Житков Борис Степанович
Очерки
ТЕЛЕГРАММА
Эфиопское радио
Раньше проще было. Вот хоть лет тысячи две тому назад. Дело было так. На юг теперешней Украины пошли походом персы. Дорога шла через реку Дунай. Почти у самого устья переправились персы всем войском. Навели плавучий мост и перешли с конями, с повозками, со всеми припасами и амуницией. Шли, не зная толком, что там, впереди. Слухи были, что живет там дикий народ скифы, что все они на конях, живут вразброд и нападают внезапно, налетом. Как быть: оставить мост и стражу при нем или совсем его поломать? Решили перевезти весь мост на свою сторону, и пусть там его стережет отряд. А то ведь на скифской стороне опасно. Налетят, того гляди, скифы, перебьют всю стражу, завладеют мостом — куда тогда отступать, в случае чего? А если мост ждет на той стороне, то дай только знать, и товарищи подадут мост. А когда можно с боем отступать на мост и, когда вступит последний человек, оттолкнуть мост от берега — и баста. По воде на конях не поскачешь вдогонку.
Войско перешло, стража оттянула мост на свой берег и стала ждать, когда вернутся из дальнего похода товарищи.
Много времени прошло. Далеко зашло персидское войско. Сражалось, пробивалось вперед. Но уж, видно, не с хлебом-солью принимали скифы гостей: пришлось спешить назад. Назад, к Дунаю, к переправе, где оставили мост на том берегу. Пришли. А стража обжилась на месте. Никто не знал, когда вернется войско. Нельзя же, в самом деле, не сводя глаз, месяцами целыми смотреть на тот берег. А войску уж, видно, невтерпеж было. Да и узнать хотелось, цел ли мост-то. Не перебили ли всю стражу на том берегу, не отрезан ли путь? Как дать знать? Как вызвать мост? Река широкая, с версту…
И вот нашелся в войске один эфиоп (негр). Знаменит был голосиной. Взялся крикнуть на тот берег и вызвать мост. Если есть живой человек, услышит.
И заорал. Заорал так, что стража услыхала, всполошилась, поняла, что свои пришли, и бросилась наводить мост.
Вот это радио! Эфиопское радио.
Живой телеграф
Но уж на три версты и эфиопское радио не достанет. А людям давно хотелось говорить так, чтобы за сто верст слышали. Помощь вызвать, приказ передать. Можно, конечно, гонца послать. Но когда еще гонец доскачет! Бывают такие случаи: надо, чтоб одно слово, но только чтоб сейчас, сию минуту это слово услышали свои, что стоят далеко.
И стали люди выдумывать. Можно так сделать: поставить людей в ряд от одного места до другого. Расставить их на расстоянии человеческого голоса. И пусть эти люди кричат по линии от одного к другому, что им прикажут передать. Живой телеграф. Люди стоят, как телеграфные столбы, и от одного к другому идет во всю глотку телеграмма.
Так пробовали делать. Но зато и перевирали эти передатчики! И ведь сколько народу надо поставить, например, хотя бы на расстоянии пяти верст! Целый полк. Да ведь нельзя же, чтоб люди день и ночь стояли, не пили, не ели, а только б ждали: не крикнет ли сосед справа или слева какого-нибудь слова.
И все равно это долго. А на большое расстояние и вовсе не годится.
Семафорный
Другое выдумали, уже похитрей.
Представьте себе, что я с вами уговорюсь так: поднял я правую руку вверх — значит «И»; поднял я левую руку вровень с плечом — это будет значить «Г»; а если я обе руки поставил в уровень с плечами, то это будет «Т» и так далее. Такую бы ручную азбуку если выдумать, то можно было бы говорить с далекого расстояния, лишь бы видно было, как у человека руки стоят. Такая азбука есть. Ее всякий пионер должен знать. Она называется «семафорная азбука». Ею очень много пользуются во флоте. Есть специалисты этого дела — сигнальщики. Они, чтобы лучше было видно, берут еще в руки по флажку и так быстро машут руками, что удивляешься, как они друг друга понимают. Так вот в старинные времена во Франции устроили такой телеграф. От одного поста к другому семафорной азбукой показывали буквы. Видеть можно гораздо дальше, чем слышать, — значит, уже постов надо гораздо меньше, чем когда приходится кричать от одного к другому. Только французы выдумали еще лучше. Они поставили вместо людей башни. У башен этих были крылья. Вроде как у ветряной мельницы. И башня эта махала крыльями, как сигнальщик руками. Конечно, в башне сидели люди, и они-то и управляли крыльями. Башню далеко видно, крылья большие, заметные. Значит, не так уж их много надо, чтобы установить телеграфное сообщение между двумя городами. И французский король передавал свои приказания из Парижа в город Марсель, на Средиземном море.
А ночью?.. Ночью дело было плохо. А днем в туман? Или в сильный дождь, в глухую осень?
Но в ясную погоду днем буквы летали от одной семафорной башни к другой так, что не догнать их было никакому коню.
Тогда все были очень довольны, что выдумали такой хитрый телеграф. Говорил по нему только король. Передавались приказы и другие казенные телеграммы.
А уж ночью — ни-ни! Сиди и жди рассвета — будь ты хоть трижды король. Или вот случай: послали, например, телеграмму из Парижа в ясный день, и не дошла: по пути туман. И застряла телеграмма в дороге. Пока туман прошел, гляди, уж вечер.
Нет, ненадежный был телеграф!
Электрический
Но вот когда люди овладели электричеством, сразу пошло дело иначе. Тут уж такая быстрота, что никакая пуля не обгонит. Электричество летит по проволоке так, что в секунду десять раз вокруг света может обежать.
Теперь всякий школьник знает про радио, школьники ставят у себя приемники и слушают, что за тридевять земель говорит кто-нибудь. Да и говорит обыкновенным голосом. Никто даже не удивляется, а еще сердятся, если слабо слышно.
А ведь это, действительно, невероятное дело.
Сидят два человека в разных частях света, ничем не связаны — ни проволокой, ни веревочкой — и говорят между собой, как будто они рядом за одним столом сидят.
Так, может быть, как-нибудь по земле, сквозь почву несется телеграмма? На земле же оба телеграфиста. Может быть, земля им служит вместо проволоки?
Опять не то: ведь телеграфируют же люди в море с корабля на корабль? Может быть, тогда… и по воде бежит электричество?
А как же с аэроплана на аэроплан подают телеграмму? Тут уж ни земли, ни воды! По воздуху! Воздух несет телеграмму! Конечно!
И совсем не конечно: поставьте радиоприемник в банку и выкачайте из этой банки весь воздух — приемник будет работать как ни в чем не бывало. И верно: удивительная штука радио. Как же это без проволоки и даже без ничего?
А знаете, есть такой датский анекдот.
Едут два крестьянина на возу по дороге. Один поглядел на телеграфные столбы и говорит:
— Действительно, не понять: как это они без проволоки могут!
Потом помотал головой и сказал:
— Да, признаться, я и того не пойму, как они и с проволокой-то ухитряются.
Забыл, бедняга, вовремя удивиться. Пока собирался, уже выдумали без проволоки телеграфировать.
Звонком
И верно: раньше чем удивляться радио, не грех было бы узнать, как работает самый обыкновенный телеграф с проволокой. Тем более что дело совсем не такое хитрое.
Ведь простой электрический звонок может служить телеграфом. Да и служит даже. Вот хотя бы: нажмут с улицы кнопку — в доме уже получена телеграмма: «Отворяйте!»
А ведь бывает, что в квартире пятеро жильцов, а звонок один.
— Звонят!
Кому идти отворять? Один думает:
«Очень надо. Кому-то там звонят, а я иди отпирай!»
И всякий думает:
«Пусть отпирает кому надо, я им не швейцар!»
Выходит, что так и не откроют?
Нет! Тогда делают так: пишут на дверях записку.
Один раз звонить — к Ивановым.
Два раза — к Сергеевым.
Три — к Мисенко.
Четыре — к Левинтовой.
Позвонят два раза. Все уже в квартире знают:
— Сергеевы! Отворяйте, к вам пришли!
А можно так уговориться, чтоб целые слова передавать звонком. Целую азбуку выдумать.
Ее и выдумали. Вот, например, так: дать короткий звонок, а потом длинный. И уговориться, что это будет значить «А».
«Дрык! Др-р-р-ры!» — вот и «А».
Букву «К» обозначают так: длинный, короткий и снова длинный.
«Ш» — четыре длинных один за другим.
Вот уже можно сказать слово «каша».
Длинный, короткий, длинный — «К». Переждать чуточку. Потом: короткий и длинный — «А». Потом четыре длинных — «Ш». И снова дать «А». Вот и готово. Кто знает телеграфную азбуку, поймет: «каша». Так что если из города в город провести проволоки, то можно разговаривать электрическим звонком. Для каждой буквы выдуман свой сигнал. Надо только хорошо вытвердить эту телеграфную азбуку. Она называется азбукой Морзе по фамилии изобретателя проволочного телеграфа.
Фонарем
По этой азбуке Морзе удобно переговариваться ночью фонарем. Возьмите такой фонарь, чтобы он светил только в одну сторону. С этой стороны прикройте его — ну хотя бы книгой. Хочется вам передать букву «К». Откройте фонарь на секунду, потом на один миг и опять на секунду. Кто будет следить за вашими сигналами, увидит: долгий свет, короткий и снова долгий — и по азбуке Морзе поймет, что это «К». Так переговариваются ночью суда в море.
На верхушке мачты ставят электрическую лампочку, а провода спускают на палубу. Кнопкой зажигают и гасят лампочку. Она светит то долгими, то короткими вспышками и передает буквы по азбуке Морзе.
Но вот представьте себе, что вы слушаете, как звонит звонок, и понимаете каждую букву. Выходят слова. Идет что-нибудь длинное-длинное.
Телеграф Морзе
Ведь это пока до конца дослушаешь, забудешь, что в начале было. Записывать?
Конечно, записывать. Но очень неудобно и прислушиваться и записывать. Дослушал слово — и пиши скорее. А пока пишешь, тут уж другое слово идет, как раз и проморгаешь.
Можно, конечно, так: записывать азбукой Морзе. Дали долгий звонок — ставь на бумаге долгую черту. Дали короткий — ставь за ней следом точку. Так и вали: точки, черточки, промежутки, все в ряд, дальше и дальше.
Кончилась телеграмма. Теперь можно спокойно, не торопясь, разобрать, что вам тут назвонили.
Но вот вы пойдите нарочно на телеграф и послушайте, как быстро
стукает ключом аппарата телеграфист. Если б в другом городе так звонил бы звонок, тут никто б не поспел записать. А если б нашелся такой ловкач, он часу бы одного такой работы не выдержал. Стал бы путать, под конец совсем очумел бы и сбежал бы вон.
Самое бы лучшее было, если б сам звонок и записывал. Поставить бы такую машинку.
Такую машинку и выдумал Морзе.
Дело в том, что электрический ток имеет вот какое свойство: если ток пустить вокруг железа, то железо станет магнитом. И только на то время, пока бежит электричество.
Прекратится электрический ток — и стало железо как было. Устраивают это так: берут катушку (можете взять хоть от ниток), на эту катушку навивают проволоку {Проволоку надо брать не голую, а обмотанную нитками. Она называется «изолированной» и вырабатывается на электромеханических заводах. Для электромагнита надо брать тоненькую.}. В середину катушки вставляют железные прутики (проволочки). Теперь если пропустить по этой проволоке ток { Ток от освещения не годится. Можно его брать от батарейки карманного фонарика.}, то железо станет магнитом. Это намагниченное электрическим током железо называют электромагнитом.
Вот Морзе этим и воспользовался. Он заставил карандаш действовать от электричества и писать черточки и точки.
Морзе устроил так: на оси повесил медное коромысло, как это бывает у весов. На одном конце приделал кусок железа (якорь). А чтоб коромысло стояло ровно, другой конец он оттянул пружинкой вниз.
Морзе под якорь подвел электромагнит. А на другой конец коромысла приделал карандашик — торчком вверх.
Теперь пустите-ка ток в электромагнит. Железо моментально намагничивается, потянет к себе якорь. Коромысло повернется, и карандашик пойдет вверх. Как только прервем ток, железо в ту же секунду размагнитится, потеряет силу и отпустит якорь. А пружинка поставит коромысло, как оно было. Спустится вниз и карандашик.
Выходит, значит, что током можно заставлять карандашик подскакивать и отходить вниз, как мы хотим.
Можно сделать так, чтоб он то долго стоял вверху, то чтоб только дернулся вверх и сейчас же отскочил назад.
Теперь надо сделать, чтоб он писал. Карандаш ходит вверх и вниз, вот если б он еще тянулся вдоль, все было б готово, только подставляй ему бумагу.
Ну, из этого есть выход. Коли карандаш у нас вдоль не ходит, кто нам мешает пустить ходить бумагу? Ведь, если вы прижмете карандаш к листу, а я за лист дерну — получится черта, хотя бы карандаш и держали на месте.
Теперь вы не водите карандашом, а только толкайте им в бумагу — то придержите, то клюньте коротко. А я в это время буду равномерно тянуть лист у вас из-под руки. И получатся короткие и длинные черточки, как и надо для азбуки Морзе.
Для такой записи не надо и листа. Довольно узкой ленты, надо лишь тянуть правильно. Лишь бы лента шла не сбиваясь на сторону и тянулась бы равномерно.
Такую ленту и пустил Морзе над карандашиком своего телеграфа. Она сматывается с плоской катушки, ее тянут валики, и тянут-то как раз над карандашиком.
Телеграфист пустит ток по проволоке из другого города. Ток побежит по телеграфной «линии», по проволоке, что висит на столбах вдоль дороги, прибежит в город, на телеграфную станцию, пробежит в электромагните. Вот уже якорь пошел вниз, карандаш вверх — и приткнулся к бумажной ленте. А лента идет, тянется, и на ней карандаш оставляет след — получается черта.
Это я долго рассказываю, а делается это мгновенно. Вот уже где скоро дело делается, да не скоро сказка сказывается. Только шевельнул рукой телеграфист в Питере, в тот же момент уж прижат в Москве карандаш к ленте.
Теперь уж все понятно. Стоит телеграфисту не зря пускать ток, а по азбуке Морзе — то долго, то коротко, и на ленте карандаш будет оставлять то долгие, то короткие следы. Лишь бы лента шла без перерыва.
В почтовом отделении
Теперь я расскажу, как устроен тот аппарат Морзе, что стоит в наших почтовых отделениях.
Посмотришь, и не видно снаружи ни коромысла, ни катушки с лентой. Видно только, как змеей выбегает бумажная тесемка, а на ней черточки и точки. Да слышно, как дробно стучит аппарат.
Коромысло запрятано внутрь медного ящика — оттого его и не видно. Из ящика торчат только его два конца. Один сзади — он над электромагнитами: для верности и силы их поставлено два.
Другой конец загнут вбок и высунут через стенку ящика. На нем вы не увидите никакого карандашика. Карандашик будет скоро стираться — когда же его чинить, если шлют телеграмму за телеграммой. А потом, он будет сильно скрести ленту.
Теперь телеграф пишет чернилами. Только не пером, а колесиком. У колесика обод острый, и внизу под ним маленькая чернильница, как ванночка. Нижний край колеса вечно мокнет в чернилах. Это колесико постоянно вертится. Медленно поворачивается, как раз как идет лента. А лента идет между валиков. И валики, и чернильное колесико — все это вращается от машинки, что сидит внутри медного ящика. Наружу от нее выведена одна только ручка для завода: этой ручкой заводят пружину, что движет всю эту машинку. Заводят аппарат так же, как часы-будильник. И вся машинка похожа на часовую: колесики с зубчиками.
Катушки с лентой потому не видно, что она спрятана в ящике того самого стола, на котором стоит аппарат. Оттуда через щелочку лента выходит, попадает между валиками, а те уж тянут ее над пишущим колесиком.
Пускают ток «ключом». Устроен медный рычажок («ключ») с деревянной ручкой сверху. Одна проволока проведена в рычажок, другая в пуговку, что под пяткой рычажка. Телеграфист стучит пяткой рычажка, проволоки соединяются, и ток бежит по линии в другой город. Телеграфист бьет так скоро, что нам не уследить, что он там стукает. Кажется даже, что зря балуется: отбивает дробь и только. Но это все летят буквы, цифры, знаки. Есть телеграфисты, которые уж так привыкли к стуку телеграфа, что на слух, не глядя на ленту, скажут, что пишет телеграф Морзе. Их так и называют: слухачи. Слухач на ленту не смотрит — она вьется и вьется где-то сбоку — он только слушает да наспех пишет на бланке размашистым почерком.
Трубка Бранли