Помоги проекту - поделись книгой:
Когда Шевченко доложил резиденту, что Тридцать седьмой отлично устроился в скромном домике на улице Фронтера, оборудовал фотолабораторию, начал продавать провинциальным газетам свои снимки и уже выбрал для покупки, находившийся с год в эксплуатации, но еще крепкий «шевроле», выпуска 1956 года, тот спросил:
— А как насчет уверенности, что он чист?
— Это, конечно, предположение, но Амалия Лопес действительно была влюблена в него по уши. А когда женщина любит, ей не до ЦРУ. Он, только он, был ей нужен! Красив, богат, обходителен. Она — самостоятельный человек, личность. Зачем ей какой-то мексиканский ревнивец?
Резидент слушал своего заместителя с интересом, и Шевченко продолжал:
— К тому же парижская резидентура установила, что Амалия была в Париже до отлета менее суток, проездом. Если Тридцать седьмой попал в поле зрения ЦРУ, то зачем, спрашивается, подсаживать их человека в самолет? Объект проще взять под наблюдение с аэродрома в Мехико. Ведь, подсадив «утку» в самолет, они рисковали. Толковый разведчик сразу бы уловил слежку.
— Рассуждаешь ты, Алексей, грамотно. И, наверное, прав. Что ж, пусть покупает свой подержанный «шевроле». А тебе срок две недели — подыскать объемистый тайник, вручим ему радиопередатчик, шифры, кое-что еще, сведем с Пятым и делу конец!
Однако человек предполагает, а Бог располагает! Шевченко оговорил очередную встречу с Тридцать седьмым и уже начал поиски вместительного тайника, хотя найти таковой в городе было совсем непросто, как случилось серьезное ЧП. Сорвалась вербовка одного из помощников министра военно-морского флота, и из Центра последовало указание всем сотрудникам временно «сесть на дно», прекратить все операции вне стен посольства СССР. Атташе молниеносно вылетел в Москву, как объяснили в посольстве, поскольку при смерти находился его отец.
Но и в тщательно налаженной системе бывают проколы. Генерал, руководивший в «Аквариуме» работой латиноамериканской резидентуры, позже других узнал о приказе вышестоящего начальника. Поэтому оставался в силе его приказ немедленно закончить ввод прибывшего в Мексику радиста в работу резидентуры Пятого.
Два взаимоисключающих указания — ото уже слишком. Резидент скрипнул зубами и пошел в кабинет первого секретаря посольства Виктора Зотова — руководившего резидентурой КГБ.
Хотя в действительности эти две тайные советские организации и работали ради одной цели и на единого хозяина — ЦК КПСС, они негласно соперничали между собой. ЦК требовало дружбы и сотрудничества, и высшие руководители КГБ и ГРУ на людях не уставали клясться в любви друг к другу. «Вот пусть они и докажут ее на деле!» — пробормотал резидент и постучал в дверь кабинета Зотова.
И — надо же! — босс принял его уважительно, проявил благоразумие и профессиональное понимание. Онто прекрасно знал истинную причину внезапного отлета военно-морского атташе. В голове местного шефа КГБ моментально созрело решение.
— Выделяю в твое распоряжение Мирова! Разведчик суперкласса. Найдет, что тебе надо, встречу проведет и вложит любой груз в тайник! Сейчас его нет, а вечером он зайдет к тебе.
В субботу Миров с супругой и двухлетним сынишкой отправился на рыбалку. Он выбрал малолюдное шоссе, уходившее из столицы на север в сторону города Толука. Знал, что где-то в полсотне километров недавно была плотиной перекрыта горная речушка. По дороге к ней, в горной, покрытой лесом местности можно было найти то, что требовалось коллегам. На обратном пути, с форелями к обеду, ему примелькнулись три участка: на 48-м, 41-м и 35-м километрах шоссе.
После обеда, в тот же день, он проехал на рынок и купил там каких-то диковинных, до того неведомых, но съедобных грибов. В воскресенье, рано утром, когда город еще практически спал, Миров уложил грибы в рюкзак, лукошко в руку и в машину. Поколесив по пустым улицам и убедившись, что за ним нет «хвоста», он увеличил скорость и с рассветом был на 47-м километре. В резиновых сапогах, с палкой в одной руке и лукошком в другой, с рюкзаком за плечами, он вошел в лес, то поднимавшийся в гору, то сбегавший в лощину. Выйдя из него через час, грибник у своей машины принялся с интересом рассматривать то, что предварительно переложил из рюкзака в лукошко.
Оставив «форд» с дипномером у обочины, но так, чтобы с шоссе его не было видно, Миров ушел от него довольно далеко, однако строго вдоль шоссе. В конце концов он нашел то, что искал: нагромождение небольших скал с расщелинами. По шоссе это было за 47-м километром, в одном от развилки и в трех от плотины Итурбиде.
В воскресенье русский любитель мексиканских грибов вновь поехал на промысел. На этот раз в рюкзаке были не только грибы. Перед плотиной Итурбиде, свернув направо у развилки на селение Тласала, Миров оставил машину на шоссе. Войдя в рощицу лощины, он пересек ее и вышел на шоссе, по которому только что проехал километром ниже нужного ему места. Пройдя к нему густым лесом, Миров вложил в тайник сверток с пустыми консервными банками и установил «секреты»: воткнул в землю сучки, протянул от свертка в разные стороны тонкие нити, каплями крахмала приклеил к свертку пять опавших листьев, а другими его присыпал и все это сфотографировал крупным планом, как и всю группу скал.
Дождливый сезон еще не начинался, но грибы, которые в народе называют «куриной грудкой», росли в том лесу в изобилии. Миров насобирал их для привратницы дома, в котором жил и которая с удовольствием иной раз выполняла некоторые его несложные поручения.
Встреча с агентом ГРУ, которому предстояло передать крупную сумму денег, рассказать, где находится тайник, и когда он обязан произвести изъятие из него объемистого вложения, должна была состояться в понедельник. За день до этого, в воскресенье, Миров снова отправился в лес на сбор грибов. Главная же цель заключалась в проверке надежности тайника и закладке в него важной посылки. Все «секреты» оказались на своих местах. Миров половил рыбу, закусил, поспал пару часов в машине и, как только начали спускаться сумерки, поехал домой. Однако, проскочив метров с двести 47-й километр, он съехал на обочину, сделал вид, что подкачивает заднее колесо, а сам извлек из багажника два картонных ящика, перехваченных веревками, захлопнул багажник и, видя по отсутствию фар, что на шоссе нет других машин, быстро вошел в лес. Вложив ящики в тайник, он превратил две гаванские сигары в крошку и рассыпал вокруг, чтобы чья-то охотничья собака не вывела своего хозяина к тайнику. Затем также аккуратно посыпал вокруг порошком, который вручил ему резидент, чтобы обезопасить тайник от возможного любопытства ночного лесного зверя.
При встрече с агентом, которым оказался Мишель Род, Мирову было приказано говорить с ним только по-испански, не спрашивать его имени, ничего лишнего и вести беседу так, чтобы агент не понял, что имеет дело с советским дипломатом. Это оказалось чересчур вящей, надуманной предосторожностью, поскольку, ясно, агента никто об этом не предупреждал, и он, как только они узнали друг друга по предъявлении вещественного пароля: две части причудливо разломанной расчески, сразу заговорил по-русски.
— Чертовски приятная страна, но я начал жиреть от безделья!
Миров попытался было сделать вид, что не понимает, и принялся на испанском объяснять, где расположен тайник, но Петр от души расхохотался.
— Ну и дела! Алексей не шел на такие трюки. Кстати, что с ним? Заболел? Отозвали? Но вы мне нравитесь! Как вас называть?
— Послушай, дорогой, видно, ты приятный парень, но я о тебе ничего не знаю. И давай не валять дурака! — Миров только сейчас понял, с’ кем имеет дело и насколько эта встреча, потому как он вышел на нее, как говорится, с закрытыми глазами, могла иметь для него неприятные последствия. Он поспешил уйти.
— Пакет с деньгами ты получил. Вот описание тайника и фотографии. Заучи наизусть. Описание сожги. Вложение сделано. Завтра днем под видом…
— Фотографа-любителя, — это невольно вызвало улыбку на устах Мирова.
— Как знаешь. Обнаружишь тайник, выберешь два картонных ящика. Остальное по старой схеме. Хочешь сообщить что-либо особое?
— Нет. Все в порядке! Спасибо. Мне было приятно.
— И мне! Однако забудь мое лицо, я, к сожалению, вижу тебя в первый и последний раз, — и Миров, поспешно пожав руку коллеге, зашагал прочь.
Мирову еще раз пришлось пользоваться тем тайником, но уже в августе, в разгар дождливого сезона. И русский любитель грибов, к немалому удивлению, но с детской радостью, обнаружил, что вся горка, где находился тайник, просто усыпана крепкими белыми грибами. Казалось, откуда они здесь — русские боровики? Видно, сама природа позаботилась, чтобы русским людям было чем полакомиться на чужбине. Особенно под холодную водочку.
Когда тайник был заброшен, на горку стали ездить по грибы вначале военные из посольства, потом их коллеги из КГБ, а затем и остальные сотрудники. И нынче, сорок лет спустя, тоже ездят, а местные жители ту горку нарекли Русской.
Мишель бодро шагал домой. Он только что оставил Глорию у калитки ее дома, где она подарила ему первый, искренний и горячий поцелуй. Ему оставалось пересечь авениду Альваро Обрегон, а там до дома рукой подать. Ему казалось, что он достиг цели: Глория сказала, что в ближайшие дни сообщит дату их свадьбы. К каким высотам вознесся деревенский мальчишка из-под Чугуева! Входит в высшее общество Мексики.
Отец Петра был оборотистый мастер своего дела, деревенский кузнец, к которому иной раз обращались с заказами жители самого Чугуева. Когда Петру по возрасту следовало идти в первый класс школы, Тарас Серко перебрался жить в город. В армию он был. призван в мае сорок первого, еще до войны, а уже в августе мать Петра, которому исполнилось 14 лет, получила на него похоронку. Галина Александровна девочкой была увезена ее дядей в Санкт-Петербург. Но жизнь там не сложилась, и Галя возвратилась в родную деревню. В Чугуеве она поступила в педагогический техникум, стала учительницей.
Петр успешно окончил среднюю школу и вскоре после выпускного бала получил из горвоенкомата повестку в армию. Шла война. После трехмесячной учебной роты, где он получил военную специальность радиста и звание младшего сержанта, Петр попал на фронт, вскоре был ранен, а в ноябре сорок четвертого уже состоял в штате узла связи дивизии, с боями вошедшей в Восточную Югославию. Стал сержантом. В конце мая сорок пятого Петр служил в батальоне пеленгации и радиоперехвата штаба армии и за успешное выполнение личного задания генерала армии И.Е. Петрова заслужил орден Славы 1-й степени и звание старшего сержанта, Петров, которому понравился этот смышленый парень, порекомендовал начальнику разведки армии направить старшего сержанта Серко в радиотехническое военное училище особого назначения, где лишний год курсанты осваивали все модели действующей радиоаппаратуры в армиях ведущих стран мира. Летом 1950 года начальник разведки Прибалтийского военного округа направил сметливого и дисциплинированного старшего лейтенанта Серко в Военно-дипломатическую академию Генштаба.
За неделю до 15 августа 1957 года, — в тот четверг должно было состояться бракосочетание в главном, Кафедральном соборе столицы, — Мишель, который уже действовал под командой Пятого и, к большой радости того, быстро наладил бесперебойную радиосвязь с Центром, внезапно был вызван офицером резидентуры на внеочередную встречу. Мишель шел на нее в ожидании поздравления, а может быть и подарка от «Аквариума», но на скамейку сквера св. Катарины в районе Койоакан рядом сел не Алексей, а незнакомый человек, который грубым, начальствующим тоном произнес слова пароля. Далее выяснилось, что Шевченко был отозван в Москву, а новый курирующий его работу офицер резидентуры не нашел лучшего времени для знакомства и пустых, как оказалось, наставлений.
Очень скоро Петр ощутил, как к горлу подкатил ком — первый-признак раздражения. Когда пришедший заметил ему, что капитан не очень уважительно разговаривает со старшим, Серко ответил:
— Но так меня учили в Академии. Первое, что мне вдолбили в сознание и каждый день об этом твердили в период спецподготовки — раз и навсегда отделаться от уставных прописей. И от стереотипного мышления.
— Ну, ладно, это пустые разговоры. А ты больше пиши. Объемно, обстоятельно. О твоей работе судят по бумагам.
— А дело? Ценность добытого? — Петр обозлился. Он вспомнил одного из «слонов», преподавателя Дипакадемии, который говорил то же самое. Бумажные души в разведке! Что может быть глупее? «Нет, так не должно быть! Пусть мне будет хуже, но я по положению обязан обо всем доложить Пятому. Он-то найдет, как обуздать этого олуха!»
Через две недели после свадьбы и полумедового месяца Мишель вместе с Пятым отбыл по делам на границу США, в Сьюдад-Хуарес. Пятый, видя в Мишеле толкового помощника, решил включить его в работу не только радистом. В Сьюдад-Хуарес должен прибыть важный источник, ценный агент, но строптивый, и Пятому показалось, что Мишель со своим покладистым характером сможет поддерживать с агентом — дальнейшую связь. Все обошлось как нельзя лучше. Мишель на неделю раньше Пятого возвратился в Мехико и… Глория, которая перебралась было жить в его квартиру на улице Фронтера, вернулась обратно в дом отца. Она встретила мужа, обливаясь горючими слезами.
Не сразу Петру удалось выяснить, что в его отсутствие к ней пожаловал нежданный гость, посягая, мягко выражаясь, на ее женскую честь.
Кто бы это мог быть? Впрочем, «вычислить» сластолюбца было делом нетрудным. Но для начала следовало посоветоваться с верным человеком. С кем же? Чутье подсказало: с Мировым.
Прежде всего он, по дипломатическому справочнику, установил адрес, затем тщательно познакомился с домом и его окружением, выбрал удобное место для наблюдения и, когда увидел, как Миров на машине въехал в гараж, подождал еще с полчаса. Не заметив ничего подозрительного, Петр поднялся на третий этаж и нажал кнопку звонка. Дверь открыла жена Мирова и, услышав, что незнакомец хочет видеть ее мужа, предложила войти. За ее спиной показался Миров. Он был уже в халате и, увидев Петра, слегка оторопел. Что за нештатная ситуация? Но по виду коллеги поняв, что случилось нечто серьезное, приложил палец к губам и вышел на площадку, прикрыв за собой дверь.
— Здесь говорить нельзя. Идите к Парку Испании, ждите у первой скамейки!
За десять минут ожидания — они нужны были Мирову не только чтобы быстро одеться и дойти до парка, но и взвесить обстановку, решить, как действовать дальше, — Петр окончательно обдумал, что станет говорить. Он не имел права звонить кому-либо, и посоветоваться было не с кем. А Миров, в свою очередь, почувствовал, что уклониться от встречи нельзя: в парке находился советский человек, коллега, который явно попал в беду и нуждался в помощи. Вариант того, что нелегал мог привести за собой наружное наблюдение, Миров исключал, полагаясь на выучку и профессионализм военного разведчика.
— Что с тобой, милый друг? На тебя нельзя смотреть, — сказал Миров, как только они пожали друг другу руки. — Я понимаю, что если бы у тебя было другое лицо, ты бы пришел с ним. — Миров пытался шутить.
— Кошмар. Жить не хочется…
И рассказал обо всем, что случилось, со слов жены, в его отсутствие.
Мирову стало легче — проблема не профессионального характера, слава Богу. Чтобы дать время собеседнику успокоиться, прийти в себя, он перевел разговор на профессиональные детали: как на меня вышел, не привел ли «хвоста»…
Петр не слушал его. Несмотря на все советы академических «Слонов» держать себя в руках, походить в любых ситуациях на бесчувственную ледяную глыбу, он весь кипел от негодования.
— Сволочь! Негодяй! Я скоро его «вычислю» и убью своими руками.
— Спокойно! Давай по порядку.
— Где Алексей? — пришедший почти кричал.
— Тише! — Миров крепко выругался. — Главное — контроль над собой. Забыл, что нас учили побеждать прежде всего самого себя.
— Похоже, свои же начинают побеждать меня. А начали с жены. Хотя я и состою в законном браке всего двадцать дней. Один из моих кураторов, кажется, я знаю, о ком речь, ввалился ко мне в хату вдрызг косой и полез на мою жену! Теперь я начинаю понимать, почему эта скотина все твердила, что завтра же сделает меня майором! Жена в панике! Ничего не понимает! Слава Богу, не догадалась, что он русский. Я сказал, что ничего не знаю, понятия не имею, кто это был, может быть какой-то выживший из ума эмигрант… Хорошо, вовремя подоспела экономка, — поднялась на наш этаж за стаканом молока. И сука эта протрезвела. Вмиг сгинул. Передайте руководству — пусть принимают меры по обеспечению, или я эту гниду достану из-под земли сам! Да! Главное! А если он вывел на меня полицию? Пусть шевелятся…
— Успокойтесь, коллега. Дышите глубже. Только так в ваш мозг начнет поступать кислород. Главного не случилось! Честь вашей жены спасена. И «хвоста» за ним не было. Ну, не идиот же он. Разберутся. Проверят. Ну, а если что — выведут из страны.
— Что в «конторе»? Моя судьба висит на волоске!
— Все может быть. Однако не усугубляйте. Не мне вас учить. Изыщите способ проверки. Я же сегодня, обещаю, перескажу все руководству. Я тебя понимаю, друг! Но ведь могло быть хуже.
Петр вспомнил прощальные слова своего любимого наставника по Академии: «Ну, капитан, долгие годы успеха тебе предрекаю! Я редко ошибаюсь!». А Миров неожиданно для самого себя, что делать он не имел права, рассказал о причине эвакуации Алексея Шевченко в Москву. В любом случае следовало поговорить с взволнованным профессионалом еще несколько минут, но обязательно на отвлеченную тему: чтобы убедиться, что «пары» вышли и нелегал не совершит никаких безрассудных поступков.
Шевченко был прикрыт представительством «Межкниги» и как честный, порядочный человек делал все, чтобы люди и организации, торговавшие — по весьма льготным ценам — советскими книгами в Мексике, своевременно вносили в его кассу, то есть на счет «Межкниги» в банке, положенные суммы. Дело шло более-менее гладко, но вот представители компартии Мексики просто злостно не возмещали ни копейки. Шевченко требовал, напоминал, взывал к рассудку, и тогда генсек Ди-онисио Энсинас по своему каналу пожаловался «товарищу Федору», прямо в ЦК КПСС, что «Шевченко политически неграмотен, не понимает, что делает». И «товарищ Федор» или кто-то из его подчиненных приказал руководству ГРУ отозвать Шевченко, прекрасного, заслуженного. офицера-разведчика.
Прослушав повествование Мирова, Петр опустил голову на грудь и сказал:
— Генерал Петров говорил мне, что в жизни нашей армии более всего следует бояться людей необразованных, но выдающих себя за ученых.
— Это какой Петров? Случайно не Иван Ефимович?
— Он. Именно! Светлая голова!
— Да! Мой отец в двадцатые годы был старшим врачом полка, которым командовал Петров. Потом они всю жизнь дружили. Уже перед самой войной Иван Ефимович закончил переформирование 192-й стрелковой дивизии в горно-стрелковую и обучал ее боевым действиям в горах. Он раньше других понял, что война стучится в дверь. А в Кремле проспали ее начало.
…Страсти понемногу улеглись. Миров как мог успокоил Петра, заверил, что обо всем доложит своему руководству. Обещал, все разузнав, выйти с ним на связь.
Они расстались дружески, и Миров тут же поехал в дом шефа резидентуры ГРУ. Они спустились во внутренний дворик, где Миров выложил ему случившееся с женой Серко. Собеседник изменился в лице и полез за валидолом.
— Твои знают? — был первый вопрос.
— Нет! И не стану докладывать, если не будет последствий.
— Спасибо! — мрачное лицо полковника просветлело. — Друзья познаются в беде. Пойдем выпьем! — И, когда Миров сказал: «Жена ждет!», произнес: — Сможешь сделать вложение в твой тайник?
— Для него с удовольствием! Он достойный парень.
— Я пошлю ему хороший подарок. Набор на шесть персон серебряных ложек, ножей и вилок. Напишу! Встречаться сейчас нельзя! — И еще было сказано много слов, но ни одного по поводу преступного поведения его подчиненного офицера.
Миров не мог знать, что этот самый офицер являлся племянником генерала из «Аквариума», который руководил нелегальной резидентурой.
А в это самое время Мишель Род сидел в баре на авениде Чапультепек и заливал нестерпимую обиду коньяком. Он думал о несправедливости судьбы, о том, как много развелось за последнее время мерзавцев, норовящих ударить из-за угла, подстеречь, вылезти на твоих плечах в рай. Думал и о Шевченко. «Алексей был человеком, а ему на смену пришел — мерзавец, гад…» — говорил самому себе Мишель-Петр.
Род был благодарен Шевченко за целый ряд советов, которые заметно облегчили его положение нелегала. В «Аквариуме» об этом не побеспокоились. Ну, например, как легализовать сумму денег, на которые он снял квартиру, оборудовал фотолабораторию, и купил машину. При въезде в Мексику Род показал, что при нем было всего пару тысяч франков. Алексей доверительно объяснил, как в этой стране деньги могут делать деньги, во что их деловые люди вкладывают, приумножая свои доходы, как сделать его фотоателье процветающим предприятием и со временем приобрести фотоателье в богатом районе города Мехико. Главное, чтобы в глазах окружающих и, прежде всего, налоговых инспекторов это не выглядело подозрительным. Именно с этого начинался порой провал нелегала.
«И почему такие как Шевченко оказываются у руководства не ко двору? — с грустью размышлял Петр. — А всякая сволочь выезжает на их горбу и чувствует себя при начальстве, как рыба в воде?»
Глава II
БОКС С КИНОЗВЕЗДОЙ
Еще месяц Глория жила в доме отца. Однако время — лучший лекарь, это все знали в родной деревне Петра. А отец его то и дело говаривал: «Время придет — слезы утрет». Так оно и вышло, и Петр на практике ощутил правоту утверждения одного из «слонов», поучавшего будущих нелегалов: «Помните, что граждане Европы, и тем более Америки, какие бы национальные характеристики ни несли в себе от рождения, чаще всего наивны и беззаботны. Они уверены, что в процветающей стране государство всегда их защитит, а мелкие эксцессы не должны омрачать существование в этом лучшем из миров». Этот вывод подтвердила и Глория, хотя втайне от мужа она и сохранила кое-какие подозрения. Но за хлопотами и заботами, которые теперь чаще всего являлись следствием приказов Пятого, побежали недели, а затем и месяцы.
Мишель Род подобрал на территории штатов, прилегавших к столице, семь действующих и четыре запасные точки, с которых в положенное время по ночам выходил в эфир. Все они были расположены далеко от военных объектов, правительственных учреждений, радиостанций и крупных населенных пунктов, что являлось некой гарантией страховки от пеленгации его радиосеансов.
Мастер своего дела, он мгновенно разбрасывал антенну, включал радиоприемник, работавший на некотором удалении от столицы без помех, и почти тут же раздавались знакомые позывные. Одно нажатие кнопки — и начинался прием. Он был коротким. Станция быстро записывала содержание депеши. Дома он ее расшифровывал.
С рацией проблем особых не было. Сложнее было работать с агентурой. Одним из наиболее ценных агентов Центра был гражданин США Джеймс Келли, инженер, работавший в компании «Форд», в группе известного проектировщика Джорджа Дамманна.
Мистер Келли был сумасшедшим туристом и фотолюбителем и в час свадьбы Мишеля и Глории случайно оказался на Центральной площади Мехико. Его внимание привлекла южная красота Глории, и та разрешила американцу сделать несколько снимков церемонии ее бракосочетания, что Мишелю не понравилось, но он постарался не выдать своего волнения. Отец Глории понял состояние Мишеля, перебросился с фотографом несколькими дружескими словами, познакомился, записал телефон и отель, где тот остановился. На следующий день Сальвадор Ортега у себя в министерстве получил необходимые сведения о Келли и узнал, что тот некоторое время из-за своих левых убеждений находился на подозрении у Федерального бюро расследования США. Во время двух последующих встреч Ортега сделал заключение, что Келли очень подходящий человек для Мишеля, которому он сообщил об этом и которого свел с американцем у себя дома.
Петр передал эту информацию в Центр. Радист не наделен правом вербовать агентов, его задача — профессионально выполнять свою задачу и работать с тем, на кого укажут «компетентные товарищи». Товарищи подумали и указали на Келли.
В следующий приезд, когда Келли приволок ворох разных технических разработок, он был передан на связь Мишелю Роду, что неописуемо обрадовало американца, который с первой же встречи проникся симпатией к этой молодой чете.
Получив под расписку несколько тысяч долларов, Келли заявил:
— Хотите знать мою мечту? Хочу прославиться, войти в историю, как Джеймс Кристи.
— Кто это?
— Мой земляк, гениальный конструктор танков. Тридцать лет назад он передал одно из своих изобретений вместе со всей документацией вашим людям. И спустя три года на харьковском заводе сошел с конвейера ваш «БТ» — лучший танк в мире. А чем я хуже Кристи?
— И приедете из Иллинойса на нем? — Мишель пошутил и тут же осадил себя за мальчишество, одновременно подумав, что ему не помешало бы свободное время посвятить совершенствованию английского.
— Во сне я бы приехал, а наяву привезу фотопленки.
Прилетев в Мехико на рождественские праздники, Келли привез с собой фотопленки с чертежами и всеми техническими данными мощного трактора Б-800 с 36 футовым грузовым прицепом и новой четырехдверной автомашиной «таунс», модель 17, которую успешно осваивала компания «Форд». Казалось, сама госпожа Удача решила преподнести Петру свой рождественский подарок.
Отец Глории имел друга, который еще в молодости выручил его из большой беды, а тот, годы спустя, спас приятеля от верной смерти. Долг платежом красен. Однако уже много лет, как болезнь сердца приковала беднягу к постели. Однажды, уже под вечер, когда Сальвадор только что возвратился с работы, — позвонила единственная дочь друга, от которого жена давно ушла к другому. Сказала, что с отцом очень плохо, скорее всего он умирает, поэтому и просил Сальвадора приехать как можно скорее, но обязательно с зятем, мужем Глории. Сальвадор застал Мишеля дома. Тот немедленно заехал за тестем, и они вовремя оказались у постели умирающего. Тот взял руку Сальвадора, поцеловал ее и попросил друга заменить отца его единственной дочери Кристине. А ее с Мишелем попросил приблизиться и стать рядом.
— Кристина, родная моя девочка, любимая дочь, — начал умирающий тихим голосом, — я оставляю тебе… совсем немного денег и этот скромный дом, но ты у меня умница… имеешь хорошую работу. Ты… хорошо знаешь мои убеждения, поэтому прошу тебя… это моя последняя предсмертная воля… продолжи дело, которому я отдал жизнь! Вот человек, — отец Кристины глазами указал на Мишеля Рода, — которому ты… мое самое дорогое существо на земле… должна впредь помогать во всем, как если бы это делала мне. Все, что он скажет, ты… даже рискуя жизнью… должна сделать во имя моей любви к тебе. Ты станешь делать… благород… — лицо говорившего исказила боль, он схватился рукой за грудь, — ты станешь делать… благородное, правое дело… во имя… самой светлой идеи человечества, которая идет… из Москвы.
Глаза Кристины расширились, но она быстро овладела собой и чисто по-мужски протянула руку Мишелю. Тот с нескрываемым удивлением посмотрел на тестя. Ортега, с плотно сжатыми от страдания губами, отрицательно покачал головой, что не ускользнуло от внимания умирающего.
— Я сам понял это… по тому, Мишель, или как тебя зовут родные, как ты приготовил однажды украинский борщ. Потом, Мишель, твой французский не похож на тот, которым говорят уроженцы города Нийон. Я там бывал. Таких, как ты… я встречал на станции Гнездово, Смоленская область, — и говоривший перешел с испанского на русский. — Дом отдыха НКВД… летний лагерь… подготовка кадров Коминтерна…
Петр Серко слушал со стучавшими от волнения висками и продолжал держать руку Кристины в своей.
— Я умираю… это конец… умираю спокойно, — он снова говорил по-испански. — Кристи… дай… я… тебя… поцелую. Я был уверен, — выдохнул он.
Поделиться книгой: