Помоги проекту - поделись книгой:
– Иди ко мне, лисёнок!
– Ирландские штучки принимаются? – обернулся к бармену Ренар.
Тот неуверенно кивнул, и в тот же момент мой наставник буквально вылил себе в горло оставшиеся полпинты, одним возвратным взмахом расколотив пустую кружку о лоб медведя!
Бригадир на секунду замер, свалить его с ног таким ударом было невозможно, но хитрому лису хватило именно этой секунды замешательства, чтобы резким движением кисти положить огромную лапу на стол. Победа! Чистая победа!
– Майкл?
– Сижу пью чай. Нам пора, сэр?
– Думаю, да. Джентльмены, если у кого-то ещё есть вопросы или претензии, встречаемся после девяти вечера у театра в Вест-Энде, – вежливо обратился он к обалдевшим работягам и откровенно подмигнул медведю: – Дружище, никогда не стоит связываться с лисом, который пьёт «Гиннесс». Мы поняли друг друга, верно?
В оплату за наш обед пошёл наш же выигрыш.
Уже на улице я в голос завопил:
– Кебмен! Кеб-ме-эн!
К счастью, почти сразу же нас подхватил рыжий жеребец с чёрной гривой и ирландским профилем.
– Куда прикажете, сэр?
– Театр «Виктория Палас», Вест-Энд. Если доедем за час, плачу полгинеи!
– Прошу прощения, сэр, – заметно смутился возница. – Полгинеи – это слишком большая сумма, сэр. Я не умею петь, сэр…
– Гинея! – с восторженным придыханием бросил мой учитель, первым запрыгивая в уникальный кеб с непоющим кебменом.
Почти час мы ехали в тишине, имея возможность отдохнуть и обменяться полученной информацией. В смысле я внимательно слушал своего учителя.
– С меня обещанный рассказ. Понимаешь ли, мальчик мой, мне было несложно притвориться налоговым инспектором, чтобы выяснить несколько странных моментов. В первую очередь тот факт, что налоги за доходные дома оплачивал именно Джошуа Хоуп, исчезнувший брат. Джон не касался семейных дел и стал проявлять к ним интерес, лишь после того как пропал его родственник. Также мне показалось подозрительным, что во всем доме (допустим, я успел опросить лишь восьмерых жильцов) никто и близко не слышал, чтобы его племянник баловался наркотиками. Мне не удалось поговорить с экономкой, уверен, она могла бы рассказать много интересного, если бы не…
– Она тоже пропала?
– Ты проявляешь чудеса дедукции. Её нет в особняке и нет в доходных домах.
Я покраснел, Ренар крайне редко хвалил меня, и всегда по делу, так что, наверное, мне всё-таки было чем гордиться. Ну хоть немножечко?
– О, по факту она просто не появлялась на работе два последних дня. Хотя наблюдение за жильцами входит в её прямые служебные обязанности. Ну и кроме того, как говорят, именно она крайне лояльно отзывалась о молодом Хоупе. А тогда вся эта история принимает более пикантный оборот и заслуживает своей тысячи фунтов…
Я задумался. В этом таинственном расследовании детали и подозреваемые менялись так быстро, что совершенно непонятно, за кем же мы ведём слежку и кого в конце концов ищем?
– Кстати, ты обратил внимание на то, как эти работяги из паба отреагировали на имя Элтона? Они впали в неконтролируемое веселье.
– Сэр, а зачем вы затеяли весь этот балаган?
– Чтобы ты имел возможность поговорить с хозяином заведения. Когда у человека есть более важные дела, например, не допустить погрома, то он на автомате отвечает честно.
– Бармен назвал Элтона дрянным человеком.
– Человечишкой, – поправил меня мой учитель. – Я всё слышал.
Кебмен аккуратно и быстро привёз нас в нужную часть Лондона, остановив паровую машину напротив одного из самых известных городских театров. И, кто бы что ни говорил о превосходстве венской или санкт-петербургской оперы над лондонской, лично я свято убеждён – в таком прекрасном здании практически невозможно петь плохо, на тебя стены обрушатся! И это будет только справедливо…
На небольшой площади перед входом, осаждаемые вездесущими енотами с остатками утренней свежей «Таймс», толпились люди и «близкие к природе». Все, разумеется, благородные, элегантно одетые, важные. Кто-то выходил из привычных кебов, а кое-кого и личный паровой экипаж доставил. Новеньких машин было ещё не так много в столице, поэтому они всегда привлекали внимание. В них ездили только самые крупные богачи!
Кстати, не то чтобы мистер Ренар не мог себе это позволить, он имел состояние, да и частные расследования оплачивались весьма неплохо, но должен признать, что мой учитель был чрезвычайно скромен и сдержан в быту. Свежая сорочка, кофе по-бретонски, немного омлета и французские гренки с маслом, вот вроде и всё, что требовалось ему для счастья.
В его доме правил всего один дворецкий, ни служанок, ни экономок, ни лакеев, ни поваров, ни телохранителей. Зачем? Но, если мне когда-нибудь удастся переманить к себе такого уникального человека, как Шарль, наверное, я буду плясать у камина дня два, словно индейский вождь, одержавший самую большую победу в бою над бледнолицыми и тут же продавший им же все земли племени за огненную воду!
– Ах, это же душка Ренар! – неожиданно обратилась к нам немолодая леди в дорогом полупальто и высокой шляпке. – Вы тоже решили посмотреть эту новую экспериментальную постановку? Говорят, это совершенно свежий взгляд на старую добрую оперу.
– О да, леди Кингли. – Мой учитель мгновенно склонился в галантном поклоне для поцелуя ручки, и… в его цилиндре появилась дырочка от пули.
Кто-то закричал, кажется, свинец разбил фонарь одного из кебов. Раздались полицейские свистки, но найти стрелка в такой толпе было попросту невозможно. Да мы и не пытались, Ренар быстро цапнул меня за руку и, ловко петляя между театралами, словно лис, уходящий от охотничьих псов, затащил меня в двери театра. Два билета он достал из портмоне (откуда они там взялись, я понятия не имею, но, скорее всего, об этом заранее позаботился всё тот же Шарль).
– Сэр, в нас опять стреляют? А вы говорили о новом прекрасном приключении.
– Одно никогда не исключает другого, Майкл, – несколько нервозно откликнулся он. – Пройдём-ка в буфет, мне надо принять рюмку успокоительного. Да и ты, думаю, не прочь перекусить чем-нибудь поделикатеснее пастушьего пирога?
Я ничего не ответил, но громкое бурчание в животе всё сказало за меня. Юношеский организм всегда отличается хорошим метаболизмом, тем более что мой учитель настаивал на регулярном приёме пищи, и если что-то где-то не совпадало, то это непременно следовало наверстать. А пирог действительно был маленьким, и десерт в пабе не подавали. Так что мне было чем заняться в театральном буфете на втором этаже.
Лис быстро занял столик у окна, что давало ему возможность, оставаясь в тени портьеры, наблюдать за находящимися на улице. Официант подал ему кофе с коньяком, передо мной поставили тосты с мягким сыром и чай. Можно было заказать полноценный обед, но я, честно говоря, хотел поскорее разделаться с едой и пойти походить по театру.
Рано умершие родители не успели сводить меня хоть на какой-нибудь спектакль, пьющей двоюродной бабушке оно вообще не было нужно, поэтому для меня, четырнадцатилетнего мальчишки, казалось совершеннейшей сказкой попасть в этот храм Мельпомены. Примерно как если бы меня встретил остроухий Пан и пригласил прогуляться в вересковые пустоши страны фей…
– Если ты сыт, то иди разомнись, – милостиво разрешил мой учитель. – Я подожду тебя здесь, но, будь добр, вернись ко второму звонку!
Я воробышком слетел со стула, даже не успел сказать «спасибо». Мне открылись широкие коридоры с паркетным полом и украшенным лепниной потолком. На стенах висели портреты великих композиторов, писателей и драматургов в золочёных рамах: Марло, Вивальди, Шекспир, Моцарт, Китс и другие.
Вперемешку с ними под стеклом демонстрировались старые театральные афиши, наверное, ещё прошлого века. По коридорам важно прохаживалась богато одетая публика, сверкали бриллианты и золото, поход в театр всегда приравнивался к выходу в свет. Дамы шли под руку с кавалерами, леди и джентльмены, люди и «близкие к природе» составляли довольно пёструю компанию театралов, давно знакомых и знающих друг друга.
– Напомните, друг мой, кто поёт сегодня Риголетто? – приподнимая очки на носу, спрашивал высокий волк в морской форме, с наградами на груди и характерными капитанскими бакенбардами. Его спутница, милая круглолицая девушка лет восемнадцати, беспрерывно краснела и хихикала.
– Н-некий испанский тенор, на-атуральный блондин, из зем-мель басков, – чуть заикаясь, приветливо ответил ему немолодой джентльмен в тёмно-вишнёвом фраке. – Ужасная тр-рагедия, г-господа, уместно ли рассказывать при д-даме?
– Просим, просим, – захлопали ещё две остановившиеся пары.
– Говорят, в юн-ности он купался в Ниле н-нагишом и кр-рокодил откусил ему, п-пардон… Но зато голос! Какой голос! Теперь от б-баса до ф-фальцета, господа!
Не знаю, кто бы счёл подобную историю забавной, если это правда, так просто жуть, а если нет, то смысл врать людям? Но театралы, как я понял, весьма своеобразный народ, они смущались, смеялись, громко аплодировали, и я едва не пропустил первый звонок.
Торчать тут до второго не было смысла, в буфете меня терпеливо дожидался мой учитель Лис. Я ускорил шаг, стараясь тем не менее лавировать на ходу, чтобы не врезаться носом в пузо какому-нибудь судье или адвокату и не наступить на чей-нибудь хвост или шлейф платья благородной матроны, привезшей выгуливать в театре сразу шестерых своих разновозрастных дочерей.
– Сэр?
– Ты быстро вернулся, мой мальчик, – рассеянно пробормотал Ренар, покачивая в пальцах пустую чашечку из-под кофе. – Пододвинь свой стул. Посмотри в окно. Нет, не прямо, а боковым зрением!
Я послушно скосил глаза. Вроде бы ничего особенного, Вест-Энд вообще довольно оживлённый квартал, тут всё шумит, движется и шевелится, столичная жизнь не затихает до глубокой ночи. Но тем не менее, электрод Аквинский, меня ведь зачем-то просили посмотреть? Я на секунду прикрыл глаза, медленно выдохнул и заметил две неподвижные фигуры. Минуточку…
Худой констебль у фонарного столба, видимо, задумался о чём-то своём. А вот в десяти шагах от него так же замерла маленькая, невысокая фигурка женщины в простом сером платье и накидке с капюшоном. Ростом повыше енота, но почему-то мне показалось, что она не человек.
– Собака или коза, – предположил я.
– Почти в яблочко, это овечка. Причём отлично маскирующаяся и прекрасно осведомлённая о нашем маршруте. Смотри, она стоит ровно напротив служебного входа, держу пари, что со вторым звонком она попытается…
Раздалась мелодичная трель второго звонка, и фигура довольно резво метнулась к дверям, пропадая из поля нашего зрения.
– Когда им нужно, овцы могут развивать приличную скорость на коротких расстояниях. Что ж, нам пора в зал, опера ждать не будет.
– Но, сэр, разве мы не попытаемся найти её и…
– Вот именно, проблема в этом самом «и», – щёлкнул меня по носу Лис, оставляя на столике несколько монет. – Мы не знаем, кто она, не имеем никаких улик и не способны предъявить ей ничего весомого, кроме невнятных подозрений. Разве что ткнуть носом в мой безнадёжно испорченный цилиндр, весьма недешёвый, кстати. Но толку с того?
– То есть будем ждать, пока она вас убьёт?
– Будем наслаждаться оперой! – Мистер Ренар замурлыкал незнакомый мне мотивчик и, отстукивая его тростью, не оборачиваясь, пошёл по коридору.
Наслаждаться оперой, когда в нас стреляют и, быть может, попытаются убить прямо здесь, в театре… Как это на него похоже! Ничего не предпринимать, беззаботно размахивая пышным хвостом, и даже при явной угрозе для собственной жизни не пытаться привлечь полицию. На него тут охотятся, и уж никак не безобидная овечка, там кто-то другой, страшнее и злее, я уверен.
Почему он бездействует? Может, стоит напомнить, что на линии огня можем оказаться мы оба? А я-то как раз против! Категорически против! Но сейчас мне не оставалось ничего, кроме как, скрипя зубами, послушно плестись следом. И, лишь войдя в сияющий тысячами огней зал, я мгновенно забыл обо всём…
Над нами горела хрустальная электрическая люстра мощностью в тысячи ватт. Если предположить, что такая громадина рухнет в партер, то раненых точно не будет, только трупы! Лишний раз тревожить семейного доктора смысла нет, в театр лучше сразу приходить с завещанием. Три яруса рядов поднимались вверх, красные бархатные кресла, богатая отделка балконов алебастровой лепниной с позолотой слепила глаза.
Под мягкую, ненавязчивую мелодию скрипки зрители рассаживались по своим местам, свет медленно гас. Мы успели занять ложу бельэтажа справа, едва ли не нависающую над сценой, а буквально через минуту раздался третий звонок, оповещающий о начале спектакля. Я с наслаждением откинулся в большущем удобном кресле с подлокотниками и на мгновение зажмурился, предвкушая открытие нового чуда.
Музыка становилась всё более размытой и хаотической, к одинокой скрипке незаметно приплетались валторны, виолончели, барабаны и флейта. Видимо, оркестр готовился к вступлению, а потом повисла резкая многозначительная тишина. Она тянулась бесконечно долго. Наверное, целую минуту, пока жаждущий зал не взорвался ободряющими аплодисментами! Я открыл глаза.
– Занавес!
Грянула маршевая музыка, тяжёлые багрово-синие портьеры разошлись в разные стороны, открывая для всех сцену. Грандиозные декорации эпохи Возрождения, Италия, пир в благородном семействе герцога Мантуанского, танцующие пары в старинных платьях, а между ними шныряет пошловатой походкой кривляющийся горбун в современном белом фраке и котелке.
Как я понял, эклектика – это и есть «экспериментальная режиссёрская версия», а тот самый шут, который, весь в белом, натужно хохоча, старался угодить красавцу-герцогу, прилюдно оскорбляя возрастного графа Чепрано и прочих именитый гостей, и есть Риголетто.
Я плохо понимаю итальянский, но мой учитель заботливо переводил мне на ухо, едва ли не нота в ноту. Видимо, уж он-то не раз слышал эту оперу.
– Будь внимателен, мой мальчик. Хор поёт:
– А вот тут вступает саркастический шут Риголетто. На стороне герцога, разумеется.
– Хор, дружно:
– Сэр, я думал, что Риголетто – трагический персонаж?
– В целом так и есть. Но это будет понятно позднее, когда он окончательно потеряет берега и зарвётся. А сейчас просто слушай.
Ну, слушать нам всем пришлось недолго. На очередной арии горбатый шут, уже успевший переодеться и в шутовском колпаке, после того как он остался один на сцене, проводив наёмного убийцу Спарафучиле, почему-то одетого в женское платье и предлагавшего ему свои киллерские услуги, вдруг резко впал в самобичевание:
И вот именно в этот полный трагизма и душевной боли момент позади горбатого шута вдруг возникла маленькая тёмная фигурка, выскользнувшая из-под итальянских декораций. Электрический длинноствольный револьвер Смита-Вессона упёрся в поясницу главного героя, а потом тихий, но твёрдый голосок с характерным акцентом потребовал:
– Ре-енар, спускайте-есь или я убью е-его!
Музыка стихла на какой-то невнятной полупридушенной индюшачьей ноте, словно бы валторну засунули в тыл африканского бегемота, а слон безуспешно пытался вытащить её хоботом.
Над залом пронёсся лёгкий вздох недоумения. Нет, все прекрасно понимали, что пришли на экспериментальную постановку, но всё-таки некоторые разъяснения не помешали бы даже мне.
– Майкл, оставайся здесь, – шёпотом попросил мой учитель, без раздумий вставая на край балкона и ловким кувырком спрыгивая на сцену.
– Я с вами, сэр!
Увы, мой рыцарский порыв всё ещё не соответствовал мощи моих подростковых мышц, поэтому, в длинном прыжке не долетев до сцены, я кубарем скатился прямо в оркестровую яму. Где, кажется, немножечко придавил дирижёра из «близких к природе». Или нет, не немножечко.
В общем, скорее всего, я весьма серьёзно рухнул ему на голову. Большой полуслепой крот, даже не пытаясь найти упавшие очки, обложил меня крепким бельгийским матом и, сломав о колено палочку, вышел из оркестра в зал. Который вдруг взорвался аплодисментами!
– Экспериментальная версия! Браво, браво!
Меж тем мой учитель подарил мне сверху ободряющий взгляд и, приняв горделивую позу с опорой на трость, встал на сцене.
– Вы жаждали меня?
Он совершенно правильно обозначил тему, и миловидная чернолицая овца в кудряшках белоснежной шерсти откинула плотный капюшон с головы:
– Я жажду ме-ести!
– Вы с Корсики?
– Да!
неожиданно подал голос перепуганный тенор, который, видимо, настолько сжился с театром, что уже и не мог говорить нормальным человеческим языком. Станиславский, убейте его…
Я тоже несколько нервно вскочил на ноги, неловко размахивая руками, как вдруг мелкой дробью застучали барабаны. Не понял, неужели это они из-за меня? Я же не дирижёр, Я вообще тут случайно, не надо так уж сразу всё принимать всерьёз.
Поделиться книгой: