Сколько живут донжуаны

И проговаривая эти слова, она считала себя на самом деле какой-то отравленной, больной, преступной, грешной, настоящей падшей женщиной. Ей теперь постоянно хотелось спать, хотелось зарыться в постели и замереть, прислушиваясь к звукам на лестничной площадке. Звук работающего лифта стал для нее музыкой, все ее чувства обострялись в тот момент, когда она слышала звук раздвигающихся дверей, за которым либо последует шуршанье шагов престарелой соседки, либо тонкий и острый, проникающий прямо в мозг и куда-то в живот, осязаемый телом звонок в ее дверь: он пришел.

Имя «Вадим» теперь могло принадлежать только ему, и больше никому. Такое ленивое, тягучее и отдающее миндалем имя «Вадим» резало слух, заставляло напрягаться, возбуждало.

— Кто он?

— Рит, он простой мужик, но классный, и я люблю его.

— Что значит простой? Бомж, что ли?

— Нет, автомеханик. Машины ремонтирует.

Отчего ей вдруг стало стыдно перед сестрой, такой благополучной, правильной? Ну да, у нее муж покруче будет, да и положительный со всех сторон, просто идеальный. У него небольшой стабильный бизнес, отнимающий у него не так уж и много времени, поэтому он все вечера проводит с женой, дома. Да, им обоим повезло, но это не дает им права смотреть на нее свысока. Ну, обожглась в браке, с кем не бывает? Если бы ее муж был такой же порядочный и любящий, как Риткин Сергей, разве случилась бы с ней эта сумасшедшая любовь? Она и сама знает, что так нельзя, вернее, что все закончится, что так не может продолжаться долго, что она рано или поздно надоест Вадиму. Ночами, когда ей удавалось ночевать одной дома, она слушала по интернету умные советы женщин-психологов, словно готовясь к возможному разрыву. Она и сама не могла понять, зачем это делает. Но шли месяцы, ее страсть не утихала, в ней по-прежнему горел огонь, и пусть он делал ее слабой, пусть что-то болезненное появилось в ее движениях, да и мыслях, все равно она жаждала этих встреч, у нее появилась потребность ощущать рядом с собой мужское тело, без него она погибала.

— Он женат? — Наташа видела, что сестра осторожничает и даже не смотрит на нее, боясь взглядом выдать свои настоящие чувства. Быть может, это презрение? Или жалость?

— Нет-нет, что ты! Он точно не женат. Я и паспорт его видела, даже ксерокопию сделала, так, на всякий случай, когда мы только познакомились.

— Разумно. Но у него может не быть штампа в паспорте по многим причинам.

— Я проверяла, у меня знакомая в ЗАГСе работает, она по своим каналам узнавала. Он не женат и никогда не был. Он молодой, ему тридцать четыре, работящий, очень приятный в общении. Начитанный, умный и вообще много знает, с ним интересно…

— Что он в тебе нашел?

Наташа отшатнулась, словно сестра ударила ее по лицу. Она даже приложила прохладную ладонь к горячей щеке.

— В смысле? — не поняла она. — А я что, по-твоему, уродина?

— Да нет, ты меня не поняла… — спохватилась Рита, осознав, что сморозила глупость, хотя обе сестры в тот момент отлично понимали, что она сказала чистую правду. Другое дело, что она могла это сделать потактичнее. Да, Наташа некрасива, это не новость, но у нее стройное тело, длинные ноги, а вот лицо совсем обыкновенное, простое, с маленьким курносым носом, узкими глазами, которые ей приходится подводить черным карандашом, чтобы как-то их увеличить, и широким ртом.

— Да ладно, думаешь, я не понимаю? Я старше его на одиннадцать лет, я не красотка и не собираюсь рожать, а ему нужна семья и дети. Но если он говорит, что любит меня, что не может без меня прожить ни дня, так что же мне теперь, отказываться от его любви? Да я в жизни не испытывала столько наслаждения, сколько сейчас! И пусть все закончится, пусть он исчезнет, я все равно никогда не пожалею о том, что этот роман, эти отношения были в моей жизни.

— Ты прости меня… Просто я очень боюсь за тебя. Ты плохо выглядишь. Когда ты последний раз была у гинеколога?

— В прошлом году, а что?

— Я бы на твоем месте проверилась, мало ли…

— Рита!

— Брови когда выщипывала? Когда у косметолога была, а маникюр? Все пальцы в заусенцах!

Это правда, ей никуда не хотелось выходить из дома. Она боялась, что, когда выйдет, именно тогда приедет Вадим, поднимется, позвонит в дверь, а ее нет. Поэтому, вернувшись с работы, она первым делом принимала душ и сидела, тупо уставившись в телевизор, в ожидании Вадима.

— Но в чем-то ты права… Так действительно нельзя. Я словно заболела им. Я думаю только о нем. Я постоянно жду его. Он мерещится мне повсюду, где бы я ни была. И я очень боюсь, что он меня бросит.

— А ты сама-то чего от него хочешь? Замуж?

Наташа посмотрела на Риту. Она была такая чистая, ухоженная, в летнем платье бледно-розового цвета, в белых туфельках, и даже прическа была уложена волосок к волоску. А Наташа? Ненакрашенная, в длинной мужской рубашке, с голыми ногами, распущенными волосами, бледная, с осунувшимся лицом и припухлыми глазами. Она действительно выглядела так, что ее можно было только уложить в постель и делать с ней, что хочешь. Как животное, готовое к соитию. И она же все понимала! Почему же тогда не хотелось сделать себя лучше, привлекательнее? Быть может, она где-то внутри себя ждала развязки, ждала, что Вадим наконец обратит внимание, на кого она стала похожа, и бросит ее? И тогда она вернется в свою прежнюю, спокойную жизнь, приведет себя в порядок, успокоится и будет вечерами поедать малину со сливками или пирожные с жирным кремом, глядя все телевизионные шоу и сериалы подряд?

— Замуж? Я об этом как-то не думала. Знаешь, Рита, я вообще не понимаю, как можно, выйдя замуж, получать удовольствие от мужчины.

Рита посмотрела на нее озабоченно.

— Понимаю. Тебе, как замужней, неприятно это слышать. Но согласись, что, живя в браке, начинаешь чувствовать, как любовь и страсть угасают. И сначала ты по инерции изображаешь эту самую страсть, а потом тебе становится стыдно, да и лень…

— Брак — это прекрасно, — возразила Рита, перебив сестру. — Это постоянный партнер, друг, помощник, я не знаю… Это значит, что ты не одна. Брак — это надежность.

— Рита, ты несешь настоящий бред!

— Я говорю про свой брак. Ты не ответила мне: что ты ждешь от своего парня? Что он тебя бросит? Ты боишься этого? Это станет для тебя трагедией? Так, может, ты сама порвешь с ним, пока дело не зашло так далеко?

— Не знаю. Но предложение он мне точно не сделает.

— Тогда рви с ним.

— Но как?

— Постарайся найти в нем все самое отталкивающее.

Наташа улыбнулась. Да нет в нем ничего отталкивающего. Только притягивающее. Она вросла в него, пустила корни.

— Может, мне уехать?

А вечером он приехал. В руках его был большой букет полевых цветов, которые пахли полем, лесом, свежестью, медом, пчелами и летом.

— У меня участок земли есть, там лес и речка. Давай построим там дом. Выйдешь за меня?

* * *

10. Костров. 13 января 2018 г

— Думаю, что сестра его покрывает и скрывает. Темнит она, короче. Такие, как она, врать не умеют, она и в глаза-то мне не смотрит, делает вид, что расстроена исчезновением брата. Или действительно у нее стресс и она боится, что он мертв.

Я сидел в кабинете Ракитина и не знал, как себя вести, что говорить. Он сетовал на то, что если бы нашелся «пианист Светлов», то дело бы закрыли, ясно же, что это он убийца, а теперь его ищут, и дело принимает опасный оборот — а вдруг пианист убит? Во всяком случае, его сестра утверждает, что если бы он был жив, то уж точно дал о себе знать. Что Игорь — человек в высшей степени воспитанный, дисциплинированный, что у него только один близкий человек на свете, это она — его родная и единственная сестра, и что, если он до сих пор не проявился, значит, просто не может физически. Быть может, с ним случилось несчастье?

Между тем этот «несчастный убитый пианист» поедал икру на моей даче, разучивал какие-то этюды и концерты, истязая старенькое пианино, и страдал вовсе не от того, что его подозревают в убийстве автомеханика, а от того, что не сумел обуздать свои желания и считал себя насильником своей ученицы Танечки Тумановой.

Безусловно, он был подавлен и не мог в полной мере отдавать себе отчет в том, что для него опаснее. Насмотревшись телевизионных шоу с участием несовершеннолетних наглых девиц, якобы жертв изнасилования, ставших причиной тюремного заключения молодых парней, он так проникся этой темой, что и сам поверил в то, что совершил недопустимое, и, что самое удивительное, он искренне считал, что она непременно отправится в полицию писать на него заявление. Я же был уверен в обратном — что Танечка, пусть и трижды талантливая молоденькая пианистка, однако глубокая провинциалка, чудесным образом оказавшаяся в Москве, да еще и ставшая объектом вожделения своего преподавателя, вовсе даже на него не в обиде. Больше того, я бы не удивился, если бы она, потеряв девственность на шелковых простынях в спальне Игоря Светлова, размечталась о том, как станет хозяйкой этих простыней, спальни, квартиры, да и пианиста Светлова в целом. Я еще тогда не был знаком с Таней, понятия не имел о ее творческих способностях, но уже заранее злился на нее за то, что она внушила брату моей подруги такой ужас. С чего бы это? Почему он уверен, что она заявит о нем в полицию, как о насильнике? Какие разговоры они вели в постели, что он так испугался? Или же он просто влюблен как мальчишка и не может ни о чем думать, кроме как о ней? Неужели в природе еще встречаются такие редкие виды мужчин?

Я поспешил расстаться с Ракитиным — пусть себе ищет пианиста. Мне же надо было разыскать Таню. А она исчезла. Будь она умницей, она сделала бы все возможное, чтобы ее поскорее нашли. Ей, молоденькой хищнице, просто необходимо было бы для скорейшего устройства своей жизни как можно скорее попасться на глаза своему преподавателю. Она могла бы разыграть легкое недомогание после бурной ночи со своим благодетелем, разжалобить его и слегка подтолкнуть к теме брака — самое время! Или же могла бы повести себя как ни в чем не бывало, просто прийти в училище на занятие. Но я был там, справлялся у ее однокурсниц — Тани в училище с самого утра не было. К слову сказать, девчонки эти, молоденькие пианисточки, как-то не особо ласково отзывались о своей подружке, мол, откуда нам знать, где она и с кем, наверное, со Светловым занимается у него дома. Туманова — фаворитка, это, мол, всем известно. Она у нас на особом положении.

Я был заинтригован. Мне просто необходимо было как можно скорее ее разыскать, чтобы понять, действительно ли она представляет собой угрозу для моего клиента или же он сам себе все придумал.

Я поехал на Садовую-Каретную. В кармане у меня был сделанный Игорем тайно от Тани ключ от ее квартиры. Он вспомнил о нем лишь спустя сутки со дня нашего с ним знакомства.

Поднимаясь по лестнице на четвертый этаж, я и сам в какой-то момент чуть не перепутал этажи и только потом сообразил, что весь первый этаж по другую сторону дома принадлежит продуктовому магазину, вот почему отсчет квартир начинается со второго этажа.

Дверь квартиры автомеханика Соболева была опечатана. Ракитин рассказал мне о поездке своего оперативника на станцию Полевую, где проживали мать и невеста погибшего. По словам невесты, Вадим Соболев был темной лошадкой, занимался явно какими-то грязными делишками, срубил деньжат и купил себе квартиру в престижном районе. Что ж, пусть они и дальше занимаются его прошлым, пусть копают в этом направлении. А я поищу Таню. Так думал я ровно до тех пор, пока не понял, что все еще стою перед квартирой Соболева и смотрю на белую с фиолетовой печатью полоску бумаги, запрещающую кому бы то ни было проникать в опечатанную квартиру. Но почему бы и не заглянуть в нее, если в убийстве механика обвиняют моего подопечного?

После того как в квартире поработали эксперты, квартиру должны были запереть и опечатать. Это при наличии ключа. А если его нет, то квартира могла быть и не заперта. Только на это и приходилось надеяться. Однако, коснувшись ручки двери, я понял, что мне не повезло — квартира была заперта. Я позвонил в соседнюю дверь. Мне открыла миловидная женщина в длинном сером пушистом свитере и смешных домашних тапочках, представляющих собой плюшевые собачьи головы с чуть раскосыми большими глазами. Женщине было на вид лет сорок, но она явно не хотела расставаться со своим двадцатипятилетием и отчаянно молодилась — короткая мальчишеская стрижка, ужимки подростка, высокий голос.

— Вы к Вадиму?

— Можно и так сказать.

— Из полиции, да?

Я кивнул, почувствовав, что девушка явно хочет поговорить.

— Я догадалась. Сначала наблюдала за вами в глазок, думала, что вот сейчас вы достанете ключи и откроете. Но потом поняла, что никаких ключей у вас нет, а вот интерес к квартире есть.

— А у вас есть что добавить к тому, что вы уже рассказали моим коллегам?

— Дело в том, что я только сегодня вернулась из Питера, была у сестры в гостях. Поэтому меня-то как раз никто и не опрашивал. Так что считайте, что вам повезло. Заходите!

Соседи! Особый народ. Вроде бы чужие, а так много о тебе знают. Даже то, что ты и сам не знаешь. Соседи могут тебя полюбить всем сердцем, и тогда твоя жизнь рядом с ними превратится в дружеский рай. А могут, наоборот, невзлюбить, и тогда твоя биография быстро обрастет самыми разными некрасивыми легендами. Многие любят преувеличивать, обобщать, делать выводы, вешать ярлыки, давать клички.

Соседку звали Лара. Она усадила меня в кресло в гостиной, села напротив и улыбнулась.

— О нем никто ничего не знает, кроме меня. И не потому, что я с ним много общалась, нет. Просто я живу рядом, вот и все. И все те женщины, которые сходили по нему с ума, нередко сидели вот здесь, на том же месте, что и вы.

— А если подробнее?

— Да я просто уверена, что его убила одна из них. Из ревности. Он был бабником. Вот меня лично он не зацепил, но некоторые женщины на самом деле сходили по нему с ума. Было в нем что-то магнетическое, возможно, он обладал какой-то особой мужской энергетикой, которая так притягивала женщин.

— Кого-нибудь конкретно можете назвать? Хотя бы одну женщину?

— Я знаю только четыре — Ларису, мою тезку, Тамару, Анжелику и Катю. Чудесные женщины. Все замужем, правда. Из разных социальных слоев, это я к тому, что он не был альфонсом, нет, он был щедр по отношению к своим подругам, дарил им какие-то милые подарки, кормил их деликатесами, я лично видела, как он покупал в нашем магазине, здесь, внизу, закуски, шампанское. Вот просто жил себе мужик в свое удовольствие, знакомился с женщинами, приводил их домой, возможно, даже любил их, а потом бросал, переключался на следующую. Бывало, возвращаюсь вечером из театра или еще откуда, поздно, смотрю, сидит на лестнице, прямо на ступеньке какая-нибудь, плачет горючими слезами — не пустил! То есть она знает, что он дома, и не один, звонит ему, а он не открывает. Да, такие драматичные истории случались. Нет, я понимала, конечно, что добром это не кончится, что когда-нибудь муж одной из его любовниц появится здесь и разберется с ним. Предполагала даже, что драма разыграется между женщинами, может, драка какая-нибудь, может, кто вены себе вскроет… Но что убьют самого Вадима… Нет, такое мне и в голову не могло прийти. Однако его убили! Отравили!

— А вы сами замужем?

— Вот еще! Нет, конечно. Как посмотрю на своих замужних подруг, всякая охота иметь с мужчиной дело пропадает. Серьезно!

— А вам Вадим оказывал знаки внимания?

— Разумеется! — Моя собеседница откинулась на спинку кресла и закинула одну тонкую ножку в полосатых красно-белых колготках на другую. Плюшевые собачьи морды уставились на меня, я улыбнулся.

— Я просто расследую преступление, вы можете быть со мной откровенны. Никто ничего не узнает, и протокол я вести не буду. Лара, что вы лично можете рассказать о Вадиме?

— Он умопомрачительный. Он сразу располагает к себе, рядом с ним ты чувствуешь себя настоящей женщиной. Очень, очень ласковый. — Она прикусила губу, и взгляд ее устремился куда-то сквозь стену, в бесконечный коридор своей памяти, в ту его темноватую, стыдную часть, где она лежала в объятиях своего распутного соседа.

— Как вы с ним расстались?

— Да очень просто. — Она, вернувшись в суровую реальность, выпрямилась, свела ноги вместе, уложив ладошки на колени, подобралась вся и тихонько вздохнула. — Он сделал мне предложение, я сначала согласилась, а потом… отказалась.

— Но почему?

— Ну, во-первых, он младше меня, и я на его фоне всегда буду смотреться старше. Во-вторых, он же бабник. Не могу представить себе Вадима в роли верного мужа. Ну и в-третьих, он собирался жить за городом, в какой-то деревне. Говорил что-то о реке и лесе…

— Вы хотите сказать, что он, купив здесь, в этом дорогом месте, квартиру, собирался жить за городом? И это при том, что у него здесь работа, где он неплохо зарабатывает, раз позволил себе такую покупку.

— Да, я тоже удивилась, вот так же примерно, как и вы. Но что поделать, если у человека мечта — жить на берегу реки. — Она развела руками, покачивая маленькой аккуратной головой.

— А вас действительно в этом ничего не насторожило?

— Очень даже насторожило, тем более что про эти же самые планы он рассказывал и своим подружкам. Говорю же, они плакали вот здесь у меня, на этой кухне, и я отпаивала их — кого водочкой, а кого валерианой.

— Но вы сказали, что женщины эти, те, с кем вам довелось познакомиться, были замужние.

— Да, но каждая из них готова была развестись, чтобы только остаться с ним.

— А как они отреагировали на его странную мечту бросить Москву и перебраться в деревню?

— По-разному. Некоторые не верили ему, другие были брошены до того, как дали согласие выйти за него замуж.

— Хотите сказать, что он всех их звал замуж?

— Практически всех.

— Хорошо. Оставим любовную тему. Лара, как вы думаете, с каких денег он, деревенский парень, автослесарь или механик, сумел скопить такую сумму, чтобы купить эту квартиру?

— Так он же взял ипотеку.

— Вы могли бы назвать фамилии тех женщин, которых знаете?

— Имена я вам назвала, а фамилии — откуда мне знать? Мы поговорили, и они исчезли из моей жизни. Думаю, они и этот дом теперь обходят стороной.

— А в разговорах с ними вы никогда не слышали что-то типа угроз? Ну, что кто-нибудь из них собирается ему как-то отомстить?

— Ничего конкретного. Так, простые бабские разговоры, что, мол, все мужики сволочи и этот такой же.

— Скажите, Лара, а вам не приходило в голову, что он этой перспективой деревенской жизни их всех, в том числе и вас, просто проверял? Вы не думайте, у мужчин так же, как и у женщин, есть определенные претензии и обиды на противоположный пол. Он же понимал, что, обладая недвижимостью в столице плюс внешностью и деньгами, он становится завидной мишенью для неустроенных в жизни, несчастных женщин. Возможно, и ему нужна была любовь, а не корысть со стороны своей избранницы, поэтому он и устраивал эти проверки.

— Да ничего это не проверка! Он возил меня туда, в эту глушь, и показывал этот участок земли. Он реален. И документ на покупку этого участка я тоже видела. Так что все это не выдумка. А Вадим… Он нехороший человек. И неизвестно еще, откуда он взял деньги на первый взнос. Я была в его мастерской, даже познакомилась как будто бы случайно с одним из его коллег, одним парнем. Даже пивом его угостила, объяснила, что собираюсь замуж за Вадима, да вот ничего о нем не знаю.

— А вот это уже интересно! И что же он вам ответил?

— Сказал, что Вадим — классный мастер, что у него своя клиентура, но что он бабник и он не советует мне выходить за него замуж. А когда я попыталась спросить его про заработки Вадима, он пожал плечами и ответил, что, мол, на жизнь ему хватает.

— Надеюсь, вы спросили его про покупку квартиры?

— Да, конечно. Он сказал, что Вадим взял ипотеку, а с первым взносом ему помогла мать. Что он зарабатывает, конечно, но не столько, чтобы покупать квартиру на Садовой-Каретной. И что многие из его коллег тоже купили себе квартиры в ипотеку, но в спальных районах. А двое — так вообще приобрели студии, малометражки.

— Как мне войти в его квартиру, Лара?

Она посмотрела на меня с удивлением.

— Я не полицейский, я частный детектив и хочу помочь одному хорошему человеку, которого обвиняют в убийстве Вадима.