Помощники — по традиции их не представляли друг другу — встали, как положено, сзади и слева от своих капитанов. Выполняющий обязанности адъютанта церемонии мичман Матроско с поклоном подал им серебряные подносы с графинами, в которых был налит десятилетний артамянский коньяк. Помощники сняли пробки, понюхали напиток, и кивнули друг другу. Мичман подхватил белоснежной салфеткой заварочный чайник и аккуратно разлил чай по стаканам — ровно по ободок, как положено. Для Адмиральского чая всегда использовался только черный крупный лист, собранный на Синдийском полуострове, и напиток заваривался крепкий, как броневая сталь и ядреный, как бризантный заряд. Поклонившись, Степан сделал два шага назад и застыл возле самовара.
Согласно традиции, начинать следовало гостю. Капитан монитора аккуратно подхватил щипцами кусочек рафинада и опустил его в свой стакан. Затем наколол на серебряную вилочку кружок лимона и отправил его в плавание по поверхности чая. Орский не спеша последовал его примеру — торопливость на Адмиральском чае считалась неприличной. Удостоверившись, что оппонент готов, гость сделал большой глоток и быстрым движением поставил стакан на салфетку. Вскинув левую руку, он произнес ритуальное: «Якорь вверх!» Помощник за его плечом немедленно долил стакан до ободка коньяком. «Якорь вверх!» — повторил за гостем Орский, выпив глоток из своего стакана. Понизившийся уровень чая немедленно компенсировали — первый шаг церемонии сделан. Можно говорить.
— Я имею намерение проследовать в порт Ройсбург, — начал переговоры Орский, — и не вижу причин, по которым вам было бы нужно мне препятствовать.
— Я имею намерение не пропустить вас в бухту, — в том же тоне ответил Федоров, — и имею к тому достаточные огневые средства.
Обменявшись репликами, капитаны синхронно сделали по большому глотку — «Якорь вверх!» — стаканы долиты.
— Мой броненосец имеет больший вес залпа, восемнадцать тысяч тонн водоизмещения и максимальный ход в двадцать пять узлов против ваших… скольких? Десяти? Восьми? В случае боя я пущу вас ко дну.
— Вы просто очень большая мишень, — пожал плечами гость, — в которую трудно промахнуться. Ваша скорость не имеет значения, пока мы запираем вход в бухту и можем в любой момент укрыться за скалами. Валите на своих двадцати пяти узлах куда хотите, но в бухту я вас не пущу.
Глоток — «Якорь вверх!»
Орский отметил грубость оппонента, но не подал виду. Грубит — значит не уверен в себе.
— Но какова причина ваших действий? Отчего вы не хотите нас пропустить? Ройсбург — вольный порт…
— Больше не вольный! — перебил капитан монитора. — Это наш порт! И вы, черт побери, уберетесь отсюда к морскому дьяволу, или я вас утоплю!
«Якорь вверх!»
— На каком основании вы называете этот порт своим? — осведомился Орский.
— На том основании, что он платит нам за защиту!
«Якорь вверх!»
— Но мы не несем угрозы! Нам нужно пополнить запасы, сделать кое-какой мелкий ремонт, и у нас достаточно денег, чтобы заплатить городу.
— Здесь я решаю, кто и чего несет. И я не пущу вас в бухту.
Капитан Федоров сильно раскраснелся — то ли от злости, то ли от чая. Орский сделал глоток — в стакане был уже чистый коньяк. «Якорь вниз!» — помощники сменили графины на небольшие чайнички, в которые мичман налил свежей заварки и кипятка из самовара. Долили до ободка крепкого чаю.
— Но с чего Ройсбургу вдруг потребовалось платить за защиту? Никто не нападает на нейтральные порты!
— А с того, — Федоров нехорошо засмеялся, — что у меня шесть восемнадцатидюймовых орудий, и я могу раскатать его в пыль за полдня!
«Якорь вниз!»
— То есть, вы хотите сказать, что Ройсбург платит вам за защиту от вас же? — Орский не мог поверить в такую подлость. — Да вы, сударь, пират, шантажирующий мирный город!
— Ха, это мое дело! Сейчас порт как раз собирает требуемую сумму. Кстати, и вы приготовьте денежки! Вы же собирались расплатиться с Ройсбургом за ремонт и бункеровку? Отдадите эти деньги нам. И тогда уплывете целенькими!
Орский мучительно боролся с соблазном вышвырнуть наглеца за борт, даже не слишком целясь в палубу его катера, а потом отдать комендорам приказ на залп. Однако церемония Адмиральского Чая священна, и нарушить ее — запятнать офицерскую честь.
«Якорь вниз!»
— Не слишком ли опрометчивые требования для каботажного ведра? Что мне помешает дать залп и просто уплыть? Ваш утюг не способен отплыть от берега больше, чем на десять кабельтовых.
— Что помешает? Например, ошвартованный у вашего борта брандер[3]! На моем катере четыре тонны пироксилина и тонна чугунных болванок. Стоит вам только шевельнуть стволами, и у вас в борту будет дыра, в которую свободно пройдет миноносец!
«Якорь вниз!»
— То есть вы отправились на Адмиральский чай… на брандере? Вы настолько лишены чести? — Орского неожиданно осенило. — Вы… Вы не потомственный офицер? Вы самозваный адмирал, и нет никакой флотилии?
— Да плевать я хотел на вашу чванливую потомственную аристократию! — взорвался Федоров. — К морскому дьяволу ваши идиотские «правила чести»! Да, у меня еще нет флотилии, но скоро будет — вот на ваши денежки и выкуп с Ройсбурга я и прикуплю пару корабликов. И никаких чертовых «потомственных» в моей флотилии не будет! И никаких правил — только большие пушки!
— Вы низкий и подлый пират! — Орский демонстративно отставил стакан в сторону, — я не считаю возможным продолжать церемонию!
— А у вас брандер у борта. Мне тоже надоел этот балаган — давайте денежки. И не надейтесь, что я побоюсь взорвать корабль, на котором нахожусь сам. За удовольствие отправить ко дну надутую потомственную сволочь мне и жизни не жалко!
Орский заметил, что Степан, стоящий у самовара, подает ему какие-то выразительные знаки бровями, выпучивая глаза и подмигивая. Однако понять, что он хочет этим сказать, капитан не мог.
— Чем же вас так обидели потомственные офицеры? — как можно спокойнее произнес Орский. — Дайте угадаю… Вы, вероятно из младшего состава, мичман, не более… Проштрафились, дезертировали с корабля чтобы избежать наказания, набрали шайку таких же, захватили в порту монитор…
— Заткнитесь! Не ваше собачье дело! Подумайте лучше о том, что у вас под бортом куча взрывчатки!
По тому, как вскинулся Федоров, Орский понял, что угадал — если не в точности, то очень близко. Между тем, Степана аж перекосило от мимической жестикуляции. Он явно пытался передать что-то важное, но что? Напряженность момента не давала отвлечься.
— А знаете что, господин Федоров? — Орский подчеркнул голосом гражданское обращение, отказывая собеседнику в праве на капитанское звание. — Подите-ка вы к черту. Ничего вы от меня не получите, кроме бортового залпа. Потрудитесь покинуть мой корабль, или я спущу вас за борт через гальюн.
— И вы готовы пожертвовать кораблем ради денег? — ошарашено спросил Федоров.
— Я готов пожертвовать кораблем, чтобы такие как вы не имели никаких шансов на успех. В море не место негодяям.
— Да я…
— Капитан!!! — не выдержал Степан. — Да посмотрите вы!!! Миноносцы! Наши миноносцы подошли!
Все невольно повернулись к большому иллюминатору кают-компании. По левому борту броненосца выстраивались в боевой ордер четыре миноносца флотилии «Полторы пушки», и величаво разворачивался для бортового залпа поврежденный, но все еще могучий линкор. Флотилия догнала свой флагман.
— Вы меня обманули! Я вас взорву! — практически завизжал Федоров.
— Арестуйте этих скоморохов, Степан, — устало сказал Орский, — ничего он не взорвет. Нет там никакой взрывчатки. И передайте на монитор приказ сдаться. Думаю, они уже оценили изменение обстановки.
Вскоре самозваный адмирал был препровожден на гауптвахту, а монитор практически сразу спустил флаг — то ли отсутствие главаря деморализовало пиратов, то ли они трезво оценили свои шансы. На него отправили призовую партию, а флотилия, между тем, малым ходом втягивалась в бухту Ройсбурга. На сигнальных башнях порта подняли приветственные флаги, радуясь избавлению от угрозы.
Орский стоял на мостике и пил крепчайший кофе, пытаясь преодолеть опьянение. Да, этот Адмиральский чай дался ему нелегко…
— Сан Фимыч, а откуда вы знали, что брандер фальшивый? — Степан как всегда подошел незаметно.
— Ну, во-первых, сколько времени, по-твоему, нужно, чтобы загрузить на катер четыре тонны взрывчатки да тонну болванок?
— Ну… немало. Пять-шесть часов минимум, да и то если сильно постараться.
— А они вышли к нам на катере сразу, как только мы остановили машину. Значит, времени на погрузку у них просто не было. А держать на палубе постоянно снаряженный брандер… Нет, это уже полная глупость — пироксилин очень опасен и легко детонирует. Они же не могли знать, как мы отреагируем на предупредительный выстрел — вдруг бы да шарахнули в ответ, как ты хотел? И что бы с ними стало при четырех тоннах взрывчатки на палубе? Нет, они грубо блефовали.
— И вы сразу их раскусили, кэп? — восторженно воскликнул мичман.
— Нет, — вздохнул Орский, — не сразу. Но как только я понял, что за тип этот Федоров, то сразу сообразил: такие не жертвуют собой, подрываясь на собственном брандере. Препустейшая личность без чести и совести. Таким в море не место!
— А посмотрите, кэп, как всё к лучшему обернулось — поди, Ройсбург с нас теперь за ремонт и денег не возьмет! Шутка ли — от этакой напасти его избавили! И флотилия нас догнала, и корабль цельный в трофеях…
Капитан Орский молча улыбнулся и подумал, что теперь, пожалуй, никто не оспорит его право на золотой кортик.
Да и в море чище стало.