Изгоняющий бесов

– О-о-оу… – Я закатил глаза.

– Лапку на!

Пришлось подержать его за лапу и честно чесать загривок, пока металлический голос из ниоткуда не сообщил, что настала наша очередь. Мы пошли. А кто бы сомневался, правда?

– Два дебила – это сила, – приветствовала нас рыжеволосая Марта.

Переглянувшись, мы с доберманом решили не спорить.

В конце концов, каждый имеет право на своё мнение. Ну и по-любому она права в обоих пунктах, и «сила» и «дебилы».

– Фёдор Фролов, вы…

– Для друзей Тео.

– Мы не друзья, – с мягким нажимом отметила девушка за планшетом, надевая на нос очки. – Не стройте иллюзий, я абсолютно равнодушно отношусь ко всем бесогонам и бесобоям. Работа есть работа, ничего личного. Кстати, вы ещё не решили, к какому берегу прибиться?

– Я гей.

– Чего-о-о??!!!

– А говорила, что абсолютно равнодушна, – хмыкнул я, хлопаясь с доберманом ладонь в лапу. – Ладно, без проблем, Диоген вообще жил в бочке, а называл себя гражданином мира.

– В каком смысле? – опомнилась рыжая.

– Да кто его разберёт, он был тот ещё извращенец. Но я лишь хотел сказать, что понимаю вас и надеюсь на взаимность. Верно, Гесс?

– Она не любит собаченек!

– Это я помню.

– Да ну вас обоих в задницу, – опомнилась Марта, краснея, как луна на закате в сентябрьскую ночь. – Вы всё провалили! Китайским бесам ни к чему знать Деяния святых апостолов православной церкви. У них другие правила, законы и радости по жизни. Трудно было лицо тушью замарать? Бес устыдился бы и потерял бдительность, а вы его кирпичом по затылку!

– Она что, дура, да? – округлил глаза в крайнем изумлении мой пёс. – Ничего не понимает, не любит собаченек, не гладит мой зад, не хочет лапку. Как мне жить?!

– Ох, приятель, думаю, она прекрасно всё понимает, именно потому и…

– Вам не место в Системе! – успела выкрикнуть рыжеволосая.

В тот же миг мы с Гессом вновь стояли в горнице дома Тулуповых, их дочь смотрела на меня зачарованным взглядом, её мать и мать её матери в голос вопили, что я что-то там порушил, кого-то смертельно оскорбил, всех лишил чести и сей же час по гроб жизни обязан жениться.

Слава тебе, всеблагой Господи и все пророки его в порядке очередности, будем надеяться, что вы за меня заступитесь и всё когда-нибудь утрясётся. Гесс, ткнувшись мне в ладонь кожаным носом, вовремя подмигнул, намекая, что здесь он вновь добрейшее бессловесное животное.

– Что ж ты творишь-то от, паря? – донёсся до меня голос отца Пафнутия.

– Разбираюсь с бесом, – честно признал я и на всякий случай добавил для ясности: – Жениться всё равно не буду.

– Дак кто ж те позволит-то?! – Тяжёлая рука моего наставника влепила мне затрещину.

Как вы понимаете, я даже не пытался увернуться. К обоюдной выгоде мне нужно было отсюда вырваться, а ему отмазать меня от нежелательных последствий. Ну, вы уже понимаете от каких.

– Куды ж от пошли-то, батюшка? Монашек от твой беса изгнал, девицу освободил, когда ж от теперь свататься-то будет? А то ж мы их иконою прям сейчас от и благословим, коли чё…

– Сельский ЗАГС через плечо, – оборвал возбуждённую бабулечку отец Пафнутий, осеняя её крестным знамением и щедро целуя в обе щёки. – Девице-то чаю дайте, в больницу сводите, а от в воскресенье на исповедь все предстанете.

– Ну хоть на часок от монашка чёрного оставил бы, ать?..

Батюшка с трудом сдержал рвущееся с уст матерное богохульство, ещё раз пнул меня в спину, да так, что я с наслаждением вылетел в сени. Впервые на моей памяти Гесс оделся самостоятельно, ловко застегнув фуфайку и натянув шапку до бровей.

– Спорим, что добегу быстрее? – предположил я.

Через секунду мы неслись к нашему дому по короткому пути, проваливаясь в снег по колено и вспахивая целину, словно два овцебыка, случайно выжравших по килограмму энергетика.

Мой наставник тем временем неторопливо ставил чашку под самовар. Как?! Он же не мог успеть поперёд нас, это же… это в принципе невозможно. Но…

– На всё воля Божья, – не вдаваясь в более подробные объяснения, хмыкнул отец Пафнутий. – Ну от, паря, садись уже. Выпить не предлагаю, думается, что ты и без того от поговорить-то хочешь.

– Скорее уж выговориться, отче.

– Ну и так от можно, исповедуйся, сын мой. Тебе ж, поди, там от поблажка будет. Думаешь, я не слыхал, как ты от с псиной бессловесной разговаривал?

Доберман вскинул уши, поднимая на хозяина изумлённый взгляд. На секунду мне вдруг резко захотелось сдать жутко болтливого пса, умеющего, оказывается, держать язык за зубами.

– Он не бессловесная псина.

– Ох, прости старика, зазря животину обозвал от. Иди сюда, Геська, не боись, поглажу. Дай от лапку-то!

Доберман, высунув язык от счастья, подставил морду под мозолистую ладонь хозяина.

Я почувствовал в душе лёгкий укол ревности. За то короткое время, что Гесс разговаривал со мной, я уже стал считать его своей собакой. Он меня даже один раз папой назвал.

– Всё, всё, уйди, тварь божия, у меня уже рука устала. Садись от, Федька, про беса твоего изгнанного речь держать будем.

Я послушно сел, налил себе облепиховый чай, подумал и добавил пару кусков сахара, организм требовал глюкозы.

– Так то рыжий бес был али всё ж таки от оранжевый?

– Не помню, честно говоря, всё как в тумане.

– От тока не лечи меня, паря! Сие вопрос-то серьёзный, тут лукавить нельзя, не меня же, а Бога гневишь!

Я отставил чашку, поймал умоляющий взгляд добермана, брови домиком, в глазах слёзы, и, слегка надкусив сухую баранку, незаметно передал ему её под столом. Страшные зубы самым нежнейшим образом сделали «кусь», я вытер пальцы о подол рясы и сам перешёл в наступление:

– Отче, а что вы знаете о Системе?

Не ожидавший вопроса в лоб батюшка чуть не поперхнулся чаем. Видимо, он рассчитывал на некое покаяние с моей стороны, но, увы, не всё теперь так просто.

– Хм-хм, от, стало быть, как, – через пару минут сценического молчания прогудел он. – Оранжевый бес-то не простая нечисть, сиречь стервь опасная, культивированная, симбиозная. Давай от, Федька, поговорим по душам, раз так припекло…

– Пить не буду.

– А я от и не предлагал.

– Вы на шкафчик с настойками посмотрели.

– Ну, тут прости уж старика-то, аз есмь грешен, – недовольно огрызнулся мой наставник, поскрёб в бороде и кивнул. – Добро же, от я с себя и начну. Лет шесть от, коли не более, мне той Системе отдать довелось. Покуда наставником был от, бесогонов-то для них готовил. Опосля, уже как неудобен-то стал, списали меня, такие от дела.

– За что списали?

– Вопросы неудобные задавал.

Я опустил голову, это мне как раз очень даже было понятно.

Самолично постоянно наступал на те же грабли, но что делать, если сама мать-философия переводится как любовь к мудрости, любовь к мысли. А мыслящий человек вопросов не задавать не может. Уж прости великодушно, жестокий мир!

– Теперича от ты как на духу.

– Откровенность за откровенность, – честно согласился я, между делом втихую отправляя ещё одну баранку истосковавшемуся Гессу.

Когда лёгкое похрумкивание под столом стихло, я во всех подробностях рассказал старцу Пафнутию обо всех наших приключениях. Ничего не скрывал, ничего не утаивал, воспроизведя практически дословно все сюжетные повороты и линии диалогов.

Батюшка слушал очень внимательно, пару раз в раздумье качая бородой.

– Никакую такую Марту я не знаю, не привёл от Господь свидеться, видать, не так давно служит, – неторопливо начал он, когда я по-армейски выпалил: «Доклад окончен». – Сама от Система-то, может, и в задумке из неплохой идеи зародилась. Объединить всех религиозных от учёных мира, чтобы, стало быть, создать единый щит защиты от любого беса! Ну а коли с бесами удача будет, так, может, от потом и на не шибко крупных чертей замахнуться…

– Перспективы имеют тенденцию к расширению. А за чей счёт, собственно, весь банкет?

– От то я и спросил, да безответно, – с нажимом буркнул наставник и понизил тон. – Мне, вишь ли, не особо их методы по сердцу пришлись. Вроде как мы-то, бесогоны, призваны бесов гонять, а там от моих учеников всё больше к бесобойству склоняли. Жалованье выше, льготы там от, плюшки-заманухи разные.

– Ну так вроде особой разницы нет: бесогон или бесобой? Суть практически одна.

– Так-то, да не так, паря. Я, вишь ли, пожил на свете и зазря ничью кровь лить не стану. Надобно беса прогнать – прогоню, а чтоб всенепременно от убивать его в мясо кровавое, энто уже от лукавого. За что и был с преподавания да чинов от сюда, в глушь, сослан. Ты ж от, Федька, у меня, поди, первый ученик за шесть лет или даже и все семь-восемь. Так-то…

Я в сомнениях поднял бровь, а потом вдруг вспомнил, за что Марта выгнала меня из Системы. Типа я лишь прогнал беса, но не убил его, а ждали, видимо, всё-таки смерти. С другой стороны, предупреждать надо было, ведь я же честно признался ей, что обучался у отца Пафнутия.

– От за таковые слова тебя на проверку и спустили, хотели знать, кого я нынче готовлю? А ты, дубина-то еловая, им на радость взял от да и набесогонил.

– Вообще-то Марта скорее выглядела разочарованной.

– Да бог с той девкою, забудь от, и всё! Ты лучше скажи, отчего тебе в башку-то стукнуло, будто бы Геська наш разговаривает? Не напутал ли чего от с перепугу-то перед китайским бесом, ась?

– Ваш пёс разговаривает! Болтает так, что пробкой из ванны не заткнёшь. Гесс, скажи что-нибудь!

Пёс осторожно повернул в мою сторону острые уши.

– Я говорю: скажи что-нибудь отцу Пафнутию, а то он не верит.

Доберман вскочил на ноги, всем видом показывая готовность жизнь положить за-ради исполнения любого моего каприза. Но молчал, как французский боец Сопротивления в гестапо или килька в томате. То есть никак, ни по какому, ни за что, ни гу-гу.

Я поймал его за ошейник, подтянул к себе и зарычал:

– Говори, сволочь, убью!

– Гав, – придушенно пискнул он, упираясь всеми лапами.

Батюшка глухо выдохнул, забрал у меня собаку (предателя!) и решительно хлопнул ладонью по колену:

– Отдыхаем, паря! Завтра с утречка от по-иному обучение-то продолжим. Система, она задаром никого не выпускает. Стало быть, и наука бесобойства тебе от не помешает. Тока Геську больше не тронь.

– Хорошо, – скрипнув зубами, покорно согласился я.

– Дык чё сидишь-то? Давай от выгуливай бедолагу, вишь, исскулился весь.

Как вы понимаете, вариантов у меня не было. Пришлось поклониться, сжав кулаки, и послушно пойти в сени. Я одел нервно повизгивающего Гесса, накинул на плечи тулуп и вывел продажного пса во двор. Жаль, что не на расстрел в овраге…

Пока он честно помечал все безумно важные для него столбики, деревья, заборы, я скромно ждал на чурбачке для колки дров, тупо смотрел на вечереющее небо и даже слегка жалел, что не курю. Говорят, это успокаивает. Не знаю, возможно…

– Ты не обиделся? На тебе лапку!

– Да пошёл ты…

– Хочешь две лапки? На!

– Я сказал, отвали.

– А я тебя лизь! – умильно подластился этот двуличный олень безрогий, глядя мне в глаза самым бесстыжим и преданным взглядом. – Я не мог ему сказать, не мог. Он опять меня Библию читать заставит… упс…

– Минуточку, – как-то сумел сориентироваться я. – Стопорим мотор, глушим двигатель, у нас новая информация. Так получается, Эммануил Кант тебе под короткий хвостик, что отец Пафнутий всё знает?

– Не знает. Не всё. – Пёс лёг на снег, положив голову на лапы, и, сосредоточенно разглядывая свой же нос, продолжил: – Он пьяный был год назад, случайно на лапу мне наступил. Больно! Знаешь, как больно?! Я и заговорил.

– Матом, что ли?!

– Нет. Почти. Да. Под ноги, говорю, смотри.

– А он? – заинтересовался я.

– Обрадовался и давай меня носом в Библию тыкать: читай, читай, читай вслух! Всё. Утром он забыл. А я нет! Короче, теперь – гав. Только гав!

В общем, как выходило из его сбивчивого рассказа, говорить Гесс умел с рождения, как и с младых ногтей были причины, заставившие его помалкивать. Будь я на его месте, так тоже сто раз задумался бы, открывать ли рот перед нетрезвым батюшкой, тяжёлым на руку и крайне непредсказуемым в действиях по причине православной широты неуёмной русской души.

Получалось, что мне доберман почему-то поверил. Наверное, это стоило бы занести в плюс.

Горячий язык лизнул меня в щёку.

– Сердишься? Не сердись! На тебе лапку!