Разбитые сердца

Я крайне скрытна обо всех аспектах моей жизни. Тайны — единственная доступная мне валюта.

Я не рассказала отцу о стипендии по той же причине, по которой не рассказала о ней матери. Не хочу, чтобы он начал гордиться дочерью, которая чего-то достигла. Он не заслуживает права гордиться ребенком, в которого сам не ничего вложил. Думает, что встреч раз в месяц и нерегулярных звонков мне на работу достаточно, чтобы замять то обстоятельство, что он едва меня знает.

Папочка на две недели в году.

Ему удобно оправдывать свое отсутствие в моей жизни тем, что мы живем в разных концах страны. С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, я проводила у него по две недели каждое лето, но в последние три года мы вообще не виделись.

Когда мне исполнилось шестнадцать, и я вступила в школьную спортивную команду, волейбол стал занимать еще большее место в моей повседневной жизни, и я перестала летать к нему. Уже три года я придумываю причины, почему не могу прилететь и повидаться с ним.

Он делает вид, что страшно расстроен.

Я делаю вид, что сожалею и очень занята.

Извини, Брайан, но ежемесячная выплата алиментов хоть и делает тебя ответственным, но не делает отцом.

Внезапно раздавшийся стук в дверь пугает меня так сильно, что я вскрикиваю. Резко обернувшись, я вижу в окне гостиной домовладельца. В другой ситуации я бы не стала открывать Гэри Шелби, но я не в том положении, чтобы игнорировать его. Он знает, что я не сплю. Мне пришлось воспользоваться его телефоном, чтобы вызвать полицию. К тому же мне нужно как-то разобраться, что делать с диваном. Я не хочу, чтобы он оставался в доме.

Я открываю дверь, и Гэри протягивает мне конверт, протискиваясь в дом, чтобы спрятаться от дождя.

— Что это? — спрашиваю я.

— Уведомление о выселении.

Я бы удивилась, будь это не Гэри Шелби.

— Она же только что умерла. Вы не могли подождать неделю?

— Она просрочила арендную плату на три месяца, и я не сдаю подросткам. Либо мы заключаем новый договор аренды с кем-то старше двадцати одного, либо тебе придется съехать.

— Мой отец оплачивает аренду. Как оплата может быть просрочена на три месяца?

— Твоя мать сказала, что он перестал высылать ей чеки несколько месяцев назад. Мистер Реналдо подыскивает жилье побольше, так что я думаю, что дам ему переехать в…

— Вы козел, Гэри Шелби.

Гэри пожимает плечами.

— Это бизнес. Я уже высылал ей два уведомления. И уверен, тебе есть, куда идти. Ты не можешь оставаться здесь одна, тебе всего шестнадцать.

— Мне исполнилось девятнадцать на прошлой неделе.

— Так или иначе, должно быть двадцать один. Условия договора аренды. И нужно оплачивать аренду.

Уверена, что он не может выгнать меня из дома до официального выселения по суду, но нет никакого смысла сопротивляться, раз я сама не хочу больше здесь жить.

— Сколько у меня времени?

— Я дам тебе неделю.

Неделю? У меня двадцать семь долларов за душой и совершенно некуда идти.

— Можете дать два месяца? Я уезжаю в колледж в августе.

— Может, и дал бы, если бы не было трехмесячной просрочки. Но выходит еще три месяца в довершение к этим двум, а я не могу позволить себе подарить почти полгода бесплатной аренды кому попало.

— Какой же вы козел, — бормочу я вполголоса.

— Это мы уже выяснили.

Я мысленно перебираю в голове друзей, у которых могла бы пожить следующие два месяца, но Натали уехала в колледж на следующий день после выпускного, чтобы приступить к летним занятиям. Остальные друзья либо уже вылетели и ступили на путь к тому, чтобы стать следующей Джанин, либо завели семьи, которые этого не позволят.

Еще есть Бекка, но у нее озабоченный отчим. Я лучше буду жить с Гэри, чем окажусь возле этого мужика.

У меня остался только один вариант.

— Мне нужно воспользоваться вашим телефоном.

— Уже поздно, — возражает он. — Воспользуешься завтра.

Я прохожу мимо него и спускаюсь по ступенькам.

— Тогда и с новостями о том, что я стала бездомной, нужно было подождать до завтра, Гэри!

Я выхожу под дождь и иду прямиком к его дому. Гэри единственный в нашем трейлер-парке, у кого остался городской телефон, а поскольку большинство из нас слишком бедны, чтобы позволить себе мобильник, все пользуются телефоном Гэри. Во всяком случае, если вовремя платят за аренду и не пытаются избегать встречи с ним.

Я не звонила отцу уже почти год, но помню его номер. У него тот же номер, что и восемь лет назад. Раз в месяц он звонит мне на работу, но чаще всего я игнорирую его звонки. Мало о чем можно поговорить с человеком, которого я едва знаю, поэтому я предпочитаю не говорить с ним вовсе, а не плеваться ложью вроде: «С мамой все хорошо. В школе все хорошо. На работе все хорошо. В жизни все хорошо».

Я проглатываю гордость, плотным комом вставшую в горле, и набираю его номер. Жду, что звонок переключится на голосовую почту, но отец берет трубку после второго гудка.

— Брайан Грим. — Его голос звучит хрипло. Я его разбудила.

Я прокашливаюсь.

— Эм. Привет, пап.

— Бейя? — Поняв, что это я, он отвечает более бодрым, но встревоженным голосом. — Что случилось? Все хорошо?

«Джанин умерла», — вертится у меня на языке, но я не могу произнести слова вслух. Он едва знал мою мать. Он так давно не был в Кентукки, что в последний раз, когда он ее видел, Джанин была все еще по-своему симпатична и не выглядела как пустой, заплетающийся ногами скелет.

— Да, все хорошо, — отвечаю я.

Ненормально сообщать ему о ее смерти по телефону. Подожду и расскажу при личной встрече.

— Почему ты звонишь так поздно? Что случилось?

— Я работаю в ночную смену, и мне непросто добраться до телефона.

— Поэтому я и отправил тебе мобильник по почте.

Он отправил мне почтой мобильник? Даже не утруждаюсь расспросить его об этом. Уверена, что мать продала его в обмен на дурь, которая теперь застыла в ее венах.

— Слушай, — говорю я. — Знаю, мы давно не виделись, но я тут подумала, можно ли мне приехать к тебе, пока не началась учеба в колледже.

— Конечно, — тотчас отвечает он. — Назови день, и я куплю билеты на самолет.

Я посматриваю на Гэри. Он стоит всего в паре метров от меня и пялится на мою грудь, и я отворачиваюсь.

— Я надеялась прилететь завтра.

Наступает пауза, и я слышу шевеление на том конце провода, будто он встает с кровати.

— Завтра? Уверена, что у тебя все в порядке, Бейя?

Я запрокидываю голову и, закрыв глаза, выдаю ему новую порцию лжи.

— Да. Просто Джанин… мне нужно отдохнуть. И я скучаю по тебе.

Я не скучаю по нему. Я едва его знаю. Но готова сказать что угодно, чтобы как можно скорее улететь отсюда.

Я слышу клацанье кнопок на том конце — видимо, он сидит за компьютером. Бормочет время и названия авиакомпаний.

— Я могу взять билет в Хьюстон на утренний рейс авиакомпанией Юнайтед. Тебе нужно быть в аэропорту через пять часов. Сколько дней хочешь побыть здесь?

— В Хьюстон? Почему в Хьюстон?

— Я теперь живу в Техасе. Уже полтора года.

Наверное, дочь должна знать такой факт о своем отце. По крайней мере, у него прежний номер телефона.

— О. Да, я забыла. — Я сжимаю рукой шею у затылка. — Можешь пока взять билет в один конец? Не знаю, как долго хочу погостить. Может быть, несколько недель.

— Да, сейчас куплю. Завтра утром найди менеджера авиакомпании Юнайтед, он распечатает посадочный талон. Я встречу тебя у выдачи багажа, когда приземлишься.

— Спасибо, — я вешаю трубку, пока он не успел сказать что-то еще. Поворачиваюсь к Гэри, и он указывает большим пальцем на дверь.

— Я могу подбросить тебя до аэропорта, — говорит он. — Правда, не бесплатно. — Он расплывается в улыбке, и меня мутит от вида его изогнувшихся губ. Когда Гэри Шелби вызывается сделать женщине одолжение, оплату он берет не деньгами.

И если уж мне придется оказывать кому-то ответную услугу за поездку до аэропорта, я предпочту Дакоту, а не Гэри Шелби.

К Дакоте я привыкла. И сколько бы ни презирала его, он надежен.

Я вновь беру трубку и набираю номер Дакоты. Отец сказал, что мне нужно быть в аэропорту через пять часов, но если буду ждать, пока Дакота заснет, он может вовсе не ответить на звонок. Я хочу добраться туда, пока есть такая возможность.

Когда Дакота поднимает трубку, меня накрывает облегчение. У него полусонный голос.

— Да?

— Привет. Мне нужна услуга.

Наступает минутное молчание, и Дакота отвечает:

— Серьезно, Бейя? Сейчас ночь.

Он даже не спрашивает, что мне нужно, и все ли у меня в порядке. Сразу раздражается на меня. Надо было положить конец происходящему между нами, как только все началось.

Я прокашливаюсь.

— Мне нужно в аэропорт.

Слышу, как он вздыхает, будто я досаждаю ему. Я знаю, что это не так. Быть может, я для него лишь предмет обоюдной сделки, но это сделка, от которой он в восторге.

Я слышу скрип кровати, будто он садится.

— У меня нет денег.

— Я не… я не за этим тебе звоню. Нужно, чтобы ты подбросил меня до аэропорта. Пожалуйста.

Дакота издает стон и отвечает:

— Дай мне полчаса. — И вешает трубку. Я тоже.

Я прохожу мимо Гэри и с силой хлопаю сетчатой дверцей, выходя из дома.

За многие годы я научилась не доверять мужчинам. Большинство из тех, с кем я имела дело, такие, как Гэри Шелби. Баз неплохой, но я не могу не принимать в расчет, что он вырастил Дакоту. А Дакота — просто более симпатичный и молодой Гэри Шелби.

Я слышу истории о хороших мужчинах, но начинаю думать, что это выдумка. Я думала, что Дакота один из лучших. Большинство мужчин с виду напоминают Дакоту, но внутри под слоями кожи и подкожных тканей по их венам бежит недуг.

Вернувшись домой, я обвожу взглядом свою спальню, размышляя, хочу ли взять что-то с собой. У меня мало вещей, которые стоит забрать, поэтому я беру несколько смен одежды, расческу и зубную щетку. Сложив вещи в пластиковые пакеты, чтобы не промокли, если я вновь попаду под дождь, я убираю их в рюкзак.

Я снимаю со стены портрет матери Терезы перед тем, как выйти дожидаться Дакоту за дверью. Пытаюсь засунуть его в рюкзак, но он не лезет. Беру еще один пакет, убираю портрет в него и, взяв с собой, выхожу из дома.

Глава 2

Мертвая мать, пересадка в Орландо и несколько часов в ожидании вылета, отложенного из-за погодных условий, позади — и я на месте.

В Техасе.

Едва ступив с самолета на трап, я чувствую, как предвечерний зной обжигает и плавит мою кожу, словно масло.

Безжизненно и безо всякой надежды, я бреду по указателям в зону выдачи багажа, чтобы встретиться с отцом, который наполовину моя плоть и кровь и вместе с тем странным образом чужой мне человек.

В моей памяти нет неприятных переживаний, связанных с ним. Я бы даже сказала, что время, проведенное у него летом, создало одни из немногих приятных воспоминаний из моего детства.