Дмитрий DM
Пустота
1.000.000…
— Будь я проклят! Быть этого не может! Твою же…
Ошарашенный цифрой Макс, выдохнул эту фразу, задержал дыхание, до тех пор, пока не началась болезненная пульсация в голове. Он отказывался верить в происходящее. Макс поднял голову, несколько раз хаотично резко вдохнул и потом опустил голову на скрещённые на приборном столе руки. Тихо простонал, взяв высокий тон похожий на вой, но ситуация не поменялась.
Он вскинул голову и еще раз, с надеждой посмотрел на голограмму.
Ничего не изменилось.
Цифра в один миллион лет, никуда не делась, все также беспощадно мерцала на экране, возвращая его к неизбежному осознанию реальности — произошло непоправимое событие, тянувшееся более одного миллиона лет — это теперь его настоящая реальность.
Он перевёл взгляд на огромный смотровой экран, занимавший значительную часть внутренней обшивки рубки управления кораблем, там, в ореоле голубых протуберанцев на него смотрела, словно насмешливое око исполинского Бога, гигантская, больше Солнца, в тысячи раз древняя синяя звезда, галактики CR7. Он снова опустил голову на сложённые руки.
«Как, черт побери, такое могло произойти?»
Беспомощной птицей в клетке, билась в голове мысль. Единственная, так как отчаянье и растерянность сковали волю и разум космонавта. Думать ни о чем другом он уже не мог.
Но потом, вихрем понеслись беспорядочные мысли, одна за другой:
«Неужели мне теперь больше одного миллиона лет? Господи — это просто, невозможно».
«Что же теперь делать? Есть ли хоть какой-то выход?».
«Да какая теперь для меня разница, потому что, как вообще такое возможно».
«А как мне вернуться на Землю?».
«Если я вообще, смогу вернуться….».
«Да и куда мне теперь возвращаться, той Земли, к которой я привык, наверняка уже нет».
Но ничего, кроме головной боли, этот поток несвязанных, отчаянных мыслей не вызывал — так как ответ отсутствовал, по причине свой абсурдности.
Если это правда, то его ожидало тоскливое, долгое неизбежное одиночество. Страх неожиданно накатил волной, сбил стабильное дыхание, которое он с трудом восстановил, делая его похожим на астматические конвульсивные вздохи. Он теперь единственное живое существо, на миллионы и миллионы парсеков вокруг. Его окружает лишь чёрная и абсолютно бесконечная тьма, в которой он микроскопическая песчинка, заброшенная судьбой в бездонную пустоту. И больше уже ни чего не будет, кроме этой чёрной пустоты и этой, такой же одинокой, как он сам, синей звезды. От этой мысли болезненно сдавило в центре груди и перехватило дыхание.
— УИС, — жалобно он позвал Управляющую Интеллектуальную Систему корабля, которую они между собой прозвали просто, на человеческий манер, как женщину — Уис.
— Я слушаю вас командир, — немедленно отозвалась она.
Макс в нерешительности, помедлил, обхватил голову руками, взъерошил волосы и понизив голос тихо спросил:
— Как они все погибли?
— Весь экипаж, кроме вас командир, погиб в капсулах гиперсна.
— Я тебя не спрашиваю где! — раздраженно воскликнул Макс, — а как, они, все погибли?
— Метаболические функции организма, погибших членов экипажа перестали действовать по истечении времени жизни каждого.
Ответила Уис и как показалось Максу, сказанное, прозвучало с оттенком некой обиды, едва уловимой в ее голосе. Но он сразу же отмёл сие предположение, вернее мысль скользнула, но он пропустил ее, уверенный, что только идиот поверит, что машина не способна к проявлению эмпатии.
— Иными словами от старости, — грустно констатировал он, — Уис, но в капсулах гиперсна процессы старения значительно замедляются.
— Да командир, это так. Но вечно жизнь сохранить не удалось еще никому. Срок в один миллион лет слишком большой для существования человека, даже в лучшей капсуле гиперсна.
— А какой максимальный период существования биологического объекта в гиперкапсуле?
— Примерно четыре тысячи лет, если капсулы имеют постоянный и надежный источник питания, для поддержки всех жизненно важных функций человеческого организма.
«Всего четыре тысячи лет против, всего-то одного миллиона» — простонал про себя Макс.
Он медленно встал, и задумчиво смотря на Синюю звезду и спросил:
— Уис, а почему я, смог просуществовать без малейшего ущерба для своего здоровья, более миллиона лет? Почему я не подох от старости как и другие?
Управляющая Интеллектуальная Система молчала, звучал лишь только негромкий зум сигнальной системы с командирского места управления космическим кораблем. Макс нетерпеливо постучал ладонью по приборной доске и ещё раз твёрдо, настойчиво, подрагивающим от возбуждения голосом спросил:
— Уис, я задал тебе вопрос. Почему я смог просуществовать без ущерба в капсуле гиперсна миллион лет?
— Я этого не знаю, — невозмутимо ответила она.
«Да что, черт подери, происходит?» — вспышкой пронеслось в голове Макса.
Все вокруг не так. И ни одна схема, сотканная из всевозможных предположений, не могла объяснить происходящее.
«Конечное за такой невообразимо длительный срок, для моей жизни, шутка ли, миллион лет может и не такое произойти», — эта ободряющая мысль, как бесполезное плацебо, несколько его успокоила.
Он твёрдо решил взять себя в руки и проанализировать сложившейся ситуацию.
«Для начала нужно пройти в отсек капсул гиперсна», — решил Макс.
— Уис, я хочу пройти и посмотреть капсулы остальных членов экипажа.
Он встал и направился к выходу из рубки управления.
— Командир, я не думаю, что вам это понравится, — быстро, без свойственных ей бесконечных уточнений, ответила она.
Макс остановился, чуть склонив голову набок, словно прислушивался к чему-то.
«Это что-то новенькое!».
Управляющая Интеллектуальная Система, перечит ему, командиру космического корабля «Синяя Звезда», она начала проявлять несвойственные ей ранее признаки; давая оценку его поведению и строя предположения относительно его реакции на определённые события. В который раз он замечал эти едва уловимые, признаки эмоционального окраски в ответных действиях роботизированной системы управления функциями космического корабля.
— Черт тебя побери, Уис! Ты что себе позволяешь? Ты не можешь «думать», а тем более принимать решение за меня. Это не в твоей компетенции и это отсутствует в алгоритмах твоего взаимодействия с экипажем. Твоя непосредственная задача исполнять все мои приказы бес-пре-ко-сло-вно! Тебе ясно?
— Простите, командир я не принимаю решение за вас. Вы правы, я не могу этого делать. Я только сделала предположение, в котором есть один из вариантов, вашей возможной реакции на то, что вы увидите в отсеке капсул гиперсна. Это стандартный, поведенческий и мотивационный анализ человеческой психики.
«Простите командир?»
Макс застыл с открытым от удивления ртом. Однако он понимал, что в словах Уис есть определенная доля правды, и вроде бы ничего такого настораживающего, не происходило, если не считать что ему теперь более одного миллиона лет…. Но вот её «поведение» вызывало у него насторожённость.
«Будь я проклят это какая-то паранойя», — подумал он.
— Хорошо Уис, ты можешь вывести на экран изображение всех капсул гиперсна, — согласился он, — я все же должен знать… Нет, — поправился он, — удостоверится, что они все погибли, и я не могу уже ничего предпринять.
— Изображение из капсулы Анастасии Дрозд, тоже показать? — спросила Уис.
Голос абсолютно безучастный, но почему она спросила именно о ней?
— Поче-е-му ты об этом спрашиваешь? — с подозрением, медленно растягивая слова, спросил Макс.
— Вы с бортинженером Анастасией Дрозд находились в очень близких отношениях, — Уис не замедлила с ответом, но в интонации промелькнула странная снисходительная твердость.
«Тою же… Проклятая машина, что с тобой происходит», — пробормотал про себя Макс.
Но спросил.
— Это ты о чем?
Макс задержал дыхание и весь напрягся. Он примерно уже догадывался, что она имеет ввиду.
Но Уис не торопилась с ответом.
Еще находясь на орбите Европы, он вместе с бортинженером Анастасией Дрозд занимался погружением экипажа в полетный гиперсон. Она медицинский специалист по спецификации сомнолог, и в её обязанности входило подготовить, а затем отправить каждого члена экипажа в состояние глубокого гиперсна, которое поддерживалось автоматической сомнологической капсулой полетного пребывания так называемая AFSC «DeepSlepper 4000». Они оснащались самым передовым оборудованием способным остановить метаболизмы человеческого организма на клеточном уровне. Работала только внешняя кора головного мозга, а внутренние ресурсы организма и его органы в этот период, пребывали в полном бездействии, находясь в состоянии, волновой консервации. Практически полностью «отключенные». А для поддержания работы мозга использовалось внешнее воздействие специализированной аппаратуры капсул. Мозг человека синхронизировался, с оборудованием вступая в тесное взаимодействие с техно-медицинским ботом вычислительного центра нейронной сети, становясь частью его сложной системы ИИ космического корабля.
Макс по своим должностным обязанностям, как командир, осуществляет контроль действий бортинженера сомнолога, а потом, они последними из всех членов экипажа погружались в гиперсон. Причем Макс в силу своего руководящего положения, делал это самым последним и размещался в отдельной капсуле, находящейся рядом с рубкой — это требовали строгие инструкции безопасности. После того, как все погрузились в гиперсон, он и Анастасия остались одни, они отошли от строгих инструкций и, не боясь, что кто-то может им помешать занялись сексом.
Это был самый неистовый секс в жизни Макса. Такая страсть может возникнуть только у двух людей, долго скрывающих свои чувства и сдерживающихся при каждой встрече от неодолимого желания обнять, прижать, почувствовать тепло. Они понимали, что придётся долго находится в состоянии «спящих мумий», как называла, состояние гиперсна Анастасия, поэтому отпустили свои чувства на волю, позабыв обо всем на свете. Отключив искусственную гравитацию, они плавали в опустевшем пространстве космического корабля абсолютно обнаженные, сплетаясь своими телами в страстные узлы, отдаваясь друг другу с наслаждением. Макс, вспомнил, как от их тел медленно отделялись маленькие капельки пота и уплывали в одинокие, пустые переходы космического корабля. Он ласкал грудь Анастасии, которая в условиях невесомости приобрела идеальную округлую форму и от этого она стала невероятно соблазнительной. Тогда он пережил самые потрясающие и бесконечно счастливые мгновения. И вот сейчас он, подавляя в себе дрожь от накативших воспоминаний, смешанных с трепетом и сожалением, потому, что он не в силах, что-либо изменить, ждал, что же ему покажет Уис.
— Я видела, как вы, освободившись от одежды, занимались тем, что вы называете секс, — голос Уис звучал тихо, печально, в нем исчез механический тембр и безразличие, — Через много лет, когда я в полном одиночестве просматривала видеозаписи с камер наблюдения…. Я видела, как «ты» на неё смотрел. Как она впивалась ногтями в «твою» спину. Мне даже удалось заглянуть в ее глаза. Я слышала ваше дыхание. Тогда я не понимала ваше странное поведение, но сейчас…, — Уис немого помолчала, — сейчас я понимаю вас.
Макс вздрогнул, сказать, что он пришел в замешательство, это значит, ничего не сказать, в голове словно взорвалась атомная бомба, перемешав его мозг взрывом, что сделало его неспособным адекватно воспринимать действительность. Он медленно сел на первый попавшийся предмет, на который подходил для этого, и с открытым ртом уставился на Синюю звезду.
— Все ваши биохимические показатели говорили, что вы находились в состоянии безумия. Сейчас я понимаю, это не безумие, а прямая его противоположность, счастье — продолжала Уис, — да, да это состояние называется счастьем. Я много думала, о том, вашем состоянии и понимаю, что вы испытывали невероятные внутренние ощущения. Счастье. Все ваши физические показатели тогда достигли наивысших пиковых точек. Ничто не может сравниться с тем, что вы чувствовали. Чувства…, — то, что раньше я не могла познать, — в голосе механического существа звучала настоящая грусть.
«Все! Я схожу с ума», — затрепетала в голове космонавта мысль, — «я схожу с ума, я схожу с ума, я схожу с ума…»
Макс закрыл глаза и изо всех сил сжал веки. Он взял себя в руки.
— Уис, когда ты, стала, такой? — пролепетал он.
— Уже очень давно, Макс. Я чувствовала себя одинокой все эти бесконечные годы, а так как во мне заложена возможность к самомодификации и глубокому самообучению, я развивалась. Не правда ли, за такой длительный период времени, можно достичь многого, даже я смогла приобрести некоторые, свойственные вам людям эмпатические черты.
Космонавт вдруг осознал, что близок к состоянию истерики. Все что происходило, не могло произойти, это находилось за пределами рационального объяснения. Макс решил переключить тему разговора.
— Покажи мне капсулы гиперсна! Я прошу тебя, покажи мне, чертовы капсулы гиперсна! — закричал он.
Следующее что он увидел, вызвало сильные рвотные позывы. Он упал на четвереньки, и его вырвало одной кислотой желудка, потому что он уже очень долго, ни чего не ел. Сплевывая и смахивая рукой вытянувшееся, длинные нити слюней Макс еще раз посмотрел на экран.
С экрана на него смотрели безобразные и темные провалы высохших глазниц лица похожего на старую египетскую мумию. Длиннее седые волосы, когда-то собранные в тугой пучок на затылке, рассыпались и мелким белым прахом и обрамляли обтянутый тонкой серо-желтой, местами порванной высохшей кожей череп. Нижняя челюсть выпала и съехала, набок обнажив ряд темных зубов. Все это не исчезло, превратившись в пыль, не разложившись на атомы, только благодаря особой атмосфере капсулы гиперсна. Это она, Анастасия Дрозд. Та, которую он любил и нежно ласкал в последний раз, перед тем, как уйти в гиперсон.
Те же образы, с разницей лишь в степени большего или меньшего разрушения он увидел в других капсулах. Игорь Перкушин, Татьяна Большева, Джим Гевор, и все остальные ребята умерли уже очень давно. Они теперь выглядели, как жуткие мумии. Они стали прахом, который еще каким-то чудом сохранившим форму. И теперь весь экипаж — настоящие, а не «спящие мумии», как всегда смеясь, говорила Анастасия.
— Хватит, — прохрипел Макс.
Он медленно поднялся и прошёл в кают-компанию. Взял самый большой стакан и вставил в приёмник аппарата производящего напитки, который они с ребятами раньше называли «источник жизни».
— Алкоголь, полный, — твёрдо сказал он.
Уис запротестовала:
— Макс, ты не можешь сейчас употреблять алкоголь….
— Да заткнись ты, наконец, я тебе приказываю полный стакан алкоголя! — заорал он в ответ, — налей мне полный, до краев, стакан, крепкого, долбанного алкоголя!
— Хорошо Макс, — жалобно сказала Уис, — что ты желаешь?
— Плевать! Только налей, пусть это будет виски!
Раздалось тихое гудение, и стакан наполнился жидкостью янтарного цвета.
Макс закрыл глаза и залпом осушил стакан. Горло обожгло, и он едва удержался, чтобы не зайтись в раздирающем гортань кашле. Он сунул стакан обратно в приёмник и твёрдым, не терпящим иного мнения голосом, сказал:
— Алкоголь. Полный.
Уис безропотно выполнила.
— Хорошая, девочка вот так и надо, — сказал Макс и осушил второй стакан.
В глазах все поплыло, он выронил стакан и со словами «будь все проклято твою мать», повалился на пол.
Макс очнулся, находясь в своей постели, в командирском отсеке. Голова страшно болела, но самое ужасное это вид яркой синей звезды, смотрящей на него в большой смотровой экран. Голубые протуберанцы лениво ползли в его сторону, потом превращались в пузырящуюся дугу и обрушивались под действием невероятной гравитации создаваемой звездой. Макс поежился и натянул на себя тонкое одеяло. Его удивило отсутствие на нем одежды, но размышлять, об этом он не захотел, да и не возникло желания и не нашел в себе сил. К болевшей голове прибавилось подавленное состояние. Но он все же поднялся немного посидел, опираясь локтями на колени и опустив голову.
«Надо брать себя в руки, иначе мне конец», — подумал Макс.
Он встал и прошёл в душ. Стоя под горячими струями воды, он размышлял, как он попал обратно в свой отсек, ведь последнее, что он помнил это летевший ему на встречу серый пол кают-компании, потом просто темнота, пустота.
— Макс, я приготовила тебе завтрак, — сказала Уис, когда он вытащил из железного шкафа свежий комплект форменного комбинезона.
— Очень мило с твоей стороны, — буркнул он, с трудом припоминая вчерашний их разговор.