Черная карта судьбы

Внезапно резкий запах заставил ее сморщиться. Гадость! Тухлое мясо и гниющая кровь.

Точно так же, как недавно, как там, на улице!

Лиза уткнула нос в варежку, подавляя рвотные спазмы. Наконец попыталась вдохнуть.

Какое счастье! Пахло табаком, морозом, бензином…

Но откуда это гнилью наносит? Или мерещится?

Похоже, никто, кроме нее, этого запаха не почувствовал. Все по-прежнему озадаченно разглядывают следы тигра.

— Такое впечатление, что зверюгу к нам на парашюте спустили, — пробормотал Комаров. — Я ж говорю, фантастика!

— Ага, спустили и снова подняли, — буркнул стоявший рядом дежурный Виктор Мищенко. — Тогда уж без подъемного крана не обошлось. Но кран сюда не подъезжал, я тебе точно говорю!

— А тигр подходил? — спросил Комаров.

— И тигра не было, — мотнул головой Мищенко.

— Не было или ты не видел?

— Не видел… — понуро согласился Виктор. — Зато следы вижу.

Следы… Какие следы?!

Лиза так и ахнула: следов уже не было. Никаких! На чистом снегу валялась скомканная малиновая бумажка — наверное, конфетный фантик, занесенный ветром.

Что за чертовщина? Снова померещилось?

А другим? Им тоже померещилось?!

— А помните, как в кино «Полосатый рейс» девушка нарочно оставляла тигриные следы на палубе? — пробормотал оперативник Савельев. — Она на руки такие штуковины надевала…

Лиза огляделась. Милиционеры продолжали потрясенно смотреть на клумбу. На чистый снег.

Все по-прежнему видели тигриные следы, так, что ли?! Но почему она их не видит?

Лиза еще раз зажмурилась, зажмурилась до боли, открыла глаза.

Чистый снег. Никаких следов.

То есть всем, кроме нее, мерещится?!

— Да ну, ребята, холодно, чего мы тут стоим? — раздался ленивый голос Комарова. — Убежали собаки давно. Лиза, идем, там у нас такое странное заявление…

Стоявшие вокруг люди неспешно возвращались в отделение, кое-кто оставался на крыльце покурить.

— Сережа, какие собаки?! — изумилась Лиза.

— А, да тут разодрались пять псов, такую свалку устроили, ужас, — засмеялся Комаров. — Причем так смешно: две пары грызутся, а один мечется туда-сюда, лает, будто подбадривает. Умора! Мы хохотали как ненормальные.

— Вы что, все повыскочили раздетые на улицу, чтобы на собак посмотреть? — спросила Лиза.

— Ну да, а что? — усмехнулся Комаров. — А ты на них разве не смотрела?

— Нет, я смотрела на тигриные следы на клумбе, — внимательно глядя на него, сказала Лиза.

Комаров обернулся к клумбе, пожал плечами:

— Ага, ага, сочинительница! Тигриные следы! Пошли, говорю, случай интересный тебя ждет! Вот где фантастика!

— То есть ты следов не видел? — уточнила Лиза.

— Лиза, у тебя температура, что ли? — уже с беспокойством спросил Сергей.

— Нет у меня температуры, — вздохнула она. — Не обращай внимания. Иди в кабинет, я сейчас. Покурю и приду.

— Опять начала? — рассердился Комаров. — Мы же завязали всем отделом, ребята держатся, я держусь, а ты что же уговор нарушаешь?

— Сереж, не ворчи, ладно? — сказала Лиза, изо всех сил сдерживаясь, чтобы говорить спокойно. Она не собиралась нарушать уговор, просто нужно было во что бы то ни стало остаться одной. — Я только одну сигаретку. Одну-разъединую. Иди, простудишься — опять на больничном засядешь, а мне сейчас без толкового оперативника никак нельзя.

— Лиса Лизавета, — буркнул Комаров, зябко передергиваясь, и ушел в здание.

Лиза глубоко вздохнула.

Что происходит? Она спятила — или спятили все ее коллеги?

Какие собаки? Какие тигриные следы?! Она видела следы? А остальные?

Виски заломило.

Померещилось ей? А другим? Вполне трезвомыслящим, хладнокровным, всякое видевшим-перевидевшим в жизни ментам? Они говорили о тигре, которого будто бы спустили на вертолете, — значит, ВИДЕЛИ следы.

Следы были. Следов нет. Сергей врет? А остальные? А ее собственные глаза?

Что, всем одновременно померещилось и перестало мерещиться? По сигналу, что ли? Но по чьему?!

И почему вдруг пошла-повалила именно тигровая масть?!

Лиза поднялась на крыльцо, вошла в отделение, наклонилась к окошку оперативного дежурного:

— Вить, слушай, что там за история с собаками?

— С какими собаками? — рассеянно отозвался Виктор Мищенко, что-то разыскивая среди груды папок и амбарных книг, в две стопы нагроможденных на его столе.

Лиза, придя работать в Кировское УВД, поначалу удивлялась, как всё это тут помещается: книга приема и сдачи дежурства, тетрадь для записей оперативного дежурного, книга жалоб и предложений, книга учета повреждений, проверки исправности аппаратуры связи, сигнализации, оперативной и криминалистической техники, книга учета лиц, доставленных в райотдел, журнал учета материалов об административных правонарушениях, книга постовых ведомостей; журнал учета осужденных, прибывших на территорию райотдела в отпуск, командировку и по другим причинам, книги учета входящих и исходящих телеграмм, телефонограмм и писем, журнал учета найденных, изъятых, сданных предметов и вещей (транспортных средств, домашних животных), принадлежность которых не установлена, книга выдачи и приема вооружения и специальных средств и так далее, и тому подобное. Потом привыкла.

— Слушай, Лиза, сейчас Афанасьич сообщил по рации — завел он таки машину, скоро приедет. У тебя завтра и послезавтра отгулы, ты в курсе? На понедельник транспорт нужен? Пиши заявку.

— Я завтра в отгул не пойду, хочу все-таки добраться до Вороньего гнезда, транспорт нужен на завтра, заявку напишу, — на одном дыхании выпалила Лиза и уже спокойней проговорила: — Собаки разодрались. Около отделения. Ты видел?

— Какие собаки? — поднял на нее глаза Виктор. — Когда мне на собак смотреть бегать? Сама знаешь, дежурная часть — передний фронт! Я тут как пришитый с самого утра сижу, только в сортир, да и то одной ногой, — и обратно!

— Неужели одной ногой? — пробормотала Лиза задумчиво.

— Змея, — ухмыльнулся Виктор. — Нет, пиявка. Вечно к словам присасываешься!

— Какие-то у вас зоологические ассоциации, коллеги, — вздохнула Лиза. — Для Комарова я лиса, для тебя змея, да еще и пиявка… Странно, что ехидной никто еще не назвал.

— Ха! — выразительно произнес Виктор.

— Понятно, — сокрушенно кивнула Лиза. — Эпитет в любую секунду готов сорваться с языка. Или даже срывается за моей спиной. Кажется, женщину во мне вы только Восьмого марта видите, а в прочие дни Брема всем отделением читаете и кликухи для меня выбираете…

— Ну, Лиза, это ты зря, — вкрадчиво пробормотал Виктор. — Женщину мы в тебе видим в любой момент общения! И еще какую! Навскидку можешь назвать хоть одного из наших райотделовских мужиков — холостых! — который бы тебя замуж не звал?

Лиза покачала головой.

Вид у Мищенко стал совершенно инквизиторский:

— А женатых назовешь — кто бы тебе не делал нескромного предложения?

— Витька, ты в какие-то совершенно неприличные дебри лезешь! — не выдержала и расхохоталась Лиза. — Ничего себе, вопросик! Не буду отвечать. Ты что, хочешь, чтобы меня уволили?

— Не хочу! — испуганно замотал головой Мищенко. — Я просто хотел тебе доказать, что ты для нас единственная, неповторимая, обожаемая! Уволили! Скажет же!

— А кстати, об увольнениях, — вспомнила Лиза. — Ты не знаешь, кто здесь работал в шестидесятом году?

— Опомнись, Лизавета! — сурово посоветовал Виктор. — Я ж родился в пятьдесят девятом году, а не служить в Кировский райотдел пришел.

— Да, это я глупость спросила, — кивнула Лиза. — А не в курсе, кто из наших ветеранов может помнить это время?

— Тебе зачем?

— Так просто, — пожала плечами Лиза. — Помнишь, я тебя с Вадимом Петровичем Скобликовым знакомила? Ну, с моим дядей Вадимом? Года за два до его смерти…

— Само собой, помню, — сказав Виктор осторожно.

— Так вот, он в нашем райотделе когда-то служил, — пояснила Лиза. — Давно, они с тетей Женей тогда еще даже женаты не были, да и мои родители — тоже. Но у нас никогда никто не говорил, почему он со службы ушел. Я всегда считала, что по болезни, у него же сахарный диабет был… от которого он и умер, — настойчиво уточнила она, и Виктор смущенно кашлянул, снова вспомнив, как и от чего умер Скобликов. Об этом знали все, но не обсуждали, тем более при Лизе.

— А сейчас я вдруг подумала: а если была какая-то другая причина его ухода? — продолжала она. — И если так, мне хочется ее знать.

— Так спроси свою… — Иван чуть не ляпнул «свою тетю Женю», потом вспомнил, что она недавно погибла и для Лизы это было страшной трагедией, и не без усилия вывернулся: — Спроси своего отца, он наверняка знает!

— Думаю, отец мне не скажет, — задумчиво проговорила Лиза. — Такое впечатление, что это запретная тема.

— А что это тебя вдруг так разобрало? — откровенно удивился Виктор. — Жила, понимаешь, себе спокойно, и вот понадобилось лезть в тайны, так сказать, минувшего. По какой причине?

Лиза пожала плечами. А что она могла сказать? Что по пути в отделение встретила сумасшедшего, который сообщил, что некто с непонятным именем или фамилией Байгоан с того света тянется с отмщением и уже получил три жертвы, но алчет еще? Интересно, Витя просто посоветует ей пойти отдохнуть или сразу начнет звонить к «дуракам», как выразился бы доктор Сергеев?

Но ведь и в самом деле трое в ее семье погибли! Сначала дядя Вадя. Вскоре после этого умерла мама, сделав страшное, чудовищное признание, из-за которого все усомнились в ее здравом рассудке! А потом погибла Женя…

Поневоле задумаешься: откуда зеленоволосому психу Тополеву об этом знать? И с чего его вдруг одолела такая забота о Лизе, что он решил непременно предупредить ее об опасности?

— Ладно, всё это на самом деле не важно, — пробормотала Лиза, проходя мимо Мищенко, как вдруг раздался пронзительный крик, исполненный такой боли, такого страха, что Лизу дрожь пробрала, а рука невольно дернулась к сумочке, где лежал пистолет.

— Что это? Где? — воскликнула она испуганно.

— В КПЗ, — бросил Мищенко, выскакивая из дежурки уже с расстегнутой кобурой и бросаясь к лестнице, ведущей в подвал, где помещалась камера предварительного заключения.

— Кто там? — спросила вслед Лиза.

— Да этот, который палец хотел мужику разноглазому отрезать, — на ходу ответил Мищенко, спускаясь в подвал.

— Что делается на свете! — пробормотала Лиза, сворачивая в свой кабинет.

В дверях она столкнулась с Комаровым, рассказала, что случилось.

Комаров невольно прыснул:

— Смех и горе. Сюжет просто фантастический. У нашего задержанного около года тому назад умерла жена. Внезапно, на улице. По его словам, дело было так: шли они, вдруг обогнал их какой-то мужик с разными глазами, одним синим, другим белесым, обернулся, ткнул в эту женщину, ну, жену задержанного, пальцем. Она закричала, упала и умерла.

— Что, серьезно? — изумилась Лиза.

И вдруг почувствовала, как у нее свело губы судорогой. Закружилась голова, загудело в ушах. Она едва понимала, что говорит. А потом словно оглохла, утратив все чувства, кроме способности размышлять. Все казалось каким-то нереальным… Только что она болтала с Виктором, теперь разговаривает с Комаровым, но перед глазами так и стоят глубоко вдавившиеся в снег тигриные следы, так и слышатся изумленные голоса людей, которые на эти следы смотрят вместе с ней. Через мгновение следы исчезли, все о них забыли — кроме самой Лизы.

И что за собаки?!

Здесь, около отделения, — собаки, там, на улице Калинина, — их лай. Здесь — следы тигра, там — его рычание. Еще немного, и Лиза поверит, что здешние собаки прогнали тамошнего тигра.

И запах крови, этот ужасный, гнилостный запах…

А козьи следы, которые она видела позавчера около десятой больницы?!

Хотя нет. Это были настоящие следы. Ни к какой мистике они отношения не имеют.

А остальные?

Какой психический микроб всех вдруг заразил?!.

Головокружение миновало так же внезапно, как навалилось, гул в ушах исчез, и Лиза снова обрела способность слышать Комарова. Судя по его рассказу, восприятие действительности исчезало всего лишь на какую-то секунду, а ей показалось надолго:

— Наш задержанный — в смысле, тогда еще не задержанный — бросился то жену поднимать, то милицию вызывать, чтоб этого разноглазого задержали, но, пока метался туда-сюда, тот исчез. Прошло уже много времени после смерти, но муж по ней очень горевал, покоя не находил. Часто бродил по улицам, чтобы одному дома не сидеть, как вдруг сегодня встретил того самого человека с разными глазами! Набросился на него, выхватил из кармана перочинный ножик и попытался отрезать ему указательный палец. Тот самый палец, которым разноглазый якобы ткнул его жену, что якобы и стало причиной ее смерти.

— И что потом? — спросила Лиза.

— Разноглазый якобы снова исчез, как будто в воздухе растворился, но задержанный почему-то решил, что ему помогли сбежать окружающие. Он принялся на людей наскакивать, драка началась, это увидела из окна продавщица магазина «Хабаровск-книга», около которого всё происходило, и вызвала наряд. Наши примчались, повязали буяна, однако рядом случайно оказалась женщина, врач-психиатр, которая объяснила, что человек не в себе: сдвинулся по причине своего личного горя. Там же психушка неподалеку, вот эта докторша шла себе на работу да и оказалась свидетельницей случившегося. По всему выходит, она права, потому что, когда мы его сюда привезли, он вообще ничего не соображал и только буйствовал. Уже кричал, будто его жену какая-то женщина погубила, а не мужчина, а потом она превратилась в мужчину… В общем, — Комаров махнул рукой, — безнадега полная.

— Ну а почему его в психушку не отправили, если такая клиническая картина? — спросила Лиза. — Почему сюда привезли?