Помоги проекту - поделись книгой:
Сёмка еле сдержался, чтобы не выругаться. Вот осёл! О чём должен был быть доклад десятиклассников? О Порт-Артуре, верно? О войне с японцами? А боцманмат только что обмолвился – «Артур»… и что стрельба по гавани – это дело рук японцев. Так это, значит, и есть Порт-Артур? Ещё бы знать, где он находится… Что стоило в кои-то веки выполнить внеклассную работу и прочитать те четыре книги? Сейчас бы и пригодилось! А ещё лучше – не лезть в незнакомые двери. Собирался ведь на урок – вот и шагал бы своей дорогой! Тоже мне, краевед…
– А во Владивосток пароходы ходят, дяденька моряк? – жалобным голоском спросила Светка. – а то у нас там родители…
Мальчик от неожиданности закашлялся. Ну Светка! Вовремя сообразила – родители во Владивостоке! Стоп! А ведь она, похоже, понимает, где мы. Точно, ведь её семья перебралась в Москву с Дальнего Востока, с Сахалина?
Вскоре после своего появления в классе Светка подробно рассказывала на уроке о природе далёкого острова. Географичка, узнав, что новенькая из таких краёв, специально вызвала девочку к доске. Теперь Сёмке припомнилось, как она говорила о поездках во Владивосток, на пароме. Ну да, Светка и должна хорошо помнить историю родных мест. Почему?
– Да какое там, барышня! – ответил Задрыга. – Разве что в Дальний китайские джонки бегают, да вот ещё миноносцы али угольщики когда прорвутся. Дюже япошка стережёт, да и мин на внешнем рейде понакидано – не море-окиян, а чисто суп с клёцками. Уж их тралят-тралят – а он всё новые подсыпает по ночам, и неймётся окаянному, – и матрос сплюнул под ноги. – А зачем вам пароход? И по чугунке можно уехать, со всем удовольствием. Как же вы так, от родителев отбились? Нехорошо, время сейчас лихое…
– Чугунка? – не понял Сёмка. – А это что?
И замолк, ойкнув: Светка чувствительно припечатала его кроссовку каблучком.
– Да-да, мы как раз по железной дороге и приехали. – затараторила девочка. У нас дядя… родственник служит здесь, вот мама нас к нему и отправила. А как война началась – мы здесь, в Порт-Артуре застряли.
– Что ж ваш дядька-то не отправит вас домой? – недоумённо спросил боцманмат. – Там-то небось спокойнее. А то видите, какие страсти творятся?
И моряк кивнул в сторону недалёкой горной гряды, за которой снова начало погромыхивать.
Сёмка внутренне сжался – а ну как Светка вот так, с ходу, выложит новому знакомому всю их подноготную?
Но, похоже, она и сама сообразила, что о путешествии во времени стоит помолчать. Пока. А лучше – совсем. Во избежание, так сказать…
– Наш дядя заболел. Грипп у него… то есть лихорадка! Вторую неделю в больнице!
Ты смотри – сочиняет на ходу, аж глазёнки заблестели! От вдохновения, надо полагать… Ай да Светка!
– Занемог, значить, страдалец? – посочувствовал Задрыга. – Ну, господь даст, поправится. У нас на «Петропавловске» минный офицер тоже малярией мается. Как лихоманка прижмёт – так лежат их благородие в каюте и хину ложками глотают. Вестовой ихний, Захарка, только успевает простыни менять – так лейтенанта на пот прошибает! Страшное дело!..
– Задрыга! Бегом сюда! – раздался вдруг высокий недовольный голос.
Ребята обернулись. Шагах в десяти от них стоял офицер – в чёрном то ли пальто, то ли длинном кителе, в фуражке с козырьком, почти вертикально спускающимся на лоб. На груди – две шеренги пуговиц; нога в изящном лакированном ботинке недовольно притоптывает по доскам.
Боцманмат мячиком поскакал к начальству. Добежал, вытянулся в струнку, лихо вскинул ладонь к бескозырке:
– Здравжелаю вашбродию! Носового антиллерийского плутонга старшой комендор Иван Задрыга…
– Молодец, молодец… – офицер оборвал доклад ленивым движением ладони. – Что, Задрыга, ккатеру припозднился? Вот и я, как видишь… теперь придётся ждать, пока эта оперетка не прекратится.
– Да, вашбродие! – поддакнул боцманмат – Не дай бог, наши с якоря сымутся, с Тогой воевать – а мы с вами тута…
Сёмка перехватил взгляд, который офицер бросил на его спутницу. На лице моряка промелькнуло удивление и какая-то кривоватая улыбка. Он мельком скользнул взглядом по ногам девочки и поспешно отвёл глаза.
– Так что, вашбродие, я вовремя явился, службу знаю! – распинался меж тем боцманмат. – Только катера у пирса не было – ни нашего, ни с «Дашки», ни каких других. Баянцы-то у пирса с самого утра стоят, когда «Баян» с «Новиком» в море выходили. Только-только катер ихний ушёл – вона ещё ковыляет! Потому я и решил, что с якоря снимаемся…
И правда – поперёк взбаламученной падением снарядами гавани спешил отчаянно чадящий катерок – прямиком к длинному кораблю с четырьмя высоченными трубами.
– Да, катерок баянский! – кивнул офицер. – Они сегодня с утра с адмиралом в море бегали, миноносников выручать – те к острову Эллиот ночью ходили. Говорят, япошки «Стерегущего» потопили, не слыхал, Задрыга?
– А как жа, вашбродь! – кивнул унтер. – Баянские всё как есть обсказали – и как «Решительный» в гавань прибежал, и как их высокопревосходительство господин адмирал флаг подняли на «Новике» и вместе с «Баяном» в море вышли, «Стерегущего» выручать. Да только поздно – он уже утоп. Япошки, говорят, его чуть не захватили!
– А «Решительный», значит, целым вернулся? – недобро протянул офицер. – Выходит, Фёдор Эмильевич бросил Сергеева? Вот уж никогда бы не подумал…
– Он сам весь избит, живого места нет! – заторопился боцманмат. – Баянские говорили – как доложился, что потерял «Стерегущего», так и повалился. И не слышит ничего, потому как шимозою контуженный. У «Решительного» дырок в бортах, как у кастрюли худой, – паропровод перебило, и, как только починиться сумели…
– Ладно-ладно, хвалю за усердие! – прекратил излияния Задрыги офицер. – Ты, брат, вот что – сбегай-ка посмотри – может, ещё с каких кораблей катерки у пирса найдутся? Негоже нам с тобой тут прохлаждаться. И не переживай, в море без нас не выйдут – вон, дыма нет, значит, пары разводить не собираются…
Боцманмат, выпалив: «Слушш, вашбродь!», козырнул и со всех ног кинулся вдоль пирса. Пробегая мимо ребят, весело подмигнул Сёмке – не унывай мол, перемелется – мука будет.
– Сём, это же «Стерегущий»! – Светка сильно сжала ладошку мальчика. Тот вздрогнул: не заметил, когда его успели ухватить за руку. – У нас в школе, на Сахалине, был открытый урок – историк из краеведческого музея рассказывал про подвиг этого миноносца. Он, как «Варяг», – знаешь, конечно? – сражался один с несколькими японцами. Те его совсем разбили, а потом хотели захватить – так матросы заперлись в трюме и пустили воду! Сами утонули, но корабль врагам не достался! Это что ж, о том самом «Стерегущем» Задрыга сейчас говорил?
Сёмка кивнул. Он и сам кое-что припомнил – памятник в Петербурге, виденный в последний день экскурсии. Массивный, клёпанный из броневой стали крест, весь избитый вражескими снарядами, и у его подножия двое моряков, по колено в волнах. Один тянет руку вверх, к рваной пробоине, через которую льётся солнечный свет, а другой отворачивает кремальеру кингстона, впуская в отсек безжалостное море.
– О том самом. – ответил мальчик. – О каком же ещё? Знаешь, по-моему, мы с тобой попали в прошлое – ну как в сериале про войну. Знаешь, наверное? «Мы из будущего» называется. Только мы с тобой очутились не в сорок втором году, а в самом начале прошлого века, в этом самом Порте Артуре.
– В тысяча девятьсот четвёртом, – отозвалась Светлана. – И правильно говорить «в Порт-Артуре».
Девочка помолчала и вцепилась в запястье спутника ещё и другой рукой. Сквозь ткань Сёмка ясно ощутил, как дрожат её пальцы.
– Сём, я боюсь… Как же мы теперь? Навсегда останемся здесь?
– Слушай, холодно что-то… – Сёмка осознал, что погода стоит отнюдь не летняя. С залива ощутимо холодит ветерком, так что Светкина дрожь – это, пожалуй, не только от нервного потрясения. А ведь она замёрзает…
– Вот, держи, а то вон как закоченела!
– Спасибо, Сём! – и девочка принялась натягивать толстовку.
Всё-таки нервничает – даже в рукава попасть не может…
Он бережно помог своей спутнице. Светлана робко улыбнулась, кутаясь в тёплую ткань, и мальчик сразу почувствовал себя увереннее.
Ничего, прорвёмся… В том фантастическом фильме героям пришлось куда хуже: они угодили прямиком в сорок второй год, на самую линию фронта, под обстрел…
Хотя здесь тоже стреляют, и ещё как!
Ожидая, пока Светлана приведёт себя в порядок, Сёмка порылся в рюкзаке. Так, что там у нас? Учебники – информатика, ОБЖ, география… так, ещё история. Пенал, пластиковая коробочка с бутербродами и глазированными сырками – мама всегда кладёт её рюкзак, чтобы не толкаться в очереди в буфет. Планшет? Сёмка забыл, когда засунул девайс в рюкзак: обычно он старался не таскать его в школу, разделяя ироническое отношение дяди Вити к повальному увлечению гаджетами. Сунул, между прочим, не просто так: собирался поснимать репетицию, но забыл. Ну ничего – нашлась натура и поинтереснее…
Сёмка шагнул поближе к краю пирса, к здоровенной металлической тумбе, похожей на гриб лисичку, только многократно увеличенный и не рыжий, а чёрно-чугунный, лишь кое-где тронутый пятнышками ржавчины. Поймал в рамку экрана силуэт крейсера… как там называл его Задрыга, «Паллада»?
– Снимаешь, да? Думаешь, сможем дома показать? Сём, мы ведь вернёмся, да?
Светка надела толстовку и теперь подворачивала чересчур длинные рукава. Она была заметно ниже своего спутника – голова на тонкой шейке смешно торчала из воротника. Вид у девочки был жалкий и в то же время трогательный – как у нахохлившегося на холодном ветру птенца.
Сёмка медленно обвёл объективом гавань, снова вернулся к «Палладе», потом, схватил камерой стоящие у противоположной стороны гавани корабли. Перевёл кадр на берег, прошёлся вдоль линии набережной, пакгаузов. Что-то неуловимо знакомое угадывалось в этом пейзаже, будто он уже видел нечто подобное. Вот только где? Ладно, потом…
И запихнул планшет обратно в рюкзак.
– Пошли, а то вон офицер этот на нас как-то странно косится! Может, заметил, что я снимаю, а здесь это запрещено?
– Не! – помотала головой Светка. – Я видела в Музее техники старинные фотокамеры: они большие, как… как пылесос! И с такими чёрными гармошками. Ну ничуточки не похоже на планшет!
– А что же он тогда на нас пялится? – упорствовал Сёмка. – Смотри, прям глаз не отводит!
– Ладно, пошли. – вздохнула девочка. – Да и дует здесь сильно, я вся замёрзла. Ноги заледенели совсем…
Сёмка вдруг хлопнул себя по лбу:
– Точно, ноги! Слушай, я всё понял! Видела, как он на них уставился?
– А что у меня не так с ногами? – с подозрением спросила Светка и принялась вертеться, осматриваясь.
– Да стой ты! – зашипел мальчик. – Сама же говорила – в каком мы году?
– В четвёртом, тысяча девятьсот. Ну и что? Сём, я не понимаю…
– А то, что тогда… тоесть сейчас женщины носят длинные юбки! До земли – как в фильме «Статский советник», помнишь? А если из-под юбки видна хотя бы лодыжка, это считается неприличным. А у тебя вон даже колени!
Светка недоумённо взглянула – и вдруг стремительно покраснела. И принялась беспомощно озираться по сторонам.
«Осознала, – сообразил Сёмка. – А я тоже хорош! Нет чтобы как-то помягче или вообще потом… Как бы в слёзы не ударилась! Хотя – чего тут такого? Дома, летом и не такое носит – и хоть бы что!»
Девочка и точно чуть не плакала – она мёртвой хваткой вцепилась в Сёмкин рукав и теперь тащила его прочь, подальше от иронически усмехавшегося (никаких сомнений!) офицера, подальше от открытого пространства, от людей…
Вдали ухнуло, и над головой опять пропели дальними перелётами снаряды с японских броненосцев. Грохнуло – близко, дребезжаще, рассыпчато; над крышами дощатых сараев вырос пыльно-дымный столб близкого разрыва. Но Светка будто ничего не замечала – только бы убежать, скрыться от позора, а уж там…
Мальчик тяжко вздохнул и поплёлся за спутницей. Вот уж действительно – свяжись с девчонками!
До сараев они добрались – и тут же об этом пожалели.
Навстречу, из узких, заваленных невообразимым хламом проходов, бежали люди – мужчины, женщины, перепуганные, в испачканной, очень бедной одежде. Многие кричали; на глазах Сёмки двое проволокли под руки перемазанного кровью парня. Раненый мотал головой и охал: «Полехше, дорогие, родимые, а то помру!», перемежая жалобы чёрной матерной бранью. Тётки, молодые женщины – все как одна в платках, многие с корзинами или тряпичными кулями. Повсюду лица китайцев; то тут, то там мелькают лохматые папахи солдат.
Укрываясь от людского потока, ребята прижались к дощатой стене. Снова бухнул взрыв, на этот раз куда ближе. Земля под ногами дрогнула, зазвенели разбитые стёкла, и все звуки перекрыл многоголосый вой толпы. Громко, заполошно звучали женские голоса; Светка, и думать забывшая о «неприличной» юбке, тихо скулила, намертво вцепившись в спутника. Неожиданно на них налетел мужичонка в коротком, топорщившемся по краям клочками овчины жилете. Под мышкой дядька волок амбарную книгу в картонном переплёте, а другой рукой судорожно сжимал большие конторские счёты.
– Последний день настал! – орал он. – Всем нам погибель назначена, потому – господа прогневили! Говорили, предупреждали святые старцы, а мы, неразумные…
В чём провинилась эта толпа перед непонятными «святыми старцами», Сёмка так и не узнал: владельца счётов и амбарной книги унесло толпой, а за сараями снова солидно бабахнуло. На фоне узкой полоски неба, между низкими крышами, пролетели, медленно вращаясь, какие-то обломки.
Толпа снова взвыла. Ребят чуть не смяло; Сёмка, изо всех сил упираясь в разгорячённые тела, пытался оградить спутницу от панической ярости перепуганных людей.
– Осторожно, мальчик! Вы мне так руку сломаете! Право, как медведь, разве так можно?
От неожиданности Сёмка отпрянул, спиной вдавив несчастную Светку в стену сарая. Перед ними стояла невысокая девочка – скорее, уже девушка, – в тёмно-зелёном, бутылочного цвета пальто со смешной накидкой на плечах. Ярко-рыжие волосы растрепались; шляпку или иной головной убор она, видимо, потеряла в давке. На шее незнакомки алела свежая царапина; в руке девушка держала стопку книг и тетрадей, стянутых ремешком.
– Что же вы смотрите? – возмутилась незнакомка, отшатнувшись от несущегося на неё детины в разодранном пиджаке. Для этого ей пришлось впечататься в грудь Сёмке. – Сделайте что-нибудь, вы же мужчина!
Грохнуло в очередной раз, с крыши на голову ребятам посыпался мусор. Улица мигом опустела; люди, бежавшие от разрывов, вырвались из лабиринта между сараями, и теперь крики доносились со стороны пристани.
– Да не стойте вы столбом! – рыжая освободилась из объятий Сёмки – он и не заметил, когда успел прижать случайную встречную к груди. – Смотрите, вы совсем затоптали вашу даму, носорог вы эдакий!
«Теперь ещё и носорог… – обозлился мальчик, потирая грудь, чувствительно ушибленную уголками книг. – Интересно, дальше она меня гоблином назовёт или, скажем, мамонтом?»
Но виду не подал, а обернулся к Светке, которая уже была готова лишиться чувств.
– Ну-ну, дорогуша, ничего страшного… – заворковала незнакомка. – Сейчас мы пойдём к гимназии. Скоро за мной должен прийти Казимир – это папин денщик, – он отведёт нас домой, на Тигровку…
Ещё и Казимир какой-то… час от часу не легче! Хотя убраться отсюда подальше – это мысль. Может, хоть на этой Тигровке отыщется бомбоубежище?
– А вы всё стоите столбом? – гневно прикрикнула рыжая на Сёмку. – И возьмите, наконец, у меня книги, вот бестолковый, право слово!
И чуть ли не швырнула мальчику свою ношу, бережно подхватывая обмякшую Светлану.
– Топольская, Галина Анатольевна. Можно просто Галина, сейчас не до церемоний. Ну-ну, голубушка, не надо… – это уже Светке, – …вот всё и прошло! – Сёмкина спутница шумно всхлипнула, посмотрела по сторонам – и неудержимо разрыдалась на плече новой знакомой.
– … А когда в Новом городе стали падать снаряды, в гимназии поднялась паника. Один разорвался совсем рядом, и Танечку Больц поранило осколком стекла. Тогда я выскочила на улицу и побежала куда глаза глядят – очень уж было страшно!
– Вы здесь ещё и учитесь? – удивилась Светка. Она уже отошла от потрясения после встречи с перепуганной толпой – щёчки порозовели, бодро оглядывается по сторонам, не забывая расспрашивать рыжую Галину. «Вон и о слишком короткой юбке забыла, – подумал Сёмка». Хотя Галина нет-нет да и покосится на слишком уж экстравагантный наряд новой знакомой.
– Мы приехали в Артур меньше года назад, – продолжала девушка. Наш папа, штабс-капитан Топольский Анатолий Александрович, попросился сюда, потому что у нас в Екатеринославе много говорили о войне. Вот папа и вызвался защищать эти края. Видели бы вы, как его провожали! Папа со своей ротой прошёл через весь город с оркестром; на вокзале открыли царские покои, вся знать города, старшие офицеры – все собрались! Проводы были с шампанским, а когда поезд двинулся, играла музыка и солдаты кричали ура. Так, что стёкла в здании вокзального дебаркадера чуть не повылетали! – с удовольствием добавила Галина. Видно было, что она не на шутку гордится отцом.
– А вы с ним приехали? – уточнил Сёмка, скорее из вежливости. Его так и тянуло достать планшет и снимать, снимать, снимать…
Вон проскакали по улице несколько верхоконных – сразу ясно, что казаки. Мохнатые папахи, лампасы на шароварах, сабли – или шашки? – бряцают о стремена. Лошади невысокие, все в тёмных пятнах пота; острый запах шибанул в ноздри, когда кавалькада пронеслась мимо.
Дальше – китаец в синей робе и смешной круглой шапочке; бежит трусцой, впрягшись вместо лошади в тонкие оглобли лёгонькой коляски. Седок – тучный офицер в тёмном кителе – сидит напряжённо, одной рукой вцепившись в низкий бортик, а другой придерживает зажатую между колен саблю.
Рикшас седоком поравнялись с ребятами. Офицер приподнял фуражку, приветствуя Галину. Та слегка присела.
– Капитан Биденко, – пояснила гимназистка. – Папин сослуживец по Седьмой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерала Кондратенко Романа Исидоровича. У него ещё дочка, Ниночка, моих лет. Мы с ней вместе танцевали, когда в честь нашего прибытия устроили бал в полковом собрании. Сёстры ещё маленькие, мы с Ниночкой да Вера Скрыдль – вот и все барышни.
Сёмка проводил рикшу взглядом. Что-то подобное он не раз видел по телевизору, правда, те возчики не бегали на своих двоих, а крутили педали велосипедов. Такие «велорикши» появились даже в центре Москвы и на ВДНХ, только там мускульной силе помогали ещё и электромоторы.
– А приехали мы – нет, не сразу. – Галина вспомнила о Сёмкином вопросе. Сначала мы с мамой и сестрёнками, Лёлей и Ларочкой, остались в Екатеринославе; но папа так хорошо отзывался о Порт-Артуре в письмах, что мама наконец собралась ехать. Совсем мы решились, когда узнали, что здесь тоже есть хорошая гимназия и меня даже пообещали принять во второй класс без экзаменов!
Сёмка хотел было спросить, почему только во второй – на вид рыжей гимназистке никак не меньше лет, чем им самим – четырнадцать, а то и все пятнадцать. Но не стал: кто их знает, в каком возрасте тут в гимназии принимают?
– Вот и приехали! – фыркнула совсем успокоившаяся Светка. – Угодили прямо на войну! Наверное, мама теперь отца пилит, что он вас сюда затащил?
Поделиться книгой: