— В деревне я сказал, что если местные отправились в разбойничий набег, то это еще полбеды, — проворчал Биканер. — Но это... — он обвел рукой поле маленького сражения, — это уже гораздо хуже. По меньшей мере, кровная вражда. Или подготовка к войне.
— С кем? — спросил я.
— Со всеми, — ответил Биканер. — Может быть, с жителями Сайаны, которых они презирают как малодушных ублюдков, не желающих жить в родных горах. А может быть, даже с Майсиром. Но, скорее всего, им не терпится напасть на Юрей. Прошло уже несколько лет с тех пор, как мы отбили последнее вторжение, и теперь у них слюнки текут при мысли о том, как разбогател северный край.
Он был прав: в офицерской столовой мне приходилось слышать о крупной стычке на границе, случившейся пять лет назад, когда повышения в чине падали как листья в осеннюю бурю. Если хиллмены смогут выставить голову высокопоставленного нумантийского чиновника на острие копья, это станет идеальным предлогом для начала большой войны.
Сержанты капитана Меллета что-то кричали, и я увидел наши пикеты, ускоренным шагом спускавшиеся со склона последнего холма, который они заняли всего полчаса назад. Уорренты собирали группы пехотинцев для следующего передового дозора.
Это было совершенно невыносимо. Солнце стояло высоко в небе, и день уже начинал переваливать за вторую половину.
«Отлично, — подумал я. — Меня назначили командующим этой боевой единицы. Следовательно, я должен командовать». Становилось все более очевидным, что до сих пор я если и не был уверен в неудаче нашего похода, то, во всяком случае, ожидал ее. Лучше потерпеть поражение,
Я подъехал к фургону капитана Меллета.
— Капитан, я хочу, чтобы вы взяли на себя командование движением колонны, включая кавалерийский обоз и сменных лошадей.
Он ненадолго задумался, затем кивнул.
— Слушаюсь, легат а'Симабу. А вы?
— Кавалерийский эскадрон поскачет вперед без остановки, пока мы не отыщем посла Тенедоса.
— Но, легат... — Меллет огляделся, словно опасаясь, что нас могут подслушать, и подошел ко мне поближе, — легат, это противоречит полученному приказу. Ни одно из подразделений не может двигаться без поддержки, за исключением сражения или патрульной службы.
—
Я не стал ждать его ответа и сразу подозвал к себе Биканера. Наполнив фляжки из бочек с водой, стоявших на повозках, каждый улан взял с собой один фунт сухого пайка: вяленого мяса и сушеных ягод. Через несколько минут эскадрон быстрой рысью поскакал по дороге.
Я выслал вперед двух дозорных с приказом оставаться в пределах видимости эскадрона, ждать нашего приближения у любой возможной засады, а затем галопом скакать дальше. Каждые полчаса я менял их.
Это был смертельный риск, но я считал, что у нас есть шансы на успех. Во-первых, мы двигались быстрее хиллменов, хотя они и могли на бегу развивать скорость горной антилопы. А во-вторых, еще
Разумеется, мне хотелось иметь поддержку пехоты, поскольку кавалерия, скачущая по пересеченной местности без острых глаз пехотинцев, способных заметить лежащих в засаде лучников, нарывается на скорую гибель. Я даже мечтал о способе двигаться быстрее вместе с пехотой: либо сажать людей за спину и ссаживать их при встрече с противником, либо даже позволять им бежать рядом с лошадью, держась за стремя, что я не раз проделывал мальчишкой, когда на пятерых желающих приходилась всего лишь одна лошадь. Тяжело для животных, тяжело для людей — но я думал, что это сработает. Позднее моя задумка воплотилась в одну из наиболее прославленных тактик императора. Но тогда у меня не было времени ни объяснять все это капитану Меллету, ни заниматься с его подчиненными.
Мы ехали до наступления темноты, затем устроили привал, не разжигая костров и держа половину людей на страже. В ту ночь я совсем не спал, а как только смог различить свою руку, вытянутую перед лицом, приказал седлать лошадей.
Через два часа после рассвета мы услышали стоны умирающих животных и вопли людей, сражавшихся за свою жизнь.
Позже я узнал, что Лейш Тенедос со своим отрядом практически круглосуточно находился в пути, торопясь миновать Сулемское ущелье. Он хотел дать хиллменам как можно меньше поводов для искушения и не слишком верил в байки о безопасном проходе. В тот день они выехали до рассвета и достигли плато, где река Сулем делает поворот и некоторое время течет параллельно дороге.
До сих пор они не видели врагов, и стрелы хиллменов из засады не нанесли им урона. Не имея никакого опыта ведения боевых действий в горах, они считали это хорошим предзнаменованием, в то время как любой улан должен был насторожиться, ожидая, что впереди их ожидает какая-то особенно коварная ловушка.
Я услышал шум как раз в тот момент, когда оба патрульных галопом примчались назад и доложили о схватке у брода через реку. У оборонявшихся были слоны, и я понял, что мы наконец-то догнали отряд Тенедоса.
Я уже собрался подать сигнал к атаке (в одной книге сказано, что так делают все безмозглые кавалеристы, когда слышат бряцание оружием) но сдержался, памятуя о том, что на флангах нас может ожидать засада, и тогда мы попадем в другую ловушку — на этот раз приготовленную для спасателей.
Я приказал майору Уэйсу готовить эскадрон к бою, а сам вместе с Биканером проехал немного вперед, затем спешился и прошел к тому месту, откуда мы могли видеть долину, лежавшую перед нами. Мы легли ничком и изучили сцену.
С этого момента и до конца сражения я буду описывать его так, как оно сохранилось в моей памяти, поскольку это — «Встреча Дамастеса а'Симабу и молодого Провидца Тенедоса в битве при Сулемском ущелье» — одна из наиболее известных сцен в современной истории Нумантии, знакомая каждому по картинам, песням и рассказам и представленная либо во вздорно-романтичной манере, либо с таким количеством ссылок на «великое предзнаменование», что происходившее представляется чуть ли не религиозным обрядом. Лишь наша последняя битва много лет спустя, на залитом кровью поле Камбиасо, окружена еще б
Позвольте начать с фактов. С одной стороны было, пожалуй, около шестисот хиллменов, а с другой — менее трехсот пятидесяти нумантийцев. По меркам Спорных Земель это была крупная баталия, но уж никак не великая битва от горизонта до горизонта, какой она представляется на некоторых полотнах.
Я не видел ни ликов озабоченных богов, следящих с небес за ходом сражения, ни демонов с той или другой стороны. Не было также никаких волшебных эмиссаров, умолявших меня поторопиться и спасти будущего императора.
И наконец, я не видел величественной фигуры волшебника, стоявшей посреди руин и метавшей молнии в противника, словно грозное воплощение самой богини Сайонджи.
Я увидел пустынную долину, там и сям усеянную пятнышками чахлого кустарника, и несколько жалких лачуг с участками обработанной земли, которые с натяжкой можно было бы назвать фермой. Через долину протекала река Сулем, и дорога пересекала ее на мелкой переправе.
Именно оттуда и был нанесен первый удар. На другой стороне брода лежали два убитых слона, и нумантийцы прятались за их трупами, используя их как прикрытие. Там было четыре повозки — одна на дальнем берегу, одна опрокинутая посреди течения, и две другие на ближнем к нам берегу. Еще два слона опустились на колени по обе стороны от этих повозок; погонщики как могли сдерживали их беспокойство.
Остатки каравана были окружены трупами лошадей, волов и людей. Но там были и живые нумантийцы, и они еще держались.
Я поискал взглядом врага и через некоторое время заметил нескольких хиллменов, хорошо замаскированных в своих балахонах песчаного цвета за скалами на дальнем берегу. Ниже по течению я увидел еще один отряд горцев, пересекавший реку вброд с явным намерением окружить людей Тенедоса.
— Неплохо, сэр, — сказал эскадронный проводник. — Хиллмены подождали, пока отряд Провидца не подошел к переправе, где обычно начинается толкотня и неразбериха — все стараются удержать лошадей и напоить вьючных животных. Тут-то горцы и ударили по ним. Правда, если бы засадой командовал я, то напал бы неподалеку от реки — пусть выжившие после первой стычки бесятся от запаха воды, до которой им не дотянуться.
Он снова выглянул в долину и прищелкнул языком.
— Боюсь, это не лучшие хиллмены, которых мне приходилось видеть. Они даже не позаботились о резерве.
— Отлично, Биканер. Я уверен, что как стратега вас ожидает великое будущее, — суховато отозвался я. — Итак, одна колонна под командованием майора Уэйса отделяется, чтобы разобраться с теми, кто сейчас переходит реку. Остальные встретятся с главными силами атакующих у брода. Вода там по колено, не больше. Затем по сигналу рожка выстраиваемся клином, проходим сквозь них... вон там, — продолжал я, указывая пальцем. — Сминаем противника, разворачиваемся и подчищаем остатки. На отряд посла вообще можно не обращать внимания: я не хочу, чтобы они послужили причиной нашего промедления.
Полковой проводник Биканер промолчал. Я повернулся к нему.
— Вы уверены, что это все приказы, которые вы хотите отдать, сэр? — с непроницаемым видом спросил он.
Наверное, я покраснел, но все же воздержался от резкого ответа. Боевое безумие еще не овладело мною.
— Что я пропустил?
— Посмотрите повнимательнее, сэр. На этом поле действует магия.
Я вгляделся пристальнее и на этот раз увидел легкую дымку, плывущую над переправой — что-то похожее на колыхание разогретого воздуха или даже облачко мерцающей пыли. До этого я видел такое лишь однажды, во время учебной демонстрации в лицее. Эта дымка (прошу прощения за сумбурность описания, но у меня нет более подходящего определения) собралась над трупом слона, ближайшим к вражеской позиции. Неподалеку валялась белая лошадь, пронзенная тремя или четырьмя копьями.
Я услышал крики, доносившиеся снизу, а затем увидел, как нумантийцы поднимаются и осыпают стрелами атакующих. В их центре стоял безоружный мужчина, делавший руками странные пассы. Очевидно, при этом он читал заклинание. Я вспомнил, как капитан Меллет называл нумантийского посла Провидцем, и обрадовался тому, что Тенедос еще жив.
Биканер указал на небольшой холм, отстоявший немного к востоку от места сражения. На вершине холма я увидел человека в длинном балахоне с колдовскими знаками. Его тело окружала такая же легкая дымка, какую я видел у переправы.
— Это один из их чародеев, — сказал Биканер. Он вытянул шею и вгляделся вдаль: — А вот и другой, в арьергарде атаки за рекой. Должен быть и третий...
Он повернулся и посмотрел вверх и направо.
— Ага, вон он где, ублюдок!.. Я ошибся насчет их замысла, сэр. Это хороший план. У них есть три чародея, и в центре треугольника, где был нанесен удар, их магия сходится как бы в фокусе. Заклятья наверняка обычные, те, к которым они всегда прибегают, — замешательство, страх, чувство беспомощности, когда человек не может правильно натянуть тетиву или отбить удар.
Я заметил третьего чародея на скале немного впереди нас, над дорогой. На мгновение мне показалось, будто я слышу тихое, зловещее песнопение, исходившее с трех сторон одновременно.
— Может, у этого дипломата и есть силенки по части волшебства, — продолжал Биканер, — но с тремя против одного у него мало шансов.
— Тогда давай уравняем шансы перед атакой.
— Это можно, сэр, — согласился Биканер.
Он подбежал к своей лошади и галопом поскакал к эскадрону. Двенадцать моих лучших лучников спешились и в сопровождении эскорта с саблями наголо разделились на две группы. Первая направилась вверх по узкому распадку, ведущему к скале, где чародей хиллменов продолжал выкрикивать свои заклинания, не обращая ни малейшего внимания на окружающее. Другая двинулась на восток, ко второму кейтскому чародею.
Через несколько минут одна группа приблизилась к ближайшему чародею на расстояние выстрела, и лучники тщательно прицелились. Три стрелы пронзили грудь под темным балахоном, и мне показалось, что мир содрогнулся. Я услышал вопль боли, как будто человек стоял рядом со мной. Потом колдун согнулся пополам и упал. Солдаты торопливо поднялись на вершину, чтобы убедиться в его смерти.
Как было оговорено заранее, мы не стали ждать, пока вторая группа лучников ликвидирует следующего колдуна, и изготовились к атаке.
— Рысью... вперед!
Эскадрон Пантеры 17-го полка Юрейских Улан лавиной устремился из-за гребня холма в долину реки Сулем.
Я услышал крики радости, а затем вой изумления и разочарования, когда хиллмены на другой стороне реки увидели нас. В считанные секунды мы достигли брода и поскакали вперед, расплескивая воду.
— Труби атаку! — крикнул я. Мой трубач поднял длинный рожок и заиграл сигнал, эхом раскатившийся по долине.
При звуках рожка я увидел нечто, чего никогда не забуду: одно из самых благородных зрелищ, какому мне приходилось бывать свидетелем в сражении.
Один из слонов, которого я считал мертвым, должно быть, служивший в регулярной армии, прежде чем состарился и был бесстыдно превращен во вьючное животное, услышал сигнал и, шатаясь, поднялся на ноги. Его хобот гордо поднялся, и он протрубил собственный боевой клич, обращенный к противнику. Потом слон прошел несколько шагов, пытаясь повиноваться давно забытой команде, и упал замертво.
Уланы перестроились на ходу, и теперь я возглавлял острие атакующего клина. Передо мной выросли люди в балахонах. Один из них натягивал лук, и моя пика ударила его в грудь — первого человека, которого я убил в своей жизни, — отшвырнув с дороги. Я развернул лошадь, рывком вытащил пику, вернулся на линию атаки и свалил другого хиллмена. Затем я отбросил пику и обнажил саблю, а весь эскадрон повторил мое движение так, словно мы были единым существом.
Возможно, хиллмены были мерзавцами, но, во всяком случае, смелыми мерзавцами. Я не видел признаков бегства и замешательства в их строю, что обычно происходит при внезапной атаке кавалерии на пехотинцев.
Вместо этого хиллмены удержали строй, а затем контратаковали, пытаясь валить наших лошадей копьями и нанося рубящие удары саблями, когда мы проезжали мимо.
Это была жестокая, кровавая сеча. Орущие люди наседали друг на друга, лошади с вывалившимися кишками падали на землю, и ярость взрывалась огненным шаром. Сабли были слишком хороши для такой работы. Кинжалы впивались в тела врагов, мелькали кулаки, растопыренные пальцы впивались в плоть, словно хищные когти.
Строй хиллменов надвинулся на нас, как будто регулярная армия, соблюдающая боевой порядок, и я предупреждающе вскрикнул.
Затем мир вокруг меня застонал, загудел, и произошло нечто невообразимое. Неподалеку от меня торчало копье, воткнутое в песок. Я увидел, как оно само собой вырвалось из земли, взмыло в воздух, устремилось вперед по широкой дуге и с силой вонзилось в грудь хиллмена. Ужас объял меня, когда я увидел, как другое брошенное оружие — стрелы, мечи, копья и кинжалы — присоединяются к сражению, словно подхваченное невидимыми воинами.
На открытом месте по ту сторону брода я заметил человека, которого считал Провидцем Тенедосом, и услышал громовые раскаты его голоса, посылавшего заклятье.
Хиллмены были готовы выстоять против любого врага — но не против колдовства. Раздались вопли ужаса, и хиллмены начали в панике разбегаться, бросая свое оружие, но безжалостное заклятье продолжало свою работу. Они падали один за другим в тщетных попытках ускользнуть от возмездия.
Вскоре на поле битвы остались только трупы, раненые и победители.
Колонна майора Уэйса с победным кличем галопом пересекла реку в нашем направлении, и я понял, что мы можем не опасаться атаки с фланга.
Я пустил Лукана неспешной рысью обратно к переправе, где вместе с остатками своего отряда находился Тенедос.
Считается, что волшебники должны быть намного выше ростом, чем обычные люди, а их спутанные бороды и костлявые пальцы — внушать суеверный ужас одним своим видом.
Человек, который подошел ко мне, когда я слез с лошади, ничуть не напоминал такого волшебника.
Он был немного старше меня, но все же моложе тридцати лет. Невысокий, почти на целый фут ниже меня. Его темные волосы были коротко стрижены по никейской моде того времени, а круглое лицо имело приятное, почти мальчишеское выражение. Он носил бриджи и куртку хорошего покроя, но ни то, ни другое не могло скрыть его склонности к полноте.
Его черные глаза, пылающие демоническим огнем, сразу же приковали меня к месту.
Затем раздался голос, звучавший словно повелительный гром самого Ирису, однако слова были совершенно неожиданными:
— Я — Провидец Лейш Тенедос. А вы, должно быть, мой палач.
Глава 3
Мечты волшебника
На какое-то мгновение мне показалось, что Провидец сошел с ума. Но прежде чем я успел ответить, его лицо озарилось улыбкой, и я словно искупался в теплых лучах весеннего солнца.
— Ага, теперь я вижу, что ошибся, — промолвил Тенедос. — Я чувствую, что вы не собираетесь причинить мне вред, и нижайше извиняюсь за свою выходку. Лишь ничтожнейший из людей способен оскорбить того, кто спас ему жизнь.
Он низко поклонился. Я отсалютовал и представился, доложив о своей миссии и о полученном приказе. Потом я поведал о проблемах, с которыми нам пришлось столкнуться: от очевидной ошибки в приказе до мучительно медленного продвижения по ущелью. Тенедос молча кивал.
— Мы обсудим это позднее, — наконец сказал он. — Может быть, я смогу кое-что добавить к вашим сомнениям. По вашему акценту я заметил, что вы родом из Симабу, верно?
Я внутренне сжался, приготовившись к какому-нибудь великодушному, но уничижительному замечанию, однако Тенедос неожиданно добавил:
— В таком случае, мы должны стать близкими знакомыми, а со временем, надеюсь, и друзьями, ибо я тоже родом из провинции, далекой от никейской роскоши и интриг, а потому мне часто и не к месту напоминали о моем происхождении. Я родился на островах Палмерас.
Я знал земли, о которых он говорил, но только по урокам географии в лицее. Это группа островов неподалеку от западного побережья Нумантии, самый крупный из которых дал наименование всему архипелагу. Местные жители пользуются такой же дурной славой, как и симабуанцы, за свою злопамятность, вспыльчивость и нетерпимость ко лжи. С другой стороны, они также известны своей честностью, преданностью друзьям и горячим стремлением исправить все то, что, по их мнению, является неправильным. Как и симабуанцы, в Никее они считаются некими низшими существами, а не собратьями-нумантийцами.
— А что до того великого оскорбления, которое я вам причинил... позвольте мне объяснить свою ошибку после того, как мы разберемся с неотложными делами.
Мы перевязали наших раненых и избавили от мук животных, бившихся в агонии. О хиллменах нам заботиться не пришлось — их раненые были либо унесены при отступлении, либо добиты. Война в Спорных Землях не ведает жалости: с нашими ранеными обошлись бы точно так же, хотя их смерть была бы далеко не такой быстрой, как та, которую даровали противникам мои солдаты.
Потом мы вытащили повозку, застрявшую на переправе, и вынесли на берег все вещи, которые можно было спасти. У Тенедоса осталось достаточно волов, чтобы запрячь все повозки, хотя было ясно, что наше продвижение существенно замедлится.
Трупы двух слонов были сдвинуты вместе волами, запряженными попарно. Я не преминул помолиться за храбрую душу того животного, которое попыталось присоединиться к сигналу атаки, чтобы она благополучно продвинулась с поворотом Колеса и, возможно, возродилась ребенком, из которого вырастет настоящий воин.
Затем трупы убитых волов, лошадей и людей были уложены вокруг слонов. Под палящими лучами солнца они уже начали пованивать.
Тенедос приказал вынести из своего фургона сундук и вынул оттуда несколько предметов. Он побрызгал маслом на ближайшие трупы, затем взял маленькую ветку и прикоснулся ею по очереди к крови людей, лошадей, волов и слонов.
Все было готово, но сперва он попросил меня собрать солдат, чтобы сказать им несколько слов. Это было необычно, но я подчинился, оставив лишь нескольких часовых следить, чтобы нас не застала врасплох вражеская атака, и за нашей пехотой, подтягивавшейся по ущелью.
— Юрейские Уланы! — начал Тенедос, и его голос, усиленный волшебством, снова загремел над долиной. — Вы хорошо послужили Лейшу Тенедосу, и ваши деяния не будут забыты. Вы воины, настоящие нумантийцы; я горжусь знакомством с вами и считаю вас своими товарищами, хотя мы встретились лишь час назад, на этом поле брани.
Я, Провидец Лейш Тенедос, готов скрепить кровью наших павших товарищей свое обещание: впереди нас ожидают великие времена, когда будут совершены великие дела и завоеваны великие награды. Надеюсь, что вы, доказавшие сегодня свою храбрость и преданность, окажетесь в числе тех, кому достанутся эти награды.
Вместе с вами я скорблю о ваших собратьях, павших в этот день, хотя их возвращение к Колесу благословенно, ибо они умерли за правое дело, и боги видели это. Возможно, они вернутся и будут жить вместе с нами в великие времена, что грядут впереди.
Тенедос склонил голову, и все остальные сделали то же самое. Я дивился его словам: они звучали так, словно Тенедос был командиром моего эскадрона или боевым генералом, а не каким-то дипломатом, которого мы обязались сопровождать по приказу Совета Десяти. Я слышал, как другие правительственные эмиссары с пухлыми щеками и бегающими глазами мямлили о том, что они солдаты в душе, и был свидетелем молчаливого презрения, с которым выслушивались их речи. Но сейчас все было по-другому. Лейш Тенедос мог одеваться как правительственный служащий, но говорил он как истинный лидер, и я начал понимать, что буду с радостью служить под его началом.
Тенедос установил жаровню и зажег ее от кресала. Поднялось маленькое пламя, и он начал медленное песнопение: