Анатолий Суров
Рассвет над Москвой
Пьеса в 4-х действиях 10-и картинахДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Саня Солнцева.
Капитолина Андреевна — ее мать.
Агриппина Семёновна — её бабушка.
Иван Иванович Курепин.
Гоша, Митя, Сева, Вовка — их дети.
Дарья Тимофеевна Логвинова.
Нина — её дочь.
Анюта Богданова.
Гермоген Петрович.
Кирилл Михеев.
Геннадий Семенович Значковский.
Антон Петрович Звягинцев.
Игорь Бобров.
Вероника Куварзина.
Иннокентий Степанович Рыжов.
Алексей Силыч Рыжов.
Аглая Тихоновна — его тёща.
Товарищ Башлыков.
Товарищ Степанян.
В эпизодах: Рабочие, работницы, трактористы, школьники, художники.
Время действия — 1949–1950 годы.
Место действия — Москва.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая
У СОЛНЦЕВЫХ
Гостиная в квартире старого дома в Замоскворечье. Окна занавешены плотными гардинами. Мебель и вещи, наполняющие комнату, разностильны. Здесь стоят диван, покрытый ковром, полированный сервант в современном вкусе, отживший свой век сундук и комод, заставленный пожелтевшими семейными фотографиями в пиленных лобзиком рамках, книжный шкаф и новенький рояль, над которым висит несколько акварельных зарисовок Москвы наших дней. Над диваном висят крест-накрест кавалерийский клинок и ножны. Разностильность находящихся в комнате вещей подскажет внимательному наблюдателю, что здесь хозяйничают женщины трёх поколений. Хозяйничают каждая по-своему, не мешая друг другу. Постороннему человеку в комнате неудобно, тесно, душно. Эту атмосферу ещё больше сгущает тёмно-зелёный свет настольной лампы.
У краешка стола, заставленного посудой, сидят Агриппина Семёновна Солнцева и Антон Звягинцев. Они давно покончили с ужином и играют в «дурачка», как видно, больше для того, чтобы скоротать время в тягостном ожидании. Агриппина Семёновна в тёмном старомодном старушечьем платье. Её седые, но еще волнистые волосы повязаны платком уголком вверх. Во всём заметен её преклонный возраст: и в том, как она сутулится, и в морщинистом лице, и в осторожных движениях, — но только не в глазах. Глаза у неё ясные, молодые. И пальцы не по возрасту ловкие, гибкие. Звягинцев в дорожном костюме. Он робок и застенчив для своих немолодых лет.
Агриппина Семёновна (пододвигая карты Звягинцеву). Сызнова тебе сдавать, круглый дурачок! Пятый раз остался, на шестой под стол полезешь, Антон, петухом петь заставлю! (Прошла к входной двери, заглянула в прихожую, вернулась к столу.)
Звягинцев (принуждённо улыбаясь). Не везёт, Агриппина Семёновна… И в карты не везёт. Говорят же: либо в картах либо в любви. А на поверку-то — ни так, ни этак. Обман выходит. (Рассеянно, думая о своём, сдаёт карты.)
Агриппина Семёновна. Да ты что, Антон, захмелел с чаю — девятую карту сдаёшь?
Звягинцев (спокойно). Велика беда! (Берёт три карты, в колоду.) Есть о чём спорить.
Агриппина Семёновна. Нет, ты пересдай, батюшка, пересдай!
Звягинцев послушно собирает карты, старательно, но неумело тасует их. Стенные часы пробили два раза. Агриппина Семёновна выдала своё волнение: она, прислушиваясь к чему-то, снова заглянула за дверь, ходит по комнате взад и вперёд.
Агриппина Семёновна. Будет, Антон. В картах, прямо скажу, не мастак!
Звягинцев (неожиданно громко). Она, чего доброго, и вовсе домой не заявится?
Агриппина Семёновна. Бывает. Иной раз на фабрике заночует.
Звягинцев (снова спокойно). Ну, хорошо. Дочь из повиновения вышла. Взрослая. А внучка-то ваша где?
Агриппина Семёновна. Эта с подругами куралесит.
Звягинцев (угрюмо). Не дождусь, стало быть, ни той, ни другой. (Раскрывает свой чемодан, стоящий у входных дверей.) В шесть утра поезд в Воронеж. (Достаёт из чемодана лисий мех.) Это Сане. (Достаёт голубого песца.) Это директорше. А это… (Подаёт мягкие, пушистые унты с неловкостью человека, не умеющего делать подарки.) Позвольте вам презентовать.
Агриппина Семёновна (очень ей понравились унты). Что ты, господь с тобой, Антон! Такой-то подарок тёще впору!
Звягинцев (сконфужен; но вдруг в нём проснулась отчаянная решимость). А когда же тёщей-то будете, Агриппина Семёновна?
Агриппина Семёновна (шутливо). Вот уж воистину: одно сердце страдает, другое не знает. (Приоткрыла штору. В раздумье.) Ночь… Ночные разговоры откровенные… (Вздохнула.) Жаль мне её. Жизнь у неё шумная, трескучая, да не настоящая.
Звягинцев. А вы поговорите построже с Капитолиной. Что, мол, долго Антон с Байкала в Москву и обратно ездить будет? Вас она боится.
Агриппина Семеновна (смеётся). Ха-ха-ха!.. Нет, батюшка! Моё дело — пироги испечь. А невесту стращать — уволь.
Звягинцев. Однако я двинусь. (Слишком громко хлопнул крышкой чемодана, слишком старательно затягивает ремень.)
Агриппина Семёновна (видит, как не хочется уходить Звягинцеву, да и самой не по душе его отъезд; сдержанно). Чайку бы, Антон, а? Холодный он, правда. (Пододвигает стакан.)
Звягинцев. Не пью холодный. (Однако садится за стол и старательно, маленькими глотками отхлёбывает чай.)
Агриппина Семёновна. И я такой не терплю… (Садится против Звягинцева, берет свой стакан и пьёт из него.)
Звягинцев (рассеянно оглядывает, стены). Рисунки-то санины?
Агриппина Семёновна. Её… Любит свой город. Ты вот альбом посмотри. (Подаёт альбом.) Будет из Сани толк?
Звягинцев (перелистывает альбом; мечтательно). Художница! Экое счастье — глаза на жизнь людям открывать. Мне, вам; каждому. Хорошо, если Саня и впрямь живописцем станет. Депутатом нашим в искусстве. Так и прикажите ей.
Агриппина Семёновна. Э-э, батюшка, у нас без приказов, каждая по-своёму живёт.
Звягинцев. Заметно. Даже по этой гостиной заметно. Здесь трое живут как бы порознь. (Глядя на клинок.) Вот Капитолины уголок… (Пройдя к роялю.) Здесь санина крепость… (С улыбкой посматривая на сундук, стоящий в противоположном углу.) А это уж, извините, ваша мебель. Уважаемая, конечно, вещь…
Агриппина Семёновна. Имущество тебе моё, что ли, не нравится? Другого не нажила.
Звягинцев. Не в имуществе суть. Живёте в одной семье тремя ячейками. (Снял со стены клинок, рассматривает. Читает надпись на рукоятке.) «Народному мстителю Капитолине Солнцевой за смелый кавалерийский рейд. От Ковпака». Да-а… (Вздохнул.) Многое в Капитолине от тех дней осталось. Много хорошего. Но и рубит сплеча, как в кавалерийской атаке. И мается на фабрике, как в ночном походе, и пальто на ней, как казачья бурка. И нравится мне это в ней и бесит. Да что говорить! И без того душно!
Агриппина Семёновна. Душно — так проветрим! (Раздвигает портьеры.)
На улице голубоватая мгла предрассветных часов. Вдали рубиновая звезда Кремлёвской башни. В прозрачном небе полощется флаг Союза. В нескольких окнах Кремлёвского дворца горит свет. Агриппина Семёновна распахивает окна; врывается лёгкий, прохладный ветер. Он шевелит волосы на голове Звягинцева, гуляет по комнате, шелестя бумагами.
Тихо-то как!.. Что ни говори, Антон, хороша Москва! (Пауза.) А мы, Антон, в этом доме последние деньки доживаем. Сносят его. В новую квартиру переезжаем. Снесут дом — и углам конец!
Звягинцев. Мебель эту с собой не тащите! (Указывает на сундук.)
Агриппина Семёновна. Ты что!.. Обязательно захвачу — как можно без сундука? Памятная вещь! Он пуст был всегда и служил замести кровати. Вот его — чудовище, уродину — повезу в новый дом обязательно. Чтобы в новом доме о старом помнили. Старое-то вспомните — новое краше покажется.
Долгая пауза.
Звягинцев. Светает…
Пауза.
Люблю я рассвет больше дня и ночи, больше утра и вечера… (Молчит.)
В оркестре возникает чистая, прозрачная и необъятно широкая мелодия.
А Капитолина всё же не придёт… (С горечью.) Подымается новый день. А для кого он? Прохлада эта, небо голубое — для кого? Для кого Москва красавицей стала? Разве только для внуков наших? Нет, и для нас с вами. Для Капитолины. Вот чего она понять не может. Все радости по привычке на послезавтра переносит. А я так скажу: полным счастьем жить пора!
Агриппина Семёновна (прислушивается к шуму за окном). Гляди… Слушай!..
То стихая, то усиливаясь, на улице звенит песня:
Пусть дни нашей жизни, как волны, бегут. Мы знаем, что счастье нас ждёт впереди. Порукой в том юность, и радостный труд, И жаркое сердце в груди… Песня звучит всё громче и громче. Выделяется звонкий девичий голос. Пронзительный милицейский свисток. Песня, нарастая, перекрывает его.
Гляди, Антон, девчонки цепью идут! Милиционера, как в сеть, залучили! Там и Санька наша! Смотри, смотри — с милиционером в «кошки-мышки» играют! Ты, Антон, и не знал, небось, что за ночь сегодня! Ну озорницы!.. Десятый класс гуляет! Каждый год в эту ночь так бывает. Се-годня санино счастье.
Всё громче и звонче слышен девичий голос:
Пусть дни нашей жизни, как волны, бегут… И всегда так, каждую весну песня ихняя меня будит. Со всего города на Красную площадь цельными шеренгами сбираются. Постоят возле мавзолея, помечтают, обнимутся на прощанье… А по домам-то по двое, по трое ручейками растекаются. Иные уж больше не встретятся…
Озорной девичий голос всё нарастает:
Мы знаем, что счастье нас ждёт впереди… Вон она, Саня!.. Долго я этого дня ждала!
Агриппина Семёновна и Звягинцев чуть выглядывают из окон так, чтобы самим остаться незамеченными. За окнами появляется группа юношей и девушек, среди них Саня Солнцева, белокурая, с озорными глазами, Игорь Бобров, высокий, статный, Вероника Куварзина, очень хорошенькая и нарядная, с модной причёской.
Игорь. Ну вот, проводили Саню… Проводим Веронику и разойдёмся… По разным дорогам. До свиданья, Саня!
Саня. Как не хочется прощаться, ребята! Друзья, вот что: идёмте ко мне чай пить. Посидим в последний раз. Ведь завтра мы уже не мы… Идёмте!
Игорь. Неудобно. Рассвело.
