Помоги проекту - поделись книгой:
– Ну ладно, глоточек отопью.
Он поднял кружку так, что зайчик от дна ее прыгнул на потолок.
Молодежь разогрелась, заиграла гармонь, дружно запели:
Потанин слова песни выговаривать не успевал, но в такт мелодии притопывал громко.
Одна девица залюбовалась блеском латунной ручки и спросила:
– Эта ручечка из золота, ее потрогать можно?
– Да нет, это начищенная латунь золотом блестит, а трогать ее невозможно. Эту ручку можно брать только в аварийной ситуации.
Девица не поверила словам Сашки, отвернулась и про себя подумала:
«Все вы мужики такие – потрогать не даете. А ручка эта явно из золота, меня не обманешь».
И как только Потанин отошел к столу, где вновь наливали, и кружка зашаталась по кругу, она взяла ручку рубильника и потянула на себя, поцарапала блестящую поверхность булавкой, помусолила пальчиком и, налюбовавшись, вернула ручку в прежнее положение, зевнула и стала подпевать:
На этих словах дверь завода вдруг распахнулась, и в клубах пара нарисовалась фигура механика Ганзина. Рыжие усы его шевелились, как у возбужденного таракана, глаза сверлили толпу.
У Потанина челюсть отвисла, он потерял речь.
Воцарилась тишина, только паромобиль недовольно пыхтел – ему еще не налили.
– Что здесь происходит, и кто трогал рубильник?..
Быстрее всех пришла в себя та девица, и она, собрав все свое женское обаяние, весело прощебетала:
– Уважаемый Сергей Николаевич, извините нас, но вы же не приходите в клуб, вот мы и пришли поздравить вас с праздником и пожелать здоровья. И спасибо, что вы есть и ваше детище-завод.
Хищно настороженные усы Ганзина расслабились, лицо подобрело:
– Ну, коли так, спасибо. Но все это как-то неожиданно: ночь, мороз, сигнал светом, я думал, здесь авария…
На следующий день по поселку прошел слушок, будто бы механика Ганзина ночью пьяные девки домой под руки привели.
На стрелке далекой
Если пойти от берега Ветлуги – притока Волги на север, по пропитанным мазутом шпалам железной дороги и идти долго-долго, отгоняя комаров и глядя на блестящие, отполированные колесами чугунные рельсы, уходящие в таежную глухомань, то часа через два-три взору откроется Стрелка лесного поселка Карасьяры.
Ее можно бы назвать железнодорожным разъездом, но трудовой народ нарек Стрелкой.
И только солнце поднимется над лесом – здесь сходится рабочий класс. Кто-то песенку напевает: «За Волгой широкой, на Стрелке далекой, гудками кого-то зовет паровоз…»
На Стрелке все построено из дерева. Перрон сколочен из плотно прилегающих друг к другу толстых досок так, что ни одна не скрипнет под тяжестью идущего в кирзовых сапогах гегемона труда.
В понятие «Стрелка» входят и ремонтное дело, и гаражи, и мастерские для гусеничной техники, кузница, токарный и сварочный цеха и склады с запчастями. А вокзалом служит аккуратно срубленный из смолистой сосны пятистенный дом. На крыше дома – древко с красным знаменем. На бревенчатой стене транспарант: «Вперед, к победе коммунизма!». В наибольшей части здания – зал ожидания, в другой – куда вход воспрещен – диспетчерская и телефонный коммутатор. Он по натянутым проводам осуществляет связь между Юркином и Карасьярами. Хотя не близко до последнего, но связь там не замыкается, а имеет продолжение в лесопорубочные делянки по всей железной дороге и еще дальше – до Шушманки, Майского, Козикова.
На коммутаторе днем и ночью дежурные принимают звонки, соединяют меж собой абонентов.
Качество связи не всегда на должном уровне, часто в телефонной трубке поет радио. И тогда главный связист-телефонист Константин Галибин надевает широкий пояс с короткой цепью и защелкой на конце и на специальных стальных когтях поднимается на самую верхушку столба. Для безопасности пристегивается к столбу цепочкой, достает из карманов плоскогубцы, перочинный ножичек для зачистки проводов от ржавчины, наушники с клеммами.
На столбе многожилье проводов. Константин в наушниках ищет причину посторонних звуков.
Вдруг он громко кличет помощника:
– Колька-а, Ко-оль?..
За стеклом окна появляется безусое, с сигаретой в зубах лицо. Запрокинув голову вверх, помощник так же громко отзывается:
– Тута я, дядя Кость… Нашел что ли причину?
– Не-е, давай выходи, я плоскогубцы уронил, подкинь-ка, я поймаю!
Колька, не вынимая изо рта сигареты, прищуривая глаз от дыма, раз за разом подкидывает инструмент, но тот летит то влево, то вправо, а то и вовсе не долетает по высоте. Наконец помощник, выбросив окурок, хорошо размахнулся и метнул железку вверх и еще успел крикнуть:
– Лови, шеф!..
– Ой! – вскрикнул на столбе «шеф».
И помощник с ужасом сообразил: цель достигнута!
А телефонист на столбе постонал-постонал, выплюнул выбитый зуб и давай браниться:
– Ты что, озверел?.. Ты куда кидаешь, паразит, ты же так мог человека убить!..
Однако дело не терпит отлагательства, надо связь ремонтировать. Шеф, пошарив по карманам, извлек длинный шнур, опустил один конец на землю.
Помощник Колька быстренько прицепил эти проклятые плоскогубцы, и через пять секунд нужный инструмент был снова задействован в работу.
К семи часам на перроне Стрелки собираются сотни рабочих и пассажиры. По разъездам вдоль перрона шумно снует маневровый поезд, толкая вагоны. Диспетчер выдает путевые листы поездным кондукторам: рабочих везти – на север, пассажиров в Юркино – на юг. Там усадьба Козиковского леспромхоза и Ветлуга рядом. Можно прокатиться на метеоре или теплоходе «Заря» до Юрина или до города на высоком берегу со старейшим названием – Васюки. На Стрелку приходят лесорубы, строители и путеобходчики узкоколейной железной дороги, механизаторы и, конечно, руководящие лица.
Мастера леса еще накануне получили план работы на грядущий день, но ведь утро вечера мудренее: назрели новые производственные мысли, и потому мастера желают встречи с вышестоящим начальством. А простые работяги с бригадирами во главе желают разобраться с мастерами.
Вот Шатохин и Чумаков спрашивают Лобанова:
– Сан Саныч, почему нашим бригадам после полудня под загрузку леса вагон не поставили? Это уж не первый случай!
Шатохин спрашивает, а сам ладонью свои чапаевские рыжие усы приглаживает, уж очень топорщатся при волнении, ну прямо как у ежика колючки.
А Чумаков, повидавший жизнь, не вынимая папиросы из беззубого рта, продолжает:
– Сан Саныч, ты ведь на хорошем окладе сидишь, а мы, как понимаешь, получаем сдельно. Сколько уйдет от нас кубометров древесины в Юркино на нижний склад, столько и получим.
Лобанов ситуацию понимает прекрасно. Да, такое случается. Напилит бригада лесу, стрелюет на эстакаде, а с вывозкой по причине отсутствия порожних вагонов получается задержка. Это влияет на зарплату, и Александр Александрович объясняет назойливым бригадирам:
– Да поймите вы меня, мужики, я же заявку на вагоны давал, но вчера при перегоне порожняка из Юркина состав сошел с рельсов, получилась авария, пока вагоны поднимали, рабочий день кончился.
– Ага, – шумели окружившие мастера, – вчера вагоны упали, сегодня, возможно, упадут, а чего мы получать будем?!
Анатолий Чумаков с присущей ему правдой-маткой воскликнул:
– А с какого хрена вагоны-то упали? Наверное, из-за плохой дороги? Тогда за это дело надо с начальника УЖД спросить?! Ты почему не спрашиваешь? При таком отношении к делу коммунизма не построить!
– Разберусь, разберусь, – успокаивал рабочих Лобанов.
Ему дали пройти в диспетчерскую, и он, шагая, нервно размышлял: «Ну и народ, как кодла зайцев налетели, хотели льва напугать, крепкие же надо нервы иметь. А если по правде, то они правы во всем…»
Лобанов Александр Александрович – бывший военный летчик-истребитель. После войны вернулся в родные края Поветлужья. Работал в лесу. Какое-то время жил с семьей в поселке Окунево, а с массовым строительством домов в Карасьярах переехал сюда в новый дом. Он крепок фигурой, немногословен.
Утром на Стрелке, как всегда, суетно. Кто-то ищет завсклада спецовку получить: кирзовые сапоги, рабочий костюм, рукавицы и прочее. У механизаторов забот побольше, они получают запасные части к агрегатам техники, просят подвезти к месту работы солярки. С этим проблем нет. Мотовоз приведет цистерну – наливай сколько надо. Этой соляркой даже костры разжигают.
По весне лесники требуют в делянках чистоту. Вот лесорубы, как только снег сойдет, оставшиеся отходы, сучья и другой хлам собирают в большие кучи, валы, и жгут. Солярку ведрами льют – сырые кучи лучше горят. Дешевая она, солярка-то. Да и бензин стоит всего семь копеек килограмм. А что?.. Страна наша сильная, богатая.
Горюче-смазочным материалом в Карасьярах командует Пантелеев Михаил Иванович. На работу приходит рано. Локомотивы, мотовозы один за другим подходят на заправку. Надо успеть каждому ручным насосом закачать в баки горючего.
Пантелееву помогает жена Анастасия. Берегут они ГСМ, в жаркие дни плотно закрывают люки цистерн старыми телогрейками. Высоким забором обнесли хозяйство, как того требует техника безопасности.
Степан Степанович Строкин тоже рано встает. Еще не так давно он грузил лес паровым краном. Но лесная техника совершенствуется. Пришло время, и парокраны списали на металлолом. Теперь Строкин – водитель мощного гусеничного трактора.
Вечер Степан прекрасно провел дома. Жена спицами вязала шерстяные носки, а он на швейной машинке шил себе рабочий костюм. Спецодежды на складах на его фигуру не бывает, приходится шить самому.
Дочери Г аля и Клава, выучив уроки, спят – завтра в школу. В руках жены мелькают спицы, монотонно строчит машинка, а родители сидят рядком да вполголоса беседуют. Швец рассказывает то о работе лесной, то пересказывает услышанные разговоры.
Степан обладает редким приятным женским голосом. Густые русые кудри украшают его большую круглую голову. Он и не бреется, а щеки светятся румянцем. Заметный рост и могучие плечи убеждают в силе этого человека.
Утром, пока все спали, он подоил корову, напился молока и пошел на работу.
Маневровый поезд-паровозик, шипя горячим паром, подкатил к складу платформу с порожними бочками, и Строкин обратился к заведующему ГСМ:
– Здорово, Михаил!
– О-о, с добрым утром, Степан!
– Мне дизельного масла надо.
– Сколько возьмешь?
– Дак двухсотлитровую бочку и возьму.
Они вдвоем выкатили из склада железную бочку с железными обручами и подкатили к вагону. Оставалось только ее закатить на вагон-платформу, но это дело не для двоих.
– А где машинист и кондуктор? – спросил Пантелеев.
– И правда, где они? – оглядываясь, вопрошал Степан Степанович.
– Я пойду их поищу, вчетвером закатим бочку по трапу, – предложил зав ГСМ и куда-то удалился.
А Строкин постоял-постоял, поглядывая на часы – время торопило. И, посмотрев по сторонам, не подглядывает ли кто за ним, обхватил бочку руками, поднял ее и поставил на дощатый пол платформы.
В это время Пантелеев с помощниками оказались сзади Строкина и, увидев такое, подивились силе богатырской.
Другой тракторист, Диастинов Сабан, озабочен. Сломался трактор – оборвало болты крепления лебедки к раме, а на складе таковых не оказалось. Сабан еще вчера, по приезду из леса, сообщил главному механику Нетесову Алексею Яковлевичу о поломке. Нетесов пригласил сменного механика Царегородцева Петра, чтоб принял к сведению и болты были.
И вот простой тракторист Диастинов сидит на скамейке перрона и ждет результата. Он ждет токаря Немцева Федора Александровича и нервно поглядывает на часы: время неумолимо движется вперед, ведь не успеть до отхода поезда болты выточить.
Поделиться книгой: