Помоги проекту - поделись книгой:
Они прощаются с детьми, которые сидят в своих комнатах и делают уроки или, по крайней мере, набирают на своих ноутбуках что-то, что якобы является их домашним заданием.
Они поднимаются по склону холма в деревню. Воздух влажный и липкий. Кейт чувствует, как ее кожа тоже становится липкой. Она хочет протянуть ладонь, чтобы взять Роана за руку, но не может заставить себя это сделать. В эти дни держаться за руки, обниматься в постели, побуждать к сексу или целоваться в губы похоже на выражение одобрения, подобно звездочкам в таблице вознаграждений – действия, которые неким образом нужно заслужить. Взять Роана за руку – значит, признать, что они все те же, что и двадцать пять – тридцать лет назад, что она по-прежнему чувствует то же самое, что чувствовала к нему тогда, но она не может закрыть глаза на все, что случилось с тех пор. Не может притворяться, будто ничего этого не было.
– Итак, – говорит она, – как прошел день?
– Я хорошо пообедал. Я проследил за тем, чтобы к ужину у меня был аппетит.
– Понятно. И что ты ел на обед?
– Съел большую тарелку пасты со сливочным соусом. Я не ожидал сливочного соуса, но все равно умял его целиком.
– За рабочим столом?
– Нет, нет, я ездил в город.
Его тон легкий, непринужденный. Никаких признаков того, что за его обедом в городе кроется что-то предосудительное, но ее голос по-прежнему звучит нехорошо, слишком пронзительно.
– И что же это было?
– Просто встретился с Джерри. Ты его знаешь. Из Университетского колледжа Лондона, помнишь? Он предложил мне взять в следующем году модуль первого года обучения по детским психозам. Три часа в неделю. Сотня в час.
– Понятно, – говорит она, и странная тьма начинает немного рассеиваться. – Это здорово! И ты согласился?
– Конечно, согласился! Дополнительно 1200 фунтов в месяц. Этих денег хватит на приличный отпуск или даже два. Пару новых диванов, когда мы переедем в новый дом. Плюс мне очень нравится Джерри. И я слопал бесплатную порцию пасты. Так что тут даже не о чем раздумывать.
Роан смотрит на нее и улыбается, и это прекрасная, искренняя улыбка, лишенная какого-либо притворства или скрытых намерений. У него был хороший обед в компании хорошего человека, а теперь у него будет хорошая работа, которая обеспечит им хороший отпуск и покупку нескольких хороших диванов. Кейт невольно улыбается следом.
– Прекрасно, – говорит она. – Правда, прекрасно.
Ее так и тянет спросить, почему Роан ничего не сказал про обед, когда они разговаривали сегодня утром. Она бы сказала ему, что встречается с кем-то за обедом, чтобы поговорить о работе. Но тут же отгоняет эту жалкую мысль прочь, чтобы не портить настроение.
Они достигают вершины холма, и деревня Хэмпстед, как обычно, открывается перед ними, словно сон или съемочная площадка. В переулке с булыжной мостовой они находят паб, где в каминах горит огонь, а на старых волнистых половицах растянулись собаки. И хотя они решили, что не намерены специально отмечать День святого Валентина, Роан возвращается из бара с бутылкой шампанского и двумя холодными бокалами. Они поднимают тост за его новую работу, и на их лицах танцуют тени, отбрасываемые языками пламени, и рука Роана находит на сиденье ее руку и берет ее в свою. Это так приятно, и Кейт на время забывает об открытке в ящике стола.
10
Мне было двенадцать с половиной, когда я впервые встретила Роана Форса. К этому моменту я резала себя уже более двух лет. Я как раз начала ходить в восьмой класс, и мальчики начали становиться проблемой.
Их внимание, их взгляды, то, о чем они думают и что они говорят обо мне друг другу, – проведя большую часть детства в обществе мальчишек, я знала, что происходит за сценой, – вызывали у меня чувство усталости, опустошенности. Мне очень понравилась идея
Я представляла себе старикана с растрепанными волосами, в очках, может, даже в твидовом пиджаке или с моноклем в глазу. Я не ожидала увидеть крутого чувака с ярко-голубыми глазами, острыми, высокими скулами, длинными худыми ногами в черных джинсах, которые он постоянно скрещивал то так, то этак, пока у меня не закружилась голова. Его руки, когда он хотел что-то описать, двигались, словно странные бледные экзотические птицы. И кроссовки «Peng». Что, согласитесь, круто для немолодого чувака. И запах чистой одежды, мой любимый запах, запах деревьев, травы, облаков и солнечного света.
Нет, конечно, я не заметила всего этого во время нашей первой встречи. Когда я впервые увидела его, я была еще ребенком и просто подумала, как же круто он выглядит, совсем как Доктор Кто из сериала.
Он довольно долго смотрел в блокнот, прежде чем взглянуть на меня.
– Сафайр, – сказал Роан Форс. – Просто невероятно блестящее имя.
– Ага. Спасибо, – сказала я. – Его выбрала моя мама.
Такое имя могла выбрать своему ребенку только девятнадцатилетняя мать, верно?
– Итак, Сафайр, расскажи мне о себе, – попросил он.
– Что именно? – Все знают, что детям нельзя задавать открытые вопросы. Они не умеют отвечать на них.
– Например, расскажи мне о школе. Как там твои дела?
– Хорошо, – сказала я. – У меня все хорошо.
Ну вот, приехали, подумала я, какой-то парень ставит галочки, заполняет анкеты, идет домой, чтобы посмотреть «Игру престолов», съесть киноа или что там приготовит ему жена. Это не сработает, подумала я. Как вдруг он сказал:
– Скажи мне, Сафайр, что самое худшее, самое-самое худшее, что когда-либо случалось с тобой?
И тогда я поняла, что мы к чему-то придем. Я еще не знала, куда, просто знала: это такой момент в моей жизни, когда мне нужно, чтобы кто-то меня спросил, что в ней было самое худшее, а не спрашивал меня, все ли на месте или хочу я на ужин курицу или рыбу.
Я не сразу ответила ему. Я растерялась. Первым пришло в голову очевидное. То, что случилось, когда мне было десять лет. Но я не хотела ему это рассказывать. Пока еще не хотела. Он ждал примерно минуту, когда я ему отвечу. И тогда я сказала:
– Все.
– Все?
– Да. Все. Моя мама умерла до того, как я ее запомнила. И моя бабушка. Мой дедушка был отцом-одиночкой, воспитывал троих детей и внучку, но потом он сильно заболел, и мой дядя был вынужден взять на себя заботу обо всех нас, а он тогда был примерно моего возраста. У него не было нормальной жизни. Никогда. У нас был волнистый попугайчик. Он умер. Соседка, которая причесывала мне волосы, звали ее Джойс… она тоже умерла. Моя любимая учительница начальной школы, мисс Рэймонд, заболела раком и умерла вскоре после того, как вышла замуж. У моего дедушки артрит, и его почти все время мучают боли.
Я резко остановилась, как раз перед самым главным событием из всех этих плохих событий, событием, которое привело меня в его кабинет. Я смотрела на него, в его голубые глаза – как у тех собак, что похожи на волков. Я хотела, чтобы он сказал: «Бедняжка. Неудивительно, что ты все эти годы резала себя».
Но вместо этого он сказал:
– А теперь расскажи мне самое лучшее, что с тобой когда-либо случалось.
Честно говоря, я опешила. Как будто все, что я только что сказала, ничего не значило. Как будто он даже не слушал меня.
В первый миг я даже не хотела ему отвечать. Я просто сидела. Но тут кое-что внезапно пришло мне в голову. В начальной школе была девочка по имени Лекси. Она была всеобщая любимица, очень добрая. Все учителя любили ее, и все дети тоже. Она жила в красивом доме на красивой улице, с хрустальными люстрами и бархатными диванами и всегда приглашала на свои дни рождения весь класс, даже меня, хотя я на самом деле не была в числе ее подружек.
Однажды у нее была вечеринка с животными. Приехал старик с белыми волосами, в фургоне, полном ящиков и клеток, внутри них – по животному, и нам разрешили потрогать их. Он привез шиншиллу, змею, насекомых палочников, полевку, хорька, птиц, паука-птицееда. Еще он привез сову-сипуху. Мальчика. Его звали Гарри.
Мужчина с белыми волосами оглядел всех детей, увидел меня и сказал:
– Вот ты, например, не хочешь подержать Гарри?
Он вывел меня вперед и дал большую кожаную перчатку, а затем посадил сову Гарри на мою протянутую руку, и я стояла там, а Гарри повернул свою большую голову и посмотрел на меня, и я посмотрела на него, и мое сердце просто взорвалось чем-то теплым, бархатистым, глубоким и умиротворяющим. Как будто я любила его, любила эту сову. Что было просто глупо, потому что я его не знала, а он был совой.
Так что я посмотрела на Роана Форса и сказала:
– Я держала сову на дне рождения Лекси, когда мне было девять лет.
И тогда он сказал:
– Обожаю сов. Они удивительные существа.
Я кивнула.
– Что ты чувствовала, когда держала сову? – спросил он.
– Мне казалось, что я его люблю. Этого Гарри, – сказала я.
Он что-то записал.
– Кого еще ты любишь? – спросил он.
Я подумала: хм, разве мы не должны говорить о совах?
– Я люблю своего дедушку, – сказала я. – Люблю своих дядюшек. Люблю своих племянниц.
– А друзей?
– Я не люблю своих друзей.
– На что похожа любовь?
– Она похожа на… это похоже на потребность.
– На потребность?
– Да, вы любите кого-то, потому что он дает вам то, что вам нужно.
– А если этот человек перестанет давать тебе то, что тебе нужно?
– Тогда это не любовь. Это что-то другое.
– А сова?
Я опешила.
– Что?
– Сова. Ты сказала, тебе казалось, что ты любишь сову.
– Да.
– Но сова тебе не нужна.
– Нет. Я просто любила Гарри.
– Это было похоже на то, как ты любишь своего дедушку?
– Нет, – ответила я. – Это казалось… чистым.
Я поняла, что мои слова звучат неправильно, и поправила себя.
– Не подумайте, что в любви к дедушке есть что-то нечистое. Но я тревожусь о нем. Я боюсь, что он умрет. Боюсь, что он не сможет дать мне то, что мне нужно. И мне от этого плохо. Я не чувствовала себя плохо из-за совы. Наоборот, мне было только хорошо.
– Как ты думаешь, оба типа любви одинаковы?
– Да, – кивнула я. – Я так думаю.
Затем он умолк, посмотрел на меня и улыбнулся. Я не ожидала, что он улыбнется. Я думала, что его контракт запрещает ему улыбаться во время сеанса терапии. Но он улыбнулся. Возможно, потому, что мы только что говорили об этом, не знаю, но я вновь ощутила то мягкое, бархатистое чувство прикосновения к сове. Так что да, возможно, Роан Форс был нужен мне еще до того, как я это поняла.
Я впервые увидела Роана вне терапевтического сеанса в Портмане примерно через год или около того после нашей первой встречи. Я шла из школы домой, а он как раз выходил из здания школы напротив моей квартиры, где учился один из его пациентов. Он был весь такой щеголеватый, с портфелем, в голубой рубашке. Он разговаривал с другим мужчиной, тоже щеголеватым и
Я подумала, он просто помашет рукой и пойдет дальше. Но я ошиблась. Он перешел дорогу и остановился передо мной.
– Привет, – сказал он. Он стоял, засунув руки в карманы, и слегка покачивался на пятках. Не знаю, почему, но из-за этого он напомнил мне учителя, и у меня возникло то самое чувство «фу-у-у-у», которое возникает, когда вы видите учителя вне школы, как будто он голый или что-то в этом роде. Но в то же время мне было очень приятно видеть Роана.
– Привет, – сказала я.
Мне стало интересно, как я выгляжу в его глазах? В тот день у меня были накладные ресницы. Это было в начале 2016 года – у всех были накладные ресницы. В то время я не думала, что выгляжу глупо, но, вероятно, так оно и было.
– Закончились уроки в школе? – спросил он.
– Да. Иду домой. – Сказав это, я посмотрела на высотку, на восьмой этаж. Я моментально узнавала с земли свой этаж по уродливым красно-зеленым полосатым занавескам в окне соседней квартиры номер тридцать пять. Своего рода отличительный знак.
– Живешь там, наверху? – спросил Роан.
– Ага, – сказала я. – Там, наверху.
– Готов поспорить, оттуда красивый вид.
Я пожала плечами. Лично я с радостью отказалась бы от вида ради дома с большим количеством комнат.
– Итак, наша следующая встреча?
– В среду, – сказала я.
– В семнадцать тридцать?
– Ага.
– Значит, увидимся в среду.
– Да. Увидимся в среду.
Я направилась к входу в дом. Открывая дверь, я обернулась, потому что почему-то ожидала, что Роан все еще будет стоять и наблюдать за мной. Но он не наблюдал. Он ушел.
Поделиться книгой: