Джек на Луне

— Обычно в таком случае полиция обязана поставить в известность службу по делам детей и юношества в коммуне, а те начинают расследование согласно параграфа пятьдесят. Но судя по тому, что у тебя это рецидив, расследование, скорее всего, уже идет полным ходом… Это так? — он покосился на меня, переключая скорость.

— Да, к нам с ма приходили из коммуны, — неохотно признался я. Тогда мы еще шиковали в трехкомнатной квартире Бо, которую мать нещадно вылизывала, пытаясь извести грибок, сивушную вонь, шеренги пустых бутылок и отчимовы заначки. В тот раз соцработницы признали условия вполне пригодными для проживания несовершеннолетнего, то есть меня. Что-то будет, когда они заявятся к теть Люсе? — А как вы узнали, что у меня этот… ну, рецидив? Вам мама рассказала?

— Нет, полиция, — коротко мотнул головой Себастиан. — Что ты натворил в прошлый раз, позволь поинтересоваться?

Я вздохнул и выдавил нехотя:

— Пришили употребление легких наркотиков и хулиганку.

— Пришили? — скептически повторил дак.

Я молча отвернулся и уставился в окно. Как будто там было что-то, кроме темноты и фонарей.

— Ты хотел знать, что тебе будет? — заговорил адвокат после минутного молчания. — Тебе лично — ничего, так как ты по возрасту не несешь уголовной ответственности. Зато Катюше выпишут штраф.

Во как, мать у него уже Катюша! Погодите-ка, а за что штраф-то? Я ж шины жиртресту не прокалывал, хотя надо было бы!

— За побелку стены, уборку в подсобке и лечение служебной собаки, — ответил адвокат на мой незаданный вопрос. — Но ты не переживай. Я вам помогу расплатиться.

— Спасибо, не надо. Мы как-нибудь сами справимся, — выпалил я. Бабок, которые должны мне Мемет и Микель, едва хватит, чтобы отдать Себастиану за тряпки. Но раз я накосячил, сам и буду штрафы платить, а не какой-то добрый дядя. Может, мобилу продать придется, и занять — у того же Микеля, скажем.

— Извини, я не знал, что у тебя в бюджете есть свободных пятнадцать тысяч.

— Ско-олько? — вот те бабушка и ядрена кочерыжка. — Да я… да я лучше сам им эту стену замажу и бытовку впридачу выкрашу, а жиробасине щенка нового принесу! Пятнадцать кусков, фигасе!

— Общественные работы как меру пресечения может назначить только суд, — спокойно заметил адвокат. — А по закону ты не несешь…

— Да понял я, понял, — закусил я губу. Пятнадцать кусков! Маме три месяца пахать надо и никуда не тратить, чтобы такую туеву хучу бабла собрать. Мля, знал бы, куда вляпаюсь, никогда бы через этот гребаный забор не полез! — А что, если мы заплатить не сможем?

— Я же сказал тебе, Джек, — Себастиан повернулся, чтобы поймать мой взгляд. — О штрафе не беспокойся, я вам помогу. Но есть другие осложнения, с которыми справиться будет не так просто.

— Какие еще осложнения? — в животе у меня будто тяжеленный булыжник образовался, скользкий и холодный.

— В связи с новыми обстоятельствами социальные работники наверняка решат нанести вам с мамой визит. А ваши жилищные условия… Ты не думай, — заторопился он извиняющимся тоном, — я лично думаю, что у фру Люси очень уютный дом. Только и очень маленький тоже. Скорее всего, твоей маме… хм-м, предложат подыскать новую квартиру. Побольше.

Побольше?! Да мы теть Люсе платим сейчас тонну в месяц и то, как ма говорит, со скрипом. За такие деньги мы разве что собачью конуру снять сможем или скамейку на вокзале.

— А что, если мы не переедем? — тихо спросил я.

Себастиан немного помолчал, не отводя взгляда от дороги, на которой наша машина была единственной.

— Конечно, конечное решение будет зависеть от многих обстоятельств, но есть возможность, я подчеркиваю, есть возможность того, что тебя заберут у матери.

Это что, плохая шутка? Знаменитый датский черный юмор? Не веря своим ушам, я выпучился на адвоката, будто у него не профиль был, а ключ ко всем загадкам природы:

— Куда заберут?

— В суточное учреждение. Или приемную семью.

Суточное… Это что, детдом, что ли?! Нет уж, не выйдет! Я вам не малыш Микель!

— Хрен они меня заберут! Пусть только попробуют! — я понял, что ору Себастиану в лицо, но мне было пофиг.

— Джек, — начал адвокат таким тоном, будто успокаивал истерящего из-за игрушки пятилетку, — что ты сможешь сделать? Невозможно бороться против системы. Тут вопрос только в том, какая ее шестеренка повернется быстрее. Если миграционная служба, то вас с мамой вышлют назад в Россию. А если социальная — то сначала тебя определят в учреждение, а потом за ней приедет полиция и…

Я не стал слушать дальше. На глаза упала красная пелена, будто в них снова брызнули краской, и на этот раз я не успел увернуться. Собственный голос эхом отдавался ушах, будто в мобильнике при плохой связи:

— Да на хрен нам сдалась эта Дания! Мы сами отсюда уедем, ясно?! И пошли вы все…

Я почувствовал чужую руку у себя на плече и рванулся, одновременно сдергивая ремень безопасности:

— Останови! Останови или я выпрыгну нафиг!

— Джек!

Я толкнул дверь, преодолевая сопротивление ветра. Взвизгнули тормоза, мерс тряхнуло, когда он ударил поребрик. Я выкатился в ночь и побежал, припадая на одну ногу и судорожно хватая ртом влажный воздух. Куда — сам не знаю. В глазах все плыло, сливаясь в черные хребты и кратеры. Редкие световые пятна казались вкраплениями далеких звезд. Я был один на чужой ледяной планете, барахтался в невесомости без единого ориентира. Я был на темной стороне.

— Джек! Подожди, куда ты? — раздался откуда-то человеческий голос. — Постой, я ведь отвечаю за тебя. Я обещал маме привезти тебя домой.

Я споткнулся и проехался коленями по асфальту, больную лодыжку как током дернуло. Меня осторожно подхватили под мышки, подняли, усадили. Оказалось, я под козырьком автобусной остановки. Себастиан стоит рядом, нервно теребя пуговицу на пиджаке.

— Сигареты есть? — хрипло спросил я, когда чуть отдышался. — Мои панцири отобрали.

— Что? А, вот, — дак протянул мне мятую тощую пачку, на удивление похожую на мою. — Полицейские вернули вместе с телефоном, но я подумал, что тебе вредно…

— А зажигалку они тоже вернули? — меня мучила тошнота, так что было не до проповедей о присвоении чужих вещей.

Он молча протянул мне крикет, и я затянулся. Отметил про себя, что пальцы дрожат, и сжал их в кулак.

— Джек, — говорил Себастиан осторожно, будто пробовал слова на вкус, — послушай. Я сказал, что невозможно бороться с системой. Но ведь можно играть по ее правилам и выиграть. Понимаешь?

Я мотнул головой. На слова уже не хватало сил.

— Я… гхм, — он немного покашлял.

Дымом что ли подавился?

— Я хочу сделать твоей маме предложение.

Я медленно выпустил дым через нос и поднял голову. Лицо дака тонуло в тенях от козырька ракушки, но издевки в голосе вроде не было.

— Понимаешь, я бы и так его сделал… То есть, даже если бы ты не совершил эту глупость. Только теперь время поджимает и… Я хочу тебя спросить, как мужчина мужчину. Ты имеешь что-нибудь против?

Озеро Счастья

Поженились мама с Себастианом быстро и скромно — в городской ратуше. Свидетелями были тетя Люся и Питер, Себастианов коллега, тот самый юрист, который помогал маме разобраться с видом на жительство. На деньги, которые продули мне Мемет и Микель, я купил свадебный подарок. Долго не знал, что выбрать, и наконец посоветовался с тетей Люсей. Когда мы впятером сидели в ресторане, мама разрезала серебристую бумагу с розовыми ленточками и извлекла оттуда альбом для фотографий и рамку с сердечками.

— Ой, Женька, — растрогавшись, проворковала она. — Иди сюда, я тебя поцелую.

Нежно-голубое платье до пола и подаренная Себастианом диадема делали ее так похожей на королеву, что мне захотелось преклонить перед ней колено.

В свидетельстве о браке записали новую мамину фамилию: Люкке. Она была уверена, что семейное имя Себастиана принесет нам всем счастье и убедила меня тоже стать Люкке. Я в общем особо не возражал. Лишь бы в новых паспорте и медицинской страховке вместо Евгения стояло Джек.

Переезд к Себастиану мать решила отложить на конец июня. Как раз начнутся каникулы, а с нового учебного года меня записали в школу Брюрупа — так назывался тот городок, где находился дом нового отчима. Накануне дня Х я покидал шмотки в видавшую виды спортивную сумку и пошел прощаться с друзьями.

Мемет и остальные уже были на месте — из-за шиповника у железки доносился речитатив "Моего ниггера". Я плюхнулся на горячие плиты рядом с разморенными солнышком ребятами.

— Раскурим трубку мира, бро? — лениво предложил Мемет.

— О, мы сегодня богатые, — обрадовался я, и косяк пошел по кругу.

Я задержал дым в легких, чтоб получше вставило: неизвестно еще, когда в следующий раз представится случай.

— Ты когда уезжаешь? — поинтересовался Мемет, сплевывая в пыльную траву.

— Завтра утром.

— И я тоже завтра, — объявил Микель, хихикнув. — С предками в Таиланд.

Мы его проигнорировали. Он часто вякал не в тему, а под травой так у него вообще башню сносило вместе с фундаментом. Один раз мы его едва от рокеров оттащили — он им фак показал, а они потом за нами еще полквартала гнались, хорошо не на байках, тогда бы мы нам полный пипец.

— Где там этот Зажопинск находится, куда тебя отчим увозит? — Мемет перевернулся на спину и засунул в рот соломинку. В его расширенных зрачках отразилось небо с пушистыми ватками облаков.

— Зажопинск зовется в миру Брюрупом, — напомнил я. — Двадцать пять км примерно отсюда. Туда, кстати, автобус ходит, я узнавал. Устроимся, приезжайте в гости.

Пацаны покивали, но без особого энтузиазма.

— Если что, я могу попросить Себастиана вас на мерсе забрать. Скажем, в пятницу, когда он с работы поедет. Завалитесь ко мне на все выходные. Там озеро прямо под окнами. Покупаемся, рыбу половим.

— Чо, правда озеро, мэн? — оживился Ибрагим. — А лодка у твоего отчима есть? А какая там рыба? А спиннинг занять можно?

— Не знаю, — растерялся я. Вот уж не подозревал в нашем молчуне рыболовный ген.

— А комната для гостей у вас есть? — глаза у Микела косили больше обычного, но он умудрился сфокусировать на мне взгляд.

— Не знаю, — признался я. — Но если что, в моей комнате заночуете.

— Как это, не знаешь? — нахмурился Мемет. — Ты чо, мэн, еще в своем факниг Зажопинске ни разу не был? Вроде уже со свадьбы недели две прошло. Хотя какая это на хрен свадьба… Так, бумажку получили жопу подтереть. Фиктивный брак, мэн.

Я не обиделся. По мнению Мемета, свадьбой называлась недельная обжираловка с участием не менее трехсот гостей, включая родню с обоих сторон, начиная с третьего колена.

— Ну, в общем, нет, — я надвинул бейсболку на глаза, чтобы не слепило вынырнувшее из-за облака солнце. Оказалось, дело было не в нем: даже когда я закрывал веки, на зрачках висели лохматые оранжевые привидения. — Сначала мать с Себастианом неделю были в Париже. Свадебное путешествие. Ма давно мечтала в Париж слетать, вот отчим и купил билеты.

— Увидеть Париж и умереть, — продекламировал Микель, растягивая губы в дебильной улыбке.

— А когда вернулись, — продолжал я, словно ничего не слышал, — до каникул уже неделя оставалась. Вот мать и решила меня не дергать, чтоб доучился.

— А что в выходные? — Ибрагим закинул с края плиты воображаемый спиннинг и чуть не нырнул следом, Мемет едва успел его за майку ухватить. Микель заржал, как конь, на худой шее смешно задергался кадык. Меня тоже начало накрывать, я захихикал, с трудом вспоминая нужные слова:

— Да на выходные… ма туда ездила. Они комнату мне готовили. Хотели этот… сюрприз сделать.

— Наивный ты, бро, — Мемет хлопнул меня по плечу и утянул вниз, на плиты. Я повалился рядом с ним, и по нам запрыгали нестрашные оранжевые барабашки. — Комнату они готовили. Знаешь, что твои старики там делали? Пацаны, покажите!

Микель с Ибрагимом заржали и принялись скакать по бетону, наддавая взад-вперед бедрами. Микель при этом виртуозно имитировал женские стоны.

— А сюрприз тебе будет, — проорал Ибрагим, приставив локоть к низу живота и крутя "хобот". — Через девять месяцев.

Я почувствовал, что краснею, но светящиеся призраки танцевали вместе с ребятами, и я поддался поднимающемуся откуда-то из живота ярко-синему смеху.

Когда я собрался уходить, уже стемнело, хотя закат состоялся по-северному поздно. В свете фонаря пацаны подписали мне бейсболку — когда-то бежевую, а теперь выгоревшую до грязно-белого цвета. Наверное, Мемет задумал это дело с самого начала, потому что в кармане у него нашелся жирный несмываемый маркер. Им-то он и нарисовал наш тэг там, где еще пару лет назад красовалась эмблема какого-то спортклуба.

— Бывай, бро, — обнял он меня на прощанье и сунул что-то в ладонь. — Вот тебе косячок. Заскучаешь там, или будет плохо, курни и полегчает.

У меня аж горло сжалось. Я пообещал звонить и не пропадать, и побрел к дому, запретив себе оборачиваться.

Там меня уже поджидал сюрприз — Ибрагим, сволочь, накаркал. Пропала моя сумка с вещами. Всю квартиру перерыл — нету.

— Что ты ищешь-то, Жень? — наконец не выдержала мать, отрываясь от маникюра. — Так мечешься, прям сквозняк по комнате.

— Ты не видела мою сумку? Синюю?

— Конечно, видела, — ма критически осмотрела только что накрашенный ноготь. — Я эту рухлядь сама на помойку выкинула, раз ты не можешь.

— Как выкинула?! — я так и сел.

— Руками, — она вскинула на меня укоризненный взгляд. — Жень, я же тебе столько новой одежды привезла из Парижа, модной, красивой. А ты все шляешься в своих обносках, как гопник какой. Вот я и решила — не дам тебе в новый дом лохмотья тащить. Взяла — и выкинула.

— Погоди, — я лихорадочно пытался представить себе размер причиненного ма урона, — но там же не только тряпки были. А диски мои?! А нож, который Мемет на днюху подарил?! А…

— Вот только ножа тебе бандитского и не хватало! — внесла свои пять копеек в дискуссию тетя Люся, высунув голову из кухни.

— Да он же карманный был! — взвился я с дивана. — От друга подарок! Что вы все тут, совсем с дуба рухнули?!

— Твои личные вещи в новом рюкзаке, — холодно сообщила мама. — И последи за своим языком.

Я выскочил на лоджию, хлопнув дверью. "Последи за своим языком". Это она что, от Себастиана нахваталась? Или от французов? Хорошо, что я не успел запихнуть в сумку косяк или бейсболку с автографами друзей, а то бы и они сейчас на помойке валялись. Я полез в карман за сигаретой, но обнаружил только кусочек пластика от упаковки — пустую пачку выкинул еще вчера.

Сунул руку под подоконник — там скотчем была прилеплена заначка на черный день. Скотч есть, заначки нет. Так. Ма что, произвела сегодня тотальный шмон? Мля, весь мир против меня!

Откинулся на табуретке так, что затылком об стену треснулся. Матюгнулся в голос.

— Что, все так плохо?

Сосед. Я даже не услышал, как он на балкон выполз. Странно, мужик обычно в это время на работе. Может, отгул?

— Курево кончилось, — пожаловался я.

— Мне бы твои проблемы, — за перегородкой щелкнула зажигалка, потянуло дымком. На этот раз обычным. Издевается он, что ли? В темноте за окном замаячила белым пятном пачка "Принца".