Молодой пенсионер на проводе

– Да, вы были 24-ой, и, кстати, он очень сожалеет, что ничего не вышло, – тем же секретарским сухим тоном продолжала девушка.

– А какие у Вея были параметры насчет невесты?

Секретарь передала папку с 400 ответами китайского фабриканта и, ознакомившись, начала бомбардировку базы данных всех одиноких сердечек и сердец, чтоб получить свои десять или 30 процентов с Вея за полученное им двухчасовое удовольствие.

Задача оказалась не такой простой, как казалась. Если при упоминании статуса «молодой пенсионер» отваливалось 80% респондентов, то при упоминании космических сумм за любовь по вип-контракту – 99%.

Ужаснее всего было возвращаться домой будто отверженной и оплеванной и смотреть на огромный пустой коттедж, которому требовались внимание и деньги. Елена Васильевна начала тратить НЗ на его обслуживание, понимая, что долго так не продержится.

Ночная карусель все раскручивалась и раскручивалась, и даже невидимый незнакомец, пытавшийся остановить и вразумить ее, исчез. Елена Васильевна осталась один на один со смертельным аттракционом на выживание в городе разрушенных надежд.

– 

10 -

Позвонили дети, точнее, более решительный из них – Максим, попросился приехать. Елена Васильевна скрестила руки на груди и надула губы, понимая, что сейчас будут просить долгожданное прощение и идти на мировую. Но разговор намечался про другое.

– Продай дом лучше нам, – говорил Макс, сдерживаясь, а за его спиной прятались Антон и обе невестки.

– Но я не собиралась его продавать, – ошалела Елена Васильевна и опустила руки.

– Ну что ж, тогда подумай, куда тебе он? Одна, без денег, без помощи ты его не потянешь. А за 15 миллионов можно купить приличную двушку в Подмосковье и на остаток жить припеваючи много лет. Естественно, мы будем помогать, – все четверо в унисон закивали.

– За 15? – еще больше обалдела женщина. – Да он тридцатку стоит!

– Мам, – сделался серьезным Макс, – может быть, когда-то он и стоил тридцатку. Сейчас времена изменились. Мы все узнали. Ему красная цена пятнашка. И лучше продать своим, чтоб он был в надежных руках, чем чужим. Мы бы зажили здесь, как большая дружная семья, – он указал рукой на троих позади. – Восстановили б его…

– А меня в Подмосковье? – еще не крича, но уже охрипнув от внутреннего возмущения из-за наглости и невероятного бездушия детей, проговорила Елена Васильевна.

– Но с тобой не уживешься, – тихо, но злобно ответил Макс.

– Скажи еще, что это я виновата, что отец ушел… – сквозь зубы, готовая накинуться на него с кулаками, прорычала Елена Васильевна.

– Мы так и знали, что ты это скажешь! – хлопнул себя по голове Макс, а Антон отвернулся. – Так и знали, что все так будет. А ведь хотели по-хорошему!

– По-хорошему три месяца мне не звонили и не писали? – почти в слезах кричала Елена Васильевна.

– Два месяца! И как тебе звонить? – тоже на крик перешел Макс, походя на мать, любившую сразу выразить внутренние катаклизмы. Антон, как отец, предпочитал отмалчиваться до последнего. – Вот мы пришли, и что?

– Что? – орала она. – Могли бы попросить прощения.. Я вас вырастила. Всю душу в вас вложила. Жизнь вам подарила, – горькие настоящие слезы лились рекой, застилая глаза.

– Да! Да! Да! Тысячу раз да! – продолжал орать старший сын, сзади женщины пытались остановить его, но было бесполезно. – Да, ты святая, ты молодец! А мы говно сраное, так же ты нас называешь? И я признаю это. Ты хорошая, а мы такие, какие есть! – он развел руками в стороны. – Ну что поделать? Твоим мерилом мерить, все тогда говно сраное. А ты не мерь по себе! – он пригрозил ей пальцем. – Попробуй и нас понять. Мы как между двух огней.

– Вон отсюда! – вскричала Елена Васильевна из последних сил и выскочила из комнаты, будто спрыгнула с той жуткой карусели, которая ее мучила ночами последние три месяца. А может, всю жизнь.

– Ничего другого и не ожидалось, – тихо, по-отцовски подытожил Антон.

– 11 -

Елена Васильевна позвонила в рекламное агентство и сказала, что выйдет на работу раздатчицей флаеров и расклейщицей рекламных объявлений как только, так сразу. Костюм картошки был готов. Ее ждали в среду. Сейчас был понедельник. Ей больше не хотелось свиданий, приключений, хотя виртуальные и малознакомые женихи продолжали писать, несмотря на то, что в профиле она стояла нынешняя, на фоне своего обплеванного дома.

Писали все: и запойный алкоголик Александр, оказавшийся прекрасным любовником, с кем Елена Васильевна испытала долгожданное удовольствие без мучений, и Вей передавал весточки через секретаря агентства, приглашая на свидание с переводчиком английского, чтоб получше объяснить свою позицию, из-за которой произошло недопонимание в отеле. На слове «английский» Елену Васильевну чуть не стошнило.

Пара маньяков, предлагавших непотребности, так и продолжали написывать и предлагать. Елена Васильевна от нечего делать залезала в интернет, чтоб почитать в каких хоть местах нужно подмываться, чтоб с ними найти общий язык. А потом с деловым видом отмечала:

– Надо же! Оказывается и так можно.

Писал Михаил из Сочи. Его фотографии больше всего нравилось разглядывать: сад и ульи росли, у дома появилась крыша.

– Интересно на какие шиши он там строит? – без интереса разглядывала фото Елена Васильевна, развлекая себя чтением писем без ответа.

“Я знаю, тебе грустно. Может быть, сейчас ты даже плачешь”, – писал абонент «Михаил не мое».

"А что мое? – слезы и в самом деле навернулись на глаза. – Что тогда мое? Эти гаденыши? Старый импотент с диабетом? – она посмотрела на большую совместную фотографию, где дети еще были маленькими, а Паша иногда улыбался. – Быть проституткой? Посудомойкой? Что я вообще хотела от этой жизни?”, – закрыв лицо руками, заревела Елена Васильевна, понимая, что впервые задала себе этот вопрос, хотя его задают абитуриенты, а не пенсионеры.

Она замерла в позе отчаяния или, как говорят, в позе эмбриона и находилась так долго, будто заснула. Но ее разбудил телефон: пришла новая фотография от «Михаила не мое» – он выслал ей фото первой розы, что расцвела в этом году в его саду, возделанном умелыми руками.

Неожиданно женщина спрыгнула с кровати и стремглав бросилась в подвал, где лежали старые вещи, разные сувениры из поездок. Она искала коробку, на которой было написано «Индия». Всякая дребедень: пластиковые вееры от жары, дешевые платки и сари, были даже тапочки, сворованные из отеля… и… конвертики.

Два конвертика в форме треугольников. Елена Васильевна явственно вспомнила этот период. Одна из первых поездок с Пашей за границу. Он только разбогател, на первые деньги они отстроили этот дом, а следующие решили тратить на путешествия. В то время мало кто мог себе это позволить.

Их встретила сочная, яркая, грязная Индия с ее невероятными фантастическими храмами, где можно было загадывать самые смелые мечты, которые, казалось, сбываются прямо там.

Шоколадного цвета монах, поклонившись, протянул им листки бумаги, чтоб они записали на них свои желания и свернули треугольничками, как это делали солдаты на войне, посылая письма родным. Конвертики нужно было приложить ко лбу гигантской статуи толстого слона. Елене Васильевне очень понравилось его имя, Ганеша. Она даже купила божка домой: тот до сих пор жил на кухне на холодильнике, собирая пыль и мертвых мух.

Но что? Что она написала в письме-желании? Елена Васильевна помнила каждую деталь, каждое слово, улыбку, прикосновение к холодному цементному богу, но напрочь забыла, что она попросила у него. А глянув на нетронутый с тех пор конверт мужа, поняла, что сейчас узнает, сбылось ли желание у Павла?

С придыханием она открыла свое письмо, прочитала про себя, а ахнула вслух. Ее почерком, но еще веселым и заводным с крутым наклоном вправо было написано: «Хочу жить у моря, иметь свой садик и пчел…».

– Боже мой, – схватилась она за сердце. – И пчел… вот больная…

Но когда раскрыла конверт мужа, то заплакала и плакала долго…

– Ганеша, пусть у Ленки сбудется желание, – хотел Павел.

Она добрела с письмами до спальни, прикладывая их к груди, которую недавно чуть не потеряла, и поняла, что испытывает противоречивые чувства. В основном это была злость на себя. И ей пришлось хорошенько подумать, почему она злится. Признаться надо было честно.

Елена Васильевна вышла замуж вопреки советам родителей, уверявших, что из всех кандидатов он подходит наименее всего. Но если по молодости таким советам мало придают значения, к сорока она сама хотела развестись с Павлом, который надоел ей, осточертел своим характером, бездушием. Ей не хватало простого внимания с его стороны, не говоря уж о ласках, сексе, понимании. И то, что на расставание решился сам бывший муж, только красило его за честность и решительность.

Еще она злилась на себя за детей, которые в сущности были правы. Они такие, какие есть. Это их право быть бездушными тупыми эгоистами. В конце концов, она недалеко от них ушла, как правильно выразился Макс, меряя всех своим мерилом. Это глупо и эгоистично давать всем свои оценки, а также пытаться пройти чужой путь. Ее родители в этом отношении были более мудрыми, предупредили, но не остановили от ошибки. Пусть теперь это поколение на своих ошибках поймет, что значат для них жизнь, мать, отец, здоровье и старость. Елена Васильевна от души желала им понять это раньше, чем сделала она.

Было пять часов утра, когда она позвонила Максу.

– Что-то случилось? – серьезно спросил он.

– Я согласна на 15. Но завтра. И половину кэшем, – диктовала условия мать.

– Отцу плохо, – невпопад ответил Макс.

– Что с ним? – после продолжительного молчания спросила Елена Васильевна, перед глазами которой стояли открытые пачки презервативов.

– Аппендицит, но он в хороших руках, – успокоил сын. – И еще мы поговорили с ним. Он сказал, если ты не будешь артачиться, он готов выделить ежемесячное пособие для тебя.

– Это хорошо. Я не буду артачиться, – просто ответила мать. – Послезавтра я уезжаю в Сочи. Несколько дней не буду на связи. Как обоснуюсь, дам знать.

– Хорошо. Если что звони.

– Обязательно, – повесила трубку Елена Васильевна и увидела еще одно фото с розой, но уже не с розовой, а с алой.

– Завтра приеду. Встретишь? – написала она Михаилу и исправила его имя в контактах на «Мой Ганеша-Миша».

А потом улеглась на постель и стала представлять себе карусель, в которую она заигралась аж до пенсии, но образ почему-то никак не шел. Тогда она стала считать, сколько пайков молодого пенсионера в 15 миллионах… Выходило, что можно прожить около 60 лет. Шестьдесят плюс еще 60 получалось 120. А если вычесть уколы красоты, периодические походы на маникюры и к парикмахеру?… Лет 50, но вместе с пайком молодого пенсионера от государства и частной пенсией от сраного козла выходило прилично.