Людоед пойман

— Что?

Порох положил руку на пистолет. Вторая «кошка» зашипела, но главарь Уродов сумел удержать в руках и себя, и подчиненных.

— Не надо нас провоцировать, — резко бросил он, сделав шаг вперед. — Вы драки хотите?

— Пусть он ответит! — потребовал Порох.

— Не надо.

И снова Берецкий сумел показать, кто здесь отдает приказы. Спокойное «Не надо» заставило Пороха отступить, а Пантеру успокоиться. Конфликт погас, не разгоревшись.

— Хочу знать, почему вы такие дерганые? — Туман с любопытством уставился на главного циркача. — Зачем вы едете в Белозерск?

— Не твое дело! — рявкнул, словно выплюнул, Гиббон.

— Он все равно узнает, — скривился Пантера, жестом возвращая горячего помощника на диван. Помолчал, глядя на Пороха, и нехотя сообщил: — Мы едем покупать у русских оружие.

— И везете деньги? — уточнил Берецкий.

— Много денег, — подтвердил Урод. — Золото.

— Это все, что я хотел знать.

— Правда?

— Конечно, нет…

А примерно через тридцать минут, когда они закончили общаться с Уродами, прошли через последний вагон первого класса и привычно остановились в тамбуре, Порох решил подвести итог:

— Итак, у нас трое подозреваемых: Бобрыкин, Самойловы и Гиббон…

— А ты внимательный, — протянул Туман, не отрываясь от планшета. Судя по всему, он освежал в памяти сделанные заметки.

— Удивлен?

Однако сейчас Берецкий не был настроен шутить.

— Меня удивляет другое…

— Что?

— Почему он убил Шамиля так дерзко? — Порох вздрогнул, и ликтор немедленно извинился: — Прости, но я должен вернуться к этому.

— Понимаю. — Здоровяк тяжело вздохнул. — Шамиль… Что ты имел в виду?

— Если бы убийца просто застрелил Шамиля, мы даже не были бы уверены, что ищем Жрущего, — пояснил свою мысль Туман. — Но он повел себя очень нагло, вырвал Шамилю сердце, словно бросая нам вызов.

— Может, был голоден? — предположил Порох.

— Он поел за два дня до убийства Шамиля, — напомнил Берецкий. — После этого вы и стали его ловить.

— Ах, да… — Здоровяк почесал в затылке и неуверенно предположил: — Не смог удержаться? Ну, то есть убил Шамиля, а потом решил поесть. Сердце для них деликатес.

— Я тоже так подумал, — поддержал напарника ликтор. — Или же мы имеем дело с очередным проявлением их безумия.

— Ты считаешь Жрущих сумасшедшими? — прищурился Порох.

— Не совсем… — задумчиво ответил Туман. — Я склонен считать людоедство не отклонением, а процессом превращения в зверя. При пожирании себе подобных исчезают запреты, ограничения, мораль… Исчезают законы Божьи и человеческие. Появляется чувство превосходства — ведь ты знаешь, каковы люди на вкус… Появляется ощущение себя хищником, которое ведет к новым убийствам — хищник не может не убивать…

— Чувство превосходства появляется у любого человека с оружием, — хрипло произнес Порох. — Зандр переполнен ублюдками с комплексом превосходства.

— Согласен. Но я видел и нормальных людей с оружием. А вот нормальных людоедов — нет. — Туман приподнял брови, словно приглашая поспорить, но возражений не последовало, и Берецкий продолжил: — Но мы отвлеклись. Итак, теперь все знают, что в эшелоне едет ликтор. И сейчас все наши подозреваемые увидят, как ликтор, состроив сосредоточенную физиономию, торопливо и в полном одиночестве идет в хвост поезда. Время глухое…

— Ты для этого попросил Куманина задержать отправку эшелона? — догадался здоровяк. — Поэтому сделал рейс ночным?

— Днем на меня не напали бы.

— А сейчас нападет?

— Скорее всего.

— Почему?

— Потому что он боится, — уверенно ответил Туман. — Страх — лучший повод для нападения. — Заметил недоумение на лице напарника, рассмеялся и похлопал здоровяка по плечу: — Не бери в голову: три к одному, что он нападет.

— Но почему?

— Потому что ему надо, чтобы ты поймал преступника. Он убьет меня и подбросит улики какому-нибудь бедолаге, которого ты пристрелишь.

— Я не такой уж и тупой.

— Каждого можно обмануть: и тебя, и меня, — спокойно ответил Берецкий.

— На кого ставишь? — тут же спросил Порох.

— На Самойловых.

— Почему?

— Потому что они знали соседей-людоедов еще до Времени Света, а значит, Жрущие Дни прошли вместе…

— Что косвенно указывает на то, что Самойловы тоже ели мясо, — понял Порох.

— Вторая странность: они жили в Зандре, их все устраивало, но после той истории бросили все и отправились в Ярик.

— Боялись, что их тоже разоблачат?

— Вероятно.

Порох усмехнулся, покачал головой и с уважением произнес:

— Когда ты говорил, что убиваешь их хитростью, я не поверил. А теперь вижу, что ты — настоящий охотник. — И вздохнул: — Я ставлю на Гиббона.

Он был достаточно умен, чтобы понимать — это наркотик. Болезненная зависимость от… От всего: выслеживания добычи, забоя добычи, запаха первой крови из забиваемого тела, вкуса мяса, вкуса сердца и — самое главное! — упоительного чувства полного превосходства.

Он не убивал — он демонстрировал власть. Поднимался над серым, отравленным радиацией Зандром и вновь чувствовал себя человеком.

И не мог от этого отказаться.

Чужая смерть бодрила, придавала сил и укрепляла дух. После каждой новой трапезы обязательно наступала эйфория… Нет! Не просто эйфория — он чувствовал не расслабленность, а прелестное, бурлящее возбуждение, желание творить, побеждать и вновь доказывать свою силу.

Он чувствовал желание убивать снова и снова.

Он был достаточно умен, чтобы понимать — это наркотик. Он знал, что изменился, что пути назад нет, но перестал об этом беспокоиться. Он сделал выбор и готов был защищать его, сражаться за свое право жить так, как считает нужным. Убивать за желание убивать.

Ему уже приходилось, и он был готов продолжить.

Проклятый ликтор не только представлял опасность — он нанес несмываемое оскорбление: заставил испугаться и вновь погрузиться в беспросветное, густо замешанное на животном страхе уныние.

Ликтор его унизил, и нужно расплатиться за пережитый позор.

Храп и вонь. Стоны во сне. Характерное пыхтение за дверьми купе, стоны без сна. Журчание разливающегося по стаканам самогона. Шлепающие карты, стук выкладываемых на стол радиотабл. Ругательства… Но в основном — храп и вонь, они являются основными приметами ночного поезда. Тьма за окнами, усталость и монотонное движение взяли свое: пассажиры угомонились. И мало кто обратил внимание на идущего по проходу ликтора. В одном вагоне ему предложили выпить, в другом недовольно проворчали: «Шляются тут…», когда Берецкий задел чью-то ногу, в третьем обругали… Подозрительная компания из восьмого детально ощупала Тумана заинтересованными взглядами, раздумывая, имеет ли смысл немножко пограбить припозднившегося пассажира, но вспомнили, с кем имеют дело, и решили не связываться.

«А было бы смешно, напади они сейчас…»

В этой компании Жрущих не наблюдалось, составляли ее обыкновенные бандиты, и было бы обидно, сорви они операцию. Но обошлось, и Туман прошел восьмой вагон без приключений. Однако напряжение не отпускало, наоборот, усилилось. Теперь двое из подозреваемых — Самойловы и один из Уродов — остались позади, и вероятность удара в спину многократно возросла…

Хотя нет, на самом деле напряжение вызывало не чувство опасности, а томительный вопрос: «Рискнет ли Жрущий нанести удар?»

Берецкий не боялся схватки, он мечтал о ней.

И боялся, что бой не состоится.

Несмотря на продемонстрированную напарнику уверенность, ликтор оценивал шанс поймать преступника как невысокий. Людоед знал, что доказательств у Тумана нет, что он может предъявить русским только подозрения, которые те, разумеется, не станут досконально проверять. Другими словами, людоеду достаточно было просто подождать, спокойно перейти границу в Белозерске, получить документы Народной республики и раствориться в бескрайних просторах, но имелся один нюанс: информация о расследовании обязательно появится в личном деле нового гражданина Русской Арктики. Уроду на это плевать — он покинет Белозерск через пару дней и вряд ли вернется. Бобрыкину, возможно, тоже все равно — из Карелии он может отправиться в любую из девяти республик, забиться в какой-нибудь медвежий угол, где его никто не найдет, и жить так, как захочет. А вот видному инженеру Григорию Самойлову, которому предстоит работать в Петрозаводске и быть все время на виду, такая метка в личном деле совсем не нужна.

Если, конечно, он людоед…

— Извините…

Эффект неожиданности. Берецкий позволил себе задуматься и потерял секунду. Не сразу сообразил, что в тамбуре его ждет враг. Не ожидал его увидеть. Не среагировал… И эта секунда едва не стоила ликтору жизни.

— Извините…

Судя по всему, Самойлов был поклонником черного юмора — одновременно с извинениями он нанес Туману резкий удар ножом, который Берецкий парировал беззащитной кистью в самый последний момент. Рана получилась болезненной, кровавой, но лучше уж рука, чем живот.

Следующий выпад ликтор отразил гораздо удачнее, хоть и все той же многострадальной рукой — вновь не позволил клинку достигнуть тела, — и одновременно, в тот самый миг, когда нож людоеда ушел в сторону, Туман выстрелил в первый раз. Не из основного «караулова», что висел на виду и отвлекал внимание, а из запасного плоского «морала» тридцать второго калибра, искусно спрятанного так, чтобы его можно было без труда выхватить левой. Маленькая пуля пробила Самойлову ногу, и толстый инженер заголосил на удивление тонким голосом. Но не побежал, не отпрянул, навалился тушей, стараясь не допустить второго выстрела, и следующая пуля со звоном щелкнула по полу, выбив сноп искр.

— Сука…

Несколько драгоценных секунд сохранялась патовая ситуация: Григорий не позволяет Туману выстрелить, Туман не позволяет Григорию искромсать себя ножом, но рана Самойлова тяжелее и постепенно дает о себе знать — инженер теряет силы.

— Сука…

Позади скрипит дверь, и Берецкий, верхним чутьем поняв, что ничего хорошего это ему не несет, резко давит на врага, заставляя его опираться на поврежденную ногу, а в результате — пошатнуться. В итоге Самойлов позволяет ликтору сменить положение, и маленький топорик лишь скользит по плечу, а не бьет, как было задумано, по затылку.

— Черт!

— Гриша!

— Убей его!

— Он тебя ранил!

— Убей!

Жена Самойлова не стоит на месте, не теряет времени — она вновь отводит руку назад, готовясь ударить, но ликтор отступает к стене и между ними оказывается инженер.

— Скорее.

— Я стараюсь!

Но Берецкий слишком мал, а Григорий — напротив — слишком велик, и Александра никак не может улучить подходящий для атаки момент.

— Скорее!

«Сейчас!»

Несмотря на выстрел, помощь задерживается, счет идет на секунды, очень скоро на его голову обрушится топорик, и Туман решается на отчаянный шаг: вперед, прямо на нож, позволяя лезвию скользнуть по телу и одновременно — ослабляя давление на руку с пистолетом. Инженер, которому кажется, что нож вошел во врага, издает удивленный смешок, а в следующий миг гремит очередной выстрел.

— Нет!

Берецкий стреляет изогнувшись, неудобно вывернув руку, но у него получается: пуля попадает женщине в пах.

Визг.

— А-а!

Еще один выстрел. К этому моменту раненая Александра успевает осесть на пол, поэтому вторая пуля попадает ей в грудь.

— Сука!

По сравнению с ликтором Самойлов огромен, грозен, крепок, но рана забрала его силы. Обозленный, понявший, что проиграл, он решает умереть, убив врага, но не получается.

— Сука!