не было времени так как гражданский вытаращился на меня и перебегая взглядом то на Пукермана то на моих парней, сипло произнес:

— Это… это как?

Ха, а он меня знает! Вон как задергался. Поэтому, без особых сомнений я выдернул из кармана ордер на свой арест и пустив лист по столу, задал простой вопрос:

— Твоя подпись?

Пока тот разворачивал бумагу, в разговор вмешался хмырь в форме:

— Товарищи, вы кто такие? И по какому праву сюда ворвались?

Военный все-таки очень кого-то напоминал, поэтому на всякий случай, культурно пояснил:

— Я Чур. Да, да — тот самый командир батальона морской пехоты. А насчет того зачем сюда пришли… Просто мне очень интересно, зачем эта падла меня выдернула с фронта и почему хотела убить?