Заговор обреченных
Действующие лица:
Ганна Л
Баст — ее секретарь.
Макс В
Коста Варра — земледелец, депутат парламента, 46 лет.
Мина — его жена, 45 лет.
Магда Форсгольм — работница танкового завода, коммунистка, 22 лет.
Кум Ст
Иоаким П
Марк П
Файн — секретарь Иоакима Пино, 62 лет.
Христина П
Куртов — ее помощник по министерству, 46 лет.
Кардинал Бирнч — глава католической церкви, 58 лет.
Яков Ясса — монах, его секретарь.
Гуго Вастис — крупный промышленник, лидер католической партии, 49 лет.
Герц — его секретарь.
Кира Рейчел — журналистка из Чикаго, 33 лет.
Генри Мак-Хилл, из Нью-Йорка — представитель Уолл-стрита, большой финансовый туз, 57 лет.
Фимус — земледелец.
Полицейский.
Капитан войск общественной безопасности.
Слуга во дворце Народного фронта.
Стенографистки, корреспонденты на заседании Совета Народного фронта, члены делегаций.
Действие происходит в 1948 году в одной из западных стран.
Действие первое
Ферма Косты Варра. Дом увит плющом, вокруг растут плодовые деревья. На переднем плане — открытая терраса с дверью в дом.
На заднем плане — старинный замок; он венчает вершину величественного холма, спускающегося к слиянию двух рек. Медленно угасает теплый день.
На террасе — Коста, Мина, Марк Пино, кум Стебан и Магда. Они пьют вино. Неторопливо течет их беседа.
Мина
Коста
Мина. Хотя бы ради праздника вознесения господа нашего Иисуса ты придержал свой язык, Коста!
Коста
Мина. Много ли от того толка, что ты ходишь в штанах? То ты в парламенте, то бог знает где еще. Молчи, молчи, знаю я тебя, говорун! Мало тебе трезвона дома — тебе надо поточить язык в парламенте.
Марк. Что ж, Мина, Коста Варра храбро воевал с немцами, а теперь с трибуны парламента воюет за народные права.
Мина. А что же такое он отвоевал для народа? Земли у нас стало больше? Налогов меньше?
Коста. Ничего, жена, клыки у нас еще целы! Да, повоевали мы с вами, мастер Марк! Не глядите, что он молод! Хо-хо! Хотел бы я видеть командира танковой дивизии дельнее Марка Пино! Нас и парило, и жарило, и вымачивало… Два года из окопа в окоп, а потом из танка в танк. Наши шкуры так продублены, что им теперь ничего не страшно.
Мина. Опять о войне!
Кум Стебан. Да, то были страшные времена!
Мина. Да-да, кум Стебан. Иной раз кажется, будто за все шесть лет оккупации мы не видели ни единого светлого дня.
Марк. Выпьем за то, чтобы те мрачные дни не повторились.
Коста. Вы сказали то, что я думал, мастер Марк. Принеси-ка, жена, еще вина!
Мина
Коста. Хо-хо! У каждого есть жена, и у каждой жены своя музыка. Выпить за свое здоровье — да разве это грех? А я хочу быть всегда здоровым и с туго набитым барабаном.
Марк. Мне, пожалуй, пора на завод.
Магда. Вам скучно с нами?
Коста. До утренней смены много времени, успеете выспаться.
Магда
Коста. Хо-хо! Пойди догони ее!
Кум Стебан. Вам бы генералом быть, мастер Марк, или заняться политикой, как ваш отец, и блистать в высшем свете…
Марк. Седым он стал в немецком концлагере.
Коста. Помнишь, кум Стебан, как тридцать лет назад мы, прячась в поле, читали статьи Иоакима Пино? Он писал их в эмиграции. «Только сам народ добудет себе свободу», — писал он.
Марк
Коста
Магда. Как же, Варра, мы свободны… и голы!
Кум Стебан
Коста. Ах, кум Стебан, стало быть, молодость лучше нас понимает, что нужно миру. Жизнь, сосед, не стоит на месте, и очень хорошо.
Марк. Верно, Коста, верно!
Коста. Иоаким Пино — давнишний борец за независимость нашей страны, лидер старейшей в стране партии социал-демократов, министр общественной безопасности… А вот его сын плюет на блистательную военную карьеру, идет на завод и становится мастером… Как будто и непонятно, но если вникнуть глубже…
Магда
Кум Стебан
Магда. Мы и делаем мир, делая танки.
Коста
Магда. А все это в наших руках, Варра, вот в этих мозолистых руках.
Коста
Кум Стебан
Магда. Э, Стебан, что горевать! Выпейте: через стакан вина, сказано, жизнь кажется розовой.
Мина. Ах, вы разбередили мое сердце вашими разговорами о временах аккупации! Помню, в сорок втором это было, когда убили наместника Мюллера, — пусть ад будет вечным жильем этому фашисту, — вот в такой же вечер Ганна Лихта пробралась сюда… Босая, в драной одежде, едва живая… «Женщина, — сказала она, — я отдаюсь вашей совести. За мной гонятся гестапаки, спрячьте меня».
Коста
Мина. Я не сорока, вроде тебя, чтобы трещать обо всем, что знаю. Тогда так же, как сейчас, гудели колокола в замковой церкви…
Магда. …и кардинал Бирнч молился о здоровье фюрера… помните, соседка?
Мина
Коста
Мина. …Я узнала ее, прежде чем она назвала себя.
Магда. Кто не знает у нас Ганну Лихта!
Коста
Мина. Коста, ради бога, не мешай мне… Так вот: слава богу, палачи потеряли след Ганны Лихта, и она прожила у меня неделю… Как она любила играть с детьми! Да и то сказать, как не любить их, когда потеряешь своих… А она потеряла всех-всех…
Коста. Магда тогда и ушла с Ганной Лихта.
Мина. …а потом мы услышали, что Ганна подняла на Юге восстание, была комиссаром партизан…
Магда. …и первой из тех, кто подал на нашей земле руку советскому солдату. Вот это женщина! Везде, где боролись за свободу, Ганна Лихта была там. В Вене, в Испании…
Марк. Да, велик ее путь!
Магда. А как ее любили партизаны!
Коста. Так выпьем эту чашу за Ганну Лихта, за «Совесть народа», как ее прозвали люди.
Кум Стебан. Что-то давно ее не слышно.
Марк