— Ой, какая прелесть, — радовалась Глория, рассматривая выложенных на траве засушенных насекомых. — Замечательные экземпляры, наверняка редкие. Кто их принёс, ты? — обернулась она к застенчиво переминающемуся с ноги на ногу аборигену. — Умница. Бери, что душа пожелает. А знаете что, мальчики, — вскинула Глория взгляд. — Давайте мы их пометим, а то и знать не будем, кто к нам ходит. Иди сюда, — подозвала она ближайшего визитёра. — Смотри, какая красивая лента. Голубая, липкая, тебе пойдёт, ну, давай, не бойся, подставляй руку. Жалую тебя в кавалеры ордена голубой подвязки. А тебя — зелёной, а вон того увальня — розовой. Отлично, правда хорошо, просто замечательно.
— Знаете что, — задумчиво сказал Олег, когда украшенные лентами аборигены убрались, унося с собой по полкило бижутерии каждый. — Мне всё кажется, он хотел мне что-то сказать.
— Кто «он»? — удивлённо подняла брови Глория.
— Тот, с зелёной лентой. Ну, который змей притащил. Мне показалось, что он измучился, пытаясь донести до меня что-то важное.
— Чушь, — буркнул Луис. — Для того чтобы сказать, надо владеть осмысленной речью. Мимикой, в конце концов, владеть, жестикуляцией. Да хоть какими-нибудь средствами общения, свойственными разумным существам. К которым эти чучела относятся лишь условно.
— Сам ты чучело, — возмутилась Глория. — А прямохождение? А любознательность? А сегодняшний наш обмен?
— Большое дело, — Луис пожал плечами. — Медведи тоже умеют на задних лапах. Кто их знает, этих аборигенов, как они передвигаются у себя в лесу. Насчёт любознательности — так и сороки тянут в гнёзда всякий хлам. А что до обмена…
Луис не договорил. Помеченный зелёной лентой абориген ковылял по траве обратно к ним.
— Резаки, — отчаянно думал Змеехват, переводя просительный взгляд с одного гладкокожего на другого. — Нам очень нужны резаки. И острые наконечники для стрел, если у вас есть. И протыкающие палки. За каждую вещь я дам две змеи. Рыболов принесёт желтобрюхов, жирных, с икрой. Цикадник… Мы все принесём. У нас есть орехи. И плоды, сладкие, сочные, которые тают во рту. Есть также мясо, сушёное, копчёное, вяленое — какое хотите.
Змеехват думал долго, настойчиво, но гладкокожие явно его не понимали. Тогда он сбросил на траву шкуру, в которую были замотаны выменянные украшения. Покопавшись в них, извлёк перочинный ножик с перламутровой рукояткой. И махнул снизу вверх и наискось вдоль груди, будто собирался вспороть себе брюхо.
Гладкокожие разразились шумами. При этом охотник, одетый в серебристую шкуру, вдобавок к шумам принялся размахивать конечностями, будто отгонял насекомых.
Поругались, удручённо подумал про себя Змеехват. Из-за меня, вот же несчастье. Он стал просить гладкокожих прекратить ссориться, думая то одному охотнику, то другому, то обоим вместе. Добиться, однако, не удалось ничего, напротив, в ссору ввязалась ещё и самка. У Змеехвата голова пошла кругом. Потоптавшись на месте, он виновато собрал в шкуру рассыпавшиеся по траве украшения, сунул свёрток под мышку и побрёл к лесу.
Украшения раздали самкам, и вскоре селение стало выглядеть как венок из десятка разноцветов, что распускаются на лесных прогалинах поздней весной. По этому поводу решили затеять торжество, и полсотни охотников отправились выслеживать рогача, без нежного мяса которого ни один праздничный стол не обходился.
Рогача к вечеру удалось отделить от стада, загнать в болото и умертвить, захлестнув лиановыми петлями. Радостные охотники вернулись, когда самки уже раздули уголья, а старики извлекли из-под земли кожаный бурдюк с пятилетней выдержки напитком из хмельного гриба. Едва, однако, рогача принялись свежевать, прибежал с трудом держащийся на ногах гонец из селения Быстрый Ручей, что в двух сутках хода вверх по реке.
— Беда, — заполошно думал гонец, и мысли его метались меж древесных стволов и отражались от крон, заставляя самок цепенеть от ужаса. — Быстрого Ручья больше нет. Беспощады пришли ночью и умертвили всякого охотника, который не успел убежать, и пожгли жилища, а молодых самок угнали с собой. И было беспощадов неисчислимое множество, по пять воинов на каждого охотника, а то и по десять.
Гонец, наскоро отдышавшись, помчался по берегу дальше, оповещать селения в речных низовьях, а оставшимся стало не до праздника. В последний раз беспощады нападали много лет назад, лишь самые древние старики помнили те времена. Была большая война, и много охотников погибло, но разбойников отбили, и они откатились на север зализывать раны в лесных урочищах. А сейчас вернулись опять.
— Ой, смотрите, мальчики, теперь их двое, — Глория вскочила и устремилась на выход. — Наш приятель с зелёной лентой, а с ним какой-то другой, непохожий.
— Вот это номер, — присвистнул, остановившись на пороге, Луис. — Он, кажется, привёл к нам девчонку.
— Боже, какая прелесть, — ахнула Глория. Она подавила желание немедленно схватить миниатюрное существо в охапку и словно кошку его приласкать. — Нет, ну смотрите же, какая лапушка.
— Постой, — Олег отстранил Глорию и шагнул вперёд. — Да прекрати же сюсюкать. Он явно хочет нам что-то сказать, я чувствую, а ты мне мешаешь.
С минуту Олег, наморщив лоб, изучал круглые глаза аборигена. Как всегда, они ничего не выражали кроме обычной спокойной грусти.
— Дело не в глазах, — вслух произнёс Олег, — дело в чём-то другом. Не могу понять в чём, в каких-то флюидах, что ли. Постойте! Мне кажется, он хочет оставить свою даму здесь.
— Здесь, с нами? — не поверила Глория.
— Похоже на то. Могу поклясться, что чувствую именно это. Не пойму только зачем. Может быть, в подарок?
— Глупости, — вмешался Луис. — Это всё равно, что я бы им подарил Глорию. Или ты.
— Может, и глупости.
Абориген внезапно отступил на шаг. Попятился, не отводя взгляда, к лесу. Затем обернулся и побежал. Через пять секунд он исчез в чаще.
— Как же так, — растерянно запричитала Глория. — Он её что же, бросил? Чем мы будем её кормить? Ох, посмотрите же, она, кажется, плачет.
Ошеломлённые, Олег с Луисом склонились к аборигенке. Та стояла, безвольно уронив руки. Конечности, поправил себя Луис. Или всё-таки руки?.. Он почесал в затылке, затем несмело протянул ладонь и коснулся шелковистой, атласной шёрстки. Аборигенка не отреагировала. Её светло-карие, в пол-лица глаза были наполнены влагой.
— Иди сюда, малышка, — Глория опустилась на колени и привлекла нежданную гостью к себе. — Ну, чего стоите? — прикрикнула она на мужчин. — Доставайте продукты, все подряд, пошевеливайтесь. Надо определить, что годится ей в пищу.
До селения Змеехват добрался к полудню. Теперь он был спокоен. Что бы ни случилось, гладкокожие позаботятся о Зарянке, он знал это, чувствовал.
В осиротевшей хижине Змеехват опоясался прочной лианой, приторочил к ней резак и подвесил дубинку с каменным набалдашником. В таком наряде и поспешил к заполненной односельчанами прогалине на речном берегу.
— …дозорных, — отчётливо думал для всех Следодум. — Меняться дозорным — три раза за ночь. Чуть что — поднимать тревогу. Охотники из селений выше и ниже по течению придут на помощь, если на нас нападут. Если нападут на них, на помощь придём мы.
Следующие две ночи прошли спокойно. Беспощады не появлялись ни на правом берегу, ни на левом, и в селении стали подумывать, что они ушли.
Осторожно раздвинув камышовые заросли, Острозуб пристально осмотрел противоположный берег. Видел в темноте он прекрасно, как и любой из его сородичей, которых трусливые речники называли беспощадами.
Острозуб засёк укрывающегося в спутанных корневищах дозорного. Второго, схоронившегося в ветвях. Третий, развалившийся под раскидистым кустом, похоже, спал. Острозуб презрительно скривился — в его племени заснувшего на посту ждало немедленное умерщвление. Попятившись, Острозуб втянулся в камыши и поспешил назад, к соплеменникам.
— Двое, — подумал он братьям Пловцам. — Третий спит.
Братья поднялись и заскользили к берегу. Ни одна травинка не шелохнулась под их лёгкими ногами. И даже круги не разошлись по воде, когда Пловцы нырнули в речную заводь.
Острозуб поправил на поясе длинный железный резак, выменянный у горного племени на половозрелую самку, и принялся ждать.
Змеехват проснулся и схватился за голову. Панические мысли односельчан, казалось, разорвут её на части.
— Мне больно, больно. Помогите же, — ворвался в общий хор отчаянный призыв Кустодава. — Я не хочу умирать!
Змеехват вскочил на ноги. Он должен был сменить Кустодава в дозоре, и тому надлежало его разбудить. А этот лентяй, конечно, проспал, и теперь… Змеехват не додумал. Высадив ногой плетёную дверь, он выскочил из хижины наружу и с первого взгляда понял, что им конец.
Беспощады крушили хижины и добивали охотников. В десяти шагах завалился с проломленным черепом Рыболов. Чуть дальше, прислонившись спиной к стволу иглолиста, отбивался от наседающих на него разбойников Цикадник.
Змеехват рванулся, в четыре прыжка одолел разделяющее его с Цикадником расстояние. Ребром ладони наотмашь срубил ближайшего беспощада. Бил безжалостно, насмерть — так же, как наповал, с одного удара, умерщвлял ядовитых змей. Дубинкой достал второго, отпрыгнул назад и выдернул из-под опоясывающей лианы резак гладкокожих.
— Беги, — подумал Змеехват Цикаднику и пригнулся, готовясь принять на острие набегающего рослого воина.
Страшный удар сбоку в голову свалил Змеехвата с ног, опрокинул на землю и вышиб из руки резак. Последним, что увидел охотник, было искажённое яростью зубастое разбойничье лицо. Как отдирали с предплечья нарядную зелёную ленту, Змеехват уже не почувствовал.
— Смотрите, мальчики, он вернулся, — захлопала в ладоши Глория. — Эй, где там наша красотка?
Абориген с перетянутой зелёной лентой конечностью осторожно двигался от опушки к лаборатории. Глория выскочила на крыльцо и, улыбаясь, шагнула навстречу.
— Подожди! — Луис ухватил девушку за плечо. — Это не тот.
— Как «не тот»? — опешила Глория.
— Посмотри, он темнее и выше ростом.
Олег, появившийся на пороге и держащий на руках прильнувшую к нему аборигенку, замер на месте. Ему внезапно почудилось, что в воздухе вспухла, раздалась и дождём разлилась беда. Оставленное на их попечение миниатюрное существо обхватило вдруг Олега за шею и затряслось, забилось у него в руках.
— Это не он, да? — сообразил Олег. — Не твой друг… муж… кто он тебе? Это…
Олег не договорил. Абориген стоял, подбоченившись, и глядел на него в упор. Такими же круглыми, светло-карими глазами в пол-лица, как у предыдущего. Только спокойной грусти в его глазах не было. А была… Олег стиснул зубы, он мог бы поклясться, что в глазах была злоба.
— Вот так, да? — пробормотал Олег и выдернул из комбинезонной кобуры импульсный разрядник.
— Ты что, — прошептал опешивший Луис. — Ты что делаешь?
Уперев конечности в бока, Острозуб разглядывал диковинных исполинских животных. Два самца в разноцветных шкурах и лохматая самка. И у одного из самцов в лапах неплохой приз.
Острозуб окинул пытливым взглядом жилище невиданных зверей. Представил, сколько внутри интересных и полезных вещей. Нарядная лента, украшающая его предплечье, наверняка оттуда. Острозуб прикинул, как надлежит действовать. Животные, конечно, мощные, но пять сотен воинов справятся с ними без труда, если нападать ночью.
Острозуб вновь перевёл взгляд на замотанного в зеленоватую шкуру самца с речницей в лапах. На миг воина одолело сомнение — животное выглядело достаточно грозно и явно его не боялось. Впрочем, зверь, похоже, был непуганый и потому глупый.
— Отдай самку, — властно подумал животному Острозуб. — Ну, живо! Самка моя.
Вместо повиновения зверь принялся издавать ртом странные звуки. Затем выудил из прорехи в шкуре что-то блестящее и описал им полукруг. А потом… потом случилось такое, о чём Острозуб с ужасом вспоминал до самой смерти. Тысяча молний ударила вдруг в землю и превратила её в вулкан. Острозуб, охваченный страхом, бросился от вулкана прочь. Он не помнил, как удалось добраться до соплеменников.
В тот же день беспощады спешно ушли. На север, через болота в далёкие чащобы и ещё дальше, в урочища у подножия горного хребта.
Возвращаться в лес аборигенка наотрез отказалась, так что пришлось оставить её при лаборатории.
Олег назвал аборигенку Зарёй. Он сам не знал, почему это имя вдруг пришло ему в голову.
Заря прижилась. Она оказалась всеядна, неприхотлива, спала у Глории в ногах и охотно помогала прибираться в лаборатории. Даже скептик Луис в результате заявил, что аборигены, возможно таки, почти разумны.
А через полгода Заря вдруг произвела на свет двух разнополых малышей. Никак не ожидавшая такой выходки Глория, проснувшись поутру и обнаружив всё семейство у себя в постели, едва не закатила истерику. Однако опомнившись, принялась хлопотать, и вскоре лаборатория стала сильно походить на детские ясли.
Детёныша мужского пола Олег окрестил Змееловом. Он не знал почему — имя неожиданно само пришло в голову.
Подарок для Пэт[1]
Филип К. Дик
16.12.1928 — 02.03.1982 гг.
— Что же это такое? — с интересом спросила Патриция Блейк.
— Как — «что это такое?» — переспросил Эрик Блейк.
— Что ты привез мне в подарок? Я знаю, ты привез мне что-то! — Ее грудь взволнованно поднималась и опускалась под тонкой тканью блузки. — Ты привез мне подарок! Вот я и спрашиваю, что это за подарок!
— Милая, меня посылали на Ганимед в командировку выполнить поручение моей фирмы «Металлы Терры», а совсем не для того, чтобы подыскать тебе сувенир. А теперь позволь мне распаковать чемодан. Брэдшоу хочет, чтобы завтра с самого утра я прибыл в контору. Он надеется, что я привез хорошие образцы с рудных месторождений.
Пэт схватила небольшой ящик, сваленный вместе с остальным багажом у двери, — там, где его оставил робот-носильщик.
— Драгоценности? Нет, для этого коробка слишком велика. — Она принялась развязывать бечевку, которой была обмотана коробка, своими острыми ноготками.
Эрик нахмурился.
— Надеюсь, ты не будешь разочарована, милая. Подарок может показаться тебе слишком необычным — совсем не таким, как ты ожидаешь. — Он следил за женой с беспокойством.
— Не сердись на меня. Я все тебе объясню.
От удивления у Пэт приоткрылся рот. Она побледнела, уронила коробку на стол, широко раскрыв глаза от ужаса.
— Боже мой, Эрик! Что это?
Эрик нервно сжал руки.
— Мне продали его по дешевке. Обычно их не продают вообще. Жители Ганимеда не любят расставаться с ними.
— Эрик, что это?
— Бог, — пробормотал Эрик. — Второстепенный бог с Ганимеда. Мне удалось заполучить его практически по себестоимости.
Пэт не отрывала взгляда от коробки. На ее лице отражались страх и отвращение.
— Это — бог? Ты утверждаешь, что привез домой бога?
В коробке лежала маленькая неподвижная фигурка дюймов десять высотой. Она оказалась старой, невероятно старой. Крошечные ручки, похожие на клешни, прижаты к чешуйчатой груди. В лице было что-то от насекомого; оно казалось искаженным в гримасе ярости. Вместо ног у фигурки были щупальца, на которых она могла сидеть. Нижняя часть лица переходила в клюв из какого-то очень твердого материала. От коробки исходил странный запах — навоза и выдохшегося пива. Фигурка была двуполой.
Перед вылетом с Ганимеда Эрик заботливо упаковал фигурку, поставил в коробку блюдечко и обложил соломой. Он проделал несколько отверстий в коробке и напихал туда, кроме соломы, скомканные обрывки газет. Пэт начала приходить в себя.