Холод юга (любительская редактура)

Подождав, когда охотники удалятся, Цапий обернулся к Либерию:

— Вы знаете, что я имел в виду.

— Брат. Достаточно сотни воинов — это не так много.

Охотник пожал плечами:

— Однако рационы сокращены, а это плохо — слабеем.

Уставшая голова не могла вспомнить его имя, и потому Либерий на это ответил обезличенно:

Приземление было столь болезненным, что сознание вышибло мгновенно, будто свет выключили.

— Хорошо. Дай мне всего десяток. Это ведь так немного.

Даже будь там ориентиры, он вряд ли их разглядит в нынешнем состоянии. Единственный работоспособный глаз слишком далек от того, что принято называть «норма». Изображение расплывалось, всматриваться вдаль было больно до слез. Голос в голове непрерывно настаивал на немедленном и продолжительном отдыхе, но Влад не мог себе это позволить. Он уже потерял Давида и заработал кучу неприятностей из-за того, что легкомысленно отнесся к советам Космоса. Больше такого не повторится. Будет улепетывать, сломя голову, до полного истощения сил.

— Пусть скажет брат Либерий, — с нотками раздражения заявил Цапий.

— Можно поискать дичь.

— Здесь ее нет. Лишь зайцы да лисы, и куда реже что-то стоящее. Даже сволки на зиму отсюда уходят. Мы только потеряем силы и время ради этих крох.

— И в чем смысл?

— Других у нас нет. К тому же, как все горцы, они нечисты перед Богом, а потому и относиться к ним следует строже. Ты же не хочешь, чтобы это пепелище осматривали наши братья, мараясь об яд?

— Хорошо, я больше не буду спорить. Ты сам все решил. Я даже дам тебе этих пьяниц в проводники, может, подсобят чем, хотя сильно сомневаюсь. И не забывай, что ты теперь в ответе не только за свою жизнь, но и за жизни братьев. И за души их тоже. Вспомни об этом, когда станет особенно трудно. Богом заклинаю: в этот момент развернись, не задумываясь, как делаю это сейчас я, не доводя до крайности. И еще: ты останешься без артефактов. Даже ока, чтобы следить за криками тварей, у тебя не будет. Твари сильнее тебя, не забывай об этом перед тем, как решишь их атаковать.

— Технотварям нельзя давать время. Ты же знаешь, что из этого может получиться.

Сейчас брат Либерий имел сомнительное удовольствие любоваться четвертым, последним, обликом степи. Вместо зелени белизна чистейшего савана, кусты больше не похожи на отдельно пасущихся барашков, скорее на их скелеты. Ни запаха разнотравья, ни пыли, щекочущей ноздри, — ничего. Мертвая земля, затаившаяся в ожидании весеннего тепла. Не дай Бог задержаться здесь до момента таяния снегов — испытаешь все прелести третьего, осенне-весеннего состояния.

— Даже двух тысяч может не хватить для битвы.

Проводников было два: Ренатий и Хрюк. У второго, скорее всего, это не имя, а кличка. Уж очень подходит к внешности и характеру. Честно признать, Либерию и прочим братьям было плевать на то, как их зовут, и вообще на все, что не касалось их прямых обязанностей. Надо признать, что справлялись с ними горцы далеко не блестяще. Спасибо, хоть почти с первого раза вывели к удобной тропе через Южный хребет, да и про лагерь этот вспомнили сразу, как только ночью в этой стороне полыхнула немыслимо сильная зарница, после чего вскоре донеслись раскаты грома.

— Я простой брат, не буду же считать себя отдельно?

— Ответ я не знаю. Однажды видел такое, и сделали это демоны, которые владеют проклятыми душами запов. Может, и здесь древний ни при чем.

— Брат Либерий, яма глубокая, до слоя водяного добралась, вот и тает снег, не задерживаясь, — из-за спины отозвался один из братьев.

— Яма очень свежая. Очень. Должно быть, мы нашли то самое место.

Да и как тронешь, ведь если вязать всех замаранных, то людей на юге не останется вовсе. А там, где нет духа человеческого, Тьма быстро становится полноправной хозяйкой. Вот и приходится терпеть наглых горцев, агрессивных к святому и грешному степных охотников, вороватых добытчиков грязного металла, которые шастают по руинам древних городов и прочим навеки проклятым местам. Хоть и плачет по ним засаленная веревка или костер, но лучше уж такие, чем вообще никого.

— Ты погибнешь…

— Да, но при этом мы были не настолько далеко от источника крика, с нами были проводники из местных и хорошие следопыты. К тому же нам подсказали, что древние, предаваясь своим темным занятиям, портили мутью воду во всех реках и ручьях, где останавливались. Нам достаточно было посылать разведчиков к устьям, чтобы заметить следы их поганой деятельности. А здесь никого нет: ни проводников, ни следов. Степь везде одинаковая, понять, где их надо искать, невозможно.

— Хрюк тебе объяснит. Идите.

— Но это точно след человека?

Цапий тот еще служака — себе на уме, но чужой опыт уважает и не стесняется им пользоваться, честно признавая свою неосведомленность. Вот и сейчас высказался прямо:

— Сходите, хорошо осмотрите эти следы. Изучите их хотя бы на тысячу шагов.

— Почему?

— Сколько ни идем, они нас постоянно опережают. Смирись, брат. Мы просто не рассчитали своих сил.

— Снег весь день срывается. Я могу признать, что дно и склоны теплые от сочащейся воды, но как быть с кусками земли, разбросанными по округе? Взгляните: они черны, будто их выкопали только что. А ведь громыхало после заката.

— Будут есть лошадей.

— Гибель еще полусотни воинов мне будет трудно объяснить иерархам.

Обернувшись, Либерий нашел взглядом брата Цапия, присланного из самой Цитадели для руководства походом:

Либерий покачал головой:

— Возвращаться?! Да это наверняка следы технотварей. Или хотя бы тех, кто что-то о них знает. Ведь все это, — Либерий указал на пепелище, — их рук дело.

— Сколько живу, не видел, чтобы дичь такой оставляла. Да и не слышал. Поговаривают, что за Подонцом встречаются твари вообще ни на что не похожие, ликом пострашнее тещи Техно и падкие до человечинки, ну так до него отсюда путь неблизкий.

— А что, если разделить отряд? Большая часть вернется, а остальные продолжат погоню.

— Это так, но и сложа руки твари не сидят. Вспомни ту муть, что они оставляли в реках.

— А кто еще, по-твоему, станет громить этот заброшенный поселок? Твари заметили погоню и решили замести следы. Раз они так поступили, значит, боятся нас. И что? Отпускать их в такой момент?

— Кто знает, что им поможет здесь, рядом с землями Тьмы?

— Пусть эти пьяницы сами травятся древней пакостью.

— С ночи начало холодать, да и снег поутру шел, но яму не замело.

— Я бился с этими древними, не такие уж они и сильные оказались.

— Пятым пойду я.

Либерий покачал головой:

Хрюк, подойдя, первым делом шумно очистил левую ноздрю с помощью зажатой правой и резкого выдоха, после чего гнусавым голосом прирожденного вруна доложил:

— Раз не сделали, значит, не могут.

— Легда? Гм… Он, пожалуй, в степи не промахнется.

— Здесь степь. Тварям не спрятаться. Мы выследим их и убьем. Они такие же смертные, как мы.

— Тела или следы? Вы нашли что-нибудь? — раздраженно уточнил Цапий.

— Тысяча — это сколько? — не понял Ренатий, или, что скорее, пытаясь затянуть время, чтобы увильнуть от работы.

— У нас нет продовольствия. Я не могу рисковать воинством Церкви. Лошади падают одна за другой, скоро нам придется нести амуницию и оружие на плечах, а затем и сами начнем умирать. Слишком тяжел оказался путь, пора разворачиваться.

Пришлось брать — других не было.

— Так ты и себя включил в эту пятерку?

— Ты думаешь, что это их рук дело?

— Но тогда, летом, в горах, удалось отыскать логово технотварей после единственного крика.

Не провал — гноящаяся рана земли.

Нельзя. Надо идти. Куда угодно, лишь бы подальше от выжженного лагеря.

— Брат, снег тает лишь на дне, в грязи. Склоны должны замерзнуть, но этого не случилось.

— Ничего там нет, хотя мы сильно не смотрели. Боязно, и кислятина такая едкая, что в носу свербит нестерпимо. Но за лагерем вроде след есть.

— В том-то и дело, что мы смертные, а смерть здесь повсюду.

Охотники народ разношерстный, но Либерий, да и остальные братья, их не любил всех до единого. Слишком сильно в южанах семя былой скверны, а уж сюда, к самой границе с Тьмой, заявляются далеко не лучшие. Если кто из них и обращается к Богу, то лишь произнося богохульство. Всех без разбора можно смело предавать церковному суду лишь за то, что избрали такой образ жизни — при нем невозможно не испачкаться. Но не так все просто в мире, потому и не трогают поганцев.

Пьяницы будто почуяли, что речь зашла о них. Обойдя пепелище по кругу, направились к церковным командирам. Впереди, походкой человека, после недельного запора разрядившегося прямо в штаны, суетливо семенил Хрюк. На каждом шаге оглядываясь, он то левым, то правым рукавом вытирал вечно текущий нос, между этими важными делами подмигивая глазами прожженного мошенника своему коллеге. Степной ветер задувал в прорехах его плаща, но даже он был не в силах взъерошить добротно просаленную шевелюру, с виду вроде рыжую, хотя разглядеть это под грязью было непросто. Шапку охотник не носил даже в самый лютый мороз, скорее всего, теряя ее каждый раз по пьяни, а пьян он бывал при любой возможности.

Еще вчера на этом месте располагался один из охотничьих лагерей. Южане любят сколачиваться в ватаги и пропадать здесь месяцами, истребляя стада бизонов ради дурно пахнущих шкур, из которых мастера Новограда выделывают отличную кожу. С туш больше ничего не берут, разве что отхватят язык или кусок печенки для ужина. В сезон хищники и падальщики здесь так отъедаются на дармовщине, что через обленившихся сволков можно переступать безбоязненно, а стервятники не могут оторваться от земли.

— Я бы скорее поверил, что они жених и невеста, собравшиеся к алтарю, чем охотники, преследующие технотварей, — сквозь зубы процедил Либерий.

— И впрямь. Да и снег вокруг них подтаивает.

— Да, знаю. Но эти до сих пор ничего значительного не совершили. Их поведение не выглядит опасным. Даже убивали они, лишь защищаясь.

— Если они, заметая следы, такое устраивают, то почему бы не сделать такое с нашим войском?

— Отъявленные пьяницы и тупицы. От них нет толку.

— Да уж, в гордыне тебя не упрекнешь… Либерий, подумай еще раз. Ты нужен церкви, стоит ли рисковать так из-за каких-то тварей? Мы все равно их достанем, рано или поздно.

— То есть отдать все? И как же они будут возвращаться? В зимнем походе достаточно два-три дня не поесть, чтобы свалиться от усталости.

— Вроде?

Ренатия и Хрюка искать не пришлось. Если обычные охотники после сезона в степи, погуляв недельку-другую, приступали к добыче пушной дичи в безлюдных узких долинах и на склонах хребтов, то эти ценители развлечений ограничивать себя в отдыхе не стали. Пропившись до исподнего, оба с радостью приняли предложение показать святому воинству дорогу на юг.

— Все знают, как я ненавижу этих тварей. Никто не поставит в вину, что меня оставили с малым отрядом в степи. Такое уже бывало, и я часто побеждал. Хотя бы пять братьев, только выбирать я их буду сам.

— Проводники у нас есть.

— Ну тут дело такое… Похоже, будто на лыжах кто-то прошел. А может, и не на лыжах. Уж больно неуклюже шел. Будто падал через шаг. А еще снега столько намело, что не понять толком.

— Но мы пока не голодаем.

— Но голос твари шел отсюда.

— Золотоискатели поступают так же.

— В горах дичи было больше, по пути назад будем ее добывать.

Скривившись брезгливее, чем прежде, Цапий указал в сторону лагеря:

Наконец-то голос в голове заткнулся. Влад отдыхал.

— Яд не древнее прошедшей ночи.

Либерий, быстро обдумав полученную информацию, озвучил свой вывод:

— Те, кто оставили след, опережают нас на часы. Если не жалеть сил, быстро их догоним.

— Которые сами падают с такой скоростью, что скоро ни одной не останется.

Пройдя не более пары десятков шагов, Влад завалился вновь. На этот раз не столь удачно: не сдержавшись, заорал от боли, сам не услышав свой крик. Неуклюже заворочался в снегу, ломая тонкую корку наста, с натугой поднялся, двинулся было дальше, но зрение подвело окончательно: не заметив, что перед ним молодой овражек с крутыми склонами, покатился вниз, теряя палки, лыжи, вещмешок.

Сколько он прошел? Двадцать километров? Десять? Вряд ли больше. И что самое скверное, он представления не имеет, куда именно шагает. Похоже, на восток, но разве можно быть в этом уверенным? Очень сомнительно, что к вечеру он доберется до вожделенной Серой скалы. Во-первых — слишком далеко для калеки; во-вторых — скорее он, ткнув пальцем в стог сена, наколется о единственную спрятанную там иглу, чем наткнется на это место. Скалы как таковой там нет, так же как прочих заметных издали ориентиров. Несколько выходов камней на склонах овражка. Зато под каменным козырьком имеется небольшой грот, где они с Давидом в охотничьих походах оборудовали неплохое логово с травяными лежаками и запасами хвороста на случай непогоды.

— У нас заканчивается продовольствие. Надо возвращаться.

В такой же зимний день, в таком же заснеженном от края до края ровном до отвращения месте Либерий потерял лучшего учителя и лучшего друга. И вот уже четвертый день пытается изгнать из головы навязчивые воспоминания.

— Может, хотел нас запугать? — вопросом на вопрос ответил безымянный брат.

— Южный хребет слишком сильно искажал ее крик, летописи говорят, что такое в этих краях постоянно происходит. Мы не можем быть уверены, что шли правильно, ведь последние два дня ничего не было слышно.

— Они тоже могут не жалеть сил. От лошадей по такому снегу толку мало. Даже эти пьяницы на лыжах могут ходить быстрее любого из нас. А если эти люди такие же умелые? Нет, брат, хоть и обидно останавливаться, но я командую возвращение.

В очередной раз завалившись набок, Влад уже привычно извернулся, чтобы встретить корку наста спиной, благо свободное крепление лыж это позволяло. Падение вышло удачным: сломанную руку не потревожил, перед глазами не потемнело, и даже тошнота не навалилась. Вряд ли можно сказать, что пошел на поправку, но прогресс налицо. Это не то, что в первые разы, когда орал, будто лайнер на взлете, от неописуемого ощущения трущихся друг о дружку фрагментов сломанной кости.

— Легда, Доний, Герен и Нукнеций… Четверо. Кто пятый?

Цапий, тоскливо уставившись на юг, еле слышно произнес:

— Я не забуду твои слова, брат Цапий. А теперь позволь мне собрать отряд и позаботься о продовольствии для него.